Блокадный Ленинград

Я родился в Ленинградской области, на станции Котлы, в семье железнодорожников. Отец, Петров Василий Иванович, работал на Октябрьской железной дороге. До войны я, мать, Надежда Васильевна, отец и мой старший брат Анатолий жили в Копорье, затем на станции Курголово за Усть-Лугой, где железнодорожный мост соединял Кургальский полуостров. Курголово – небольшая станция, рядом с ней был гарнизон военных летчиков, туда же приходили бригады морской артиллерии. Во время войны с Финляндией использовались артиллерийские системы в боевых действиях. Во время Великой Отечественной войны их вывели в район Лебяжья в целях безопасности.

В 1940 году отца перевели на участок форта Красная Горка. А мы остались в Курголово, там у нас была квартира, хозяйство: огород, скотный двор. Мы с братом ходили в школу в деревне Вейна.

Когда началась война, то работники железной дороги тоже стали считаться военнообязанными. Семьи железнодорожников стали эвакуировать. Я первым переехал в форт Красная Горка, затем мама с братом. Все хозяйство бросили, квартиру закрыли, взяли только самое необходимое: одежду, постельные принадлежности. С конца июля в форт привозили много раненых из под Нарвы и Кингиссепа, где шли ожесточенные бои. Санитарные поезда «летучки» вывозили раненых вглубь страны. Мы помогали раненым, носили воду, расспрашивали о том, как солдаты получили ранение. Некоторые были доставлены с передовой даже с оружием. Кого-то ранили случайно, кто-то получил ранение при артиллерийских обстрелах. Никто не говорил, что немцы нас осилят.

В конце августа немцы были в районе Копорья. Началась эвакуация гражданского населения с форта. Мы должны были выехать вглубь страны на восток. Через Лебяжье шел большой поток беженцев, они предвигались вдоль шоссейных дорог. В Лебяжье проходило формирование эшелонов. Двадцать восьмого августа ушел эшелон, ему удалось вывезти людей за линию фронта. Мы выехали на следующий день, но немцы уже перерезали дорогу, мы застряли в Лигово. Противник подходил в район следования эшелонов. Через три дня удалось прорваться в Ленинград. Сначала мы были на товарной станции Финляндская сортировочная. Потом нас перевезли в Озерки-Парголово.

Первые бомбежки начались, когда стояли на сортировочной станции, рядом были бомбоубежища, но нам хотелось смотреть на самолеты.

В бомбоубежище было не по себе, все стены вздрагивали от бомбежек.

В Озерках было спокойнее, жили до октября в вагонах. В октябре начались заморозки. Все, кто имел в Ленинграде родственников, уезжали к ним. Нас направили в первую железнодорожную школу на улице Шкапина. Жили мы в актовом зале в количестве ста человек. Спали на полу, скамейках. В один из дней приехал отец. Его направили заниматься переправкой артиллерийских транспортеров морским путем на баржах в Ораниенбаум, затем на Красную Горку. Отец неоднократно попадал под артиллерийские обстрелы ночью, но все заканчивалось благополучно.

Однажды в школу влетел снаряд, шесть человек получили осколочное ранение. Это было рядовое явление, ведь война не может быть без потерь.

В сентябре после бомбежки загорелись продовольственные Бадаевские склады, мы это видели. В начале зимы туда ездили, искали продукты.

Находили черный песок, образовавшийся от сгоревшего сахара, собирали его и растворяли в воде, использовали эту воду в качестве пищи. Также находили обгорелые кости животных, люди пытались их варить, ничего хорошего из этого не выходило. В товарных вагонах находили кусочки дуранды, жмыха – это были прессованные отходы зерновых культур, предназначенные для кормления скота.

В 1941 году проходила выставка немецкой трофейной техники. С нее началось создание музея обороны Лениграда. Выставка располагалась на территории Военно-механического института, это недалеко от нынешней станции метро Технологический институт. Мы рассматривали стрелковое оружие, одежду, самолеты. Позже вражеские трофеи перевели в Михайловский дворец, сейчас они находятся около Петропавловской крепости.

Самое голодное время началось в октябре, ноябре. Произошло сокращение пайков хлеба, норма стала составлять 125 грамм. Затем доведена была до 150 грамм.

В это время наладили переправу по Ладожскому озеру.

Голод в январе стал косить людей. В актовом зале осталось 20 человек. В феврале мы переселились в класс, там была буржуйка, осталось только 15 человек. Воды не было, иногда давали свет, спали все в верхней одежде на столах.

Редким лакомством было соевое молоко, которое выдавали по карточкам детям по поллитра на человека в месяц. Пункт выдачи находился около Варшавского вокзала в деревянных магазинах вдоль Обводного канала. Траву вдоль канала тоже выщипывали. Вокруг школы было много разрушенных домов.

Запомнилась бомбежка 1942 года. В конце апреля двадцать, а может, и тридцать вражеских самолетов бомбили Адмиралтейский завод. Двадцать минут все грохотало, осколки сыпались, как дождь по крышам. Бомбежки обычно происходили с 19.00 до 20.00, а этот налет был произведен днем. В период налета немецкой авиации вражеские ракетчики пускали ракеты в направлении жизненно важных объектов города.

Перед темнотой поднимали много аэростатов – это была защита от немецких самолетов, летающих на низких высотах. С рассветом аэростаты убирали. Ночной Ленинград освещали прожектора.

В направлении освещенных целей – немецких самолетов велась стрельба троссирующими снарядами и пулями.

На Марсовом поле во времена войны были зенитные батареи, в основном на них служили женщины.  

В марте 1942 года умерла моя мать от голода. Тогда мне было 12 лет, а брату - 14. В это время отцу дали комнату на улице Егорова в общежитии от института железнодорожного транспорта. Комната находилась на третьем этаже. Меня и брата отец устроил в интернат при средней школе, там мы стали получать питание один раз в день. На обед мы получали первое и второе блюдо. Кушали чайными ложками, чтобы больше получить удовольствие от пищи. Тарелки после нас можно было и не мыть. Ни крошки хлеба тогда не оставалось.

Вскоре после этого мой брат серьезно заболел, в апреле он скончался. Отец после этого известия приезжал, сказал мне, что я пока буду жить в интернате. Там нас было 12-16 человек, в основном ребята были ленинградцами, на ночь не оставались. Только двое, трое человек ночевали в интернате. Бомбежки стали обычным явлением. Мы понимали, что идет война, так должно быть. Идешь по проспекту Красных командиров (ныне Измайловский пр.) голову в плечи втянешь, а над тобой снаряд летит, разорвался он впереди тебя - хорошо.

Долго не было вестей от отца. Он служил в районе Ораниенбаума, Лебяжья. Ко мне он смог приехать только в июне. Спросил меня о моей жизни. Я сказал, что у меня все нормально, по-прежнему нас кормят один раз в сутки. Отец позвал меня к себе в общежитие щи варить. В комнате стояли две кастрюли, в них была заквашена мать-и-мачеха. Мы взяли одну из кастрюль и пошли готовить на общую кухню. Там уже работала электрическая плита. Мы с отцом варили щи, разговаривали. Вдруг раздался грохот. Когда пыль улеглась, мы подошли к своей комнате. На потолке зияла огромная дыра. Снаряд калибра 170-210 мм не разорвался, он пролетел дальше по коридору, уперся в стенку, так и ходили люди каждый день мимо него. Это было нормальным явлением в годы войны. Мы с отцом поели щей, позже он уехал.

Директор школы предложил нам перейти на рабочую карточку, которая позволяла получать больше хлеба. Мы все согласились. Нас устроили на 218 военный завод, там я стал токарем. Моей наставницей была Нина Киселева, она была хорошей милой женщиной. Тогда уделяли особое внимание детям, взрослые люди и государство проявляли заботу о самых незащищенных членах общества. Моя наставница учила меня токарному мастерству. Жили мы на заводе, для восьми ребятишек сделали общежитие. Вскоре нам стали давать воду, мы начали ходить в баню. В первые два года войны негде было мыться. У всех развелась «живность», с которой усердно боролись. На заводе выдавали талоны, мы по ним питались в заводской столовой. Еды стало побольше. Работали мы по 10 часов.

Никогда не забуду, как я запорол первую деталь. Нина рассказала и показала, как работать на токарном станке. Я точил деталь в конце рабочего дня, уже заканчивал обтачивать, забыл отвести резец и супорт в начальное положение, получилась борозда спиральная. Деталь была испорчена, надо было переделывать. Нина сказала, чтобы я не огорчался, мы все начали сначала, пришлось задержаться на час.

У нас был один выходной день. Иногда нам предлагали помочь в сборке приборов, других механизмов. Мы всегда старались помочь. Все заводы тогда работали для нужд фронта, занимались оснащением военных систем. Никто не сомневался, что мы выиграем войну, наша страна непобедима. Все верили правительству, Сталину. Вера была несокрушимая в победу. Моральный дух у ребят был высокий, все старались делать все возможное, чтобы помочь тем, кто сражался на передовой.

В свободное время мы ходили в кинотеатры города. Когда мы хотели попасть в кинотеатр на сеанс, который начинался в восемнадцать часов, то нас не пускали, говорили, что детям на вечерние сеансы нельзя. Тогда мы обратились к нашим наставникам. Они договорились, чтобы нас пускали на киносеансы по заводским пропускам. Мы посещали кинотеатр «Аврора», «Титан», «Молодежный», «Баррикада».

На улицах города тогда было мало людей, в основном передвигались на трамваях. Они ходили и по Невскому проспекту. По Кировскому проспекту ходил трамвай №3, на нем мы доезжали до улицы Скороходова, где работали и жили, а также ездили в центр города.

В 1944 году блокада города Ленинграда была прорвана. Тогда на углу улицы Садовой и Невского проспекта иногда стоял регулировщик-виртуоз, мы частенько за ним наблюдали. Это был образец, можно сказать классик, прохожие им любовались, все он делал четко, ни одного лишнего движения. Если скапливалось много зевак, желающих посмотреть на его работу, то его снимали на время с этого участка, чтобы освободить движение.

Осенью этого же года я получил письмо от отца. Как меня нашли, не знаю. Отец тогда находился на участке железной дороги «Луга-Новгород». В письме он приглашал меня к себе, чтобы продолжить обучение. Я пошел к директору с письмом, долго сидел в приемной, мне было очень неудобно зайти в кабинет. Через некоторое время вышел сам директор и спросил, что меня сюда привело. Когда он узнал о моем желании поехать к отцу, то написал направление для получения пропуска, который позволил бы мне поехать в Лугу. Пропуска оформляли на углу Невского проспекта и улицы Садовой. В бюро пропусков в течение месяца оформляли мои документы. Пропуск был готов осенью. Я выехал поздно вечером на поезде в Лугу. Приехал на место ночью, вокзал был разрушен. Отец жил на станции Смычково, это в двадцати километрах от Луги. Я спросил, как мне добраться до нужной станции. Мне ответили, что без пропуска до Смычкова идти вдоль железной дороги нельзя, потому что она охранялась. Можно было идти только по шоссе. Вышел я из Луги с рассветом, к вечеру подошел к станции. Дорога шла через лесок. Когда я стал переходить железную дорогу, то встретил мужчину. Он сразу меня узнал, это был мой отец. А мне он показался выше на голову, чем был раньше. Так произошла наша встреча после долгого расставания.

Я окончил в Луге среднюю школу. Затем поступил в Высшее Военно-Морское училище Береговой Артиллерии.  

Курсант второго

курса

1955 год, Севастополь, часы отдыха

Поселок Донское Калининградской области

Утренний развод

Служил в Кронштадте на фортах, на Серой лошади, Красной Горке. В середине 50-х годов граница отодвинулась на запад, и артиллерию на фортах стали консервировать. Нас молодых лейтенантов собрали и направили служить на Северный флот, там же были сформированы первые ракетные части. Вскоре нас направили переучиваться на ракетчиков. Больше года я находился на курсах, осваивал ракетную систему «Скала». Было два дивизиона: Северный и Южный. Я был в Северном дивизионе. После окончания службы мы часто встречались с теми, кто формировал Северный дивизион, вспоминали об этих днях. Я организовывал встречи выпускников в Ломоносове. Иногда наши встречи проходили в Риге. Часто мы виделись в День победы – 9 мая.

После службы я работал в ФЦНИИ «Гидроприбор» около десяти лет. В 90-е годы я ушел оттуда, меня пригласили ветераны, которые здесь служили в годы войны, в свою организацию «Ораниенбаумский плацдарм». Тогда ее возглавлял бывший командир 311 башенной батареи, полковник Мустафаев Виго Куртбаба. Я был его заместителем. После кончины Мустафаева В.К. меня избрали председателем этой организации.

Отец всю жизнь работал на железной дороге, умер в 1980 году. Награжден за работу орденом «Красного Знамени», медалями «За оборону Ленинграда», «За Победу над Германией».  

Я пытался найти захоронения родных в Ленинграде, но не нашел. По всей вероятности их тела сожгли в парке Победы на кирпичном заводе.

В годы войны мы мечтали перед Новым годом, чтобы у каждого была своя комната, а в углу стояли мешки с мукой, крупой и сахаром. Достаточно было бы одного горшка для приготовления пищи и ложки, не нужно никаких тарелок. Это было бы нашим счастьем!

Члены президиума Совета ветеранов «Ораниенбаумский плацдарм» (2005 год)

Члены Совета ветеранов «Ораниенбаумский плацдарм» после заседания, проходившего на крейсере «Аврора»

Конференция «Роль Ораниенбаумского плацдарма в годы Великой Отечественной войны», 2003 год

Форт Красная Горка, встреча ветеранов, 2007 год

Возложение венков на братском захоронении летчикам-балтийцам в поселке Шепелево, 2011 год

Дата добавления: 2015-07-08