Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Тайна Запретного Леса The Mystery of the Forbidden Forest 19 страница



 

- Я думал об этом весь день, пока ты спал, - с этими словами Томас опустился на диван напротив Каулитца, - потому что об этом сложно молчать. По крайней мере, теперь это так.

 

Чуть отодвинувшись назад, он положил между ними бархатный свёрток… Но что скрывал под собой вельвет цвета выдержанного красного вина?

 

- О существовании этих вещей не знает даже Адриан… Вообще никто, кроме меня. Но я хочу, чтобы об этом знал и ты.

 

Он распахнул края свёртка в стороны, открыв взору Билла содержимое…

 

- Фотография… нож и… и письмо? – полушёпотом перечислил он увиденное, подняв вопросительный взгляд на Шеллера.

 

- Да, - кивнул волк, бережно взяв выцветший чёрно-белый снимок и протянув его Биллу, как бесценное сокровище. – Это Елена Вайдунг. Моя бабушка. Ей я обязан тем, что сижу сейчас здесь.

 

Вильгельм внимательно всматривался в фотографию, сделанную, кажется, почти полтора века назад… Изображённая на ней женщина поражала своей красотой и каким-то странным, еле уловимым величием… Очень густые, чёрные волосы струились по её плечам, настойчивый взгляд тёмных глаз завораживал, а прямая осанка придавала всему облику гордый, независимый вид.

 

- Она очень красивая, - не смог сдержать восхищённого вздоха Билл. – И вы… - он перевёл взор с фотографии на Томаса. – Вы похожи.

 

- Я жалею о том, что не помню её… Эта фотография и это письмо, - оборотень столь же осторожно протянул Биллу старый пергамент, испещрённый ровным, аккуратным почерком, – всё, что осталось у меня от бабушки.

 

- Это письмо написала Елена? – Каулитц положил фотографию на колени и медленно развернул свиток. – Ты разрешаешь мне прочитать его?

 

- Я должен был показать тебе его – это я и делаю сейчас.

 

И Билл вернулся к письму, начав читать строки, написанные рукой Елены Вайдунг октябрьской дождливой ночью тысяча восемьсот семьдесят первого года… Ему было не по себе, ведь ему не давала покоя мысль, что он вторгается во что-то очень личное, что он раздвигает какие-то невидимые границы, за которой прячется невероятная, убийственная боль одной очень сильной женщины, которая сделала всё, чтобы спасти две невинные души… ценой своей собственной жизни. Билл помнил – Том рассказывал, что Елена умерла от сердечного приступа через две недели после того, как написала это письмо. Но убил её вовсе не приступ. Её убило горе.



 

И чем дальше Билл читал предсмертное послание бабушки Тома, тем больше ему казалось, что его собственное сердце вот-вот разлетится на куски. Ему было безмерно жаль Елену, хотя, жалость – это совершенно не то слово, которое могло бы описать то, что творилось внутри Каулитца, когда он читал это пропитанное болью, слезами и страхом письмо. Он ничего не мог сделать, не мог ничего исправить… И как же мерзко было это осознавать. Что могла чувствовать женщина, потерявшая единственную дочь и двух маленьких внуков? Что могла она чувствовать, зная, что ничем не может помочь им?

 

- Всё это… - срывающимся голосом пробормотал Билл, дочитав последние строки. – Всё это ужасно, Том. Я просто не… - он поспешно вытер скатившуюся по его щеке слезу. – Я не могу представить, каково это, и…

 

Он даже не знал, что тут можно сказать... Нахлынувшие подобно гигантской волне эмоции раздирали его душу на кровавые куски, мысли сбивались в обрывочно-бессвязные клубки, ему хотелось кричать.

 

- Ни ты… никто из вас не заслужил этого, боже правый, - Каулитц судорожно вздохнул, пытаясь взять себя в руки.

 

- Но это случилось с нами, Билл, - Том опустил голову. – И я не хочу, чтобы из-за меня пострадал ещё кто-то, кто мне очень дорог. – Он указал взглядом на одиноко лежащий на бархатном подкладе кинжал. – Возьми этот нож. Я не могу прикасаться к нему голыми руками.

 

- Серебро? – догадался Вильгельм, протянув ладонь к рукояти трёхгранного кинжала.

 

- Верно. Чистое серебро. Этим кинжалом Патриция Вайдунг убила моего отца.

 

Каулитц безмолвно держал зажатый в ладони кинжал, не веря тому, что сейчас происходит. Неужели Том настолько доверяет ему? Настолько, что сам отдаёт в руки Биллу самое страшное для него оружие? Единственное оружие, которым можно убить оборотня…

 

- Я хочу, чтобы он был у тебя.

 

Как гром среди ясного неба.

 

Билл перевёл полный недоумения взор с кинжала на Томаса, всё ещё не в силах поверить в услышанное. Том действительно хочет, чтобы он взял это? Просто вот так? Как обыкновенную, ничем не примечательную вещь? Тысячи вопросов роились в голове Каулитца, подобно разъярённому потревоженному пчелиному рою. Зачем? Почему? Почему именно сейчас? Почему именно он? Что заставило Тома отдать человеку самое опасное на свете для бессмертного оружие? Это ведь не детская игрушка! Этот кинжал помнит кровь, слёзы, боль и страдания невинных людей, неся на себе это тяжкое бремя уже полтора столетия. Что же движет Томом?

- Я не могу взять его, Том, - внезапно севшим голосом пробормотал Билл и отпрянул, будто перед ним был не нож, а готовая вот-вот взорваться бомба.

- Почему? – взгляд Шеллера был непроницаем, а тон – спокоен, словно они говорили о погоде.

- Это… Это слишком опасно. Неужели ты этого не понимаешь? – спокойствие волка только подхлестнуло и без того натянутые до предела нервы.

- Что именно опасно? – в глазах Томаса промелькнуло удивление.

- Для тебя же и опасно, - повысив голос, ответил Каулитц. – Это не безделушка какая-нибудь, - он ткнул пальцем на лежащий на красном бархате серебряный клинок.

- Это верно, - повёл плечом оборотень, сохраняя невозмутимость. – Но я не думаю, что для меня опасен ты. Даже с этим клинком, - улыбнулся он. – Ты не причинишь мне вреда, я это знаю. Но раз уж я совершил такую глупость и впустил на свою территорию смертного… - Шеллер накинул край красной ткани поверх рукояти и пододвинул кинжал поближе к Биллу. – То этот самый смертный должен быть в безопасности.

Вильгельм вздохнул, крепко сцепив пальцы в замок. Что он мог ответить? Казалось, нить связи с мыслью была безнадёжно утеряна. В голове воцарилась вакуумная пустота, а тело стало тяжёлым. Билл будто перестал ощущать себя…

- Адриан непредсказуем, - продолжал Том. – Если он решит напасть на тебя – он тебя сломает, как хрупкую соломинку. Сила человека – это ничто по сравнению с силой нам подобных. Мой брат и без того уже подозревает неладное, и если он утвердится в своих сомнениях, нам обоим несдобровать. Раньше я старался избегать любой мысли о том, что одному из нас суждено погибнуть, я верил в избавление. И для себя, и для него. Но Адриан уже давно утратил связь со своей человеческой половиной. Его сердце – если оно у него ещё есть – чернее ночи, и если он поставит перед собой цель уничтожить тебя – поверь, он сделает всё возможное ради её осуществления. И я хочу, чтобы ты имел возможность защитить себя. Потому что я смогу дать Адриану отпор. Ты – нет. И тебе этот кинжал нужнее, чем мне.

Билл открыл было рот, чтобы ответить, но не произнёс ни звука. Он медленно протянул руку к кинжалу и обхватил его рукоять ослабевшими пальцами. Переложив клинок к себе на колени, молодой человек поднял голову и посмотрел на Тома пустым, ничего не выражающим взглядом.

- Почему мы, Том? Почему это должно было случиться именно с нами? – меланхолично произнёс он, опустив ресницы.

- Судьба, быть может? – слабо улыбнулся Шеллер. – Нет ничего непредсказуемее её. И опасней. Никто не хотел, чтобы всё получилось так. Может быть, и Адриан тоже… Но он уже давно мёртв. Гнев и ненависть убили его.

- Ты винишь в этом себя?

- Возможно… - в чёрных глазах Томаса быстрой искрой блеснула боль. – Я знаю, каким он стал. Но всё же, он всё ещё мой брат. Я всегда был рядом с ним. И я никак не могу понять, что пошло не так? Что я упустил? Где недоглядел… Может быть, во всём этом действительно есть моя вина.

- Разве? – Билл положил кинжал на резной невысокий стол. – Ты сам говорил, что сделал всё, что было в твоих силах. Это был его выбор. Он не услышал тебя – значит, он сам этого хотел. И жалеть уже слишком поздно. Тот, кем был Адриан, уже не вернётся. А ты всё никак не можешь с этим смириться. И пути ваши разошлись больше века назад. Том… - Каулитц выдохнул и взял Шеллера за запястье. – Ты ведь всё понимаешь. Ты всё видишь. Не можешь не видеть… Я не желаю смерти Адриану. Но ты отдал мне этот кинжал, и это значит, что ты уже давно готов к любым, даже самым ужасным последствиям. И ты понимаешь, о чём я.

Том молчал. Что он мог ответить? Билл только что холодно и беспощадно озвучил его собственные мысли, то, чего сам Томас не решился бы произнести.

- Ты готов к смерти Адриана, Том. И к своей тоже.

- Я не хочу этого… - неожиданно беспомощно проговорил Шеллер.

- Но ты к этому готов. Иначе зачем всё это? Нож, письмо твоей бабушки… - Каулитц пододвинулся к нему и крепко сжал обе его руки. – Я тоже не хотел записываться в убийцы, Том.

- Выходит, будь что будет? – оборотень пристально посмотрел на него.

- Разве остаётся что-то ещё? – вздохнул Билл и взгляд его остановился на стене напротив. На портрете девушки, висевшем рядом с уже знакомым ему портретом Иллианы Вайдунг. – Кто это?

- Где? – Томас проследил направление его взгляда. – А… Это моя мама. Симона Вайдунг-Шеллер.

Билл отпустил его руки и встал с дивана, по-прежнему не отрывая глаз от портрета матери Шеллера. Какое-то время молодой человек просто внимательно рассматривал холст, изучая черты лица изображённой на нём девушки. Пожалуй, даже странно то, что он не сразу понял, что эта юная красавица – мать Тома. Ведь сходство было налицо… Особенно Том походил на мать глазами. И Том совсем не помнит её…

- Ты когда-нибудь видел своего отца? – Билл медленно подошёл к портрету, будто тот мог обжечь. – Я имею в виду… Может быть, у кого-то могли сохраниться фотографии?

- Нет, никогда, - последовал короткий ответ.

- И не хотел бы?

- Ни за что, - резко отозвался Томас и, словно устыдившись своего порыва, встал рядом с Биллом и произнёс уже мягче: - Но… тётя как-то сказала, что Адриан очень похож на него. Что ж, я в этом не сомневаюсь. Лет этак семьдесят-восемьдесят назад, после очередной нашей драки, Адриан назвал меня маменькиным сынком, - невесело засмеялся он. – Только я не считаю, что я должен этого стыдиться. Я горжусь тем, что я сын своей матери.

- Я уверен, она бы тоже очень тобой гордилась. И она тоже, - Билл указал на портрет Иллианы.

- Надеюсь… - Том прислонился спиной к стене и, съехав по ней вниз, сел на пол. – Знаешь, поначалу… Это был такой соблазн.

- О чём ты? – Билл последовал его примеру и сел рядом, откинув непослушные волосы со лба.

- Человеческая кровь. И плоть. – Шеллер уставился в потолок, будто стыдясь смотреть на Каулитца. – Первые два или три месяца я не знал, что делать с собой. И всё потому, что оборотни – они ведь… Мы созданы для того, чтобы убивать людей, понимаешь? Мы – не мирные домашние собачки, мы хищники, которые должны убивать. И я был вынужден загонять себя далеко в лес, в поля, лишь бы не чуять запаха человеческой крови. Он был невыносимым. Он заставлял меня хотеть убивать. Иногда, даже когда я убегал на десятки миль от людских поселений, мне всё равно казалось, что этот запах преследует меня, будто навязчивая паранойя. И меньше всего мне хотелось, чтобы так продолжалось вечность. Я никому не хотел вреда.

- Но у тебя же это получилось, - несколько удивлённо проговорил Билл. – А сейчас? Сейчас тебе не хочется отведать человечинки? – улыбнулся он.

- Нет, долгие годы тренировок пошли мне на пользу, - улыбнулся Томас в ответ. – Мне кажется, что… Чем больше ты проводишь времени в обличии волка, тем крепче ты к нему привязываешься. И поэтому я стараюсь обращаться, в основном, тогда, когда это необходимо.

- А мне кажется, что это зависит и от тебя самого, - пожал плечами Вильгельм. – Выбор – это исключительно привилегия человека, но никак не животного.

- Надеюсь, ты прав.

Том огляделся по сторонам, потёр ладонью предплечье и спросил:

- Выпить не хочешь? Если честно, я бы сейчас смог выпить два литра виски залпом.

- Понятно, почему… - проговорил себе под нос Каулитц. – Да, я бы тоже не отказался. Только что я потом буду делать с тобой, да ещё и пьяным? – засмеялся он.

- Что хочешь, - индифферентно бросил волк, легко поднимаясь на ноги. – А вообще, открою тебе секрет. Я никогда не пьянею, сколько бы я ни выпил.

- Это всё из-за того, что ты… бессмертен?

- Точно. Восстановительные процессы протекают во мне в несколько тысяч раз быстрее процессов разрушения. Ни похмелья, ни больной головы, ни каких-либо ещё последствий.

- Какой тогда смысл пьянствовать? – шире улыбнулся Билл. – Для тебя это же всё равно, что чай пить.

- Я не знаю… - казалось, Тома озадачил этот вопрос. – Просто… иногда действительно хочется напиться и не думать ни о чём.

 

 

Двадцать восьмое октября, 1871 год.

Иллиана наконец-то взяла выходной после двух недель поистине каторжного труда в больнице. В инфекционное отделение поступили сразу пять малышей, заразившихся гриппом. Очень странно, что грипп начал свирепствовать в столь неурочное для себя время - обычно, больницы ждут наплыва больных в начале января… Но сейчас не время думать об этом. Главное, чтобы в Берлине не развернулась самая настоящая эпидемия. Да и потом, малыши гораздо тяжелее взрослых переносят грипп. Иммуномодулирующая вакцина была только в стадии разработки, заканчивались шприцы для инъекций антибиотиков и жаропонижающего… Господи. Если бы все проблемы можно было решить одним лишь взмахом руки… Если бы все дети сию же минуту выздоровели… Смотреть, как мучаются дети, было невыносимо.

Женщина устало вздохнула и потёрла узкой ладонью лоб, бросив затуманенный взгляд на разложенные на её рабочем столе истории болезней поступивших с гриппом ребятишек. Она сидела у окна, в своём рабочем кабинете, неспешно допивая уже остывший чай. Сон настойчиво звал её в свои сладкие объятия, но Иллиана всегда ставила долг врача превыше всего.

В дверь тихо постучали, и она вздрогнула, словно от громового раската.

- Да, войдите… - подавив зевок, женщина выпрямилась на стуле и чуть потянулась.

- Иллиана? – в кабинет зашёл высокий темноволосый мужчина с аккуратной бородкой и большими синими глазами.

- Доброе утро, Карл, - она ласково улыбнулась и взяла подошедшего к ней супруга за руку.

- Иллиана, милая… Ты ведь даже не ложилась сегодня, - Карл наклонился и поцеловал жену в щёку. – Так нельзя.

- А как же быть иначе? – растерянно спросила она, обведя рукой лежащие на столе истории болезни. – На данный момент, я – единственный врач-инфекционист, Кларисса приболела, и я её временно заменяю.

- Послушай, - Карл положил обе широкие ладони на её плечи, мягко сжав, - тебе нужно выспаться. Посмотри на себя… Ты сильно похудела, лицо белее мела. Да и мальчишки тебя нечасто видят. Скоро совсем забудут, как ты выглядишь.

- Как они? – Иллиана подняла голову, посмотрев на мужа.

- Дорогая, ты живёшь с ними в одном доме, - улыбнулся Карл. – С ними всё в полном порядке, но будет намного лучше, если ты сама сейчас встанешь и навестишь их. Я настаиваю.

- Ох, да… Конечно. Сейчас. - Опёршись на руку Карла, женщина встала, сдержав болезненный вздох – сказались долгие часы сидения, ноги затекли и теперь дико ныли.

Конечно, мальчики… За эти две недели Иллиана не провела с ними и часа, и теперь ей было немного стыдно… Ведь она обещала Елене заботиться о племянниках, а сама всё взвалила на плечи супруга.

- Они ещё спят, - шёпотом произнёс Карл, поднимаясь по лестнице в комнату мальчиков. – Но Адриан – ранняя пташка, думаю, скоро он проснётся.

Они осторожно приоткрыли дверь в комнату братьев и, увидев, что дети крепко спят, зашли и тихо прошествовали к их кроваткам. Иллиана сжала пальцами высокие борта кровати Тома и всмотрелась в его маленькое круглое личико.

- Они такие маленькие… И уже так побиты жизнью, - покачал головой Карл, обняв жену за плечи.

- Да… - грустно прошептала Иллиана. – И я даже не знаю, что я скажу им, когда они спросят меня, где их мать и отец.

- Мы придумаем что-нибудь. Если бы мы только знали, кто есть настоящий убийца Симоны и Элиаса…

«Ты не захочешь знать такую правду…», - Иллиана еле сдержалась, чтобы не сказать это вслух.

Страшная тайна жгла её, подобно раскалённому жалу, и как же сложно было удержать её! Но она должна молчать… Ради Елены и мальчиков. Ради своей любимой племянницы, Симоны, чья невинная жизнь была зверски прервана тем, кого она так безгранично любила.

«Елена… - встрепенулась она. – Я должна написать ей, что с мальчиками всё хорошо».

В этой сумасшедшей суете она совсем забыла о сестре и данном ей обещании…

- Простите… - супруги обернулись на тихий голос экономки, робко остановившейся в дверях. Молодая женщина нервно сминала пальцами край передника, в глазах читалась тревога. – Фрау Вайдунг?

- Да, Мария? – нехорошее предчувствие вцепилось в плечи Иллианы ледяными когтями. – Что-то случилось?

- Пожалуйста, можно вас попросить на минутку?

- Конечно, - Иллиана пересекла комнату и вышла в коридор. – Что случилось?

- Плохие вести из Регенсбурга, - Мария опустила взгляд, словно она была виновницей.

- Что? Из Регенсбурга? – переспросила Иллиана, похолодев.

- Да, госпожа, - Мария достала из передника телеграмму и небольшой конверт. – Приехал посыльный из поместья вашей сестры и велел передать вам это…

- Спасибо, Мария, - голос и руки женщины дрожали, когда она взяла письмо и телеграмму.

Почему-то ей так не хотелось читать её… Как если бы она заранее знала, что там написано. Её сердце сжимали невидимые тиски, выжимая из него кровь до последней капли. На светло-бежевой, гладкой бумаге телеграммы напечатаны только три строчки. Но Иллиане потребовалось перечитать их несколько раз, чтобы понять смысл этого короткого послания. Голова её гудела, перед глазами расстилался туман, а пальцы рук будто оледенели…

Она покачнулась, и Мария спешно подхватила её под руку, подведя к небольшой софе, стоявшей у стены. Иллиана судорожно смяла в ладони телеграмму, даже не замечая, как по её лицу непрерывным потоком струятся слёзы.

- Присядьте, пожалуйста, - пролепетала Мария, усадив Иллиану на софу.

- Что происходит? – из комнаты мальчиков вышел Карл и, увидев, в каком состоянии его жена, вмиг оказался подле неё. – Мария?

- Из поместья госпожи Елены только что прибыл посыльный, - сбивчиво пояснила экономка, подбежав к Иллиане со стаканом холодной воды.

- И? – непонимающе уставился на неё Карл, но Иллиана молча протянула ему телеграмму.

Мужчина быстро прочёл её содержимое…

- Мне очень жаль, госпожа, - смахнув слёзы, прошептала Мария и, чуть склонив голову, направилась к лестнице.

- Мария, попросите нашего кучера помочь посыльному распрячь лошадей, - крикнул ей вслед Карл. – Пусть его гнедые отдохнут после долгой дороги.

- Да, господин.

Когда шаги доброй экономки стихли где-то внизу, Карл подошёл к утирающей уже промокшим носовым платком слёзы жене.

- Иллиана, милая, - он сел перед ней на колени и мягко сжал её ладони в своих. – Елена знала, что всё так и будет…

- Но так не должно было случиться, Карл! – гневно выпалила она, вырвав свои руки. – Почему это случилось с нашей семьёй? Чем мы это заслужили? Перед кем провинились? Почему?!

- Иллиана… - Карл снова взял её за руки. – Я не могу описать словами, как мне жаль. Мне безумно жаль и Симону, и Елену – всех их. Боюсь, что «жаль» - это не то слово, которое здесь было бы уместно, но… Мы не сможем вернуть их. Их больше нет. Но у нас есть мальчики, ты помнишь об этом? И мы должны заботиться о них. Бог не дал нам своих детей… Но кто мешает нам любить и Томаса, и Адриана, как родных?

Иллиана слушала, не перебивая… Конечно, Карл был прав. Слезами она не вернёт ни сестру, ни племянницу. Но мальчики… Она нужна им. Они – часть любимой Симоны, единственной племянницы, которая стала жертвой чудовища. Чудовища - в полном смысле этого слова.

- Давай сделаем так… Ты обязательно должна съездить в Регенсбург. Сходишь на могилу к сестре, заедешь к ней в усадьбу… Но потом сосредоточимся на воспитании мальчишек. Кроме нас у них больше никого нет.

- Конечно, - всхлипнув, ответила Иллиана. – Я выполню данное Елене обещание и…

Их прервал детский плач, раздавшийся из-за приоткрытой двери детской комнаты.

- Томас проснулся, - Карл поднялся на ноги.

- Ты… - всхлипнула она. – Ты иди к мальчикам, я сейчас…

- Хорошо, - он скрылся за дверью, оставив супругу в коридоре. – Я жду тебя.

Иллиана залпом выпила воду, принесённую Марией, и, отложив в сторону телеграмму, распечатала небольшой конверт. Оглядевшись, словно кто-то мог подглядывать за ней, женщина развернула сложенный вчетверо листок белоснежной бумаги, от которого веяло тонким жасминовым ароматом. Этот запах был очень любим Еленой… И Иллиана почувствовала, как слёзы вновь навернулись на её потускневшие зелёные глаза, когда она увидела этот ровный, красивый почерк, принадлежавший любимой сестре.

«Моя дорогая Иллиана,

я знаю, что жить мне осталось недолго, но я жду свою смерть со спокойной душой. И всё, что я хотела тебе сказать – чтобы ты берегла наших мальчиков. Пусть хотя бы эти недолгие двадцать два года, что им отмерила судьба, они проживут человеческую жизнь. Стань им той матерью, которой у них уже никогда не будет. Я не могу знать, что им приготовила вечность, в которую они шагнут после, но я буду верить, что они смогут найти путь к спасению. Верь в это так же, как верю я. И я буду молиться за вас. Прощай.

22.Х.1871 год.»

Стерев мокрые солёные дорожки с бледных щёк, Иллиана сложила письмо Елены и вновь убрала его в конверт, спрятав в складках платья. Она обещала Карлу, что тоже зайдёт к мальчикам…

Решительно поправив юбку, женщина шагнула к двери детской комнаты. На софе осталась лежать телеграмма, привезённая посыльным из Регенсбурга…

«С сожалением вынужден вам сообщить, что ваша сестра скончалась от сердечного приступа в ночь на двадцать четвёртое октября сего года. Нотариус просил вас явиться в течение месяца для ознакомления с завещанием. Похороны через три дня. Примите мои соболезнования. Доктор Ройтберг.»

 

 

- Знаешь, я подумал… - Том разглядывал янтарного цвета виски, плескавшийся в его низком пузатом бокале. – Если бы не это проклятие, я бы никогда тебя не встретил.

- Стараешься во всём искать плюсы? – попытался улыбнуться Билл, но понял, что улыбка будет здесь неуместна.

- Наверно, - усмехнулся Шеллер. – Странно, что я ещё не разучился делать это. Иногда мне казалось, что оптимизм за все эти годы полностью изжил себя во мне.

- Ты часто думаешь о том, как сложилась бы твоя жизнь, если бы ты не стал таким, какой ты есть сейчас? – спросил Каулитц, делая небольшой глоток.

- Я почти не думал об этом. К чему размышлять о том, что стало для меня невозможным? Это как посыпать незаживающую рану солью снова и снова… Я потерял жизнь и только после этого понял, насколько она ценна.

- А ты помнишь, каким ты был? Ну, когда… - Билл неловко замялся.

- Когда был человеком на обе свои половины? – тихо засмеялся Томас. – Говори прямо, не стесняйся. Ты знаешь обо мне больше, чем кто-либо из людей.

- Но я хочу узнать тебя получше, - Вильгельм оставался серьёзным. – Да, я имел в виду именно это.

- Мне не приходиться напрягаться, Билл, чтобы помнить об этом. Потому что я застыл. Знаешь, как прекращается движение реки, когда она застывает, обращается в лёд? И движения больше нет… Я просто проживаю день за днём, вижу одну и ту же серость, те же лица. И меня преследуют всё те же воспоминания. Правда, когда я превращаюсь в волка, они утихают… И тогда мне становится легче - этим и привлекательна моя волчья половина, она забирает страдания человека. Но если я буду злоупотреблять этим, какой тогда смысл в моём существовании? Я должен найти ответ на самый главный вопрос – как избавиться от всего этого… Но я не знаю, где его искать. Ни малейшей зацепки. Знал бы ты, насколько это паршиво…

Они сидели в плетёных креслах на балконе, на третьем этаже. Билл старательно кутался в свою куртку и шарф, прячась от ноябрьского ветра, Тому же холод был нипочём. Он сидел в лёгкой футболке и джинсах, ветер трепал его чёрные волосы, кидая длинные пряди на лицо, но Шеллер не обращал на это ни малейшего внимания. Солнце наполовину скрылось за горизонтом, окрасив сгущающиеся за востоке тучи в золотисто-бордовые оттенки.

- Что, жарко? – поддел Том Каулитца, подливая ему виски.

- Жарко, жарко… - клацнул зубами молодой человек, спрятав нос в шарф. – На тебя смотрю – холодно становится.

- Ну-у, - Том придвинул своё кресло поближе к Биллу, и тот инстинктивно прижался к его плечу, - кажись, очередной плюс, да?

- О да… Чёрт возьми, Том!

- Чего?

- Ты весь как полыхаешь! Как ты ещё не загорелся? – Билл даже сквозь плотную ткань куртки чувствовал жар, исходящий от тела Томаса.

- Для волка нормальная температура тела – примерно сорок градусов по Цельсию.

- Не умничай, - огрызнулся Каулитц, всё ещё немного дрожа, и Том рассмеялся. – Что?

- Ты забавный, когда злишься, - Шеллер высвободил руку и притянул стучащего зубами Билла за плечи к себе.

- Смешно ему… - проворчал парень, постепенно согреваясь. – Но, да, это твой плюс, определённо.

- Билл, - отстранённо произнёс Том, остановив взор на последних тающих лучах солнца, - а ты никогда не думал, каково это – быть бессмертным? Хотел бы ты жить вечно?

Каулитц опустил голову, смущённый неожиданным вопросом. Странно было слышать это от Тома… Конечно, бывало, что он задумывался о подобном, но не в столь глобальных масштабах…

- Больше я думал об этом в детстве. Тогда мне казалось это чудом, какой-то игрой… Но, чем старше ты становишься, тем меньше ты задумываешься о чудесах. К тому же, меня мало привлекали идеи о том, что для обычного человека недостижимо. К чему заострять на этом внимание? Да и потом, голова занята совершенно другим… Когда я был маленьким, я думал, что это забавно – быть вечно молодым. Наблюдать, как все вокруг тебя стареют, дряхлеют, а ты один остаёшься всё таким же. Но…

- Но? – переспросил Том. – Говори то, что думаешь. Говори честно.

- Я боюсь обидеть тебя. Вернее, не то чтобы обидеть…

- Говори, раз начал.

- Ну… Не так давно я думал об этом. И понял, что в этом нет никакого смысла.

- Нет смысла? То есть?

- В том, чтобы быть бессмертным. Что если, я бы действительно был таким? Я был бы вечно молод, полон сил… И беспомощно бы наблюдал, как все мои близкие и любимые люди угасают у меня на глазах, а я ничего не могу сделать с этим. Я ни с кем не смогу поделиться своим горем, своей печалью, потому что меня не поймут или, ещё чего доброго, сдадут в дом для душевно больных. И со временем я просто останусь один. Ни родных, ни друзей… Мне не к кому будет пойти. Вот в этом-то и нет никакого смысла.

Том пристально смотрел на него, не перебивая, впитывая каждое слово.

- И я до сих пор не могу представить, как ты выдержал вот так больше века… - Билл виновато глянул на него и быстро отвернулся к солнцу. – Прости.

- Да нет, что ты… Всё правильно. Всё именно так, как ты говоришь. Но знаешь, со временем даже эта боль притупляется, и приходит смирение.

- Всё равно не могу себе это представить.

- Тебе это и не требуется, - улыбнулся Томас. – У тебя есть всё, что нужно. У тебя есть жизнь.

Каулитц рассматривал искрящийся в его бокале виски, не зная, что ещё он может сказать. Он чувствовал себя предателем, который только и ждал момента, когда можно будет зайти со спины и нанести смертельный удар. Действительно ли Том так легко принял то, что сказал Билл? Неужели это не вызвало в нём никаких особых эмоций? Но, кажется, оборотень был абсолютно спокоен… Какой же силой воли нужно обладать для этого?

- Ты тоже будешь жить, Том.

Шеллер чуть вздрогнул от этих слов и тут же сжался. Заметил ли это Билл? Хотя… чего тут опасаться, заметил-не заметил… Разве это и так не понятно, чего хочет Шеллер?

- Многообещающе, - ответил Томас, щуря чёрные глаза.

- Я не шучу! – Каулитц отодвинулся и посмотрел на него со всей серьёзностью.

- Да? И как же можно воплотить сию идею?

- Я не знаю… но мы придумаем. Обязательно.

Высоко в небе тоскливо пропел коршун, и Билл поднял голову, чтобы найти их вечернего компаньона – тот чёрной стрелой прорезал серое небо и скрылся где-то за лесом. Сейчас, когда они были так близки к небу, Каулитцу казалось, что в целом мире не осталось никого, кроме них двоих. Рядом с Томом было тепло и безопасно – в этом был уверен Билл, даже несмотря на все слова Шеллера… Нет, он не относился ко всему происходящему с ними, как легкомысленный школьник, Билл всё понимал. Но он видел в Томасе свою опору, вместе с тем понимая, что он тоже должен быть сильным для Тома. Том нуждается в нём, и Каулитц чувствовал это. Где-то глубоко внутри себя Билл действительно чувствовал, как Том тянется к нему, хватается за него изо всех сил, подобно тому, как тонущий человек ищет хоть что-нибудь, за что можно зацепиться и не сгинуть навсегда в бездне… Билл восхищался им. Восхищался его силой, его несгибаемой волей и желанием жить. Каулитц ещё не знал, как он это сделает, но он всё равно будет стараться и пытаться до последнего помочь Тому разгадать эту чёртову загадку, связанную с его семьёй, помочь найти ответы на все терзающие его вопросы. Иначе… зачем же тогда они встретились?


Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.034 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>