Метафилософия истории 21 страница

Энрофа - их физические тела. Каждая стихиаль Арашамфа прошла

через множество воплощений; общую сумму лет существования в

Энрофе можно исчислять для многих из них громадными цифрами,

приближающимися к миллиону. Ландшафт же Арашамфа напоминает

зеленоватые, тихо покачивающиеся языки благовонного негорячего

пламени. Некоторые из них благи, подобно праведникам, и

благосклонны к нам. Они терпеливы, спокойны и смиренномудры.

Иногда между ними совершается нечто торжественное: они

склоняются друг к другу, все в одну сторону. Весь эфирный лес

превращается в тихо сгибающиеся и выпрямляющиеся, друг в друга

переливающиеся пламена; они возносят хором нечто вроде

славословия. В этом принимает участие иногда и слой Мурохаммы:

он являет собой то же зеленоватое пространство, но еще гуще,

темнее, теплее и еще ласковее.

Всякий легко припомнит, как на летней заре или весенним

полднем проносятся тихие ветры, целующие землю. Они целуют

землю с ее травами, нивами и дорогами, деревья, поверхность рек

и озер, людей и животных. Эти стихиали слоя, называемого

Вайита, радуются жизни. Они радуются нам и растениям, водам и

Солнцу, радуются прохладной, горячей, мягкой, твердой,

освещенной или полутемной земле, гладят ее и ласкают. Если же

нам удалось бы увидеть Вайиту собственными очами, нам

показалось бы, что мы погружены в зеленоватые, благоухающие,

играющие волны, совершенно прозрачные, прохладно-теплые, а

главное - живые, разумные и радующиеся нам.

Когда жарким днем окунаешь лицо в траву цветущего луга и

от медовых запахов, от дыхания нагретой земли и листьев

кружится голова, а еле слышные дуновения света и тепла

проносятся над лугами, - это стихиали Вайиты играют и празднуют

вместе с детьми Фальторы - области стихиалей лугов и полей. В

нас не остается ни единого мутного помысла, - может показаться,

что это и есть утраченный рай, пыль "житейского попечения"

сдувается с души чистыми дыханиями и, кроме всепоглощающей

любви к Природе, мы не в состоянии испытывать ничего.

Сквозь бегущие воды мирных рек просвечивает мир воистину

невыразимой прелести. Есть особая иерархия - я издавна привык

называть ее душами рек, хотя теперь понимаю, что это выражение

не точно. Каждая река обладает такой "душой", единственной и

неповторимой. Внешний слой ее вечнотекущей плоти мы видим, как

струи реки; ее подлинная душа - в Небесной России или в другой

небесной стране, если она течет по землям другой культуры

Энрофа. Но внутренний слой ее плоти, эфирной, который она

пронизывает несравненно живей и где она проявляется почти с

полной сознательностью, - он находится в мире, смежном с нами и

называемом Лиурною. Блаженство ее жизни заключается в том, что

она непрерывно отдает оба потока своей струящейся плоти большей

реке, а та - морю, но плоть не скудеет, все струясь и струясь

от истока к устью.

Невозможно найти слова, чтобы выразить очарование этих

существ, таких радостных, смеющихся, милых, чистых и мирных,

что никакая человеческая нежность не сравнима с их нежностью,

кроме разве нежности самых светлых и любящих дочерей

человеческих. И если нам посчастливилось воспринять Лиурну

душой и телом, погружая тело в струи реки, эфирное тело - в

струи Лиурны, а душу - в ее душу, сияющую в затомисе, - на

берег выйдешь с таким чистым, просветлевшим и радостным

сердцем, каким мог бы обладать человек до грехопадения.

Воздействием на человеческую душу с Лиурною отчасти схож

Вланмим- область стихиалей верхних слоев моря. Ландшафт этого

мира - ярко-синий, ритмически волнующийся океан, - такой

нежно-яркой, упоительной синевы в Энрофе не существует, - а

волны его зацветают не пеной, но молочно-белыми ажурными

сферами, похожими на большие цветы: цветы распускаюгся и тают

на глазах, распускаются и снова тают. Стихиали Лиурны -

женственной природы, Вланмима - мужской, но это не имеет

никакого отношения к размножению, хотя соединение реки с морем

есть выражение любви стихиалей этих двух миров между собою.

Вланмим тоже способен делать нас более мудрыми и чистыми, но он

открыт снизу воздействиям мрачных стихиалей морских глубин -

Нугурта, а потому он суровее. Воздействие его заметно на

душевном складе и даже физическом облике людей, повседневно

соприкасающихся с ним, хотя бы и за порогом своего сознания: на

рыбаках и, отчасти, моряках. На последних, впрочем, слишком

заметна печать еще других, не светлых стихиалей: хозяев Нугурта

- с одной стороны, Нибрусков и Дуггура - стихиалей больших

портовых городов - с другой. Рыбаки же получили от излучений

Вланмима черту, отличающую их от остального народа: сочетание

чистоты, мужества и грубоватой, немного жестокой силы с детскою

цельностью души.

Повсюду над землей и морями простерт Зунгуф- область

стихиалей воздушной влаги, творящих облака, дождь, росу и

туман. Зунгуф не отделен определенной границей от Ирудраны-

области стихиалей, чья деятельность проявляется в Энрофе

грозами, отчасти ураганами; оба эти слоя переливаются друг в

друга, как и их существа. Приоткрывается тот самый трансмиф,

что брезжил в древних мифологемах народов, вызывая в их

творческом воображении титанические образы громовников: Индра,

Перун, Тор. О, если бы древние, привнося в эти образы, как и во

все, человеческие черты, могли знать, как бесконечно далеки эти

существа от малейшего сходства с человеком! - И когда струи

ливня обрушиваются на землю и бурные, веселые дети Зунгуфа

ликуют, то припадая к земле и поверхности вод, то отпрядывая

вверх, в бурлящий водяной стихией воздух - выше, в Ирудране,

бушуют рати существ, не похожих на Тора и Индру ничем, кроме

веселой воинственности: для них гроза есть творчество, а ураган

- полнота их жизни.

Если при легком морозце тихо падает мягкий снежок или если

деревья и здания стоят, убеленные инеем, бодрая, резвая, почти

восторженная радость, которую испытываем мы, свидетельствует о

близости дивных стихиалей Нивенны. Белые просторы, безгрешные

особою, невыразимой чистотой, - вот что такое Нивенна, страна

стихиалей инея, падающего снега, свежего снежного покрова.

Резвящиеся в нездешнем веселии, похожем на веселость эльфов,

они укрывают возлюбленную землю своей фатой. Почему такая

радость жизни пронизывает нас, когда мириады бесшумных белых

звезд тихо опускаются вокруг? И почему, когда мы видим леса или

городские парки, убеленные инеем, мы испытываем чувство,

соединяющее в себе торжественность и легкость, прилив жизненных

сил и восхищение, благоговение и детский восторг? А тех из нас,

кто сохранил в душе вечно детское начало, стихиали Нивенны

любят особенно нежно, они приветствуют его и пробуют с ним

играть: даже возбуждение, мальчишеский азарт, быстрый бег крови

в жилах у ребят во время игры в снежки или катания на салазках

с гор, для них приятны.

С Нивенной соседствует суровый и хмурый Ахаш,- связанный с

полярными областями нашей планеты слой арктических и

антарктических стихиалей. Ахаш обладает космической

протяженностью, из него виден Млечный Путь. В соответствующие

времена года границы обеих полярных зон придвигаются к

тропикам.

Необузданная душа этих существ, с ее склонностью к

переходам от кристально ясного созерцания к неистовству, с ее

порывами строить целые миры из трансфизических льдов, с ее

любовью взирать, глаза в глаза, в бездонные провалы

метагалактики - наложила разительную печать на воспринимаемую

всеми нами природу полярных бассейнов. Когда обращение Земли

вокруг Солнца вызывает в северном полушарии наступление зимы и

делает доступными для стихиалей Ахаша обитаемые людьми области

материков, они вторгаются туда, увлекая за собой физические

массы арктического воздуха, воинствуют метелями и буранами по

полям и тайге, ликуют в вышине антициклонами. Они не видят

Энрофа так, как видим его мы. Они не воспринимают зрением также

и человека. Но есть среди них более хищные и душевно холодные,

как андерсеновская Снежная Королева, - они опасны для человека;

есть и другие, улавливающие атмосферу души тех из нас, кто

родственен им мужеством, удалью и бесстрашием. Таких они могут

любить странною, несоизмеримою с нами любовью. Они баюкают его

на своих снежных коленях, открывают ему пути в глубину своих

стран, показывают ему жуткое великолепие физических покровов

своего царства и, не соразмерив своей грандиозности с нашей

телесной малостью, готовы укутать его белым саваном под песни

вьюг.

И подобно тому, как обладает космической протяженностью

пространство Ахаша, обладают ею и два последних слоя стихиалей:

Дирамн, связанный со стратосферным воздушным океаном пояса

низких температур, и Сианна- мир, просвечивающий внутреннему

зрению сквозь те высокотемпературные зоны, которые объемлют

нашу планету на большой высоте. Однако обитающие там стихиали

столь огромны и столь чужды нашему душевному складу, что понять

их сущность чрезвычайно трудно. Они светлы, но опаляющим,

грозным светом. Только уже взошедшему на исключительную высоту

человеческому духу возможен доступ в их царство.

Такова сакуала Малых Стихиалей. Малых - конечно не в

сравнении с людьми, - многие из них гораздо могущественнее

отдельного человека, - но в сравнении с сакуалою других, с

восходящей лестницей Стихиалей Верховных, с рядом подлинных

планетарных божеств. Это властелины. Малые стихиали радостно

трепещут от их дыхания. Большинство из них - прекрасные,

высокоблагие существа невыразимого величия. Но о ландшафтах

этих слоев говорить почти невозможно как и о форме этих великих

существ: каждый из них присутствует одновременно во множестве

точек своего слоя.

"Царь Благословляющих Крыльев", Ваюмн, воплощенный дух

воздушного океана, распространяет свое владычество от крайних

пределов атмосферы до самых глубоких пропастей. Его, брата

"Царя Оживляющих Вод" Эа (кажется, его другое имя Вларол),

почитали еще греки под именем Посейдона, римляне под именем

Нептуна, но глубже всего поняли благость и космичность его

существа вавилоняне, почитавшие хранителя и хозяина мировых вод

великолепным культом. Оба духа несут вечную стражу у истоков

жизни на всей земле - не только в Энрофе, но и во многих других

сакуалах. Оба древни, как вода и воздух, и безгрешны, как они.

Еще древнее третий из братьев - Повурн, "Царь Пылающего

Тела", ибо под верованиями в Плутона и Яму древних таится

глубочайшая реальность. Этот устрашающий властелин подземных

магм не есть слуга Гагтунгра; однако его преображение

предстоит, кажется, позже всех, в конце второго зона.

Есть и четвертый великий брат, младший: Заранда,

воплощенный в своем иноматериальном слое - "Царь всех животных

царств". Трагическая история животного царства в Энрофе

наложила отпечаток глубокой, воистину мировой скорби на его

лик. И как ни объясняли бы историки символику египетского

сфинкса, метаистория всегда будет видеть в нем эмблему того,

кто совмещает в себе природу Великого Зверя с мудростью выше

человеческой.

Верховных стихиалей - семь. Две божественные сестры делят

между собой остальные сферы могущества: Эстира, "Царица Вечного

Сада" - госпожа растительных царств Шаданакара, и Лилит-

"Всенародная Афродита" всех человечеств.

Значение Лилит в нашем существовании необозримо велико.

Как и у всех Верховных Стихиалей, мир ее обитания несоизмерим

ни с какими нашими формами и неописуем, а ее собственный облик

необозрим. Ее иноматериальное тело единоприсутствует во

множестве мест ее слоя, и лишь в отдельных случаях она

принимает образ, который может быть воспринят духовным зрением

человека. Хотя я не знаю механизма этого процесса, но знаю, что

без участия Лилит невозможно формирование ни одного тела в

мирах плотной материальности: исключение составляют животные,

виды которых формируются Зарандой. Во всех же остальных

царствах эта деятельность выполняется Лилит: она формирует цепь

рода как в человечестве Энрофа, так и у даймонов, и в мирах

демонических - у раруггов и игв, и у обитателей Дуггура. Каждое

плотноматериальное тело, создаваемое при ее участии в мирах

темных, есть каррох.

Вот почему она заслуживает вполне наименование ваятельницы

нашей - и не только нашей - плоти. Потому же с ее бытием и

воздействием неразрывно связана у человека сфера половых

чувств. Она ли сама или ее кароссы, но это начало всегда

надстоит над всяким актом человеческого соития, и пока плод

вынашивается во чреве, она всегда здесь.

Некогда, в глубочайшей древности, эта стихиаль стала

супругою Первоангела - того величайшего Духа, что сделался

Логосом Шаданакара. Это было во времена творения ангельских

слоев, и Лилит стала праматерью этого первого человечества. Но

Гагтунгр сумел проникнуть в мир Лилит, и ее тончайшее

материальное тело восприняло в себя некий демонический элемент.

Это была катастрофа. С тех пор все цепи рода, формируемые ею,

будь то в мирах титанов, даймонов или людей, воспринимают в

себя нечто от этого элемента. Еврейская мистика знает термин

"эйцехоре" - семя дьявола в человеке. Попробуем пользоваться им

для обозначения этого проклятого семени и в человеке, и в самой

Лилит, несущей его в себе по сей день, и в ее кароссах.

Монадой и всей полнотой сознания обладает только Лилит: ее

локальные проявления, кароссы, в том числе и Дингра России, при

всей своей мощи и вековой устойчивости, имеют лишь эквивалент

сознательности и лишены монад. Этим ваятельницам физической

плоти народов мы обязаны, между прочим, теми, подчас явными,

иногда почти неуловимыми чертами сходства, видимого физического

родства, которыми отмечена масса индивидуальных обликов

какого-либо народа. Известно, что в античной древности, на

Кипре, культ богини любви распался в свое время на две

противоположности: возвышенный культ Афродиты Урании, духовной,

творческой, поэтизируемой и поэтизирующей любви, и культ

Афродиты Пандемос, что можно приблизительно перевести

выражением "Афродита Всенародная". Он широко разлился в

народных низах, проявляясь в оргиастических празднествах и

благословляя разврат как священную дань богине. Аналогичный

процесс раздвоения и поляризации когда-то слитных начал знают и

некоторые другие культуры. Еще больше таких культур, где взору

историка отчетливо предстает уже более поздний этап: культ

разврата и хаотическое смешение демонического и стихиального

элементов под лживой личиной божественного. Ритуальная

проституция в Ханаане, Вавилонии, Индии и других странах -

явление этого порядка. Над подобными институтами, над радениями

оргиастических сект, над массовыми совокуплениями и доныне

надстоят кароссы наций или сверхнародов. Ясно также, что такие

явления не могут обойтись без вмешательства лунной демоницы и

темных сил Дуггура. Но когда в борьбе с теми, кто грозит

уничтожением физического существования народа, его демиург

изыскивает пути к созданию могучего и воинственного защитника,

он принужден сходить к кароссе и сочетаться с ней. Проклятое

эйцехоре неминуемо входит в их общее порождение, и отравленная

плоть кароссы создает двойственное чудовище. Таково

происхождение всех первых членов в каждом роде уицраоров.

Освобождение каросс и самой Лилит от эйцехоре будет возможно,

по-видимому, лишь во втором зоне.

Первая и последняя из Верховных Стихиалей - мать всем

остальным, и не только им, но и всему, существующему в

Шаданакаре: всякой стихиали, всякому зверю, человеку, даймону,

ангелу, демону и даже великим иерархиям. Неоскудевающее лоно,

она есть то, что творит эфирные тела всех существ, а в творении

их астральных тел участвует наряду с их личными монадами. Ей

свойственна неистощимая теплая любовь ко всем, даже к демонам:

она тоскует и скорбит о них, но прощает. "Мати" называют ее

все, даже ангелы мрака и чудовища Гашшарвы. Она любит всех, но

благоговеет лишь перед наивысшими иерархиями Шаданакара, в

особенности перед Христом. Оплодотворяет же ее Солнце: и в

Энрофе, и в собственном неописуемом мире ее оплодотворяет этот

великий, ослепительный дух. Людей, их душевное состояние, их

внутренний образ она воспринимает, она слышит, она отзывается

на призыв нашего сердца, отвечает через природу и любовь. Да

благословится ее имя! Ей можно и должно молиться с великим

смирением.

Да благословится дочь Земли и Солнца, прекрасная Луна, и

трижды благословится Солнце. Все мы когда-то пребывали - и

будущим нашим телом, и будущей нашей душой, вместе со всем

Шаданакаром - в его пречистых недрах. О великий бог-светоносец!

Тебя славили в храмах Египта и Эллады, на берегах Ганга и на

зиккуратах Ура, в стране Восходящего Солнца и на далеком

Западе, на плоскогорьях Анд. Мы любим тебя все, и злые, и

добрые, мудрые и темные, верующие по-разному и неверующие, -

те, кто чувствует твое сердце, неизмеримое в своей благости, и

те, кто просто радуется свету твоему и теплу. Твоя

ослепительная Элита уже сотворила в Шаданакаре лестницу

лучезарных слоев и по ней изливает ниже и ниже, в миры ангелов,

в миры стихиалей, в миры человечества каскады духовных благ.

Прекрасный дух, зачинатель и отец всякой плоти, зримый образ и

подобие Солнца Мира, живая икона Единого, позволь и мне влить

никому, кроме тебя, неслышный голос во всеобщую тебе хвалу.

Люби нас, сияющий!

ГЛАВА 3. ОТНОШЕНИЕ К ЖИВОТНОМУ ЦАРСТВУ

Мы сами часто не осознаем, что утилитарный угол зрения на

все существующее стал для нас чем-то вроде нашего второго Я.

Все на свете расценивается исключительно сообразно тому, в

какой мере оно полезно для человека. Но если нам давно уже

кажется диким тот историко-культурный провинциализм, который

возводится в политическую теорию и именует себя

"национализмом", то космический провинциализм человечества

покажется столь же смешным нашим потомкам. Легенда о "венце

мироздания", это наследие средневековой ограниченности и

варварского эгоизма, должна будет, вместе с господством

покровительствующей ей материалистической доктрины развеяться

как дым.

Приходит новое мироотношение: для него человек есть

существо в грандиозной цепи других существ, он совершеннее

многих, но и ничтожнее многих и многих, и каждое из этих

существ имеет автономную ценность, безотносительно к его

полезности для человека.

Но как же эту ценность определить в каждом конкретном

случае? какой критерий для этого взять? какую иерархию

ценностей установить?

Можно констатировать прежде всего, что ценность,

материальная или духовная, какого-либо объекта, материального

или духовного, возрастает вместе с суммой усилий, затраченных

на то, чтобы он стал таким, каков он есть. Конечно, когда мы

применяем этот принцип к оценке живых существ, мы легко

убеждаемся, что подсчитать сумму этих усилий для нас

невозможно. Но возможно другое: возможно отдавать себе отчет в

том, что чем выше ступень, достигнутая существом на космической

лестнице, тем сумма затраченных на это усилий (его личных,

природы или Провиденциальных сил) должна быть больше. Развитие

интеллекта и всех способностей человека, отличающих его от

животного, потребовало неимоверного количества труда - и его

собственного, и Провиденциальных сил, - сверх того труда,

который был затрачен ранее на возведение животных от простейших

форм до высших. На этом и основывается космическая иерархия

ценностей, насколько мы можем ее понять. Из нее следует, что

ценность инфузории меньше ценности насекомого, ценность

насекомого меньше ценности млекопитающего, ценность этого

последнего еще далека от ценности человека, ценность человека

невелика сравнительно с ценностью архангела или демиурга

народа, а ценность этого последнего, при всем ее масштабе,

теряется рядом с ценностью Владык Света, демиургов Галактики.

Если взять этот принцип изолированно, можно сделать вывод

о фактической безответственности человека по отношению ко всем,

ниже его стоящим: раз его ценность выше, значит, ему самой

природой указано пользоваться их жизнями так, как ему это

полезно.

Но никакой этический принцип не должен рассматриваться

изолированно: он не самодовлеющ, он - частность в общей системе

принципов, определяющих ныне бытие Шаданакара. Противовес

принципу духовной ценности можно назвать принципом

нравственного долга. На стадиях ниже человека и даже на ранних

стадиях человечества этот принцип еще не был осознан; теперь же

его можно формулировать с точностью уже довольно значительного

приближения. Вот эта формула: начиная со ступени человека, долг

существа по отношению к ниже стоящим возрастает по мере

восхождения его по дальнейшим ступеням.

На первобытного человека уже возлагался долг по отношению

к приручаемым животным. И не в том он состоял, что человек

должен был их кормить и охранять: это был еще простой обмен,

долг в низшем, материальном, а не в этическом смысле, потому

что за корм и кров человек брал у домашнего животного либо его

труд, либо молоко и шерсть, либо даже его жизнь (в последнем

случае он, конечно, уже нарушал естественную пропорцию обмена).

Этический же долг первобытного человека заключался в том, что

он был должен то животное, которое приручал и которым

пользовался, любить. Древний наездник, питавший глубокое

чувство к своему коню, пастух, проявлявший к своему скоту не

только заботу, но и ласку, крестьянин и охотник, любивший свою

корову или собаку, - все они выполняли свой этический долг.

Этот элементарный долг оставался общечеловеческой нормой

до наших дней. Правда, отдельные высокие души, те, кого мы

называем праведниками, а индусы называют более точным словом -

махатма, высокий духом, - понимали новый, гораздо более высокий

уровень долга, естественно вытекавший именно из их духовного

величия. Жития святых полны рассказами о дружбе иноков и

отшельников с медведями, волками, львами. В иных случаях это,

может быть, легенды, но в других факты этого рода

запротоколированы исторически точно, например - в

свидетельствах о жизни св. Франциска Ассизского или св.

Серафима Саровского.

Разумеется, подобный уровень долга по отношению к животным

свойственен лишь ступени святости: уделом большинства

человечества он не может быть так же, как и три тысячи лет

назад. Но три тысячи лет - срок немалый. И ничем не оправдан

тезис, будто мы и теперь обречены оставаться на том же уровне

примитивного долга, что и наши далекие предки. Если человек,

блуждавший в тесном и мутном анимистическом мире, уже мог

любить своего коня или пса, для нас это, по меньшей мере,

недостаточно. Неужели колоссальный путь, проделанный нами с тех

пор, не обязывает нас к большему? Разве мы не в состоянии

любить и тех животных, от которых не получаем непосредственной

пользы, - диких животных, по крайней мере, тех из них, которые

не приносят нам вреда?

Тем, что мы условно называем шельтами или, если угодно,

душами, то есть тончайшим иноматериальным покровом, созданным

для себя бессмертной монадой, обладают все существа, включая

инфузорию: без шельта невозможно никакое материальное

существование, как без монады невозможно никакое существование

вообще. Но монады животных находятся в одном из миров Высокого

Долженствования - в Каэрмисе, души же совершают длительные пути

по восходящей спирали сквозь особую сакуалу, состоящую из

нескольких слоев. Они воплощаются здесь, в Энрофе, но

нисходящего посмертия у многих из них нет. Закон кармы довлеет

и над ними, но для них он другой; развязывание узлов происходит

только в Энрофе, на путях бесчисленных инкарнаций в пределах

класса, с чрезвычайною медленностью.

По начальному замыслу Провиденциальных сил, Энроф был

предназначен именно для животного царства, то есть для

множества монад, сходивших своими шельтами сюда для того, чтобы

приступить к великому творческому деянию: просветлению

материальности трехмерного слоя. Вмешательство Гагтунгра

исказило этот замысел, усложнило пути, изуродовало судьбы,

ужасающим образом растянуло сроки. Достигнуто это было главным

образом тем, что с самого начала органической жизни в Энрофе

она была подчинена закону взаимопожирания.

Почему так очаровательны, так милы детеныши почти всех

животных? Почему, не говоря уже о волчатах и львятах, даже

поросята и маленькие гиены не вызывают в нас ничего, кроме

доброго и трогательного чувства? Потому что проявление

демонического начала в животном начинается лишь с той минуты,

когда ему приходится вступить в борьбу за жизнь, то есть

подпасть закону взаимопожирания. Маленькие звереныши Энрофа

напоминают те образы зверей, которыми они обладали в смежном

мире, откуда впервые попадали в Энроф. Даже змеи в том слое

были прелестными существами, веселыми, очень резвыми. Они

танцевали, славя Бога. И еще прекраснее, разумнее и мудрее они

должны были бы стать в Энрофе, если бы не Гагтунгр.

Его деятельность провела между двумя половинами животного

царства резкую черту. Одну половину ему удалось демонизировать

очень сильно, поставив духовному развитию этих животных крайне

низкий потолок тем, что они могли существовать не иначе, как за

счет своих собратьев. Вообще, хищное начало демонично по своей

природе, и в каком бы существе мы его ни встретили, это значит,

что демонические силы уже основательно поработали над ним.

Другая половина животного царства была предназначена в жертву

первой. Хищное начало не было в нее заброшено, эти виды

ограничились растительною пищей, но прозябание в условиях почти

непрерывного бегства или прятания от опасностей страшно

затормозило их умственное развитие.

Цель просветления трехмерной материальности продолжала

стоять перед Провиденциальными силами. Так как животное царство

оказалось к этому неспособным, по крайней мере на обозримый

вперед отрезок времени, были созданы предпосылки к тому, чтобы

из него выделился один вид, могущий скорее и успешнее

справиться с этой задачей. Выделение этого вида имело характер

стремительного рывка вперед. При этом тот родительский вид, от

которого отделился новый, прогрессирующий, послужил ему как бы

трамплином для прыжка. И чем стремительнее был рывок вперед

человеческого рода, тем дальше откатился назад родительский

вид, служивший трамплином. Позднее этот вид сформировался в

отряд обезьян - трагический образец регресса. Таким образом,

наш скачок от зверя к человеку был оплачен остановкой развития

бесчисленного множества других существ.

Животные демонизированы тем сильнее, чем более они хищны.

Конечно, эта демонизация ограничивается их шельтами и более

плотными материальными облачениями: монаду она затронуть не

может. Но демонизация шельта может достигать ужасающих степеней

и вызывать страшнейшие последствия. Достаточно вспомнить то,

что произошло со многими видами из класса пресмыкающихся.

Мезозойская эра ознаменовалась тем, что этот класс, достигший к

тому времени гигантских форм, был рассечен пополам: одна

половина, оставшаяся травоядной, получила в дальнейшем

возможность развития в других слоях, и теперь имеется некий

Дата добавления: 2015-07-10