Научные языки и метаязыки

Между научным языком и метаязыком всегда существует тесная взаимосвязь. Метаязык служит основой для генезиса научных языков и в общественно-историческом аспекте, и в процессе развития личности конкретного специалиста. В последнем отношении, особенно важном для настоящего исследования, существует ряд опасностей, на которые необходимо обратить особое внимание.

В свое время в ходе этнолингвистических исследований была обнаружена существенная особенность языка, связанная с его генезисом. В 19 столетии часто возникали ситуации образования достаточно больших и компактных сообществ людей, выросших в разных языковых средах, например, законтрактованных в разных странах групп рабочих на плантациях, на строительстве железных дорог и т.д. В такой ситуации члены сообщества не имеют возможностей для систематического изучения и освоения какого-либо общего для них языка. Поэтому они вынуждены были общаться между собой посредством языковых суррогатов, которые получили название пиджин -языков. Как правило, лексический словарь пиджин-языков определяется официальным языком страны или действующей администрации. Однако такие языки отличаются практически полным отсутствием грамматических правил.

Главная особенность ситуации заключается в том, что дети, выросшие в такой "безграмматической" языковой среде, вырабатывают для себя совершенно особый язык. Он обладает практически той же лексикой, что и пиджин-язык, на котором говорят их родители, но имеет вполне развитую грамматику. Такие языки получили название креольских. Лексический словарь креольских языков различен, что позволяет выделить несколько разновидностей: англо-креольские, франко-креольские, испано-креольские языки. Наиболее любопытным фактом является то, что все креольские языки, возникшие независимо в разных местах и в разное время, имеют практически одну и ту же грамматику, которая, однако, принципиально отличается от грамматики базовых языков (английского, французского, испанского).

От обычных языков креольские варианты отличаются существенно меньшей гибкостью и эффективностью — выражение в них сложных в логическом отношении мыслей требует построения чрезвычайно громоздких словесных конструкций. Это позволило ряду исследователей заключить, что у человека имеются врожденные языковые структуры, которые, в отсутствие воспитательного давления, и реализуются в креольских языках. Серьезным подтверждением такой точки зрения является анализ грамматических ошибок детской речи в том возрасте, когда языковые навыки только формируются. Построение слов и предложений в таких "ошибках" полностью соответствует креольской грамматике. В нормальной языковой среде эти ошибки немедленно исправляются родителями или воспитателями, и ребенок постепенно усваивает правильную грамматику базового языка. В безграмматической пиджин-языковой среде такая коррекция невозможна и возникает креольский язык, представляющий собой продукт естественного развития генетически заложенных языковых структур ребенка. Такие результаты позволяют предполагать, что все современные развитые языки выросли в ходе исторического процесса из своих креольских вариантов, грамматически похожих друг на друга.

Аналогичное явление можно наблюдать и в отношении научных языков. Любой развитый научный язык (математический, физический, химический и т.д.) является продуктом длительного исторического развития некоторого общенаучного праязыка, который был характерен для "младенческого" этапа в развитии современных наук. Успешное освоение развитого научного языка требует своеобразного "грамматического давления" — непрерывного воспитательно-коррекционного процесса. При нарушении этого условия учащиеся вырабатывают лишь некий "креольский" суррогат правильного научного языка. Такие суррогаты можно часто наблюдать в среде школьников, студентов и даже аспирантов. Нередко даже встречаются публикации, описывающие, обычно в юмористическом ключе, подобные "языковые ошибки" учащихся. В действительности, однако, такая ситуации чревата весьма большими опасностями, поскольку человек, владеющий только креольским суррогатом научного языка, не способен полностью приобщиться к культурным богатствам, накопленным данной наукой, правильно и эффективно пользоваться ее методами, оценивать ее достижения и возможности.

В ряде случаев в научной жизни можно выделить и ситуации, характерные для возникновения научных аналогов пиджин-языков. Типичный случай — искусственно создаваемые коллективы специалистов разного профиля, собранных для решения некоторой практически важной, но многоплановой проблемы, типа составления разного рода глобальных концепций, комплексных планов, проектов или программ. Это также типично для учебно-воспитательного процесса в современной средней и высшей школе, когда математики, физики, химики, биологи и гуманитарии разных профилей пытаются, каждый своими средствами, воспитать некое единство — "всесторонне и гармонически развитую личность".

Наглядным примером последнего времени являются попытки комплексного решения так называемой экологической проблемы. Отсутствие языкового единства среди биологов, химиков, географов, экономистов и других специалистов, практически занимающихся разными аспектами экологии, приводит к весьма скудным результатам, совершенно непропорциональным затрачиваемым усилиям. В большинстве случаев эти результаты сводятся лишь к тривиальному, по крайней мере, в настоящее время, утверждению, что природу следует беречь и охранять.

Еще один похожий вариант пиджин-языка характерен для специалистов, уже глубоко освоивших один из профессиональных языков, но вынужденно занимающихся проблематикой из совсем другой области. В качестве примера можно привести специалистов по методологии естественных наук. Как правило, родной язык таких специалистов — философский. Однако, вместо решения своих философских проблем с привлечением естественнонаучных данных, они часто пытаются решать собственно научные проблемы: обобщать и систематизировать научные результаты, уточнять смысл научных терминов и понятий, разрабатывать практические рекомендации для ученых-естественников и т.д. Естественным результатом таких намерений является перенос своих языковых навыков в совершенно иную языковую среду, что и вызывает уже не вполне естественный "пиджин-эффект".

Такие специалисты-философы легко заимствуют лексику соответствующего научного языка (например, физического или химического), но, как правило, недостаточно учитывают специфику его грамматики. Характерным примером может служить монография [ Кузнецов В.И. Общая химия. М.: Высшая школа. 1989. 288 с.], в которой на философско-химическом языке разъясняются (причем именно для химиков-профессионалов) "важнейшие законы, теории и проблемы химии в единстве всех основных дисциплин, а также тенденции и пути интенсификации развития химических знаний и химического производства". Дополнительно "в свете новейших научных открытий рассмотрены особенно трудные проблемы — валентности, критериев химического соединения и катализа". Более того, на основании проделанного им анализа, автор рискует делать предсказания "наиболее вероятных направлений революционизирующих научных открытий".

Нельзя, конечно, утверждать, что подобные работы абсолютно бесполезны для профессионалов. Однако, в результате применения неадекватного, и поэтому малоэффективного, языка содержание таких трактатов непропорционально бедно, по сравнению с их объемом, поскольку для более или менее понятного выражения какого-нибудь тривиального научного факта или очевидного утверждения на философско-научном пиджин-языке требуется не менее чем параграф, а то и целая глава.

Похожую ситуацию отмечает в своих лекциях Р. Фейнман, обсуждая принцип относительности: "Есть и другая школа философов. Эти чувствуют себя очень неуютно из-за теории относительности, которая заявляет, что нельзя определить свою абсолютную скорость, не глядя ни на что снаружи. Они восклицают: "Вполне понятно, что никто не может измерить своей скорости, не выглядывая наружу. Само собой очевидно, что бессмысленно говорить о чьей-то скорости, если не глядеть по сторонам. Глупцы были те физики, которые думали иначе. Если бы мы, философы, представляли, какие проблемы стояли перед физиками, мы их давно решили бы чисто мозговым усилием и сделали бы громадный вклад в эту их физику". Эти философы всегда топчутся около нас, они мельтешат на обочинах науки, то и дело порываясь сообщить нам что-то. Но никогда на самом деле они не понимали всей тонкости и глубины наших проблем. Наша неспособность засечь абсолютное движение — это результат опытов, а не итог плоского философствования".

Иной аспект данной проблемы, обусловленный неадекватностью используемого языка, связан с возникновением некоторых псевдопроблем. Так, написаны многие тома, посвященные "философскому анализу" так называемого корпускулярно-волнового дуализма, которому приписывается чрезвычайно важное значение и глубокий научный смысл. В действительности, на собственно физическом (точнее, квантовомеханическом) языке вся эта проблематика выражается посредством двух простых утверждений: 1) вероятность события равна квадрату комплексного числа — амплитуды вероятности, и 2) амплитуда события равна сумме амплитуд альтернативных вариантов его осуществления. Если же эти утверждения попытаться перевести на какой-либо иной язык, например, обыденный, философский или даже язык классической механики, то возникают неразрешимые логические и семантические противоречия, которые и обозначаются термином "корпускулярно-волновой дуализм". Подчеркнем, что сама квантовая механика, пользующаяся специально разработанным и поэтому адекватным ее предмету языком, не содержит никаких противоречий данного типа. Более того, разработка квантовой механики была предпринята с целью избавиться от этого "дуализма", что и было успешно выполнено.

Достаточно очевидно, что знакомство будущих специалистов с подобными текстами, изложенными неадекватным языком, может привести к выработке неэффективного псевдофилософского стиля мышления и нанести заметный ущерб развитию их профессиональных способностей.

Наконец, отметим то обстоятельство, что, несмотря на сложную смысловую структуру, научные термины по необходимости выражаются словами, которые, как правило, заимствуются из метаязыка. Нужно, однако, иметь в виду, что пути исходного слова в метаязыке и аналогичного слова-термина в научном языке неизбежно расходятся. Например, современный термин "температура" в свое время в обыденном языке означал "смесь определенных компонентов в заданных пропорциях", поскольку впервые появился в эпоху представлений о "жидкостях тепла и холода". Термин "диссертация" первоначально был сельскохозяйственным и означал "рассеивание зерна по пашне". На этих примерах ясно видно резкое различие в значениях слов бытового и научного языка. Отсюда видны и опасности, которые могут подстерегать неискушенного человека при попытках самостоятельной интерпретации научных текстов. Для иллюстрации достаточно упомянуть широко распространившиеся в последнее время "новые" разновидности энергии — биологическую, психическую, космическую, астральную и т.д.

Различия между обычными и научными языками более существенны, чем между двумя метаязыками. Так, русский и китайский языки, несмотря на внешне абсолютную непохожесть, представляют собой два варианта одного и того же инструмента, обеспечивающего коммуникацию в человеческих сообществах. Одинаковость назначения обусловливает и большое сходство в устройстве этих инструментов. В частности, именно поэтому существует профессия переводчика и даже возможен машинный перевод обычных (бытовых) текстов на любые другие языки, поскольку две похожие структуры всегда можно адекватно отобразить друг в друга (как, например, группу перестановок S ₃ в точечную группу симметрии C _{3 v}). Эта возможность, конечно, не абсолютна — даже в случае весьма близких языков существуют определенные смысловые различия и оттенки в сходных словах и терминах, которые делают их практически непереводимыми в точном смысле. Так, например, в немецком языке слово "воспитание" (Erziehung) — имеет общий корень со словом "тянуть" (ziehen), тогда как в русском языке — со словом "питать".

Разница между бытовым и научным языком имеет иной характер: при внешне абсолютном сходстве русского бытового и русского научного языков, они принципиально отличаются по своей структуре и назначению. Поэтому "переводчиков" такого рода не существует, и в том числе машинный перевод между этими двумя языками невозможен (две разные структуры не отображаются друг в друга, как, например, идеальный кристалл и идеальный газ). Известна, конечно, профессия "популяризатора", которые как бы разъясняют "простым" людям тонкости современной науки. Однако, на самом деле эта цель недостижима. Так называемые "научно-популярные" книги (например, широко известная библиотечка "Квант") в действительности доступны только специалистам. Их позитивная роль заключается отнюдь не в переводе науки на бытовой язык, а в том, что они рекламируют науку как форму деятельности, ориентируют новые поколения молодежи на то, чтобы посвятить свою жизнь этому занятию. Кроме того, многие книги такого рода, в действительности являются хорошими учебными пособиями, дающими возможность начинающим овладеть основами языка науки и тем самым приобщиться к ее богатствам.

Дата добавления: 2015-07-10