Типы обольстителей 3 страница

Тело и украшения. Если голос может убаюкивать, то тело и его украшения призваны ослеплять. Именно одеяния помогают Сирене создать тот эффект богини, который описан Шарлем Бодлером в эссе «Похвала косметике»: «Женщина права и даже как бы следует своему долгу, когда старается выглядеть магической к сверхнатуральной. Она должна очаровывать и удивлять. Она идол и потому должна украшать себя золотом, дабы вызывать поклонение. Она должна прибегать к любым ухищрениям, чтобы возвыситься над природой, чтобы легче покорять сердца и поражать воображение»*.

Полина Бонапарт, сестра Наполеона, была Сиреной, обладающей гениальным чутьем и вкусом в отношении одежды и украшений. Она сознательно воссоздавала облик античной богини: ее прическа, платье и убранство вызывали ассоциации с Венерой, покровительницей влюбленных. Никто не мог сравниться с ней в богатстве и изысканности гардероба. В 1798 году появление Полины на балу произвело на всех собравшихся ошеломляющий эффект. Она попросила у хозяйки, госпожи Пермон, разрешения переодеться у нее в доме, так чтобы никто раньше времени не увидел ее наряда. Когда она спускалась по лестнице, все застыли в мертвой тишине, потрясенные. Она была одета вакханкой, в волосы, причесанные в греческом стиле, были вплетены золотые гроздья винограда. Греческая туника, расшитая золотом, обрисовывала божественную фигуру. Под грудью вилась ослепительно сияющая золотая гирлянда, пристегнутая роскошными драгоценными пряжками. «Никакими словами не описать всей ее прелести и очарования,— вспоминает герцогиня д'Абрантес.— Казалось, в зале прибавилось света, когда она вошла. Весь облик ее был настолько гармоничен, что гул восхищения, вызванный ее появлением, долго не смолкал, в то время как все остальные дамы были совершенно забыты».

Ocновное, что следует учесть: пусть ваш вид ослепляет блеском и великолепием, но при этом он должен оставаться гармоничным, чтобы никакое роскошное убранство не отвлекало внимания от вас. Облик должен быть полным, ярким, олицетворенной фантазией. К украшениям прибегают, чтобы очаровать и вскружить голову. С помощью нарядов Сирена может придать себе и некоторую сексуальность, порой явную, но не кричащую, а скорее пикантную — в противном случае велик риск того, что ваши намерения будут разгаданы. С этим связана и традиция обнажаться частично, приоткрывая лишь небольшой участок тела, но так, чтобы это возбуждало и будило воображение. В конце шестнадцатого века Маргарита Валуа — королева Марго, печально знаменитая дочь французской королевы Екатерины Медичи, — стала одной из первых женщин, которая ввела декольтированные платья в свой гардероб просто потому, что у нее была самая красивая в королевстве грудь. У Жозефины Бонапарт особенно хороши были руки, и она никогда не забывала позаботиться, чтобы эти руки были открыты для глаз окружающих.

Движение и манеры. В пятом веке до н. э. китайский правитель Ху Чен выбрал среди женщин своего царства самую обольстительную, Сирену Си Ши, которой предстояло погубить его соперника, Фу Чая, правителя царства У. С этой целью он обучил юную женщину всем тонкостям искусства обольщения. Особая роль отводилась умению двигаться грациозно и соблазнительно. Си Ши преуспела в этом настолько, что казалось, будто она в своих нарядных одеждах плывет в воздухе, не касаясь пола. Когда наконец Фу Чай увидел ее, он мгновенно попал в плен ее очарования. Он был поражен грацией Си Ши и ее невиданной походкой, он был пленен ее трепетным обликом, ее манерами, изяществом и непринужденностью. Фу Чай так влюбился, что, забросив государственные дела, позволил своему процветающему царству раздробиться и даже допустил вторжение Ху Чена, уступив ему без борьбы.

Сирена движется неторопливо, с изяществом. Верное поведение, жесты, движения для нее не менее важны, чем правильный голос: они намекают на что-то волнующее, они способны вызвать влечение, обходясь при этом без нежелательной определенности. Сирена кажется томной, расслабленной, как если бы все свое время тратит только на развлечения и любовь. Жестам свойственна определенная двойственность, предполагающая смесь невинности и эротизма. Всё то, что не поддается мгновенной расшифровке, предельно обольстительно, к вашей манере держаться это утверждение применимо в полной мере.

Символ: Вода. Песнь Сирены певуча, мелодична и притягательна, сама же она непостоянная и хваткая. Подобно морю, Сирена притягивает вас, обещая бесконечные приключения и безмерное удовольствие. Забывая и прошлое, и будущее, мужчины устремляются за ней в морские просторы и гибнут в пучине.

Возможные опасности

Ни одна женщина, в какую бы просвещенную эпоху она ни жила, не может чувствовать себя вполне уютно в образе жрицы наслаждений. А клеймо доступности и развязности неизменно ассоциируется с Сиреной, как бы она ни старалась дистанцироваться от подобного имиджа. Клеопатру ненавидели в Риме как египетскую блудницу. Именно это в конечном итоге и привело к ее падению, когда Октавиан и римские войска преисполнились решимости вывести позорное пятно на репутации мужского населения Рима. Мужчины-то, впрочем, нередко проявляют снисходительность, когда речь заходит о репутации Сирен. Чаще опасность кроется в зависти, которую возбуждают они в других женщинах; ненависть Рима к Клеопатре во многом была спровоцирована суровыми и непреклонными матронами города, олицетворявшими его мораль и достоинство. Преувеличив собственную непорочность, представив себя жертвой мужской страсти, Сирена может отчасти смягчить действие женской зависти. Но полностью устранить эту опасность ей едва ли под силу — могущество Сирены кроется во власти над мужчинами, что же до зависти других женщин, то придется научиться принимать ее или игнорировать.

И наконец, последнее: интенсивное внимание, которое привлекает к себе Сирена, может на поверку оказаться весьма раздражающим, если не хуже. Ей может нестерпимо захотеться передышки, перемены — у нее ведь может возникнуть желание привлекать к себе внимание иного, не сексуального характера. К тому же физическая красота блекнет с годами; хотя воздействие Сирены не зависит от красоты лица, после определенного возраста производить общее впечатление становится все труднее. Совокупность этих факторов привела к самоубийству Мэрилин Монро. Нужно быть гениальной Сиреной уровня мадам де Помпадур, фаворитки Людовика XV, чтобы плавно перейти к роли одухотворенной немолодой женщины и продолжать обольщать, прибегая к другим, не телесным чарам. Клеопатра обладала таким даром, и если бы жила дольше, то, несомненно, продолжала бы успешно обольщать еще па протяжении долгих лет. Сирене следует готовить себя к старению, заранее уделяя внимание не столько физическим, сколько психологическим формам кокетства, которые помогут ей сохранить власть даже тогда, когда начнет тускнеть красота.

Повеса

Женщина никогда не чувствует себя в достаточной мере желанной и любимой. Она нуждается в постоянном внимании, а мужчина так невнимателен и нечуток. Фигура Повесы — стержневая женская фантазия: если уж такой желает женщину (неважно, что это мгновение может быть совсем кратким), то ради нее готов отправиться на край света. Он может оказаться вероломным изменником, бесчестным и аморальным, но все это лишь добавляет ему привлекательности. В отличие от обычного, осмотрительного представителя мужского пола Повеса необуздан, несдержан, весь во власти своего чувства — и это восхитительно! В его скверной репутации таится дополнительная приманка: неспроста столько женщин уже пали его жертвами, должна же быть этому причина. Женщины любят ушами, а Повеса — мастер обольстительных речей. Возбудите в женщине скрытые, подавляемые желания, применив коктейль Повесы — гремучую смесь риска и наслаждения.

Пылкий Повеса

Для приближенных Людовика XIV последние годы короля стали тяжким испытанием: состарившись, он впал в неумеренную религиозность, превратился в настоящего святошу и к тому же сделался крайне неприятен в общении. Двор изнывал, жаждал перемен и новых ощущений. Поэтому появление в 1710 году пятнадцатилетнего юнца, который был чертовски хорош собой и весьма обаятелен, произвело сильнейшее впечатление на придворных дам. Имя юноши было де Фонсак, будущий герцог Ришелье (пресловутый кардинал Ришелье приходился ему двоюродным дедом). Он был остроумен и дерзок. Дамы забавлялись с ним, как с новой игрушкой, а он отвечал поцелуями в губы, и его руки блуждали вовсе не там и не так, как полагается рукам неискушенного, невинного мальчика. Однажды эти шаловливые ручки помяли юбки одной не слишком снисходительной герцогини, а та не захотела принять это как должное. Разгневанный король заточил юнца в Бастилию, дабы преподать ему урок. Но дамы не могли долго мириться с его отсутствием: они находили его таким занятным! По сравнению с чопорными кавалерами двора он был так решителен, дерзкий взгляд его глаз прожигал насквозь, а руки, хотя и заходили слишком далеко, заставляли забыть об опасности. Он не знал удержу и был таким обезоруживающе свежим! Придворные дамы вступились за него, и пребывание в Бастилии было сокращено юноше до минимальных сроков.

С тех пор прошло немало лет. Однажды юная мадемуазель де Валуа прогуливалась по парку Парижа со своей компаньонкой, пожилой женщиной, безотлучно находившейся рядом с ней. Отец мадемуазель де Валуа, герцог Орлеанский, был преисполнен решимости защищать свою младшую дочь вплоть до самого ее замужества от соблазнов и соблазнителей двора. С этой целью он и нанял компаньонку, женщину безупречно добродетельную и суровую. В парке, однако, де Валуа увидела молодого человека, и его взгляд проник ей прямо в сердце. Он прогуливался поодаль, но то и дело бросал на нее пылкие, недвусмысленные взгляды. Компаньонка сообщила его имя: это печально известный герцог Ришелье, богохульник, соблазнитель, разбивающий женские сердца. Словом, тот, кого следует избегать всеми силами.

Прошло несколько дней, компаньонка повезла мадемуазель де Валуа в другой парк, но глядите-ка — и тут Ришелье вновь встретился на их пути. На сей раз он был переодет нищим, но его глаза нельзя было не узнать. Мадемуазель де Валуа ответила на его взгляд: отныне в ее пресной, однообразной жизни появилось хоть что-то волнующее. Из-за непреклонности сурового отца ни один мужчина не решался приблизиться к ней. И вот теперь ее преследует такой известный придворный, он предпочел ее всем дамам двора — было от чего прийти в восторг! В скором времени он начал украдкой передавать ей написанные красивым почерком записки, в которых признавался, что безумно влюблен. Она отвечала смущенно, скованно, но вскоре эти записки стали для нее единственным смыслом существования. В одной из них он обещал устроить так, чтобы они могли вместе провести ночь. Девушка прекрасно понимала, что это неосуществимо, поэтому она, решив подыграть ему, легкомысленно ответила согласием на сие безрассудное предложение.

У мадемуазель де Валуа была горничная по имени Анжелика, которая переодевала ее ко сну и спала в смежной комнате. Как-то вечером компаньонка вязала, а де Валуа коротала время над книгой. Отвлекшись от чтения, она рассеянно взглянула поверх страницы на Анжелику, которая направлялась в спальню своей госпожи с ночной рубашкой в руках. В этот момент Анжелика, словно почувствовав на себе взгляд, обернулась и озорно улыбнулась ей — это был Ришелье, переодетый в платье служанки! Де Валуа чуть не вскрикнула от неожиданности, она хотела позвать на помощь, но сдержалась, вовремя осознав, какая опасность ей грозит: если откроется правда, ее родные узнают о письмах, а значит, и о том, что все совершилось с ее согласия. Но что же делать? Она решила пройти в свою комнату и отговорить молодого герцога от рискованной затеи. Пожелав спокойной ночи компаньонке, она проследовала в спальню, но приготовленные слова оказались бесполезными. На ее попытки увещевать Ришелье он ответил ей пламенным взглядом, а затем заключил ее в объятия и закрыл рот поцелуем. Она совершенно растерялась, она не знала, что делать. Его страстные речи, его ласки, опасность всего происходящего — голова у девушки шла кругом, она была побеждена. Чего стоила вся добродетель (читай: вся тоска прежней жизни) в сравнении с одним вечером наедине с этим человеком — самым знаменитым повесой Парижа? И вот, пока дуэнья спокойно вязала, герцог посвящал молодую де Валуа во все тонкости распутства.

Спустя несколько месяцев отец мадемуазель заподозрил, что Ришелье пробил брешь в его линиях обороны. Компаньонка была уволена, меры предосторожности усилены. Герцог Орлеанский и не догадывался, что для Ришелье все эти меры были настоящим вызовом, приключением — ведь подобные испытания составляли смысл его существования. Через подставное лицо он приобрел соседний дом и сделал секретный лаз, который выходил на герцогскую кухню и был замаскирован громадным посудным шкафом. В этом-то шкафу на протяжении нескольких месяцев — пока ему не прискучило — и проходили свидания Ришелье с Валуа.

Эскапады Ришелье были достоянием всего Парижа, так как он видел особую прелесть в том, чтобы предавать их огласке. Не проходило недели, чтобы среди придворных не обсуждали очередную историю. Муж запер свою жену на ночь в комнате наверху, подозревая, что ею заинтересовался герцог; тогда последний, дабы проникнуть к ней, прокрался в темноте по узкой деревянной доске, перекинутой между двумя окнами. Две дамы, жившие в одном доме — одна вдова, вторая замужняя и притом религиозная,— обнаружили, к общему ужасу, что герцог, который постоянно находился в поиске новых ощущений, завел шашни одновременно с обеими: оставляя одну среди ночи, он переходил в спальню к другой. На устроенной ему очной ставке дьявольски красноречивый герцог не оправдывался и не уступал, и в результате, сыграв на уязвленном самолюбии каждой из женщин, для которых невыносимой была мысль о том, что он предпочтет ей другую, он умудрился втянуть их в жизнь втроем!

Шел год за годом, истории о его невероятных победах множились. Женщины соперничали, желая привлечь его внимание: если герцог еще не захотел вас соблазнить, значит, с вами что-то неладно. Оказаться объектом его внимания было мечтой каждой. Одной нравились его храбрость и отвага, другой — учтивость, третьей — умение обвести вокруг пальца ее супруга. Две дамы даже стрелялись из-за него, причем одна была серьезно ранена на этом поединке. Герцогиня Орлеанская, злейший враг Ришелье, однажды написала: «Если бы я верила в волшебство, то предположила бы, что герцог владеет неким сверхъестественным секретом, ибо ни разу я не встретила женщину, способную противостоять ему хоть в малейшей степени».

В обольщении всегда существует дилемма: чтобы соблазнять, план и расчет необходимы, но стоит вашей жертве хотя бы на мгновение заподозрить, что вы что-то замышляете, как доверию между вами приходит конец. А если вы, помимо всего прочего, еще и продемонстрируете умение держать себя в руках, граничащее с хладнокровием, то вместо приязни рискуете внушить страх. Пылкий Повеса виртуозно разрешает эту дилемму. Конечно, он должен уметь планировать и рассчитывать, например, как справиться с ревнивым супругом или преодолеть другое препятствие. Это изматывающий труд. Но природа наделила Пылкого Повесу преимуществом в виде неукротимой энергии либидо. Преследуя женщину, он весь неподдельно пламенеет от желания; жертва ощущает это и загорается в ответ, порой вопреки своей воле. Он мужественно преодолевает ради нее любые препятствия и опасности — так может ли она поверить, что этот бессердечный соблазнитель вскоре бросит ее? И даже если она догадывается, что Повеса неисправимо аморален, это не беспокоит ее: в этом она усматривает слабость. Он не властен над собой, он поистине невольник всех женщин. А в таком качестве он не внушает страха.

Пылкий Повеса преподает нам простой урок: неукротимое желание имеет безграничную власть над женщиной, точно такую же, какую имеют облик и манеры Сирены над мужчинами. Женщина часто недоверчива и способна издалека распознать неискренность или расчет. Но если она ощутит, что целиком владеет вашим вниманием, если она поверит, что ради нее вы готовы на все, она закроет глаза на все остальное или найдет способ простить вам все промахи. Для обольстителя это отменное прикрытие. Главное — не выказывать колебаний, скованности, отпустить тормоза, главное — продемонстрировать, что вы не владеете собой и в этом ваша слабость. И не бойтесь вызвать недоверие у своей дамы: до тех пор, пока она уверена, что вы в плену ее обаяния, она не станет задумываться о последствиях.

Демонический Повеса

Вначале 1880-х годов в аристократическом обществе Рима начали поговаривать о молодом газетчике, приобретающем известность, некоем Габриэле д'Аннунцио. Этот факт был странен уже сам по себе, ведь итальянской аристократии было присуще глубочайшее презрение ко всякому, кто не входил в круг избранных, а газетный репортер, ведущий раздел светской хроники, относился уж просто к самым низам. И в самом деле, родовитые люди почти не обращали на д'Аннунцио внимания. Выходец из среднего класса, он не располагал деньгами, не мог похвастаться и обширными связями. Мало того, многим он казался просто уродливым — невысокий и коренастый, со смуглым, каким-то пятнистым лицом и глазами навыкате. Мужчины находили его настолько непривлекательным, что охотно позволяли ему общаться со своими женами и дочерьми; пребывая в полной уверенности, что их женщины в полной безопасности рядом с этаким чудищем, они рады были отделаться от этого охотника за сплетнями. Да, мужчинам д'Аннунцио был неинтересен, о нем судачили их жены.

Герцогини и маркизы, которых с д'Аннунцио знакомили мужья, находили этого странного человека забавным, но, когда он оставался с ними наедине, его поведение внезапно менялось. В считанные минуты дамы попадали под власть его обаяния. Во-первых, у него был самый изумительный голос, который им когда-либо приходилось слышать — мягкий, низкий. Удивительной была и его манера говорить, отчетливо проговаривая каждый слог, плавная, ритмичная, с певучими, почти музыкальными модуляциями речь. Одна из его знакомых женщин сравнивала голос д'Аннунцио со слышным издалека звоном церковных колоколов. Другие утверждали, что его голос обладает гипнотическим воздействием. Не менее привлекательным было и содержание его речей: каждая фраза полна аллитераций, очаровательных идиом, поэтических образов, не говоря уже о том, что его комплименты способны были растопить даже самое суровое женское сердце. Д'Аннунцио в совершенстве владел искусством тонкой лести. Казалось, ему известны слабости всех без исключения женщин: одну он хвалил за естественность, дарованную природой, другую называл лучшим созданием Творца, третью сравнивал с героиней романа. Сердце несчастной трепетало, когда он живописал ее достоинства и рассказывал, как много она для него значит. Все было полно иносказаний, намеков, все было пропитано любовью — и романтической, и плотской. Ночью она размышляла, восстанавливая в памяти его речи, причем вспоминались не какие-то отдельные слова, потому что он почти никогда и не говорил ничего конкретного, а скорее общее ощущение от них. На другой день он присылал ей стихи, написанные, казалось, специально для нее. (На самом деле он писал десятки очень похожих стихотворений, лишь немного приспосабливая, подкраивая их под очередную жертву.)

Через несколько лет после того, как д'Аннунцио начал работать в разделе светской хроники, он женился на дочери герцога и герцогини Галлезе. Вскоре при поддержке великосветских дам он начал публиковать романы и поэтические сборники. Удивительно не только количество его побед, что примечательное само по себе, но и их уровень — к его ногам падали не только маркизы, но и такие великие актрисы, как Элеонора Дузе, которая помогла ему стать признанным драматургом и литературной знаменитостью. Танцовщица Айседора Дункан, также оказавшаяся в числе подпавших под его обаяние женщин, говорила о его магии: «Может быть, самый выдающийся любовник нашего времени — Габриэль д'Аннунцио. И совершенно не важно, что он маленький, лысый и, не считая тех моментов, когда лицо его так и светится воодушевлением, безобразный. Но стоит ему заговорить с женщиной, которая ему нравится, лицо его преображается, так что он внезапно становится настоящим Аполлоном... Его воздействие на женщин замечательно. Та, с которой он беседует, вдруг ощущает, что воспаряет душой и всем своим существом».

Когда началась Первая мировая война, пятидесятидвухлетний д'Аннунцио вступил в армию. У него не было никакого военного опыта, но все компенсировали склонность к ярким театральным эффектам и жгучее желание доказать свое мужество. Он обучился пилотированию самолета и выполнял опасные, но весьма эффективные боевые задания. Ко времени окончания войны он стал героем Италии с множеством боевых наград. Его бесстрашные вылазки превратили его в любимца нации. После войны, когда он путешествовал по Италии, возле отелей, где он останавливался, собирались толпы народа. Он обращался к ним с балкона, говорил о политике, критикуя тогдашнее правительство. Американский писатель Уолтер Старки, свидетель одного из выступлений, был вначале разочарован внешностью прославленного д'Аннунцио, увидев его на балконе в Венеции: перед ним был карикатурного вида коротышка с совсем не героической внешностью. «Мало-помалу, однако, я с головой погружался в пучину его пленительного голоса, проникающего в мое сознание... Ни одного торопливого жеста, ни одного резкого, отрывистого звука... Он играл на эмоциях публики, как первоклассный скрипач на инструменте работы Страдивари. Глаза тысяч были устремлены на него, словно он обладал даром гипнотического воздействия». Снова и снова лились звуки его удивительного голоса, снова и снова звучали его речи — поэтичные, с глубоким подтекстом, обольстительные, гипнотизирующие людей. Доказывая, что современная Италия может и должна вновь обрести величие Римской империи, д'Аннунцио сочинял лозунги, предлагая толпе скандировать их, или взволнованно бросал в толпу вопросы, требуя ответа. Он льстил слушателям, заставляя их чувствовать себя активными участниками некоего действа. Всё было смутно, неясно и значительно.

На повестке дня тогда стояло определение принадлежности города Фиуме, расположенного на границе с соседним Королевством сербов, хорватов и словенцев. Многие итальянцы считали, что Италия должна аннексировать город в награду за свое участие в недавней войне. Д'Аннунцио активно поддерживал эту точку зрения, и армия, боготворившая своего героя, готова была встать на его сторону, хотя правительство возражало против каких-либо действий. В сентябре 1919 года в окружении вдохновленных им солдат д'Аннунцио возглавил знаменитый поход на Фиуме. Когда по дороге его остановил итальянский офицер высокого ранга, угрожая застрелить, д'Аннунцио распахнул пальто, открыв ордена, и произнес своим магнетическим голосом: «Если вы хотите убить меня, цельтесь сюда!» Ошеломленный офицер замер, а затем разрыдался. Он примкнул к д'Аннунцио.

Когда д'Аннунцио вошел в Фиуме, его приветствовали как освободителя. На следующий день его провозгласили главой Независимого государства Фиуме. Ежедневно он выступал с балкона, выходящего на главную площадь города, без помощи громкоговорителей завораживая своими речами десятки тысяч людей. Он стал инициатором всевозможных празднеств, воскресив традиции, уходящие корнями к Римской империи. Жители Фиуме начали подражать ему, особенно его сексуальным подвигам, город мало-помалу стал превращаться в подобие гигантского борделя. Популярность д'Аннунцио была настолько высока, что итальянское правительство всерьез опасалось похода на Рим. Что ж, вздумай д'Аннунцио предпринять его, поход вполне мог бы оказаться успешным — ведь он пользовался поддержкой армии. У д'Аннунцио были шансы побить Муссолини одним ударом и переменить ход истории. (Сам он был не фашистом, а чем-то вроде эстет-социалиста.) Он, однако, решил остаться в Фиуме и правил там шестнадцать месяцев, пока итальянские власти в конце концов не попросили его из города.

Обольщение — психологический процесс, оно в равной мере затрагивает оба пола, за исключением нескольких ключевых областей, в которых у каждого пола имеются свои, особенные слабости. Мужчины традиционно восприимчивы к зрительным стимулам. Сирена, способная создать для себя правильный внешний облик, соблазнит массу мужчин, неспособных устоять перед ее наружностью. Слабость женщин — слова, речи. Как писала одна из жертв д'Аннунцио, французская актриса Симон: «Можно ли объяснить его победы чем-нибудь, кроме его экстраординарного владения словом и музыкального тембра голоса, поставленных на службу исключительного дара красноречия? Ведь мой пол восприимчив к словам, нас так легко околдовать ими, слыша их, мы страстно желаем подчиниться».

Повеса столь же неразборчив в речах, сколь и в женщинах. Он отбирает слова не по их смыслу, а по тому, насколько они способны внушать, вкрадываться в сознание, вдохновлять, заражать. Речи Повесы — это эквивалент украшений Сирены: мощное воздействие на органы чувств, настоящий наркотик. Есть что-то сверхъестественное, дьявольское в том, как Повеса использует средства языка, ведь он применяет его не ради общения и не для передачи информации, но для того, чтобы внушать, льстить, провоцировать смятение чувств — так Змей в саду Эдема своими речами искушал Еву.

Пример д'Аннунцио обнажает связь между эротическим Повесой, соблазнителем женщин, и Повесой политическим, соблазнителем народных масс. Успех в обоих случаях целиком и полностью зависит от слов. Посмотрите вблизи на разные типы Повесы, и вы убедитесь, что они способны применять нежный яд слов в самых неожиданных областях. Помните: важна форма, а не содержание. Чем меньше ваша жертва задумывается о смысле ваших слов и чем больше концентрируется на тех чувствах, которые они вызывают, тем обольстительнее вы ей кажетесь. Придайте речам возвышенную, духовную, литературную окраску, тем легче вам будет внушить восторг своим неискушенным жертвам.

Но в таком случае что же это за сила, посредством которой соблазняет Дон-Жуан? Это желание, энергия чувственного влечения. В каждой женщине его влечет к себе весь женский пол в целом. Отсвет этой исполинской страсти озаряет и облагораживает ту которую он возжелал, заставляет ее вспыхнуть и засиять одухотворенной красотой. Подобно тому как неистовый пыл энтузиаста способен зажечь и пленить даже случайных слушателей, так и Дон Жуан в каком-то смысле преображает каждую девушку.

Сёрен Кьеркегор, «Или/или»

Ключи к портрету

Поначалу кажется странным, что женщине может понравиться заведомо нечестный человек, к тому же и не помышляющий о браке. Но отчего-то на протяжении всей истории, во всех цивилизациях именно этот тип мужчины пользовался поистине фатальным успехом. Повеса предлагает женщинам то, что воспрещают им нормы, принятые в обществе: безоглядное чистое наслаждение, восхитительную щекочущую нервы игру с опасностью. Общество привычно видит в женщине мягкую и нежную, цивилизующую силу от нее требуют преданности и верности на всю жизнь. Но на поверку брак и любовные отношения часто несут не романтику и преданность, а тягостную рутину и необходимость влачить дни рядом с невнимательным, оскорбительно пренебрегающим ею партнером. В такой ситуации навязываемая роль верной супруги угнетает, заставляет чувствовать себя глубоко униженной. Женщине остается только терпеть и мечтать о встрече с идеальным мужчиной, который отдал бы ей себя полностью, жил бы для нее, даже если это будет продолжаться недолго.

Эта темная, подавляемая сторона женской мечты нашла выражение в легенде о Дон-Жуане. Поначалу легенда эта была мужской фантазией: рыцарь, искатель приключений, способный покорить любую женщину. Но в семнадцатом и восемнадцатом столетиях Дон-Жуан медленно эволюционировал из мужественного авантюриста в более феминизированную версию: мужчины, живущего только ради женщин. Такое развитие образ получил благодаря интересу к этой истории женщин, явившись результатом их подавленных фантазий. Брак для них был формой рабства, скрепленного договором, а Дон-Жуан предлагал любовь как удовольствие, безудержное, ничем не скованное наслаждение. В тот момент, когда его путь пересекается с вашим, он ни о чем и ни о ком не думает, кроме вас. Он желает вас, и желание его настолько сильно, что он своим напором не дает вам времени задуматься или обеспокоиться о последствиях. Возможно, до вас он завоевал тысячи женщин, однако это лишь делает его еще более интересным: лучше пасть ради такого мужчины, чем оказаться для него нежеланной.

Великие обольстители не предлагают умеренных удовольствий, допускаемых обществом. Они вторгаются в сферу подсознания своей жертвы, затрагивают подавленные желания, взывающие об освобождении и раскрепощении. Не воображайте, что женщины — это те нелепые, инфантильные создания, которыми их хотели бы видеть некоторые мужчины. Их, как и мужчин, сильнейшим образом влечет запретное, опасное, даже с некоторым привкусом зла. (Дон-Жуан отправляется в преисподнюю, а в английском языке даже само слово «rake» — повеса — происходит от «rakehell» — сгребающий уголья в аду: чертовщина, очевидно, является немаловажным компонентом этого образа.) Всегда помните: раз уж вы взялись за роль Повесы, то должны передать жертве ощущение опасности и мрака, внушить ей, что она участвует в чем-то исключительном и волнующем, что это шанс выпустить на волю ее собственные подспудные желания.

Основное требование к играющему роль Повесы — умение преодолеть собственную скованность и заразить женщину своей пылкостью, привести ее чувства в такое состояние, когда прошлое и будущее утрачивают значение. Повеса Вальмон (персонаж, списанный с герцога Ришелье) во французском романе восемнадцатого века «Опасные связи» пишет намеченной жертве письма, явно рассчитывая добиться определенного результата. Жертва — госпожа де Турвель — видит его насквозь и не собирается сдаваться, но его письма дымятся такой неподдельной страстью, что ее сопротивление невольно ослабевает. У этого умения есть и дополнительное преимущество: благодаря ему создается впечатление, будто вы неспособны держать себя в руках, а это демонстрация слабости, которую женщины обожают. Целиком предаваясь тем, кого вы обольщаете, вы заставляете их поверить, что вы живете только ради них, и ощущение это отражает истину, пусть даже временную. Пабло Пикассо, Повеса до мозга костей, покорил за долгие годы сотни женщин, и каждая из них чувствовала себя единственной, которую он по-настоящему любит.

Дата добавления: 2015-07-10