Мы встречались раз в месяц, иногда реже, трахались, ругались, опять трахались. Ральфу при всей его маскулинности на доминирование было глубоко начхать – он снизу быть не отказывался, но это случалось редко. По моей вине, я словно знал, что больше ни с кем так не будет – и когда мы виделись, расставлял ноги без стеснения, а куда всунуть член на досуге – проблем же не составляло. Ральф не ломал меня, хотя по-прежнему душил и не давал выебываться. Благодаря ему я научился прогибаться и уходить от удара, а не по-пацански подставлять рожу под любой наглый кулак.
Ральф называл меня «русским волком». Когда я просил почему, он пояснил:
– Имя. И не только. Тебя как Ромула выкормила волчица – наше злое и дурное время, но ты не лидер, не вожак. Ты – волк-одиночка. Со стаей лишь до той поры, пока не найдешь пару или не решишь сдохнуть в одиночестве.
Я само собой оборжал его высокопарную речь:
– Зоофил ты. Найди себе ласкового, пушистого котеночка и натягивай, чего ты ко мне привязался.
Он быстро воткнул меня мордой в подушку, укусил за ухо и сказал:
– Имею, пока могу, русский волк. С котятками я на старости лет побалуюсь, когда силы будут не те.
Свой бизнес он слил через три года. Но банк трогать не стал – передал свою контрольную долю мне и уехал в Германию ебать котяток. Уставной капитал банка остался в неприкосновенности. Мою задницу оценили в несколько миллионов евро. Вот я ей и не разбрасывался особо.
Когда в бизнесе стало слишком много плавать дерьма, я свалил. Скучно стало – воровали без азарта, используя политиков, подставы одна за другой, вечная дележка кормушек, конкурировать не с кем – у кого лапа в правительстве, тот и в выигрыше. Я вышел из игры – доставил удовольствие отдельным личностям. Серега меня понял – не уговаривал, подписали соглашение, мою долю зафиксировали и разошлись, но эксплуатировать не прекратил до сих пор. То посоветоваться приедет, то на пьянку с клиентами потянет познакомиться, чтобы я потом по своим каналам разнюхал, кто и откуда. Вот такой нынче бизнес стал – есть деньги, ты бизнесмен, нет – ты мудак, и твои мозги и знания никому не нужны. Закончилось время волков-одиночек, играют только командой. Я не могу так.
Воистину седина в бороду, бес в ребро. Коль не могу быть в стае, а сдыхать рано – вывод один, чтобы не сойти с ума в одиночку, искать пару. Звериное решение, недаром меня от Димы трясло, и ум за разум заходил. Я думал точно крышей поеду, когда он на минет решился, просил его не спешить, но зря боялся. Мне льстил этот исследовательский интерес и возбуждал здорово. Я видел, что ему нравится, как он перестал стесняться, и инстинкты взяли верх над запретами разума. На коленях между моих ног с закрытыми глазами он выглядел настолько прекрасно, и я, как ребенок, протянул руки и начал ломать его словно игрушку. А Дима позволил – настолько доверился.
Вот и результат – вою на луну, то бишь в данный момент на солнце. Хренов волк, очнулся, скотина. Пора брать его за шкирку и совать мордой в подушку, иначе наломаю дров.
Сублимировать я начал с генеральной уборки. Для начала дал себе зарок не курить нигде, кроме как на кухне под вытяжкой или на балконе. Сгонял в супермаркет, набрал бытовой химии, и весь день драил и проветривал квартиру. К вечеру в комнатах температура сравнялась с уличной, но запах табака уже не чувствовался. Я снял шторы и поклялся, что отвезу в химчистку и даже помыл жалюзи. Хозяюшка, блин. Добрался до шкафов и достал коробку со всяким хламом, который давно надо было выбросить. Залез глянуть перед выносом тела, что там лежит, и завис. Ладно, трусики с молнией, ладно наручники с ярко-синим мехом, но пупырчатый фаллоимитатор откуда? Журналы, диски, длинные шарфы – помню, откуда появились в коробочке извращенца, но этот огнетушитель мне мог только в страшном сне присниться.
Наручники я оставил, остальное вынес на помойку. Выбросил и сделал независимый вид, типа не мое, ничего не выбрасывал. Повалялся в ванной, еще раз гоняя по кругу одни и те же мысли, и решил, что если Дима меня сейчас пошлет – пойду и не обижусь. Оделся и спустился к машине – не знал, что буду говорить или что делать, но побыть с ним хотя бы пять минут я должен. До сих пор не представляю, что у этого парня в голове творится, но чисто по-человечески ему надо сказать глаза в глаза, что принимаю его решение, поспешил он или не поспешил. Критиковать все горазды, а поддержать некому.
Я припарковался возле дома и позвонил. Дима долго не снимал трубку, но ответил:
– Да.
– Спустись вниз. Я в машине слева у дома.
Он протянул удивленно:
– Хорошо.
Долго ждать не пришлось. Через пять минут открылась дверца, и Дима запрыгнул на сиденье. Я включил свет в салоне и внимательно рассмотрел его лицо. Живой, морда не поцарапана, но глаза тоскливые, хоть и улыбается. Под курткой футболка мятая, пахнет от него тепло, по-домашнему. Пусти меня на коврик, я буду послушным волком.
***
Когда Рома позвонил мне и заявил, что тусуется под моим домом, я чуть на пол не сел. Я не ожидал и не понимал, зачем он приехал. Потрахаться в машине на скорую руку что ли? Не может быть, не в его стиле подобное. Со мной поговорить, рассказать, как я неправ, что порвал со своей девушкой? Так не идиот же он. Я бы на его месте только радовался, что его «девушка» теперь свободна, чувство собственничества у Ромы очень развито. Но я обрадовался – пофиг какие причины, обрадовался и все.
Мама не спрашивала подробности, почему я со Светой расстался, но целый день я видел немой вопрос в ее глазах. Я прятался в комнате, уходил за покупками, заводил разговоры о школе, о сериале. Мама делала вид, что верит моему энтузиазму, я делал вид, что со мной все в порядке.
После звонка я с рекордной скоростью надел куртку и спустился вниз, очень хотелось и увидеть Рому, и сбежать из дому.
Конспиратор-начальник припарковался в темном переулке возле дома. Когда я сел в машину, Рома включил свет и внимательно осмотрел меня. Я поинтересовался:
– Что-то случилось?
Рома выключил свет, откинулся на сиденье и печально пожаловался:
– Сегодня целый день квартиру драил. Не знал, что я свинья такая. Вот и решил прогуляться.
Я фыркнул:
– На машине через полгорода?
Рома притворно обиделся:
– Пожалел бы меня. У меня сегодня шок между прочим случился – хлам в шкафах разбирал. Нашел много интересных вещей – стринги с молнией, шарфы для связывания, наручники.
Он косился на меня, проверяя, слушаю ли я его «жалобы».
– И тут достаю фаллоимитатор. Причем такой, который с огнетушителем по размеру можно перепутать, – Рома показал размер. – Красный в пупырышку. Главное, не помню, хоть убей, откуда он и как его применяли. То ли я кого-то, то ли меня. Если меня, то сколько же я выпил или чего употребил, что позволить этого ежа в себя…
Я уже вытирал слезы от смеха. Комик, блин…
– Короче, я все упаковал в мусорные пакеты и пошел выбрасывать. Тихонечко, чтобы никто не попалил. Зашвырнул в бак, и думаю, наши бомжи – люди привычные ко всему, но хотел бы я увидеть их лица, когда они в этот пакет полезут.
Рома дорассказал, развернулся спиной и внаглую откинулся мне прям на колени – я чуть не подпрыгнул. Лежит довольный, смеется и руку мне на шею забросил.
– Я, кстати, наручники не выбросил.
Кто б сомневался, что разговор выльется в пошленькие намеки? Я разомлел – от тяжести на коленях, от пальцев на затылке, от его улыбки, от того, что он приехал и развлекает меня шуточками-прибауточками.
Рома дальше чесал про уборку и про новое правило – не курить в квартире. Я возразил:
– Это же холостяцкое жилье, должно пахнуть табаком и водкой.
– Я поражаюсь. Ты же не куришь – раздражать должно.
– Не раздражает. Ты куришь вкусно – даже самому хочется. Я пробовал когда-то, но впечатления ужасные, больше не хочется.
Рома поерзал на коленях – лежать так наверняка неудобно, хоть автомобиль не мелкая малолитражка, но все равно места мало.
– Почему ты такой правильный, а? Не куришь, не пьешь, одеваешься скромно, по клубам не шляешься. Я в твои годы отжигал как мог. А ты – дом, работа. Сказал бы, что маменькин сынок, но не могу – я маменькиных сынков повидал, гуляют они так, что не приведи господь, а в жизни бесполезны.
Я не хотел ничего пояснять, отшутился:
– Я маменькин сынок, особая негулящая разновидность. Но все поправимо – хочешь, забухаю?
– Только попробуй. Со мной и под моим надзором можно. И то – если повод будет значительным. Иди спать, разновидность. Завтра на работу.
Рома приподнялся, быстро поцеловал меня и сел снова за руль. Я открыл дверцу, запуская в теплое нутро машины декабрьский воздух:
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Мавр сделал свое дело – я посмеивался, даже когда засыпал, вспоминая «жалобы» начальника. Уборка, значит, ну-ну… Знаю, сам такой, выбросить хлам – как грязь смыть, легче становится и кажется, что все остальные проблемы решатся так же легко. А Рома чем-то был обеспокоен в последнее время.
Всю неделю, начиная с понедельника, я воевал с мамой. Она не любила врачей, и затащить ее в больницу на обследование казалось делом практически нереальным. Но я зубами выгрызал согласие. Мамина постоянная усталость, корвалол литрами и ледяные руки не вызывали никаких сомнений – нужен отдых и лечение.
Я бессовестно отпрашивался у Ромы с работы, честно объясняя зачем. Мотался по утрам за талончиками, выстаивал очереди, отправлял за мамой такси – как мог, оберегал ее от хамства озверевших от ожидания людей. От врачей не убережешься, я не всесильный. Отношение к немолодой учительнице, которая не сможет себе позволить дорогие лекарства, было однозначно пренебрежительным.
Я сидел по ночам в интернете и проверял все назначения. На платную клинику меня бы не хватило, впрочем, там работали те же врачи, что и в районной поликлинике.
По итогу потратил на груду лекарств все, что откладывал на ремонт. И хрен с ним – лишь бы помогло. На маму было жалко смотреть – она уставала от походов по больничным коридорам, упрекала меня, ругала, отказывалась уходить на больничный.
В конце концов мы пришли к компромиссу – она после обеда будет ездить на капельницы, работу не бросит, а на каникулах будет только отдыхать и гулять по городу. От стационара пришлось отказаться – меня самого ужаснули проваленные пружинные койки и заклеенные бумагой окна, когда я приехал забирать маму после капельницы и нашел ее, отдыхающей в палате.
Мама пробовала хитрить – деньги жалела. Когда я вечером спросил, как добралась, она ответила:
– На такси, как ты сказал.
Я обыскал ее сумку, нашел мобильный. Такси никто не вызывал. Ругаться не было сил. Я положил телефон перед мамой и пригрозил:
– Мама, я сам буду тебя забирать. Только мне опять придется отпрашиваться. Давай поступать как взрослые люди.
Мама отгрызнулась:
– Я твои деньги жалею. Каждый день не наездишься, а я не умираю, автобус почти к дому подъезжает.
– Мороз и ветер ты не учитываешь. У тебя иммунитет паршивый, ты анализы видела? Сляжешь с простудой – все лечение насмарку. Поверь мне, денег уйдет еще больше.
Спорить со мной – дело безнадежное, мама это знала и пообещала добираться на машине, но я все равно каждый вечер проверял телефон и читал сообщения от службы такси.
Рома исправно вытаскивал меня на перекуры, коллеги за нашей спиной похихикивали и отвешивали пошлые замечания. Рома радостно обнимал меня и обещал вернуть в целости и сохранности, а если подпортить – то слегка. Действительно, хочешь спрятать – положи на видном месте. Хотя мы не «прятали на виду» специально: я не мог приехать, Рома – остаться у меня. Все, что нам оставалось – перекуры по десять минут в день.
Беготня между работой, больницей и маминой школой привела к ожидаемым последствиям – я накосячил в отчете.
Рома опять отсутствовал целый день, влетел и сразу наглухо закрылся в кабинете. Минут через двадцать он появился на пороге с распечаткой отчета:
– Лена, скажи мне, пожалуйста, откуда ты цифры взяла? Почему у тебя обороты по счетам космические, причем в основном приобретение товаров, а остатки на складах и в торговле с начала года без изменений и логики в них никакой. Ты хоть немного динамику и статьи анализируешь?
Лена посмотрела на меня жалобно, я полез проверять свои файлы и чуть не сгорел со стыда. Признаваться в собственной косорукости было стыдно до ужаса, но сваливать на Лену, которая мне не нянька, позор вдвойне.
– Это я ошибся. Делал сводную за год и не проверил ссылки. Подтянулся в итоговую таблицу только первый месяц без закрытия.
Лена тут же вступилась за меня:
– Простите, мне надо было посмотреть динамику. Я торопила Диму…
Рома оборвал наше мямленье:
– Оба ко мне зайдите.
Мы поползли как миленькие. Убивать нас не убьют, но зная начальника, сейчас будет головомойка. Он обычно такие нотации читает при закрытых дверях.
Рома уселся в кресло, точнее развалился. Ему к Новому году компания презент сделала – офигенное кожаное кресло. Рома мне говорил, что спать в нем согласен, жалел, правда, что вибромассаж не встроен.
Мы остановились перед столом. Рома начал с Лены:
– Торопить – дело хорошее, но ты не слепая – должна видеть, что у него голова забита личными проблемами. Должна проверить, подсказать, помочь. И не тупо взять готовенькое, и думать, что Дима двужильный и успеет все, что ты от него потребуешь. Внимательным надо быть не только к цифрам, но и к людям. Первая проверка для аудитора – коэффициенты и динамика. Если они нелогичны, ищи почему. Если ты сейчас тоже спешишь по личным делам и не думаешь о работе – возьми отгул, реши свои вопросы. Придешь – сделаешь как надо, и быстрее будет и эффективнее.
Лена кивнула, соглашаясь. Рома переключился на меня:
– Ты отработал достаточно времени, чтобы взять отпуск. Подумай – терять в деньгах или терять уважение коллег? Всех денег не заработаешь. Напишешь заявление и занимайся лечением мамы. Твоя беготня тебе же во вред. Думаю, сам понял.
Рома взял почерканные листы и протянул Лене:
– Переделай и вышли мне на почту.
Лена схватила листы и вылетела из кабинета. Я поплелся за ней, но Рома остановил меня:
– Останься на пару минут.
Интонации у него изменились, пропал начальствующий тон, мне стало любопытно, что он задумал. Рома крутился в новеньком кресле, отталкиваясь ногами от пола, и смотрел на меня… ну точно не как на подчиненного.
Я поинтересовался:
– В кресле дашь посидеть?
Рома притормозил свое вращение:
– Дам. Обязательно. Дверь на ключ закрой.
Вот что с мужчинами делает воздержание – я по его лицу видел, что разговаривать мы точно не будем, и в кресле я вряд ли покатаюсь. Но надеялся, что благоразумия хватит не валить меня на стол, когда за стеклянной стеной, пусть и наглухо закрытой жалюзи, коллеги сидят. Хотя был уже не против – Рома на меня гипнотически воздействует, вытаскивает из меня такое, чего сам не ожидаю.
Я слегка ошибся насчет стола. И насчет кресла тоже – покатался, но немного не так как представлял.
***
Скучать мне было некогда. Но я все равно скучал. Сидел на совещаниях, наблюдал, как грызутся начальники отделов с пеной у рта, послушно ездил на собрания акционеров и там тоже зевал, не вникая в факты-планы. Липовый демократизм меня давно не впечатлял. На работе все по итогу решит материнская компания, а собрание акционеров подпишет тот протокол, который будет нужен.
Но работать тоже надо было. Я приехал, закрылся в кабинете, устроился в кресле и распечатал отчеты.
Первый же лист поверг в ступор. По-моему кто-то здорово расслабился без чуткого руководства. Цифры даже визуально, без пересчета, выглядели издевательством. Работнички хреновы, мысленно шампанское уже пьют и вокруг елки хороводы водят, по операциям с продажей электроэнергии у них остатки товара на складе.
Я вышел и устроил Лене допрос. И тут же влез Дима:
– Это я ошибся.
А вот это уже хреново. Я понимаю, что перед праздниками всем денег хочется, но если не успеваешь и на работе думаешь фиг знает о чем – иди в отпуск и реши свои проблемы. Я живой человек, но мое понимание имеет границы. В таком случае мне плевать на личные заморочки.
Но когда Дима стоял напротив стола с покаянным лицом, я понял, что не плевать. Он пользуется своим неслужебным положением с моего одобрения, я тоже попользуюсь.
Лена вышла из кабинета, я сменил гнев на милость:
– Останься на пару минут.
В конце концов, дверь закрывается на ключ. Дима уловил мое настроение, скорбное выражение лица смыло как водой и в глазах заплясали чертики.
– В кресле дашь посидеть?
Какие у него скромные пожелания, я прямо впечатлился:
– Дам. Обязательно,– и намекнул:– Дверь на ключ закрой.
Я ему все уши этим креслом прожужжал. Между прочим, я кабинет не закрываю – мог бы и в мое отсутствие покататься, я бы так сделал стопроцентно. Судя по паспортным данным кресло может выдержать нагрузку до трехсот килограммов, и сейчас я устрою краш-тест.
Я подождал, пока щелкнет замок, и отъехал подальше от стола. Дима подошел к окну и поправил жалюзи. Ему очень идут костюмы, плечи широкие, даже недорогой пиджак сидел на нем хорошо. Мне нравилось смотреть, как он двигается – плавно, без суматошных движений, вписываясь в пространство и не задевая никого, словно призрак, вот он есть, а через секунду и следа не осталось. Поэтому мне и надо было постоянно касаться его, подтверждая, что он настоящий. У окна Димка показался мне слишком нереальным, и я позвал его к себе:
– На колени.
Дима понял по-своему и опустился на колени перед моими ногами. У меня дыхание перехватило от неожиданности – эта спокойная поза, чуть насмешливый взгляд, расстегнутая верхняя пуговица на рубашке и приспущенный галстук, ямочка под горлом вызывали и смешивали в невообразимый коктейль желание, восхищение и нежность.
Я протянул руку к нему и погладил подбородок – чуть-чуть колючий, теплый, скользнул пальцами по горлу. Ощущение нереальности не проходило, я разрывался между желанием смотреть и обладать.
– Ты понимаешь, что сделал?
– То, что ты сказал.
Ни малейшей фальши и наигранности в голосе. Этот мальчик никогда не перестанет меня удивлять, каждым своим поступком он все глубже и глубже заводит меня в свой лабиринт, уводит от всех, и я готов идти за ним, без сомнений и вопросов.
– Иди ко мне.
Дима встал, я поймал его за талию и усадил себе на колени. Кресло выдержало первый тест, даже не заскрипело. Широкое сиденье позволило Диме вклиниться ногами по бокам, и мы сидели лицом к лицу, так близко, что я чувствовал его кофейно-сладкое дыхание.
Я целовал его, не спеша, отвлекаясь на галстук, на каждую пуговицу на рубашке. Через сто или больше поцелуев я добрался до ремня. Дима держался за спинку кресла и привставал навстречу моим рукам. Когда я расстегнул ширинку и высвободил его член, он прижался лбом к моей шее и застонал.
Я занялся своими брюками, изворачиваясь под Димой, спустил вниз немного и обхватил оба члена.
Дима застонал еще громче, я закрыл ему рот рукой, это мало помогло – я не пианист-виртуоз следить сразу за двумя руками. Дима мне помог – поймал ртом пальцы. Кресло все-таки заскрипело, раскачивая нас при каждом резком движении, но даже под угрозой падения и риска сломать член я бы не остановился. Твердый горячий ствол вплотную к моему, одновременный кайф от трения и сжатия, тихие влажные стоны на кончиках пальцев в глубине рта и шальной, пьяный взгляд моего мальчика, обычно закрытого и настороженного – да хоть ломайте дверь, стреляйте, рвите на куски, плевать! Я и не спешил, растягивал удовольствие, сколько мог, пока Дима не потерял терпение и сдавил мою руку, ускоряя ритм.
Кончили мы почти одновременно. Дима отдышался и с ужасом посмотрел вниз, на рубашки и брюки. Все было заляпано спермой, я дотянулся до рулона бумажных полотенец и надергал их целую кучу, побросав на пятна:
– Ну мы тут с тобой и накончали…
Дима рассмеялся, и мы, толкаясь и мешая друг другу, начали вытираться. Разгар рабочего дня, мы в сперме по уши, дверь закрыта на ключ – прелестно. Изумительно. Охуеть просто как классно.
Кое-как с помощью минеральной воды и бумажных полотенец я привел костюм в порядок. Дима пошел открывать дверь, и я поймал его на полдороги:
– Ты когда приехать сможешь?
Дима передернул плечами:
– Я постараюсь сегодня вырваться,– он не мог не подколоть. – А то завтра изнасилуют на рабочем месте.
Я еще немного потискал его, делая вид, что заправляю ему рубашку за пояс, и отпустил:
– Еще скажи, что тебе не понравилось.
– Понравилось. Очень.
Я никогда не привыкну к его абсолютной честности. Какие там заигрывания и возбуждающие намеки – эта честность действовала на меня куда круче.
Дима так и не подготовил заявление об отпуске, но я не стал дожимать. Допустит еще одну ошибку или прибежит отпрашиваться – будет повод напомнить, что я тут не пустое место. Лениво мне было с ним спорить сейчас – берег силы для одного неприятного дела.
Нереально объяснить женщинам, что три чемодана вещей для поездки в Европу при наличии платиновой кредитки – идиотизм. Я когда-то пробовал. Поэтому погрузив вещи в машину, я молчал как заинька-паинька, но ревизию документов, сигарет и лекарств провел. Главное, чтобы сейчас Софья и Люда улетели без происшествий.
Софья – человек дрессированный, не раз уже и со мной и с Людой летала отдыхать. И собственная кредитка очень стимулировала ее со мной не спорить.
Люда же меня пилила всю дорогу в аэропорт:
– Я буду звонить каждый вечер.
– Не вздумай. Софья, заберешь у нее телефон.
Дочь благоразумно отсиживалась на заднем сиденье и не встревала.
– Как я могу отдыхать, когда буду знать, что тебя в этот раз не подстрелили, не избили, и ты не лежишь где-нибудь на обочине с пробитой головой?
Я уже дошел до точки кипения:
– А если ты мне позвонишь, в меня перестанут стрелять, бить или бросать в канаву? Блядь, сто раз объяснял – максимум на деньги влечу. Просто не хочу, чтобы вас дергали. Смотри лучше за дочерью, а меня оставь в покое.
Люда не унималась:
– У тебя генеральная доверенность от моего имени. Я вообще могу вернуться на пустое место. Когда ты уже угомонишься? Двадцать лет одно и то же – Рома крутит аферы, а мы прячься по захолустьям.
Я прикинул по времени вылета, что буду слушать этот вой еще час, и мне стало плохо.
– Люд, ты зажралась. Париж, нынче, захолустье?
Софья подала голос:
– После одиннадцати магазины не работают… Деревня, чего уж…
Мы отозвались вместе:
– Дочь, помолчи!
Остаток пути мы проехали уже в относительно мирном настроении – Люда сменила гнев на милость, и мы вспоминали, как впервые побывали в Париже.
Первый раз Париж ошеломляет. Мы спать не могли вначале – гуляли, пока ноги не отваливались. Пели на Елисейских полях на корявом французском парижский шансон, забредали сами не знали куда, а потом ломали голову, как найти обратно дорогу, ели на ходу – хватали булочки в кафешках и бежали дальше. Никакого шоппинга и ночных клубов – только Париж. Тогда нам даже показалось, что мы снова можем быть вместе. Но только показалось.
Когда они прошли паспортный контроль, я выдохнул с облегчением. Назад я мчал с нарушением всех скоростных ограничений – надо было в супермаркет заскочить, в холодильнике мышь повесилась, а мне Диму ужином кормить.
Я не успел пакеты разгрузить, как в дверь позвонили. Дима с порога предупредил:
– Я ненадолго.
Я развеселился:
– Намекаешь, что время надо плодотворно использовать?
Дима выставил ровненько свои кроссовки и невозмутимо ответил:
– Показывай свои невыброшенные наручники.
У меня после препирательств с Людой язвительность еще не прошла:
– На работе инициативу будешь проявлять, а сейчас пошли в трудолюбии тренироваться – я жрать хочу.
Дима за моей спиной что-то пробурчал, но я не стал уточнять, кем он меня обозвал – вручил нож, заставил резать помидоры.
Ужин вышел на скорую руку – паста, сосиски, готовый соус и салат. Дима не вредничал, но ел мало – я в его возрасте жрал тоннами. Я его и на работе с едой почти не вижу – кофе, булочка какая-то полудохлая, на чем только держится, на трех ложках сахара в кружке что ли?
В спальне он подцепил с тумбочки наручники, покрутил в руках и фыркнул:
– Легкие. Неправильные, как игрушка. Даже без ключа, на механической кнопке.
Я уточнил:
– Ты хочешь все серьезно?
Дима глянул на меня искоса, нацепил на одно запястье кольцо наручников и защелкнул. Смотрелось действительно как игрушка – из-за дурацкого ярко-синего меха. Я думал недолго – открыл встроенный шкаф и набрал на спрятанном там сейфе код.
У меня были настоящие наручники, и не только они. Пришлось сейф устанавливать для таких вот вещей. Я открыл замок, бросил их на кровать и покрутил демонстративно ключ на цепочке.
Дима взял наручники, взвесил и снял с руки игрушечные. Один щелчок и браслет уже был на его руке. Он был прав – эти смотрелись правильно. Очень правильно.
***
Наручники оказались тяжелыми, намного тяжелее, чем те, с синим мехом. Они пугали и притягивали. Разница с меховыми такая как между игрушечной винтовкой и настоящей – в последней заключена хищная сила, которой подчинишься, особо не раздумывая, и не сможешь высвободиться пока тот, у кого есть ключ не откроет замок.
Я защелкнул браслет на правой руке, сделать это оказалось очень легко – в одно движение. Руку сразу потянуло вниз.
Рома подошел и положил ключ на тумбочку. Цепочка с тихим шорохом закрыла маленький кусочек металла.
– Сними футболку.
Цепляясь вторым браслетом за ткань, я стащил футболку.
– Встань на колени и заведи руки за спину.
Я столько раз представлял себя, стоящим на коленях, что когда услышал приказ, не поверил в то, что кто-то реально сказал те слова, которые многократно звучали в моем воображении.
Я встал тогда на колени в кабинете почти в шутку, мне хотелось немножко шокировать вальяжно развалившегося хозяина кресла. По глазам видел, что получилось. И понравилось то, что я сделал. Но то была лишь игра, а сейчас все слишком серьезно – это было мое, личное, в чем я никогда и никому не признаюсь. Или мы настолько на одной волне, что и признаваться не надо?
Рома стоял почти вплотную к моей спине, его ладони легли мне на плечи и толкнули вниз. Я еще несколько секунд стоял, сомневаясь, а потом опустился на колени.
Второй щелчок, и руки стянуло. Между браслетами всего несколько звеньев – я на пробу подергал, наручники впились в кожу и между лопатками заледенело.
– Боишься?
Я честно признался:
– Боюсь.
Рома положил мне руку точно на заполненное холодом место на спине, погладил, успокаивая, и тепло согрело кожу и потекло вниз по позвоночнику. У меня на эту позу за столько лет уже выработался условный рефлекс, с каждой секундой стояк все больше натягивал джинсы. Рома встал передо мной на колени:
– Врешь.
Я не врал, но Рома привел неоспоримый аргумент – расстегнул мой ремень и сдернул вниз джинсы. Мне не оставалось другого выбора, кроме как подчиниться ему – по-настоящему. Он не дрочил – гладил слегка, опускал руку ниже, массировал мошонку. Стыд за собственное возбуждение заставлял меня прятать глаза. Сам напросился же, и поэтому старался хотя бы не шарахаться.
Рома придвинулся ближе и поцеловал в шею. Я не выдержал – отшатнулся, и услышал очередную подначку:
– А, может, ты боишься, что долго не продержишься?
Я закрыл глаза и задержал дыхание, собираясь с ответом. Но отвечать не пришлось – Рома перестал меня дразнить, и его руки оказались у меня на заднице, спуская джинсы ниже.
– Тогда попробуем по-другому. Мне без тебя кончать неинтересно.
Рома встал, просунул руки под мышки и вздернул меня на ноги. Развернул к кровати и аккуратно уложил на спину, на скованные руки. Я хотел перевернуться на живот, но он прижал меня к кровати:
– Неудобно? Потерпишь – так ты мне не будешь мешать.
Он стащил с меня джинсы и подхватил под колени, заставив упереться пятками в край кровати. Наручники впились в спину, плечи выворачивало от неудобной позы, я как можно сильнее согнул руки и сжал кулаки. Помогло мало, я попробовал приподняться, отталкиваясь ногами. Если Рома ляжет сверху – я заору. Но вместо этого под моей задницей оказалась подушка. Я не видел Рому, поднять голову и посмотреть, что он собирается делать, было выше моих сил. Я мог ориентироваться только по его прикосновениями, его руки двигались от колен к паху по внутренней стороне бедер, разводили ноги шире. Он гладил ступни, по подъему к икрам, снова к паху, медленно, не спеша.
Я немного привык к боли в руках, из отвлекающей и надоедливой она превратилась в тупое нытье. Снова вернулся стыд – я понимал, что выгляжу открытым и доступным, готовым для секса – без сопротивления, сам расставил ноги. Но вместо пальцев в смазке я ощутил совсем другое прикосновение – мягкое, влажное, от мошонки вниз к анусу. Я понял, что Рома делает, рванулся в сторону и закричал:
– Нет!
Рома быстро поймал меня и навалился сверху, я застонал – наручники долбанули по спине. Он подождал, пока я перестану трепыхаться и пригрозил:
– Будешь дергаться, свяжу простыней. А в следующий раз припасу смирительную рубашку заранее.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 202 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |