Стиль объяснений и когнитивная терапия

Таня стала объектом терапевтического лечения в состо­янии очень тяжелой депрессии: в браке дела идут хуже с

128 Мартин Э. П. Зелигман

каждым днем, трое детей, дикие и неуправляемые и т.д. Она согласилась принять участие в испытании действеннос­ти различных видов терапии при депрессии, и ей были про­писаны как лекарства-антидепрессанты, так и когнитивная терапия. С ее согласия беседы с психотерапевтом записыва­лись на магнитофон. В приведенных ниже цитатах курсивом выделены объяснения, которые она сама давала своим про­блемам. Около каждой цитаты мною проставлены числа. Это — оценки ее пессимизма (см.. тест в главе 3). Их значения колеблются в диапазоне от 3 (абсолютно времен­ный, конкретный и внешний характер причин) до 21 (абсо­лютно постоянный, предельно широкий и сугубо внутрен­ний). Каждому индивидуальному критерию придаются зна­чения от 1 до 7, отсюда и предельные значения суммы трех критериев. Сумма от 3 до 8 считается очень оптимистичной, свыше 13 — очень пессимистичной. Метод оценки песси­мизма у людей, которые не могут по какой-либо причине работать с анкетой по стилю объяснения, называется «со­гласованный анализ дословного объяснения» (английская аббревиатура — CAVE) и описан в главе 7. Итак, цитаты из бесед с Таней.

Таня чувствовала отвращение к себе, «потому что я вечно ору на своих детей и никогда не прошу проще­ния» (постоянное, довольно широкое и личное: 17).

У нее нет никакого хобби, «потому что я ничего не умею» (постоянное, широкое и личное: 21).

Ей не удавалось принимать антидепрессанты, «потому что я просто не могу, я не настолько сильная» (посто­янное, широкое и личное: 15).

Танины объяснения носили неизменно пессимистичес­кий характер. Что бы неблагоприятное ни случалось, оно было обречено случаться всегда, разрушить все, что воз­можно, и вообще она лично сама в этом виновата.

Как вы думаете, так вы и чувствуете 129

Как и все люди ее категории, она подвергалась двенад-цатинедельному лечению. Результаты были прекрасными. Ее показатели стали улучшаться уже в первый месяц, и к концу лечения она была совершенно свободна от депрессии. Это не значит, что жизнь у нее сразу стала лучше. Брак ее продолжал разваливаться, дети продолжали безобразничать в школе и дома. Но она стала относиться к своим жизнен­ным проблемам гораздо оптимистичнее. Вот как она теперь рассуждает:

«Мне приходилось ходить в церковь одной, потому что мой мерзкий муж отказывался» (временное, кон­кретное и внешнее: 8).

«Я хожу, как оборванка, потому что детям нужна школьная форма» (вполне временное, конкретное и внеш­нее: 8).

«Он брал все мои деньги со счета и тратил на себя. Будь у меня ружье, я бы его застрелила» (временное, конкретное и внешнее: 9).

Ей было трудно водить машину, «потому что очки у меня недостаточно темные» (временное, конкретное и внешнее: 6).

Если какие-нибудь неприятности и случались (а они случались почти ежедневно), Таня не считала их больше неизменными, всеобъемлющими и происходящими по ее вине. Она стала действовать, чтобы изменить положение вещей.

Что же вызвало столь разительное изменение в стиле объяснений Тани от пессимизма к оптимизму. Лекарства или когнитивная терапия? Была ли эта перемена просто признаком того, что ее депрессия ослабела, или же она была причиной ослабления депрессии? На эти вопросы можно ответить, тем более что Таня была одним из многих паци­ентов, подвергнутых различным видам лечения.

Во-первых, оба способа лечения хорошо себя показали.

130 Ма ртин Э„ 77, Зелигман

И антидепрессанты, и когнитивная терапия хорошо действу­ют при депрессии и по отдельности. Их сочетание работает несколько лучше, чем раздельное применение, но не на­много.

Во-вторых, активным компонентом когнитивной тера­пии является переход в стиле объяснения от пессимизма к оптимизму. Чем больше и квалифицированнее проводилось когнитивной терапии, тем более глубоким был переход к оптимистическому настрою. В свою очередь, чем больше оптимизма — тем слабее депрессия. С другой стороны, лекарства, будучи вполне эффективным средством борьбы с депрессией, не прибавляли пациентам оптимизма. Поэтому логично предположить, что хотя лекарства и когнитивная терапия помогают от депрессии, механизм их действия раз­личен. Лекарства, по-видимому, являются активаторами; они поднимают пациента и выталкивают из ситуации, одна­ко не делают картину окружающего мира более привлека­тельной. Когнитивная же терапия изменяет ваше отношение к окружающему, и этот оптимистический подход окрыляет вас и открывает новые горизонты.

Третий и важнейший вопрос связан с проблемой реци­дива. Насколько постоянным является освобождение от депрессии? К Тане депрессия больше не возвращалась, хотя многим другим пациентам, участвовавшим в этом исследо­вании, повезло меньше. Результаты показали, что ключе­вым в этом вопросе является перелом в стиле объяснения. Было довольно много рецидивов среди пациентов, подверг­шихся чисто медикаментозному лечению, и намного меньше среди тех, кого лечили когнитивной терапией. В целом па­циенты, чей стиль объяснения стал оптимистическим, оказа­лись более стойкими к рецидиву, чем те, чей стиль оставал­ся пессимистичным.

Это означает, что специфика действия когнитивной те­рапии состоит в том, что она делает пациентов более оп­тимистичными. Она предотвращает рецидивы, потому что

Дата добавления: 2015-07-10