Впервые за много лет я встречал Новый Год дома. С шампанским и любимым человеком. Смешивая традиции, мы открыли бутылку вместе с боем курантов и после раскрыли подарки. Дима справился с оберткой первый и вывалил прямо на пол россыпь галстуков. В магазине я так и не определился и купил все, какие понравились. Дима слегка ошалел от количества:
– Ого!
Я выбрал один, темно-синий, снял с него уже повязанный галстук и набросил на шею новый:
– Смотри, какой сюда узел подойдет.
И медленно, перебрасывая конец, протягивая сквозь петлю, завязал узел. Димка сверкнул улыбкой:
– Понял.
Я открыл свой подарок. Черт, сколько же он денег вбухал в эту безделушку? На подставке из красного дерева красовался серебряный «вечный двигатель». Когда я качнул одну из орбит, раздался мягкий перезвон. Игрушка была полностью механической, скорее всего колокольчики или просто серебряные шарики были заключены в магнитах, закрепленных на сферах. В центре раскачивалась небольшая полая модель Земли, внутри нее тоже висел серебряный колокольчик.
Я вполне мог себе представить, как долго Дима искал и выбирал этот подарок, такое не купишь в ближайшем подарочном магазине. Если бы отважился, то сказал бы, что его выбирали с любовью. Впрочем, я так и буду думать, кто мне запретит.
Я, наверное, выглядел слишком замечтавшимся, и Дима окликнул меня:
– Нравится?
Я выдохнул:
– Да. Очень.
– Я подумал…
Отставив в сторону игрушку, чтобы не повредить, я повалил Димку на пол и поцеловал:
– Ты замечательно подумал, лучше не бывает…
Продолжения под елкой не получилось, во входную дверь начали ломиться с такой силой, что я даже подумал, стоит ли открывать и пробовать утихомиривать. Но догадаться, кто мог припереться, было несложно.
Серега уже под градусом ввалился в обнимку с двумя барышнями:
– С новым годом! Слушай, я не знал сколько бля… девушек брать? Ну, если что, мы с тобой по старой памяти с одной покувыркаемся, а твоему Димону вот эту.
И он в буквальном смысле вручил девушку Диме, тот едва успел подхватить барышню на руки. Я не знал плакать или смеяться, так эффектно меня еще не подставляли. Дима не растерялся, подхватил девушку поудобнее и понес в комнату, наградив меня многообещающим взглядом. А я остался убивать Серегу.
Серега, впрочем, через час умер сам, мордой в салате, вернее сначала в бюсте своей девушке, а потом в салате. Дима очень увлекательно кормил свой «подарок» шоколадными конфетами, а я развлекался тем, что пил шампанское и наблюдал за происходящим.
В новогоднюю ночь о мобильных телефонах можно забыть – связь перегружена, невидимые волны несут по воздуху миллиарды поздравлений, проникают повсюду, взлетают в небо с фейерверками. Я пожалел, что не прикупил пиротехнику – поздравил бы небо.
Но Софья дозвонилась. Я вышел на балкон и, любуясь на ночное небо заполненное звездами и вспышками фейерверков, слушал дочь, которая орала как оглашенная. У нее над головой тоже взлетали фейерверки, Новый Год в Париже наступает позже нашего, и сейчас Софья скакала на Елисейских полях и кричала мне в ухо:
– Папа, я тебя люблю!
Я отвечал, не рассчитывая, что она меня услышит:
– Я тоже люблю тебя, совенок.
***
«Вечный двигатель» попался мне чисто случайно. К этому моменту я уже понял, что все сувенирные магазины торгуют невероятной халтурой. От покупки часов меня останавливала только намертво въевшаяся в голову примета – такой подарок к расставанию. Остальное казалось мне мусором. В центре города, несмотря на дизайнерские витрины и невероятные цены, торговали тем же, но втридорога. И вдруг, на боковой улочке, идущей от центральной площади, я наткнулся на антикварный магазинчик в полуподвальном помещении. Антикварным он был частично, большую часть товара составлял новодел, но довольно хорошего качества и даже ручной работы.
«Вечный двигатель» стоял прямо в центре, и я влюбился в него с первого взгляда. Хозяйка уговаривала меня посмотреть еще, но я вцепился в эту серебряную вещицу намертво. Цена отпугивала, но когда я пересчитал наличность и понял, что смогу купить такой подарок, больше не сомневался. Дома, перед тем как упаковать, я вволю наигрался с «двигателем», наслаждаясь красивым мелодичным перезвоном.
Я открыто положил подарок под елку. Рома тоже выложил туда красиво украшенный пакет. О подарках мы не договаривались, вот так совпало и все.
Мы встречали Новый Год по всем правилам, и я мысленно пожелал нам обоим здоровья и удачи. Остальное, как я уже понял, приходит и уходит, зачем тратить новогоднее желание на пустяки?
Рома подарил мне кучу галстуков и сам повязал один, очень заманчиво улыбаясь. Мой подарок его удивил, я не понял сначала – хорошо это или плохо. Но когда меня поваляли под елкой и расцеловали, я понял – хорошо.
А дальше случился цирк с конями. Вернее с одним конем по имени Серега, который ввалился с двумя девушками очень легкого поведения, подарил мне одну и по пьяни рассказал, как Рома любит проводить свободное время в его компании. Мне Серегу стало жалко, Рома его просто испепелял взглядом, пока я уносил «подарок» в гостиную к столу. По пути я чуть не споткнулся, поймав себе на мысли, что не отказался бы посмотреть на Рому с кем-то еще. Я, конечно, больной на всю голову, и успел примириться со многими тараканами в своей голове, но, оказывается, они размножаются.
Девушку звали Марина, и самое замечательное – ей не пришлось ничего объяснять. Она вычислила нас с Ромой с первого взгляда:
– А вы красивая пара.
Я попробовал возразить:
– Мы не пара.
Она ласково улыбнулась и обняла меня за шею:
– Жаль мне вас. Вы, мужики, даже если любите друг друга, то такие несчастные, – и, прижавшись к уху, прошептала:. – А я бы не отказалась с вами покувыркаться, такие как вы – внимательные всегда, никогда больно не сделаете, и вам хорошо, и о девушке всегда заботитесь.
Я покраснел, точно. Жаром ливануло от макушки до пяток, и Марина расхохоталась и поцеловала меня. Она вообще оказалась классной девчонкой, и поболтать можно было, и потискать без претензий на большее.
Рома только посмеивался, глядя на нас. Серега уже спал, а его девушка смотрела новогодние передачи, а мы с Мариной болтали о всякой ерунде, ели конфеты и запивали шампанским. Не раз слышал: как встретишь Новый год, так и проведешь его. Не уверен, что такая шиза будет вечной, но мне понравилось. Зачем загадывать на будущее и бояться плохого? У меня никогда ничего не сбывается из прогнозов.
Будущее проявило себя с первого же рабочего дня. Опять прибежала секретарь, вызвала меня к генеральному, но в этот раз добавила:
– Роман уже там. Тебя просили побыстрее.
Ох уж этот подстрахуец, бедную девушку скорее всего заставил еще и повторить два раза, что мне сказать.
Рома сидел за столом в модусе официального лица. Владимир указал мне на стул напротив:
– Присаживайся.
Рома откашлялся и заговорил:
– Наша компания хочет предложить тебе пройти стажировку в США, в материнской компании. Даже не стажировку, а поработать на испытательном сроке. Наши хозяева ищут молодых специалистов, хорошо знающих законодательство стран Восточной Европы. Если тебе не предложат постоянного места, то мы зачтем это дело как стажировку и примем тебя обратно в штат.
Владимир добавил:
– Не нужно сейчас отвечать. Подумай хорошо, взвесь все «за» и против». Но пойми – такой шанс выпадает раз в жизни. Без преувеличения.
Рома сидел напротив с непроницаемым лицом. Я был готов перегнуться через стол и удушить эту двуличную, лживую скотину. Или самому хорошенько побиться головой об стол – ничему тебя, Дима, прошлый опыт не учит.
Вместо этого я встал и сказал:
– Я подумаю.
Рома отозвался, по-прежнему не отрывая взгляда от стола:
– У тебя есть время до завтра. Я попросил Тейлора провести с тобой собеседование по скайпу. К тому моменту, как у него появится свободная минута, ты должен все решить.
Я выслушал его «пламенную» речь и ответил:
– Решу.
Очень хотелось хлопнуть дверью, но я сдержался. Зашел в кабинет, нашел у Ромы в столе сигареты, поднялся на лифте на верхний этаж и пошел на техническую площадку перед чердаком.
Мне хватило двух затяжек, чтобы мир вокруг затуманился и дико затошнило. Зато в груди отпустило. До этого давило так больно, что еле по ступенькам шел.
Курить дальше смелости не хватило, я сел на пол, уткнулся головой в колени и попытался унять тошноту. Просидел я так достаточно долго, сигарета успела истлеть, а задница онеметь.
Дверь под площадкой хлопнула, и по ступенькам поднялся Рома. Присел рядом и протянул руку:
– Сигареты отдай.
Я отгрызнулся:
– Я у тебя только одну взял.
Рома достал свою пачку и нахмурился, пересчитывая. Убедившись, что я сказал правду, буркнул:
– По столам, значит, лазишь.
– Вызывай ментов.
– Я тебя лучше выпорю.
– Ты только обещаешь.
Рома рассмеялся, закрыл лицо руками и пробормотал:
– За что мне это все?
Я не унимался:
– Заслужил.
Рома отсмеялся и серьезным тоном начал меня пилить:
– Ты не дури. Соглашайся. Такие предложения на дороге не валяются.
Я спросил напрямую:
– Это мне вместо бриллиантового колье?
Рома осадил меня мгновенно:
– А ты учился и горбатился тут затем, чтобы остаток жизни пахать за копейки на Володю? Поедешь, получится – останешься. Или ты думаешь, что я на тебе женюсь и мы заживем счастливой дружной семьей? Законов таких нет – это раз, а второе – узнают про наши отношения, любой отморозок свиснет «бей геев» и от тебя мокрое место останется. И третье – тебе двадцать четыре. Через пятнадцать лет ты еще сможешь перетрахать женский батальон, а я буду еле доползать до унитаза и, дай бог, если в него попаду. Как тебе такое будущее?
Я пожал плечами:
– Мне нравится. Я буду тебя трахать, а ты стонать и жаловаться на радикулит.
– Ты можешь серьезно к этому отнестись?
Я встал:
– Могу. Никуда я не поеду. Не хочу.
Рома вдогонку крикнул:
– Дома еще поговорим.
«Дома» получился не разговор, а скандал. Односторонний, потому что я орал, а Рома молча готовил ужин.
– Рома, нафиг мне чужая страна? Ладно, у нас с тобой ничего не получится. Могу предположить. Только откуда такая уверенность, что я справлюсь с работой?
Рома с ножом в руке посмотрел на меня как на потенциальную жертву, но меня это не остановило:
– Я проработал без году неделя. Облажаюсь, тебя поведу. Приеду назад с поджатым хвостом. Кому от этого станет лучше? Здесь я все знаю, денег мне хватает, работы валом, квартира! Что я забыл в Штатах? Или ты думаешь, жизнь эмигранта – сахар?
Я не знал, какие еще аргументы привести, и решил больше не напрягать мозг.
– Я не хочу с тобой расставаться. Почему я должен…?
Рома с размаху воткнул нож в разделочную доску:
– Поедешь.
– Нет.
Он подошел ко мне и пригрозил:
– Ты нарвешься. Точно выпорю, неразумное ты дитя.
Я обнял его, прижался изо всех сил к сильному, теплому, любимому:
– Выпорешь. Потому что ты знаешь – мне понравится.
Я нарочно дразнил его – целовал шею, не приближаясь к губам, прижимался сильнее, вылизывал впадинку под ухом. Не мытьем, так катанием. Со словами у меня всегда хреново, а так я смогу. Рома весь для меня как на ладони, я не дурак – понимаю, зачем он меня выпроваживает. Думает, что на расстоянии чувства поутихнут, появятся новые друзья, новые любовники. Рома до сих пор не понял, что для меня есть только он. Человек, который показал мне, кто я есть.
Я прижался к его уху и спросил:
- Сделаешь?
Рома очнулся, поймал меня за волосы и впился поцелуем, придавил пальцами подбородок и поймал мой язык своим языком. Такое своеобразное «да», такое, как мне нужно.
Отстранившись, Рома расстегнул на мне ремень и вытащил из шлевок.
– Иди в спальню и стань на колени перед кроватью. Брюки и рубашку не снимай.
Угадывать, как все произойдет, я не хотел. Зашел в спальню, встал на колени и стал ждать. Я не боялся, более того хотел так, что приходилось стискивать зубы, чтобы не сорваться и не умолять. Слова пока были лишними, Рома сам должен понять, без подсказок.
Он зашел в спальню вслед за мной.
– Ложись грудью на кровать и вытяни руки над головой.
Я придвинулся на коленях ближе к кровати и лег так, как он сказал. Ожидание затягивалось, прохладная ткань под щекой быстро нагрелась, от нетерпения я начал елозить по простыне и поглядывать через плечо.
Рома наклонился и прижал ладонью между лопаток, пресекая попытки оглянуться. Первый удар я почти не почувствовал, настолько сосредоточился на его руке на спине. Второй был намного сильнее. Третий полыхнул огнем по заднице, я чуть не попросил остановиться. Четвертый попал на то же место, и боль стала настолько объемной, что на пятом ударе ремень вошел в нее как нож в масло. А дальше я сбился со счета.
Боль разрасталась, я уже не мог молчать - вместе с вдохами вырывались стоны, как бы я не старался держать рот на замке. Каждый удар проникал глубже и глубже, острый жар змейками полз по телу, свивался в позвоночнике, опутывал мошонку и член.
Не знаю после какого удара я начал кричать. Рома тут же остановился, и ремень упал на кровать рядом с моей рукой. Рома навис надо мной, приподнял немного над кроватью и расстегнул рубашку. Рукава так и остались застегнутыми, и он перебросил рубашку через голову и спутал предплечья.
Его губы коснулись плеча, влажный язык прошелся по спине, нырнул в ложбинку. Рома мягко удерживал меня, чуть прижимаясь к ноющим выпоротым ягодицам. Контраст нежных поцелуев и влажных полизываний с ударами был ошеломляющим – горячие ручейки жара, смешанного с болью, тонким слоем расплылись под кожей, я горел, словно меня полностью окунули в кипяток.
Рома встал на колени между моими ногами и снял с меня брюки. Его пальцы показались холодными, когда он прикоснулся к ягодицам, а влажный язык – раскаленным. Он целовал избитую кожу, покрывал слюной, скользил по слюне внутрь – раскрывал, готовил и наконец-то заполнил до отказа членом. С каждым толчком жар и боль уходили глубже, внутрь тела, концентрировались в позвоночнике и члене. Напряжение росло, расширялось, делая даже вдохи невыносимо чувствительными, и наконец-то достигло своего максимума и взорвало тело.
Я остался висеть в воздухе, без оболочки, качался на воздушных волнах, плавал в невесомости, до тех пор, пока не попался в нежный захват. И подчиняясь ласковой силе, вернулся в тело. Когда я открыл глаза, то увидел Рому склонившегося надо мной, он, нежно касаясь подушечками пальцев, вытирал мне слезы.
Как он мог подумать, что я его брошу? Я знал, что в его силах выставить меня из своей жизни. Это его решение и я должен его уважать. Но я точно знаю, что только он понимает меня, знает, что мне нужно и щедро дает. Он единственный. Как я смогу от этого отказаться?
Это все я ему и сказал. И повторил для верности, когда он закрыл глаза и упрямо замотал головой.
***
Мой мальчик научился мной манипулировать и высказывать свои пожелания, изучил меня и мое тело и набрался храбрости этим воспользоваться:
– Ты знаешь - мне понравится.
Впервые в жизни я прореагировал на заигрывания не стояком, со мной случилось другое. Пришло озарение, что понятие слово «секс» исчерпалось. Вставить, трахнуть, кончить – уже не цель. Выдоить из себя сперму – много ума не надо, до меня это дошло только к сорока годам благодаря мальчишке, который вообще до недавнего времени не знал ничего о любви между мужчинами.
- Сделаешь?
Дима попросил – я сделаю. Потому что я хочу того же что и он. Другие желания потеряли смысл.
Он выполнил мой приказ – встал на колени перед кроватью. Сосредоточенный, напряженный, он ждал меня и когда я вошел в комнату, вскинул голову и посмотрел на меня своими бездонными глазами.
Я попросил его лечь на грудь и вытянуть руки. Даже в этой позе он не выглядел беспомощным, напоминал хищное животное, который просит, чтобы его приласкали.
Я не умел пороть, боялся рассечь кожу, и поэтому Дима остался в брюках. Я видел, что он уже возбужден только от ожидания, даже лежать не мог спокойно. Первый раз я замахнулся несильно, только чтобы почувствовать вес и сопротивление. Дима чуть вздрогнул, во второй раз я ударил сильнее, понимая, что показным наказанием обойтись нельзя.
С каждым ударом Дима вздрагивал все сильнее, дыхание становилось все тяжелее, и стали проскальзывать еле слышные стоны, но он не просил остановиться. Руку уже сводило, ремень выскальзывал из вспотевшей ладони, Дима начал хрипло стонать и цепляться за простыню.
Я прекратил, когда увидел, что он с криком соскальзывает с кровати, не в силах сохранять позу. Стояк у него от порки не упал, и теперь ему нужно было получить финальную разрядку. Я снял с него рубашку и, зная, что Диме нравится быть связанным, спутал руки, не расстегивая рукавов.
Дима дышал часто, мышцы на спине подрагивали, пот блестел на его коже и мелкие капельки скатывались по бокам, рисуя причудливые изгибы. Я пил с его спины его влагу, вкусную, пьянящую, и мне хотелось попробовать какая на вкус кожа после ударов.
На ягодицах были заметны припухшие полосы, но большей частью от поясницы до бедер я увидел ровную алую кожу. На вкус – как будто присыпали острой специей. Упругий вход между ягодицами, мокрый от смазки член и поджавшиеся яйца – как сигнал закончить, иначе ожидание превратится в пытку.
Я не хотел добавлять болезненных ощущений, растягивал, смачивал слюной, но Дима меня сам торопил – подавался назад, выворачивался на пальцах. Горячий изнутри, словно его пороли и там, сжал меня сильно и с криком кончил, выжимая из меня такой быстрый оргазм, что я ослеп. Меня будто пробила молния от основания черепа до члена и растаяла в теле искрящимися всполохами.
Я знал по опыту, что Дима сейчас уснет, но он открыл глаза и совершенно ясным голосом сказал:
– Понял? Никто кроме тебя… Ты единственный. Поэтому не уеду.
Я закрыл глаза – нет, не хочу этого слышать.
Но упрямый мальчишка повторил еще громче:
– Только ты даешь мне меня. Ты единственный.
Я сломался. Я не люблю давать пустых общений и не хотел ему врать – но слушать его признания больше не мог. И пообещал:
– Давай договоримся. Ты поедешь. Если все выгорит и тебе дадут вид на жительство, я приеду к тебе. Если нет – вернешься, а я буду ждать. Но шанс не упускай, хорошо.
Димка открыл рот и хлопнул глазами:
– Хорошо.
И вцепился в меня, шепча в ухо:
– Обманешь - приеду, убью.
Он заснул через секунду. А я лежал и тихо выл в подушку, от того что добился своего. Поедет, обустроится, поймет, что весь мир у его ног и только спасибо скажет, что не остался со старым мудаком, который ему жизнь фактически сломал.
И я гордился Димкой. Больше чем собственным ребенком, как ни стыдно это признавать. После собеседования я позвонил Тейлору, и немногословный ирландец не мучил меня неизвестностью:
– Мне понравился Дмитрий. Я свяжусь со службой иммиграции и посольством. Готовьте документы.
Это многого стоило. Если Тейлор так сказал, значит, протекция моему мальчику обеспечена.
Дима вполне серьезно воспринял мое обещание. Он не надоедал мне напоминаниями, но в один прекрасный вечер он приехал ко мне с большой сумкой и заявил:
– Я поживу у тебя до отъезда.
Я покорно взял сумку и пошел развешивать вещи в полупустой шкаф. Не смог отказаться от ворованного счастья.
Меня каждое утро рвало на части от нежности к моему мальчику и осознания, что все скоро закончится. Я искал подвох, накручивал себя, утверждая, что не бывает счастливых однополых браков, в голове твердо засело: семья без ребенка – не семья. А какие у нас с ним дети могут быть? Усыновить даже не дадут. Я искал нестыковки и убеждал себя, что мы разные и не уживемся.
Но мы уживались. Не совпадали ни в чем, но уживались. Дима спал по утрам до последней минуты, я вставал рано. Он плотно завтракал, я любил объедаться на ужин. Я тренировался по утрам, этот нахал эксплуатировал мои тренажеры вечером. Аккуратист до мозга костей, Дима терпеливо выуживал мои носки из-под кровати и убирал в квартире, я гулял в это время по магазинам и в принудительном порядке покупал для него новые рубашки, белье, носки, все, на чем останавливался глаз, и даже приволок туфли без примерки, слава богу, глазомер не подвел.
Дима не любил читать – не умел читать для удовольствия, привык прорабатывать информацию, и на досуге больше смотрел фильмы и сериалы, я же читал запоем и мог долго вслух рассуждать о книгах. Он любил, но не умел готовить – негде было научиться, если бы не моя настойчивость – жил бы на одних тортах и булочках. Я умел готовить, но не любил объяснять, как и что делаю, и со сладким особо не дружил.
Эти все различия должны были развести нас по разные стороны, поссорить, а получилось так, что они как выступы в пазле совпали, сложившись в удивительно гармоничную картинку.
В постели эти различия не имели значения. Когда мы занимались любовью, то становились другими людьми. Я знал, что его возбуждает, он выучил мои привычки, но начиная с поцелуя и заканчивая послеоргазменным расслаблением, всякий раз все происходило иначе.
Мы могли стартануть ни с чего.
Однажды я здорово задержался на работе, Дима уже уехал домой. Я еле закончил отчет и рванул следом, без Димы за стеной работа не вдохновляла.
Я нашел его в комнате с тренажерами.
Голый по пояс, Димка подтягивался на турнике, для усиления нагрузки на пресс скрестив и поджав ноги. Я оценил красивые ритмичные движения, привалился к стене и залюбовался моим мальчиком.
Но стоять было не очень удобно, спина болела невероятно, несколько дней я сидел над бумагами, почти не вставая. Я лег на пол, поближе к турнику, и дальше смотрел на Димку снизу вверх.
Дима повис на руках и предупредил:
– Наступлю на тебя. Подвинься.
Я обрадовался:
– Слушай, сделай доброе дело.
И, сняв пиджак и рубашку, лег на живот:
– Походи по мне. Спина болит, сил нет.
Дима где-то надо мной пробурчал:
– Я тебя раздавлю. Ты чего… – Потом, проявив креатив, предложил: – Двигайся ближе. Я на руках буду висеть, а то хребет тебе сломаю.
Я подполз под его ноги.
Дима осторожно наступил на меня. Встал второй ногой ближе пояснице и мягко перекатился с носка на пятку. Он мял меня пальцами ног, полностью ступней, аккуратно вдавливал пятку в позвонки, а я только охал и стонал от кайфа и облегчения. Он маленькими шажками выжимал из меня напряжение, разгонял кровь, мышцы благодарно расслаблялись, и я растекался под его ногами до тех пор, пока кожу не начало жечь.
Я завозился, отползая, Дима тотчас поджал ноги, повиснув на турнике. Я перевернулся, поймал его ступни и поставил себе на грудь.
Так я мог видеть аккуратные пальцы, сминающие кожу, высокий подъем и вены, бегущие вверх, мог видеть Диму, распятого над моей головой, с мокрой от пота челкой, подставляться грудью по шероховатую пятку, позволять сдавливать мне соски, принимать его вес солнечным сплетением.
Он делал осторожные шажки, но руки слабели, и вскоре он встал мне на грудь почти полным весом. Дышать стало тяжело, кожа горела, пот раскаленными каплями бежал по бокам, вся кровь словно отлила от головы и груди и наполнила член. Я сдавливал мошонку, сбивая возбуждение, и хотел еще одной тяжести – его член у себя во рту, чтобы лег на язык тяжело и окончательно перекрыл дыхание в горле.
Дима тяжело дышал, мышцы на животе подрагивали, тело покрылось потом, и я намекающе дернул его вниз.
Он встал надо мной, встряхивая руками. Пока он сбрасывал напряжение и восстанавливал дыхание, я привстал и обнял его за ноги, прижимаясь лицом к паху.
Дима не сопротивлялся, помог стащить спортивные брюки, но когда я попытался взять его в рот, он перевернулся, встав на колени и локти. Его голова оказалась напротив моего паха, я поймал его за бедра и впустил в рот его мягкий член, который наполнился кровью уже у меня на языке. Дима расстегнул мне брюки и сделал то же самое.
Мы обменивались лаской, неторопливо, лениво, слишком мягко, чтобы кончить. Но это было невероятно прекрасно - ощущать рот на своем члене и принимать плотный бархатный ствол глубоко до горла.
Я первый прекратил сладкую пытку, прижал сильно языком и стал сосать в полную силу. Димка стонал, не выпуская мой член изо рта, забывался, когда я особенно сильно начинал вылизывать головку, спохватывался и помогал себе рукой. Я, несмотря на все свои ухищрения, кончил первый и в полном расслабоне позволил трахать мое горло и проглотил все до капли.
Димка улегся мне на живот, прижался ухом и подначил:
- Это ты так поужинал?
А из кухни, между прочим, пахло очень вкусно, мой желудок от такого напоминания заурчал, и Димка скатился с меня и начал тихо ржать, паразит.
Пока я ужинал, Дима успел сходить в душ, и я нашел его, задремавшего в обнимку с ноутбуком. Он не потрудился после душа одеться, я присел рядом и долго его рассматривал. Впихиваемая еда и тренажеры сделали свое дело, за последнее время Дима набрал вес и хорошо раздался в плечах. Но еще сохранилась мальчишеская хрупкость, черты лица не утеряли свою юное изящество, запястья и лодыжки остались тонкими и обманчиво слабыми. Никогда не любил здоровых мужиков, всегда выбирал юных, спортивных мальчиков. Но глядя на Диму, я сидел и жалел, что так и не увижу, каким мужиком он вырастет.
Утром я обнаружил, что рядом со мной на кровати пусто. Дима просыпался позже меня, я успел привыкнуть к тому, что открывая глаза, я вижу его лохматый затылок или сонную мордаху. По ночам ему часто снились кошмары, я иногда проспался от того, что Дима мечется по кровати, ловил его у самого края и баюкал, пока он не успокаивался. Поэтому по утрам я будил его тогда, когда времени оставалось в обрез.
Пустая кровать напугала меня до потери пульса. Я вылетел из спальни, но услышал голоса на кухне и облегченно выдохнул. Вернувшись, нашел штаны и футболку и пошел смотреть, кто явился в гости в такую рань.
Впрочем, ранний гость удивления не вызвал – не впервой Софья вламывается ко мне, игнорируя просьбу звонить заранее.
Дима и Софья расположились за столом и увлеченно наминали торт. Сошлись два любителя сладкого, Софья тоже равнодушно мимо кондитерки не может пройти.
- Доброе утро!
Нестройный хор промямлил мне в ответ:
- Доброе утро.
А они похожи. Я был прав, когда говорил себе, что красивая пара могла бы получиться. Оба светло-русые, по-юному небрежные в жестах и словах, и зная их обоих, я мог сказать, что и характерами сошлись бы – Софья взрывная, любит покомандовать, поэтому до сих пор и одна – запросы высокие. А Дима спокойный и если видит разумное зерно, всегда подчинится, а если нет - осадит и настоит на своем.
Софья выложила цель визита:
- Пап, я с предупреждением – маме на глаза не попадайся.
Я застонал. Люда узнала про продажу пакета акций от меня по телефону, но я после озвучивания этой новости быстро отключился. Я не успел до их приезда утрясти финансовые проблемы, нужная сумма денег высвободилась только недавно, и я поручил Сереге вложить их для Люды повыгоднее. Но все пока зависло на стадии предварительной договоренности, и Люда само собой волновалась.
Дима знал эту ситуацию, но слушал мои пояснения с интересом и очень неискренним сочувствием. Софья в точности копировала его выражение лица. Я в конце концов махнул рукой:
- Чтоб вы понимали, изверги.
Дима возразил:
- Все понятно. Просто интересно, финал будет как в боевиках – с мордобоем, или как в мелодраме – со всепрощением?
Софья уронила голову на руки, и ее плечи мелко затряслись от смеха. Я обиделся, но не всерьез. Ничто не могло перебить моего удивления. Эти двое нашли общий язык за очень короткое время, и теперь общались, тут на моей кухне так, как будто знали друг друга всю жизнь.
Софья, прощаясь, поцеловала Диму в щеку и растрепала ему волосы:
- Завидую папе. Умеет же находить парней.
Я пошел провожать ее к такси. Женская интуиция – что-то невероятное. Софья, перед тем как сесть в машину, схватила меня за руку и спросила:
- Ты счастлив, пап?
Я соврал:
- Да.
Он улыбнулась понимающе:
- Хотелось бы верить. Ты хочешь, чтобы у всех все было хорошо, а делаешь только хуже. Причем, хуже и себе тоже.
Откуда в ней это? В ее годы я не задумывался о таких вещах. Слишком рано она стала взрослой, в этом есть моя вина. Так что сказала она чистую правду.
Я не осознавал, что Дима скоро уедет. Ни билеты, ни виза в паспорте меня не убеждали. Даже когда вез его в аэропорт, ехал так же, как каждый день на работу, без настроения прощаться. Дима привычно сидел рядом и поглядывал на меня, улыбаясь.
Перед таможенным контролем он обнял меня и поцеловал в щеку:
- Ты обещал.
Я очень уверенно подтвердил:
- Обещал. Звони, как долетишь.
Только когда я вернулся в квартиру из аэропорта, понял – это конец.
В дверь позвонили, и я побежал, нелогично надеясь, что Дима вернулся, как будто не знал, что его самолет вылетел по расписанию.
За дверью стояла Софья. Я пропустил ее в квартиру и вернулся на пустую кухню, где на столе стояли две чашки.
Софья ничего не спрашивала, подошла, обняла и прижалась к спине:
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 183 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |