– Он не вернется, да, пап?
Я покачал головой:
– Нет, не вернется.
Софья обняла меня крепче и расплакалась.
***
Дни, часы, минуты стали материальными. Я мог пощупать убегающее время, оно превратилось в объятия, занятия любовью, бумаги, машины, автобусы, метро, одежду. Я начал выбрасывать ненужные вещи, чтобы прикосновений и любви стало больше.
Посольство, работа, моя квартира, бюрократические инстанции, квартира Ромы - между всем этим было слишком много автомобилей и прочего транспорта. Я выбросил поездки – собрал необходимую одежду и явился к Роме со словами:
- Я поживу у тебя до отъезда.
Он молча взял сумку и пошел к шкафу. Развесив одежду, он целовал меня в коридоре, превратив время в то, что я хотел.
Тейлор мне не понравился, я общался с ним всего два раза по скайпу. Первый раз он задавал мне вопросы и, не дослушав ответ, задавал следующий. Это здорово раздражало, и я решил, что завалил собеседование. Второй раз Рома меня буквально за ухо притащил в кабинет и сунул мордой в монитор. Тейлор вежливо сообщил, что ждет меня на испытательный срок и рад приветствовать в их команде. Я едва успел сказать «спасибо», как мистер «ценю каждую секунду» отключился. Рома, видимо, человек привыкший, и на мое тыканье пальцем в монитор и заявление: «Как я смогу работать с таким человеком?» только улыбнулся:
- Привыкнешь. Другой менталитет. Тебе понравится их отношение к времени. И кстати, на твое личное время это не будет распространяться, даже если по Северной Америке пройдет торнадо, и срочно потребуется пересчитать выживших. Личная жизнь ля них свята и неприкосновенна, никто не заглянет тебе в бумажник, в постель, не скажет ни слова, если ты не заговоришь первым. И прятаться и скрывать свои отношения тоже не надо будет.
Мне понравились такие перспективы. На секунду я представил, что мы можем… И тут же запретил себе строить прогнозы, иначе они не сбудутся.
Рома окружал себя сотней вещей, и втягивал меня в этот круговорот. Он покупал еду, бензин, придирчиво выбирал мне галстуки каждое утро, грел тарелки, перед тем как положить туда еду, выбирал мне и себе новую одежду. Я не возражал – принимал как есть. Это Рома, он материален, абсолютно земной, практичный, плотно зубцами встрявший в реальность. Когда во сне меня выкидывало в вязкие, безвыходные кошмары, он всегда находил меня там и вытаскивал. После ужаса пригрезившегося одиночества я оказывался в сильных руках, окутанный теплом плотного тела и мог снова заснуть.
Утренний кошмар начался с привычной отправной точки – коридора со множеством дверей, я насильно заставил себя проснуться, но тревожить Рому не стал, тот уставал на работе и к вечеру засыпал прямо над тарелкой на кухне.
Зацепив его планшет, я решил скоротать утро за сериалом, но едва успел поставить чайник, как в дверь позвонили. На часах еще не было семи, я не мог представить, кто мог прийти в такую рань.
Открыв дверь, я немного оторопел. На площадке стояла шикарная, красивая девчонка в короткой шубке из светло-серого меха. Длинные по пояс волосы, дорогая сумка и знакомая ехидная улыбочка – я узнал ее, хоть видел только на фотографиях. В жизни Софья выглядела еще более потрясающе. С заметным любопытством она осмотрела меня с ног до головы и поздоровалась:
- Доброе утро!
Я попятился от двери:
- Проходи…те.
Она зашла, хлопнув меня ладошкой по груди:
- В ноги не падать, автограф дам и так.
Чувство юмора у них наследственное, да и не только. На первый взгляд она не походила на Рому, но чем дальше, тем больше я видел знакомые повадки, мимику и интонации.
- Софья. Сокращать имя нельзя.
Я представился:
- Дима, сокращать дальше некуда. Чай будешь? Есть торт.
Софья оживилась:
- В холостяцкой берлоге живым духом запахло. Тут есть торт. Буду!
Я достал из холодильника оставшиеся полторта и разлил чай по чашкам. Софья, не стесняясь, рассматривала меня.
- Вы давно вместе?
- Сложно сказать. Давно и недавно. Я даже не могу сказать вместе или не вместе.
- Судя по холодильнику – вместе.
Я пояснил сразу, чтобы не было неожиданностей:
- Я уеду скоро. Работать. В Америку.
Софья замерла с ложкой в руке:
- Воот так…
- Ага, твой папа расстарался.
- И ты согласился?
- Согласился. Но выбил из него обещание, что если у меня все выгорит, то он переедет тоже.
- И ты поверил?
- Нет, конечно. Но если он попробует не сдержать обещание, я вернусь.
Софья запила известие чаем и выдала:
- Узнаю своего папочку: «щаз я приду и наделаю вам тут добра». И как всегда через задницу, уж прости, что так в лоб. Я не намекаю, если что.
Я покраснел. Софья засмеялась.
И тут на сцене появилось главное действующее лицо, взъерошенное и очень обеспокоенное. Софья сразу пояснила цель прихода:
- Пап, я с предупреждением – маме на глаза не попадайся.
Рома застонал, схватившись за голову. Спектакль «я виноват, но исправлюсь» мы с Софьей посмотрели с большим удовольствием, жаль - нельзя было аплодировать, но мы оценили и даже подыграли немного.
Софье надо было ехать на занятия, и Рома пошел ее провожать, а я уставился на крошечный кусочек торта. Я был неправ, когда обвинял Рому в том, что он бросил дочь. Таких отношений не бывает, если ребенок и отец чужие друг другу. Извиняться поздно, но принять к сведению стоит, что у Ромы нехилый комплекс вины перед этой девочкой. А она его очень любит.
Перед отъездом я позвонил Софье и сообщил, когда вылетаю. Она все поняла:
- Дим, провожать не приеду. Я буду лишняя. Я подожду его дома.
- Соф, спасибо. Мне сложно все объяснить, но я знаю, что…
- Да не трави ты душу. Счастливого пути, - и пошутила: - Если отец не соберется, шли вызов мне – я ломаться не стану.
Не было у меня ощущения, что я уезжаю надолго. Даже когда ключи от квартиры отдавал, не верилось. Квартиру без присмотра побоялся оставлять, попросил бывшего сокурсника, Андрея, пожить. Он только женился, и собирался снимать. Андрей согласился сразу и долго не мог поверить, что нужно платить только за коммунальные услуги. Я лишь попросил сберечь в качестве платы за аренду мамину библиотеку и наши фотоальбомы. А больше ничего ценного в этой квартире и не было никогда.
Рома проводил меня до стойки таможенного контроля. Я напомнил ему на прощание:
- Ты обещал.
Рома само собой подтвердил. И тут мне стало не по себе. Но я верил, что справлюсь, и чтобы он там не придумывал, упрусь рогами, даже если эти рога и появятся. Ревновать буду, но позже.
Мне предстояла пересадка во Франкфурте, долгое ожидание в таможенной зоне, еще несколько часов полета и вот наконец мы зашли на посадку. Я смотрел в иллюминатор, как исчезает океан и на горизонте раскрывается вдалеке огромный город на берегу залива. Самолетам запрещено лететь прямо над городом, но все равно зрелище было впечатляющим.
Объявили посадку, и пассажиры все как один зааплодировали. Эта радость показалась мне чужой и наигранной, а длинный посадочный коридор напомнил лабиринты из моих снов. Я прошел таможню, увидел встречающего со своим именем и фамилией, написанными латинскими буквами на табличке, и меня передернуло. Словно этот незнакомый человек держал передо мной пластиковую кредитку и говорил мне этим – вот твоя цена. Я с усилием отогнал эту дурную мысль. Цена есть у каждого, но не все продаются, и я даже в другой стране – все тот же я.
Такие рассуждения очень скоро подтвердились. Поначалу, пока привыкал к новой обстановке, новым лицам на работе, все казалось необычным и притягательным. Я с удивлением узнал, что мой английский далеко не английский, потому что половины шуток я не понимал в упор. Но в компании работало много иностранцев, и мне очень корректно все объясняли, если видели, что я торможу.
Квартира до боли походила на мою хрущевку, только комнаты были проходными и кухня оказалась немного больше. Рабочее место по странному совпадению выделили в углу офиса возле окна.
В выходные я гулял по городу, но впечатлений почти не оставалось. Я механически запоминал, куда можно сходить и что посмотреть, когда наконец-то я буду не один.
Улицы, наполненные спешащими людьми, непривычный говор – я не понимал и половины. Запах кофе смешанный с утренним туманом, толкотня в метро, работа, новый софт, диаграммы, таблицы – снова метро, пустая квартира, ужин по-американски – пицца и кола.
В скайпе тишина. Рома не в онлайне, спать.
Утро, вежливый консьерж, метро, работа, пончики к кофе, тихушные вылазки на перекур – я начал курить, мне дико не хватало запаха сигарет. Проблевался пару раз, потом втянулся.
В выходные, чтобы не киснуть дома и не пялиться в скайп, я выбирался сначала посмотреть достопримечательности, а потом нашел в паре кварталов клуб айкидо. На русского там поначалу смотрели как на диковинку, абсолютно по-детски толкали и просили – покажи, белый мальчик, покажи что умеешь. Я не отмахивался, выходил на ковер и показывал.
Улыбки, много улыбок, меня даже били с улыбкой и извинялись после поединка. Поначалу было непривычно, потом заметил, что автоматически улыбаюсь сам.
Рома был прав – американцы четко соблюдали долбанное «прайвеси». Кроме похлопывания по плечу, никаких прикосновений, хотя зачастую я видел, как мои соклубники обнимаются и тискают друг друга после поединка. Принцип очень простой – я так не делаю, значит со мной тоже нельзя.
Время то летело, то ползло. Скайп упорно показывал мне напротив иконки с надписью «Роман» состояние «оффлайн». Я не выдерживал – звонил по мобильному, просаживая деньги в роуминге. Рома либо не отвечал, либо отвечал, что перезвонит и он занят. Каждый раз - бодро так, весело говорил, вечно спешил куда-то, занятой, деловой. Однажды я услышал на фоне шум и звяканье бокалов. Рома в этот раз не против был поговорить – пьяным голосом он спрашивал как мои дела, хвалил потом пожелал удачи и отключился.
Поначалу я радовался, слыша его голос, но только несколько секунд, дальше с каждым словом раздражение росло все больше и больше. И так всякий раз, когда я дозванивался.
Наступала ночь, раздражение смывалось усталостью, и я грезил воспоминаниями, удивляясь тому, какой же Рома дурак. Зря он надеялся, что все его попытки отстраниться могут стереть последние недели жизни с ним. И все ночи, заполненные безумным сексом. Моя фантазия оказалась бедноватой в сравнении с ощущениями, которые он мне щедро дарил.
Я не мог придумать тугих галстуков на шее и на скрещенных за спиной запястьях. Рома затягивал узлы и притягивал меня к себе за импровизированный ошейник, перекрывая дыхание. А я кончал на его члене, лишенный кислорода, и смутно сквозь туман наслаждения видел, как он закусывает губу и запрокидывает голову, выплескиваясь внутри меня.
Откуда, кроме как не от него, я мог узнать, что боль от удара может быть такой сладкой и желанной. Он мог подолгу удерживать меня на самом краю, а потом резким хриплым голосом приказывал:
- Кончай, - и вместе с его словами на горящую кожу обрушивалась безжалостная твердая ладонь.
Вспоминая об этом, я слышал его голос как наяву, и кончал, трахая себя пальцами в одиночестве, на холодной узкой кровати.
Я помнил его рот на своем члене, его тело под своими ногами, когда я наступал ему на грудь, а он дышал тяжело, выжимая из воздуха живительные крохи, и смотрел на меня, смаргивая пелену удушья. И кончая сейчас, я облизывал свои пальцы, надеясь вспомнить другой вкус, смешанный с моей спермой у него во рту.
Я уже собирался писать заявление и возвращаться, как вдруг меня вызвал мой непосредственный начальник, Донован. Это был уникальный по-своему человек, он, когда узнал, что у него в отделе будет работать русскоязычный специалист, узнал мой номер телефона и позвонил мне до прилета:
- Димитри, пожалуйста, привезите мне русские сказки в оригинале. Я компенсирую вам стоимость и налог.
Я немного обалдел от такой просьбы. Мне ничего не стоило прикупить несколько книг, но он пояснил мне уже при личном знакомстве, радостно прижимая к груди сказки:
- Мне очень важно, чтобы вы выбрали сами. То, что читали или читали вам в детстве. Я очарован русским языком, - и он с улыбкой на лице уволок добычу.
Я так и остался стоять с открытым ртом. До меня позже дошло, что этот хитрюга здорово сэкономил на таких покупках, когда нашел во сколько бы ему обошлась такая покупка в интернет-магазине. Но десять процентов налога, которые не входят в цену у нас, он мне заплатил. Я не стал объяснять – заработал на начальнике несколько долларов и поржал с его практичности.
Эта услуга здорово облегчила мне жизнь, Донован очень внимательно относился ко мне и моей работе и помогал, хотя как я понял, так поступать не принято.
Когда я пришел к нему в кабинет, Донован сразу сказал, зачем вызвал:
- Дмитрий, - он научился выговаривать мое имя, - я очень доволен вашей работой и буду ставить вопрос об зачислении вас в постоянный штат. Вы очень талантливы и трудолюбивы. Это прекрасно. Вы хотите остаться с нами?
Ответ у меня был готов еще черт знает когда:
- Я соглашусь. Но с одним условием. Мне надо будет ненадолго вернуться на родину.
- Личные проблемы? Или бизнес?
- Личные. Я откажусь работать, если один человек не переедет жить сюда. Он обещал, но я ему не очень верю, - я вполне осознанно сказал «он». Если воспримут нелояльно, плевать я хотел на Донована и всю эту политкорректность на словах.
Донован вдруг счастливо расплылся в улыбке:
- Постарайтесь убедить его. Я знаю, как в вашей стране относятся к однополым бракам. В нашей стране отношение изменилось в лучшую сторону. Скажу вам, я был счастлив, когда смог сделать официальное предложение моему мужу.
Я старался не ронять челюсть на пол. Очень старался. Донован встал и протянул мне руку:
- Если будет нужна моя помощь с посольством и рекомендациями для службы иммиграции – обращайтесь. Я смогу вас отпустить в поездку в следующем месяце, но на неделю не больше.
Я пожал руку, сказал «спасибо» и вышел в состоянии перманентного ступора.
Рома привычно не взял трубку. В скайпе снова «оффлайн». Я оформил кучу бумаг в отделе кадров и позвонил Софье. Она спешила куда-то и новость о моему приезде восприняла как должное:
- Приезжай. Ту кое-кому мозги надо хорошо вправить. Сил моих нет на него смотреть.
Я похолодел:
- Что случилось?
- Со мной не разговаривает – только деньги на карточку перечисляет. По кабакам шляется. И самое противное, я у дяди Сережи узнавала – только пьет. Дядя Сережа так и сказал – если бы по блядям пошел, значит в норме, а это не норма.
Я встревожился и обрадовался. Сукин сын! Водка у него на все случаи в жизни, но если я ему по барабану – то почему не снял себе подходящего мальчика? Придуманное объяснение мне нравилось, оставалось перебороть его упорное желание «наделать всем добра».
***
Володя так надеялся, что я уволюсь. Но я его круто обломал. Работа – все, что у меня осталось. Я сидел допоздна, приходил домой, выпивал немного виски и ложился спать. Утром вставал, завтракал и ехал опять на работу.
Завтракать приходилось, иначе бы ноги протянул. Ужин не готовил, есть не хотелось, научился жить на кофе с тремя ложками сахара.
Дима звонил часто, и я каждый раз напоминал ему о разнице во времени. Если он звонил ночью – я говорил, что уже сплю, если днем – то говорил, что работаю, если утром или вечером – то сообщал, что еду в машине, и очень напряженный трафик.
Дома начала заканчиваться выпивка, я стал после работы заезжать в ближайший бар. Однажды Дима позвонил мне тогда, когда я допивал уже пятую или шестую по счету рюмку и тискал какую-то блондинку. Но я был рад его слышать, честно, и даже решил поговорить:
- Как дела?
Димкин голос был слышен настолько отчетливо, что мне казалось, что он стоит у меня за спиной. Я даже оглянулся, когда он ответил:
- Хорошо. Как ты?
- Отлично. Отдыхаю сейчас в баре.
- День был тяжелый?
Я был пьян, и с этой точки зрения день мне казался очень даже легким:
- Нет, просто заехал выпить. Я слышал, ты там оправдываешь возложенные надежды на все сто. Молодец! Круто!
- Спасибо. Я, наверное, позже позвоню…
Я горячо заверил:
- Конечно, звони. Удачи тебе!
И заказал еще водки. Дальше не помню, кажется, у меня возникли проблемы с деньгами, я полез к бармену выяснять, почему он не принимает кредитки, двинул кому-то в морду, и очнулся уже на заднем сиденье машины.
Попробовав поднять голову, я понял, что меня сейчас стошнит. В тот же момент чья-то рука сунула меня головой в пакет, куда я и проблевался. Знакомый голос с нотками брезгливости сказал:
- Пап, остановись, ему хреново.
- Машину этот придурок не испачкал?
Я узнал Серегин голос.
- Нет. Я в пакет его сунул.
- Вот пусть дальше туда блюет, придурок.
Я хотел сказать «сам придурок», но в воздух поднялась эскадрилья противно жужжащих вертолетов и меня опять стошнило.
Проснулся я сразу с желанием умереть. Голова болела, желудок выделывал такие кульбиты, что мне казалось, я могу его поймать руками.
Я спал у Сереги на диване. Встав, я пополз по направлению к ванной, где меня еще долго выворачивало всухую. Оттуда меня вытащили и усадили на кухне перед рюмкой водки и стаканом рассола.
- Пей.
Я трясущимися руками схватил рюмку и стакан, влил в себя водку и рассол по очереди. Через минут десять полегчало, я смог открыть глаза и увидел Серегу, который стоял у плиты и пил чай.
Сашкин голос за моей спиной спросил:
- Может его закодировать?
Я оглянулся. Юный садист сидел на подоконнике и шпилился на планшете.
Серега согласился:
- Закодируем. Кулаком в морду, - и уже обращаясь ко мне спросил: - Помнишь, что вчера было?
Я осторожно покачал головой:
- Не очень.
Серега хмыкнул:
- Короче, в тот бар больше не ходи. Ты с какого перепугу бухать начал?
- Делать нечего.
- А почему к Димке не едешь, если тебе тут делать нечего?
Я даже протрезвел, сел ровно и уставился на Серегу. Тот открыто встретил мой ошарашенный взгляд:
- Думаешь, он не обрадуется?
- Серег, я ему жизнь сломал. Там у него все по-другому. Встанет на ноги, женится, на ком захочет, кто по возрасту подходит, там общество другое – косо не посмотрят. А я ему нужен там как собаке пятая нога.
Серега выслушал мой краткий монолог и сделал вывод:
- Про возраст согласен, ты точно на старости лет из ума выжил. А про жизнь… Ром, если бы мне в его возрасте вот так «жизнь сломали», я бы уже владел небоскребами, пароходами и что, там у них в Штатах еще прикупить можно.
Саша отозвался со своего подоконника:
- Пап, так еще не поздно. Роман Сергеевич холостой нынче.
Мы ржали до слез, пока меня опять не начало тошнить и я удрал в ванную. Там, еще немного повисев над унитазом, я умылся и рассмотрел себя в зеркало. Оттуда на меня уставился старый, потасканный мужик с глазами побитой собаки. Лично мне нахер бы сдалось такое счастье, так что все правильно я сделал.
***
В пятницу вечером меня пригласили коллеги в бар. Я согласился, но не рассчитал что давно не пил, и бокал пива хорошо ударил мне в голову. Разговоры проходили мимо, алкоголь вырубил знание языка напрочь, я еле подобрал слова, чтобы извиниться и уйти.
Холодный воздух слегка проветрил мозги, но не настолько, чтобы накопившееся раздражение перестало требовать выхода. Я добрел до автобусной остановки и набрал номер.
Я совсем забыл, что на другом материке сейчас раннее утро. Рома ответил, сонный и недовольный:
– Я слушаю.
Я заорал:
– Это я тебя слушаю! Какого черта? Ты обещал, слышишь, обещал? Сколько еще ждать? Скажи – сколько я буду ждать. Или ты не собираешься совсем?
– Дима, ты напился?
– Какая тебе разница, выпил или не выпил? Ты вообще не хочешь со мной говорить, трезвый я или пьяный.
– Дим, давай попозже, а? Ты протрезвеешь…
– Хрен тебе. Знаешь, что мудило ты конченый, я буду тебя ждать. Пока не сдохну. Ты мне нужен! – я орал даже тогда когда притормозила полицейская машина, и коп направился ко мне. – Ты! Мне! Нужен!
Коп уже маячил перед моей нетрезвой рожей и требовал пройти с ним в машину. Я прижал крепче трубку к уху, пока не отобрали, и сказал:
– Я люблю тебя. Приезжай.
Коп стоял и ждал. Я слушал тишину в трубке и тоже ждал. Вскоре раздался какой-то шорох и стук, я уже открыл рот, чтобы спросить, что случилось, но Рома ответил:
– Приеду. Жди.
Это было честно, не бодренько-фальшиво, не пьяный интерес к моим делам, совершенно другой голос, без тени лжи, и безумно уставший. Я поверил. Моя чертова воображалка подкинула картинку, на которой Рома сидит на кровати, и рядом никого нет. И не будет никого кроме меня. Это было настолько четко, словно в мою голову шла трансляция со спутника в высоком цифровом качестве, впервые я знал, что не обманываюсь своими видениями. Я все же победил.
Коп забрал у меня мобильник и нажал кнопку отключения. Я не протестовал, наоборот, бросился ему на шею и расцеловал в обе щеки и закричал по-русски:
– Он приедет, слышь, синяя ты морда!
Коп стряхнул меня с себя, потер щеку и вернул мобильный:
– Вы хотите быть задержанным за нарушение общественного порядка в ночное время?
Я сделал честные глаза и выпрямился, отдавая честь:
– Нет, сэр.
И сбежал, очень быстро. Судя по звукам за спиной, никто за мной не гнался, но я для верности не останавливался еще полквартала.
Рома перезвонил мне на скайп, когда я уже добрался дома. Он тоже забыл про разницу во времени. Я с наслаждением любовался его противной мордой, которая лыбилась в камеру, и обещал больше без него не пить и не целовать полицейских. Я проболтался про копа и начальника заложил, ведь мы наконец-то разговаривали. Как обычно обо всем и ни о чем, и я заснул прямо на ноутбуке, слушая его голос. Кажется, я разговаривал с Ромой и во сне.
Утром я повесил календарь и зачеркнул первый день из обещанного месяца. Оставалось еще двадцать девять, за которые надо было успеть купить вешалки в шкаф и квадратную кровать.
***
Я разлюбил выходные. Я их возненавидел. Серега вообще на меня забил – сказал, что пить столько не может. Нашел блин проблему, были бы деньги, а компанию я себе найду.
В субботу меня разбудил телефонный звонок. Я, не открывая глаз, нашарил телефон:
– Я слушаю.
В ухо заорали:
– Это я тебя слушаю! Какого черта? Ты обещал, слышишь, обещал? Сколько еще ждать? Скажи – сколько я буду ждать? Или ты не собираешься совсем?
Я сел на кровати. Ни хрена себе, доброе утро. Хотя, это у меня утро, а у кое-кого вечер пятницы, и этот кое-кто ужрался и закатывает истерики.
– Дима, ты напился?
– Какая тебе разница, выпил или не выпил? Ты вообще не хочешь со мной говорить, трезвый я или пьяный.
Не хочу и не буду.
– Дим, давай попозже, а? Ты протрезвеешь…
– Хрен тебе.
Ну само собой, и сам ты мудило, умудряешься доставать меня даже через океан. Ты мне тоже нужен, только я тебе этого не скажу. Переживешь, первый год всегда тяжело. Потом еще и спасибо скажешь, что старый козел тебе жизнь не испортил окончательно.
Я слушал его пьяные вопли, в обрамлении уличного шума, микрофон чувствительный – я мог даже себе представить, как Дима стоит на ночной улице и кричит в телефон, словно надеется докричаться без этого чуда современной техники.
Я встал и подошел к окну. Когда покупали квартиру, я заказал панорамные окна – вид был прекрасный: река, лес. А теперь даже в выходной прямо перед моим домом копошились строители и работал экскаватор. Риелтор убеждала меня, что здесь уже строить не будут, и панорама входила в стоимость элитного жилья. Но теперь тут планировали возводить еще одну высотку, и очень скоро перед моими окнами будет торчать только бетонная стена.
Да если бы и осталось все, как было, за что мне цепляться? За собственные убеждения, что я в кои-то веки творю добро? Благими намерениями, сами знаете, куда выслана дорога. В комфортабельный, алкогольный ад.
За тысячи километров в уличный шум вклинился чей-то голос на английском, я услышал «мистер», «улица», но все посторонние шумы заглушил внезапно ставший спокойным родной до боли в груди голос:
– Я люблю тебя. Приезжай.
Нас подслушивают или это эхо в моей дурной похмельной голове? Я прижался сквозь тонкую штору к холодному стеклу – не помогло, эхо не ушло. Слова словно бились внутри черепа, гулко, звонко, и так больно, что потекли слезы. Я сел вниз, по пути выдрав штору из карниза, и белая ткань повисла у меня перед лицом белым туманом.
Я не признаюсь сейчас, что люблю тебя, прости. Я должен сказать тебе это, глядя в глаза.
– Приеду. Жди,– это все на что меня хватило. Слава богу, связь прервалась.
Похмелиться хотелось ужасно. Я сам себе показал средний палец в зеркале, постоял под холодным душем и сварил кофе, по консистенции напоминавший деготь. Бриться не стал, не спасет все равно. Включил скайп и позвонил Диме.
Он смешной стал, еще больше зарос, хиппи. И довольный до ужаса. Я спросил:
– Кто к тебе там приставал на улице?
– Полицейский. По его мнению я слишком громко разговаривал.
– Само собой, громко. Пить надо меньше, не будешь забывать, что у тебя телефон есть, а то орал через океан как потерпевший. Штраф впаяли?
– Неа,– глаза стали у него косить еще больше. – Я его поцеловал и убежал.
Я чуть со стула не свалился:
– Что ты сделал?
– Я больше не буду. Если приедешь – буду целовать только тебя, пойдет? Я кровать куплю, самую большую и обязательно квадратную.
Если он дальше продолжит в том же духе, то это уже будет секс по телефону. А мне такой секс по барабану. Я быстренько сменил тему разговора:
– Как работа? Справляешься?
– У меня начальник – гей.
Блядь, сначала полицейский, потом начальник. Я сейчас пойду брать штурмом американское посольство с такими раскладами.
Во время разговора это пьяное чудо заснуло прямо перед камерой. Я скайп не выключал – сидел и любовался на его макушку и слушал похрапывание. Приеду – возьмусь за воспитание, пинту темного пива без закуски всадил, бестолочь, и курить начал.
На собеседовании в посольстве я нес такую чушь, что интервьюер, наверное, побоялся задавать мне лишние вопросы. С визой мурыжили долго, я уже начал бояться, что обещанный месяц затянется, но видимо есть бог на небе.
Накануне я подарил свое офисное дерево Лене, собрал вещи и сел писать заявление об увольнении. Такое надо писать от руки с пояснительной, почему и куда, ну да фиг с ними – сочиню. Правда была одна – я уезжаю к любимому человеку, этой правде не место в официальных документах.
Америка– проклятая страна для таких как я. Может, выручат немного стажировки всякие и консультационные практики, но придется в неполные сорок лет начинать все с нуля. Деньги мои туда хрен ввезешь, придется напрягать знакомых дилеров, чтобы через офшор втихаря перебрасывали, иначе огребу пару лет тюрьмы за укрывательство доходов. Штаты не любят левого бабла со стороны. Безработный, почти нищий, без имущества и родных-близких – картинка не из веселых вырисовывалась. Но я был абсолютно счастлив, когда ставил размашистую подпись под приказом об увольнении. Потому что я все-таки увижу, каким мужиком Димка вырастет.
Конец
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 201 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |