Оптина пустынь.

21 октября Мария Ивановна уехала поездом в Оптину - принимать схиму. Ночью (накануне отъезда) она приснилась Сергею Гусельникову и сообщила, что едет в Оптину пустынь постригаться в схиму. 16 декабря, Мария Ивановна уехала из Самары в Оптину.

За все время пребывания в Оптиной пустыни матушка Мария лишь один раз побывала в монас­тырском скиту, где раньше жили великие оптинские старцы. Случилось это незадолго до ее смерти. Однажды она попросила свою келейницу, монахи­ню Евгению, отвести ее в скит. Пришли они туда, вошли в скитские ворота, пошла старица по скитс­кой земле — а идет как-то странно, словно через ка­кие-то невидимые преграды перешагивает. «Ма­тушка, — говорят ей, — дорожка-то ровная». — «Свя­тая земля... — ответила старица. — Полно стариков лежит... Здесь будем стоять у Престола в белых ру­бахах». Сказала это — и попросила снова вести ее в монастырь. Словно за этим только и приходила.

Матуш­ка жила на «подсобке» возле монасты­ря, к ней почти никого не пускали, а сама она вы­ходила только на службу в храм.

Большой и сложный «организм», коим является Оптина пустынь с трудом на­шел уголок для Божьего человека. За время ее жиз­ни в обители она то и дело переезжала с места на место — жила и на «подсобке» и в монастыре в раз­ных кельях. Однажды ей даже пришлось доволь­ствоваться только что отремонтированной кельей, где стоял удушливый запах еще не высохшей крас­ки. Всякое было. Но старица спокойно переносила все эти житейские неурядицы. И только в 1999 году доброхоты приобрели для матушки уютный неболь­шой домик возле монастыря, где она и провела пос­ледний год своей жизни. («Этот дом Божья Матерь подарила», — говорила о нем старица).

Матушка жила по «уставу» данному лично ей Самой Царицей Небесной. С такими людьми всегда «неудобно». Ибо они – исключение из правил, по которым живет монастырь и без которых жить просто не может.

«Со святым жить нелегко» - пишет архимандрит Софроний в книге про старца Силуана. А тут не просто «святая», но еще и юродивая, слаженная; человек, сознательно отказавшийся от земного разума, чтобы стяжать «ум Христов». Старица схимонахиня Сепфора, до матушки Марии «окормлявшая» Оптину гово­рила, что старица, которая придет в монастырь после нее, «будет больше» ее. Говорила это о матушке Ма­рии. Но сама схимонахиня Сепфора жила все же в окрестном селе Клыкове и прямо не соприкасалась с «монастырскими буднями» — помогала обители со­ветами и молитвой все же со стороны.

Мария Ивановна, приехав в Оптину пустынь, вскоре поспешила в Клыково — и там «полежала» на коечке старицы, тем самым показывая преем­ство. Она тоже могла бы вполне устроиться там, в уже намоленном уголочке, но предпочла жить в самом монастыре и, соответственно, была готова к тому, что далеко не все там пойдет гладко...

Монастырь ведь не только духовный центр, но еще и «организация». И с этой «организацией» матушка вряд ли рассчитывала поладить. Ведь при­ехав в Оптину, она тем самым создала еще один «центр власти» — особенно сильный потому, что эта власть зиждется на авторитете старчества, а в Оптиной пустыни, этой «старческой обители» автори­тет этот традиционно очень высок. Сглаживать воз­можность конфликта между руководством обите­ли и старицей был волею обстоятельств поставлен авторитетный в монастыре игумен Антоний (Гаврилов). Сам он родом из Самарской области, как и матушка. Хорошо знал ее жизненный путь, особенности ее духовного служения. Кому как не ему, заместителю духовника обители, осуществлять связь между двумя столь разными по своей природе, но столь важными для Церкви «ветвями власти»... И с этой задачей он в целом справился. Хотя и сам признавался позднее (летом 2000 года), что не всегда делал все, что было в его силах, чтобы пребывание в монастыре матушки Марии было менее «конфликтным». Он и присутствовал на отпевании старицы в Вышнем Волочке как представитель монастыря, постриженкой которо­го являлась матушка. «Я ниточку протянула из Самары в Оптину», — говорила нам старица. И по этой «ниточке» к ней в монастырь устремились многие ее духовные чада. Оптина стала вдруг нам родной. Матушка принимала «своих» в монастыре с любовью. Но все же чувствовалось, что в ее жиз­ни, ее служении наступил совершенно новый этап. И переезд в Оптину (как и двумя годами раньше переезд из Кинель-Черкассов в Самару) не просто географическое перемещение (за весь мир она мо­лилась уже давно!), но совсем иной масштаб, иное измерение. Наступил последний период уже все­российского служения. Если раньше она говорила нам: «Я — самарская» — то теперь могла бы сказать не «я — оптинская», а иначе: «я — российская». Оптину пустынь матушка называла «аптека». Трудно понять прикровенный «язык» блаженной. Но можно предположить, что в этом случае за зву­ковой ассоциацией для матушки скрывалось нечто большее: в Оптиной пустыни — этой духовной «ап­теке» современной России — вырабатывается столь необходимое «лекарство от греха» разъедающего наши души.

«В Оптиной пустыне много семян, много хлеба», - не раз говорила матушка, то есть монастырь живет,молится, участвует в великой битве за Россию. Она и приехала сюда, как солдат на передовую, желая быть на переднем крае этой духовной брани. При­ехала помочь монастырю, приехала, чтобы продол­жать свое пророческое служение уже не среди мира, а в монашеской среде — этом передовом от­ряде воинов Христовых. Приехала именно воин­ствовать, а не пребывать пусть даже и на трижды заслуженном отдыхе... Схима нужна была ей, как кольчуга для воина, как броня — чтобы еще отваж­нее ринуться в самую гущу схватки. Многие в монастыре ее приняли именно так, как должно — как Божьего человека, как старицу, как пророка. А ведь сказано: «Кто принимает пророка во имя пророка, тот получает награду пророка». Значит, в святых стенах обители, где остались ее верные духовные чада, со временем поднимутся новые большие подвижники православия. Посеянное не­пременно взойдет, и Оптина пустынь по-прежнему останется великой старческой обителью. Слишком свята эта земля для того, чтобы на ней не прорас­тали великие всходы.[1]

Дата добавления: 2015-07-10