Николай Михайлович Новиков 16 страница

Наташа укрылась одеялом с головой. Нигилист побежал в другую комнату, схватил чемодан, принялся торопливо собирать вещи. Он швырял в открытую пасть чемодана костюм, рубашки, носки, белье, какие-то бумаги из рабочего стола.

— Наташа, я ухожу. А ты остаешься, ты остаешься здесь, это твоя квартира, все здесь твое. Я знаю, что тебе некуда идти — и не надо. Деньги я оставил в ящике стола, потом еще дам. Ты можешь делать все, что хочешь. Я надеюсь… Наташа, ты слышишь? Я надеюсь вернуться сюда. Я зайду через недельку, когда ты успокоишься, когда… Я зайду, и мы поговорим всерьез. Только не делай глупостей, пожалуйста, Наташа. — Помолчал, глядя на постель, потом с надеждой спросил: — Ты ничего не хочешь мне сказать напоследок, Наташа?

— Нет… — простонала она сквозь слезы.

— Через неделю… А пока… — Нигилист растерянно пожал плечами. — Больше я ничего не могу сделать.

Если бы Наташа видела его в эту минуту, она бы сильно удивилась. Растерянный, не знающий, что делать, Нигилист — такого не только она, многие, кто знал Петра Яковлевича, никогда не видели.

Он вышел из квартиры, старательно запер дверь на ключ, постучал к Ратковскому. — Проблемы, Петр Яковлевич? Может, мне нужно было все же остаться дома вчера? В конце концов, могли быть непредвиденные последствия.

— Все последствия предвиденные, — мрачно процедил сквозь зубы Нигилист, швырнув чемодан на пол. — Я о них знал, когда Шеваров отказался помочь. Если бы ты остался дома, вмешался, что бы мы сейчас делали? Думать нужно было, когда я соглашался. Все остальное только усугубило бы положение. Мои вещи пока побудут у тебя.

— Переезжаете?

— Поживу пока в гостинице. Вопрос не в том, стыдно мне или нет смотреть в глаза жене. Вопрос в другом, Олег: МОГУ ЛИ Я ВООБЩЕ СМОТРЕТЬ В ГЛАЗА ЭТОЙ ЖЕНЩИНЫ? Знаешь, какой ответ? Я НЕ МОГУ! Видно, в генах моих закодировано: делай все, что хочешь, но только не это. Я чувствую, что сойду с ума, если останусь в этой комнате.

— Я надеюсь, все будет нормально, Петр Яковлевич, — неуверенно пробормотал Ратковский.

— Не надо, Олег. Я все прекрасно понимаю и не тешу себя надеждой, что Наташа простит меня. Хотя, все может быть… Но, по крайней мере, я чуть-чуть лучше стану, если оставлю ей и квартиру, и все, что там есть. Это не для нее — для меня нужно.

— Я вас понимаю, Петр Яковлевич.

— Ну, вот и отлично. Поехали в офис, посмотрим, как там дела обстоят. Потом сниму номер, наверное, в «Президент-отеле», а ты привезешь чемодан. И вот еще что… Пока будешь жить в своей комнате, присматривай за Наташей. Надеюсь, ты понимаешь, как с ней вести себя. Я не хотел бы разочаровываться в тебе, Олег.

— Понял, Петр Яковлевич. Постараюсь помочь ей.

В комнате секретарши перед кабинетом Шеварова горой возвышался на стуле улыбающийся Миша.

— Петр Яковлевич! — обрадовался он, увидев Нигилиста. — Петр Яковлевич, спасибо вам! Это ж просто фантастика! Вдруг отпустили, даже извинились, а то на допросах прямо-таки душу вынимали, скажи да скажи, кто эти люди, и все такое. А я что? Я ничего не знаю, так им и говорил, так они… А потом — бац! Иди, говорят, извини… А мне тут сказали — Петр Яковлевич постарался. Как же вам удалось? Там такие псы двуногие…

— Удалось, но это было непростым делом. — Ратковский присел на стул рядом с Мишей. — Очень сложным.

— Да, — равнодушно кивнул Нигилист. — Все нормально, Миша? Не слишком там напугали тебя?

— Да оно, конечно, страшновато было, сами понимаете — не санаторий. Но я ваш должник, Петр Яковлевич. Если что понадобится, вы только шепните. В лепешку расшибусь!

— Ну, и хорошо. — Кивнув, открыл дверь в кабинет генерального директора концерна «Сингапур».

— А вот и наш герой! — воскликнул Шеваров, поднимаясь из-за стола. — Рад тебя видеть, Петя, очень рад. Ты что-то уставшим выглядишь. Как здоровье?

— Нормально.

— Ну давай, присаживайся, поговорим о наших делах. По-моему, все потихоньку налаживается. А? Ты-то как думаешь? Да садись ты, садись, Петя, в ногах правды нет. — Шеваров самолично придвинул Нигилисту стул.

Петр Яковлевич сел, привычно поддернул брюки на коленях. Молча, в упор уставился на шефа.

— Тяжело? — посочувствовал Шеваров.

— Тяжело, — кивнул Нигилист.

— Может, отдохнешь деньков десять? Смотайся в Испанию, погрейся на солнышке, на песочке, там сейчас ох как хорошо, не то что у нас, дожди, проклятые, замучили. А? Заслужил, заслужил.

— Что сказал Радик?

— Все вопросы с тобой уладил. Миша, как видишь, на свободе, никаких обвинений, никаких подозрений. Насчет тюменцев — он берется выбить этот контракт. И вообще уважает нашу фирму, готов и дальше работать, развивать, так сказать, дружеские связи.

— Понятно, — скрипнул зубами Нигилист.

— Не переживай, забудется, перетрется-перемелется! — Шеваров подошел, похлопал Нигилиста по спине — заботливо, отечески, как и подобает настоящему руководителю, отцу-командиру.

«Что ж ты раньше-то не проявил заботу, гад пузатый? — злобно подумал Нигилист. — Не помог, не посочувствовал? Ведь знал же Наташу, улыбался ей, комплименты говорил!»

— Может, и забудется, Степан Петрович. А сейчас у меня возникли проблемы личного плана.

— Проблем личного плана в нашей фирме не бывает, Петя, — развел руками Шеваров. — Ты и сам это знаешь.

— Значит, это проблемы концерна, — жестко произнес Нигилист. — Я так думаю, концерн дорожит своими ведущими сотрудниками? Или не очень?

— Ну, что у тебя за проблемы, Петя? Наташа, конечно, горюет… Не бери дурного в голову, дело молодое, пройдет. Устрой ей променад по Парижу или Голливуду, и все как рукой снимет.

— Я ухожу от нее, Степан Петрович. Это оказалось страшнее, чем я думал.

— Да ты что?! — ужаснулся шеф. — Неужели серьезно? Травмы?

— Вы знаете, я не из пугливых. Но вчера мне по-настоящему стало страшно. Так получается, что сейчас я не могу жить в своей квартире. И Наташу не могу выгнать.

— Ну что ж, поживи пока в отеле. А потом видно будет.

— Так и сделаю. А потом, Степан Петрович, мне нужна квартира. Такая же, к особой роскоши не привык. Надеюсь, концерн сделает.

— А сам не можешь, да? — ехидно прищурился Шеваров.

— А сам не хочу. Все это случилось из-за того, что я всеми средствами хотел поскорее решить вопрос с тюменской нефтью. И я решил его. Все довольны, все уже подсчитывают прибыль. Один я в дураках. За свои деньги новую квартиру должен покупать! Это справедливо, Степан Петрович? О всех других делах я просто молчу. Ошибся — и наказан. Но квартира…

— Да ты постой, постой, не кипятись. Что за мода такая — чуть что, сразу условия особые выставлять? Ты же свой процент получишь по этой сделке, Петя!

— Все получают процент, Степан Петрович. Но никто ничего не потерял. Никто не заплатил такую цену, как я. Впрочем, — он поднялся, — если вы считаете, что я зарвался, готов написать заявление. Прямо сейчас. Это не каприз, Степан Петрович, это страшное потрясение, не дай Бог вам такое пережить.

— Мне? — Шеваров почесал в затылке, вернулся за стол, сел в кресло, задумался. — Честно говоря, не хотелось бы… Я еще тот ходок, ты знаешь, но представить Ингу… Не пугай меня, Петя, я все же не такой молодой и здоровый, как ты. Но понять тебя могу. Да, могу. Ладно, давай конкретно, что ты хочешь?

— Двухкомнатную квартиру на Юго-Западе. Помимо процента. В течение недели после того, как валюта заказчика будет переведена на наш счет. А я пока в гостинице где-нибудь устроюсь.

— Это что, для нас проблема? — удивился Шеваров, как будто только что услышал об условии Нигилиста. — Квартира? Ну, будет тебе квартира. Двухкомнатная. Нет проблем. Только вот что, своего этого… Ратковского будешь устраивать сам.

— Разумеется, Степан Петрович. Нужно, чтобы в общем коридоре была еще одна квартирка, маленькая. Мы просто организуем обмен с соседями. Это я организую сам.

— Ну вот и хорошо, — усмехнулся Шеваров. Он очень не любил незапланированные траты денег, но если уж решил потратить — никогда не жалел об этом. Вот и сейчас деньги на покупку квартиры Нигилисту были как бы уже потрачены, так чего о них жалеть? И к Степану Петровичу вернулось хорошее настроение.

— Благодарю вас, Степан Петрович, — поднялся Нигилист.

— Пустяки! — махнул Шеваров. — Это дело решили. Если еще какие проблемы возникнут, говори, не стесняйся… — И он вдруг подумал: а если Нигилист еще одну квартиру попросит? И замолчал, вопрошающе глядя на Петра Яковлевича.

— Если вы не возражаете — воспользуюсь вашим любезным предложением и слетаю на недельку в Испанию. В Москве и вправду погода паршивая, с утра вроде солнце выглянуло, а теперь опять дождь. Неделю дадите?

— Хоть… — обрадованно начал Шеваров, довольный тем, что вторую квартиру не придется покупать, но потом решил, что уж больно щедрый он сегодня, а это — непорядок. — Неделю, Петя, только неделю. Успеешь? В смысле отдохнуть? Успеешь! Ну, давай, отдыхай, загорай, набирайся сил. Через неделю — ты на рабочем месте. Ну, сегодняшний день мы не считаем. Заявление на отпуск напиши, все должно быть как положено.

— Да, конечно. Всего доброго. — Он вышел из кабинета, взял со стола секретарши чистый лист бумаги, торопливо, крупным, размашистым почерком написал заявление, молча придвинул его дородной пожилой женщине с фиолетовыми волосами и решительно толкнул дверь.

Ратковский хлопнул Мишу по плечу и вышел следом. На улице шел мелкий, уже похожий на осенний, дождь. Нигилист засунул руки в карманы брюк и, не обращая внимания на небесную влагу, медленно зашагал по тротуару.

Где-то, в его квартире, осталась Наташа, она сейчас одна. Ей, наверное, плохо. А ему хорошо? Нет ни квартиры, ни жены. Он не думал, хорошо или плохо поступил — так, как велели обстоятельства, другого выхода не было. В военных действиях он не силен, да и Шеваров отказал в помощи. Только это и оставалось — единственный выход. Он думал о том, как попал в это дурацкое положение. Теперь даже секретарша может посмотреть на него с нескрываемым любопытством, как на невиданного урода! Не Наташу было жалко — самого себя. Всегда правильный, уверенный, решительные — как он мог допустить такое? Если Радик не станет держать язык за зубами, вся Москва будет смеяться над ним. Над ним — Петром Яковлевичем Нигилистом! Ничего… Он скрипнул зубами. Посмеются и забудут. А он — никогда!

Капли дождя падали ему на лицо, струйками стекали по щекам. Или это были слезы?

Позади, шагах в пяти, медленно катился следом верный «мерседес».

Часть третья

ВРЕМЯ ЦВЕТЕНИЯ «ЛАНДЫША»

Наступила осень. Холодная, серая, дождливая осень, совсем не похожая на кубанскую — теплую, долгую, со спелыми гроздьями винограда, с айвой и арбузами, с копнами сена во дворах и скирдами золотистой соломы в поле. Московская осень пришла без предупреждения: за несколько дней облетели листья на деревьях, подул холодный ветер, небо заполонили огромные черные тучи — и как не бывало теплого лета, ничто уже не напоминало о нем на тоскливых улицах столицы.

Наташа по-прежнему жила в двухкомнатной квартире неподалеку от станции метро «Багратионовская». После того страшного вечера она хотела уехать в Гирей, но так и не решилась. Вначале вообще ничего не хотелось — ни есть, ни пить, ни выходить из дому. А потом понемногу свыклась с одиночеством. Приезжала Клавдия Ивановна, погостила недельку — больше не смогла выдержать московской суеты. Все ей не нравилось здесь, кроме телевизоров — уж больно красиво показывают. Но если такой же, хоть один, поставить в хате в Гирее, он и там будет показывать хорошо. Про Нигилиста Наташа сказала, что уехал в командировку. Клавдия Ивановна и рада была, что зятя дома не оказалось.

На самом же деле Петр Яковлевич был в Москве. Он несколько раз приходил, уговаривал Наташу переехать жить к нему, в новую квартиру на Юго-Западе, однако Наташа категорически отказалась. Она потребовала развод, и Нигилист, как ни сопротивлялся, вынужден был согласиться. Хотя все еще надеялся, что Наташа снова станет его женой. Денег, которые он ей оставил, пока хватало, но нужно было думать, как жить дальше. Наташа думала и ничего не могла пока придумать. Несколько раз она ездила на Калининский, ходила мимо палатки, в которой когда-то торговала вместе с Сергеем, надеялась увидеть его, может быть, поговорить, как он живет, чем занимается. Но в палатке Сергея не было, другие люди торговали, и не у кого было спросить, где он теперь работает. А звонить домой Наташа не решалась.

В середине сентября позвонила Ирина. Наташа обрадовалась, пригласила ее в гости. И так хорошо было сидеть с подругой на кухне, пить шампанское и говорить о своих женских заботах! Ирина приехала счастливая, с новой стрижкой и грандиозными планами на будущее.

— Отличная квартира тебе досталась, Наташка! Неужели он тебе подарил ее?

— Вряд ли, — пожала плечами Наташа. — Он по-прежнему прописан здесь, но говорит, что жить в этой квартире не может, она у него вызывает депрессию.

— Ну, так выпиши его — и живи себе как королева. Квартира в Москве — это главное состояние, все остальное — чепуха. Если он дал тебе развод и купил новую квартиру, зачем ему две?

— Не знаю. Мне кажется, он хочет, чтобы я вернулась к нему. Пока уговаривает, а когда поймет, что уговоры бесполезны, наверное, попробует вытурить меня отсюда.

— Ты же прописана здесь.

— Ну и что?

— Вообще-то да, я вспоминаю, как он мигом организовал вашу свадьбу, думаю, с таким же успехом и твое бегство может организовать, если захочет.

— Вот об этом я и думаю все время. Но сегодня не буду. Пошли на кухню, там чай горячий, шампанское, поужинаем, как люди.

Ирина долго, с упоением рассказывала о своей поездке в Иркутскую область, о выступлениях, об Ангаре, Байкале. И, конечно же, о своем Аристархе.

— Представляешь, потом мы пошли с ним в Листвянку, посмотреть поселок, да и вообще, побыть вдвоем. На набережной он купил себе две банки пива, а мне банку какого-то лимонаду. Сели на лавочке, сидим себе, попиваем. Хорошо-то как! Ты бы видела нас! Перед глазами Байкал, тихо так, спокойно. И вдруг откуда ни возьмись подходит к нам… Кто, как ты думаешь?

— Местные ребята?

— А вот и не угадала! Подходит к нам коза. Самая обыкновенная белая коза. Подходит и смотрит, как мы пьем. Грустно так смотрит. Аристарх говорит: «Наверное, она пить хочет. Давай угостим ее пивом». Я не стала возражать, честно говоря, лимонад в моей банке был очень вкусным, жалко стало козу им поить. Аристарх сложил ладони ковшиком, я налила ему пива. Он говорит козе: «Ну, иди, если пить хочешь. Угощайся». И что ты думаешь? Она подошла, выпила все пиво из его ладоней и опять стоит, смотрит. Он еще налил — выпила и это.

— Молодец коза! — улыбнулась Наташа. — Понимает толк в жизни.

— Еще как понимает! Выпила полторы банки, все, что у Аристарха оставалось. А когда увидела, что он выбросил пустые банки в урну, повернулась и пошла. Да не просто пошла, а весело так, подпрыгивает, хвостом помахивает — до-овольна-а-а-я-я! Ну еще бы, пиво немецкое, хорошее, настроение у нее сразу улучшилось. Вот смеху-то было! И у нас настроение совсем замечательным стало.

— А что там еще было интересного?

— Природа очень красивая. А люди… такие же, как и у нас в Гирее. Есть толковые, есть дураки, а по выходным все пьют. А что им делать в деревне? Вот, мы приехали, концерт показали — хорошо. Когда еще кто-то приедет! Ну все точно, как у нас. Если бы не сибирская природа, так и не сомневалась бы — приехала на Кубань.

— Я догадываюсь, кроме природы, там еще было что-то симпатичное, вернее, кто-то, да?

— Правильно догадываешься. Там был Аристарх, если б не он, я и не знаю, как выдержала бы эту поездку. В одной деревне, Кундуй называется, с нами такое приключилось…

Наташа слушала подругу, улыбалась ей, искренне радуясь, что Ирина вновь стала прежней веселой, уверенной в себе девушкой. А то перед отъездом в Иркутск совсем была кислая, растерявшаяся. Ну, и хорошо, что нашла приличного парня. Только бы не помешал кто, как ей помешали.

— А потом, когда мы вернулись в Куйтун, до утра не могли уснуть, — рассказывала Ирина. — У ребят водка осталась, выпили и пошли по селу гулять в три часа ночи. Представляешь? Валерка Пивовар с гармошкой в руках…

— Гармошка-то откуда? Кто-то одолжил?

— Наша! У Валерки номер был — Теркин с гармошкой. Идем, он наяривает всякие мелодии, точь-в-точь на свадьбе! Дошли до какой-то лужи, то ли пруд, то ли озеро, впотьмах не разглядеть, стали купаться… Ой, как хорошо было! Так нас взбудоражили пьяные мужики в этом Кундуе, никто спать не хотел.

— А ты с Аристархом под ручку?

— А я с Аристархом в обнимку, — засмеялась Ирина. — Знаешь, какой он хороший парень? Уже в двух фильмах снялся. И вообще человек хороший. Бывает такое, посмотришь — и сразу видишь, что с этим человеком тебе приятно.

— Бывает, — вздохнула Наташа.

— Вот и я сразу поняла. Он ведь знал про то, что я у Барсукова снималась в том фильме, и все, что там было. И успокаивал меня, оказывается, он давно знал этого Барсукова, тот как был негодяем, так и остался. Аристарх сказал, что и не думал считать меня плохой девушкой, наоборот, сочувствует мне и сделает все, чтобы я больше никогда не попала в такую ситуацию.

— Я рада за тебя, — улыбнулась Наташа. — Может быть, вы уже решили вопрос со свадьбой?

— Решили. Вот только он немного освоится в Театре Советской Армии, и сразу подадим заявку. Мы не будем торопиться, как вы с Нигилистом, глядишь, семья крепче будет. Кстати, ты ведь мне не рассказала, почему вы разбежались?

— Не сошлись характерами. Не могла я больше жить с ним под одной крышей, совсем уж было домой собралась, так он сам ушел, говорит, поживи одна, подумай.

Наташа замолчала, взяла фужер, долго разглядывала янтарную жидкость в нем. Рассказ получался не очень убедительным, но говорить о том, как Радик пытался ее изнасиловать с согласия Нигилиста, не решилась. Даже близкой подруге нельзя было такое рассказывать. Ирина почувствовала неуверенность Наташи.

— Что-то ты темнишь, Наташка. Что же он, вдруг взял и ушел, живи, говорит, думай обо мне?

— Но ты же видишь — нет его. Ушел. Купил себе новую квартиру, для него это пустяковое дело. А мне пока оставил эту. Может, он специально развелся, чтобы можно было купить еще одну квартиру. Откуда я знаю.

— А ты не пробовала выписать его отсюда? Вы разведены, у него другая квартира, зачем ему прописка в этой? Пусть уж прописывается там, раз купил. — Ирина внимательно глядела на Наташу. — А то ведь все может случиться. Куда ты тогда?

— Я думала об этом, думала, думала… Не знаю. Пока он никаких действий не предпринимает, живу здесь. А там видно будет.

— И не работаешь?

— Он мне оставил тысячу долларов, я потихоньку меняю их. Теперь мне много не нужно, хватает. Надо бы на работу устроиться, но куда? Хорошо бы до лета дотянуть, поступила бы в институт и ушла в общежитие.

— Лето только кончилось, Наташка, — покачала головой Ирина. — Тебе бы устроиться секретаршей в какую-нибудь фирму. Данные вполне подходящие. На машинке печатать не умеешь, но потихоньку научишься.

— Только не в фирму и не секретаршей! — Наташа вспомнила Радика. — Я уже сыта этими бизнесменами — вот как! — Она провела ребром ладони по горлу. — Смотреть на них не хочу.

— Понимаю тебя. А что же Сергей?

— Он женился.

— Правда?

— Правдивей не бывает.

— И ты ни разу с ним так и не виделась, не разговаривала?

— Нет. Ни к чему это, Ирка.

— Я так не думаю… — Ирина склонила голову набок. — Небось переживаешь, что так просто отпустила его? Считаешь, теперь уже поздно, все потеряно? Я тебе точно говорю — ничего не поздно.

— Он женился, Ирка. На той самой Ларисе. Что мне еще узнавать? О чем с ним разговаривать? Она ведь прямо сказала, когда случайно встретила нас: побалуется и придет к ней. Так и получилось.

— Немного по-другому, — возразила Ирина. — Не он от тебя ушел, а ты — побаловалась и выскочила замуж за «мерседес». Честно тебе скажу, я его очень хорошо понимаю. А тебя — нет. Если ты его любишь, почему не встретиться, не выяснить ваши отношения?

— Потому что потому, — погрустнела Наташа. — Кто кого должен искать: мужчина женщину или наоборот? Он меня не искал, даже не пытался.

— А чего тебя искать? Ты вышла замуж и не скрывала этого.

— Вышла потому, что не было другого выхода. И… еще причины были. Всего не расскажешь, — вздохнула Наташа.

— И почему твой Нигилист убежал, тоже не хочешь рассказать?

— Тоже.

— Кстати, вот что интересно. Как тебе удалось не подзалететь, Наташка? Неужели не хотела родить? Или такая умная?

— В этом вопросе — совсем дурой была. Но Сергей был очень внимателен, а Нигилист велел спираль вставить, он считал, что еще рано ему обзаводиться детьми. Все просто, как видишь.

— Я радовалась, что у тебя все так хорошо получилось, думала, хоть ты будешь жить красиво, а теперь мне грустно.

— Ничего ты не радовалась, Ирка. Знала, что так получится, тебе ведь Нигилист сразу не понравился. А я вот наоборот, переживала за тебя, а теперь рада. Не забудь на свадьбу пригласить. Да хоть бы познакомила со своим Аристархом. Не беспокойся, не отобью.

— И не думаю беспокоиться. Знаешь, приходи ко мне завтра вечером, у него нет спектакля, он прибежит ко мне. Вот я вас и познакомлю. Придешь?

— Завтра? Не знаю…

— Ну что, огорчила я тебя? Совсем грустной стала…

— Когда-то нам обеим все время было хорошо, помнишь? И казалось, всегда так будет. Не получается, да?

— Когда-нибудь получится, — ободрила Ирина. — Я думаю, скоро. Ты подумала о своем Нигилисте и расстроилась?

— Я подумала о своем Сереже…

Лариса ударила пальцем по клавише компьютера, поняла, что снова ошиблась, и, закусив губу, со злостью выключила умную машину. Ничего не получается! За что ни возьмется — все валится из рук! Ну, не любит он ее, не любит и все! Даже просто как женщина она его не интересует. И ведь нет у него другой, нет, проверяла, следила. Уж как старалась в последнее время — приходила, раздевалась, кружилась перед ним, любой другой мужчина глазами бы пожирал красивое тело — а он и не смотрит. Белье сексуальное, в специальном магазине купленное, надевала, чулки стала носить — все без толку!

Может, он импотентом стал? Предлагала сходить к сексопатологу, профессору, самому дорогому — только усмехнулся в ответ и попросил больше не говорить на эту тему.

На какую же тему с ним говорить?! Что еще можно сделать? Она старается, а он сидит, уткнувшись в книгу, а потом скажет: ты извини, Лариса, я сегодня неважно себя чувствую, иди домой.

Вот так муж! Послать бы его к черту, забыть, вон, Валет, как увидит ее, так глазки туманом подергиваются, вспоминает, еще хочет встретиться. А она только и думает о Сергее! И никак, ну никак не может выбросить его из сердца! И чем равнодушнее он к ней относится, тем больше она думает о нем, тем сильнее хочет быть с ним рядом — даже с таким, спокойным, холодным. А это мука — невыносимая!

Вот сидит за своим рабочим столом и сосредоточиться не может. Какая уж тут работа!

В комнату вошел хозяин фирмы «Кондор», в которой служила Лариса, Василий Иванович Садовников — высокий, широкоплечий мужчина лет сорока с густыми черными бровями на одутловатом лице, про таких в народе говорят: мордастый. Остановился у стола, за которым сидела Лариса, посмотрел на выключенный компьютер.

— Проблемы? — Голос у него был жесткий, чувствовалась номенклатурная закалка.

— Как и у всех, — пробурчала Лариса, включая компьютер. — Как можно спокойно работать с таким балансом? По-моему, Василий Иванович, вы ошиблись в выборе программы.

— Права, — кивнул Садовников. — На этом деле мы прогораем потихоньку. Пора переключиться. Есть предложения?

— Есть. Азиатская бытовая техника. Дешево и сердито. Но для этого необходимы средства.

— Кое-что у нас есть. Кое-что будет. Знаешь Нигилиста, Петра Яковлевича?

— Слышала, — насторожилась Лариса. — А что?

— Завтра прибывает крупная партия финского «Мальборо», он мне по-дружески, мы когда-то вместе в ЦК работали, дает на реализацию, если смогу сделать это быстро. За день-другой, пока он будет в Германии. Десять процентов — наши комиссионные. Миллион пачек.

— Если отдать по восемьдесят пять рублей, это будет… восемь с половиной миллионов — наша прибыль. С учетом того, что есть, — неплохо, — оживилась Лариса.

— А если по девяносто отдать, а сказать, что по восемьдесят пять, наш навар будет восемь с половиной плюс пять миллионов. Еще лучше. Так?

— Так-то оно так, — замялась Лариса, — но, насколько я знаю, Нигилист очень не любит, когда его обманывают. Если узнает — нам несдобровать. Вы же понимаете, в таких делах все строится на доверии. Раз обманешь — никто с тобой работать потом не станет, да еще штрафные санкции навесят.

— Как узнает? Накладные мы оформим сами, расплатимся налом.

— Продать в Москве крупную партию так быстро — очень сложно, Василий Иванович. Но продать так, чтобы цену утаить, — совсем сложно. Я не знаю таких покупателей.

— Они есть, — уверенно хохотнул Садовников. — Только нужно найти. Ты не знаешь, я пока тоже. Подумаем. Подключим к этому делу кое-кого из моих знакомых, не связанных с большим бизнесом. Знаешь, люди общаются друг с другом, спрашивают, советуются. Глядишь, и выйдем на нужных покупателей, желательно — залетных бизнесменов. И Нигилист ни о чем не узнает. Хотя ты права, он ко мне по-дружески, по старой памяти хорошо отнесся, если пронюхает, что я его на пять лимонов кинул, обидится. Риск, конечно, есть. Но попробуем, пока он будет в Германии пиво пить, что-нибудь придумаем.

— Валет знает?

— Никто не должен знать об этом. Ты и я.

— Понятно.

— А потом бросим все силы на Азию. Гонконг, Сингапур, Малайзия нам помогут.

— Будем надеяться. Я уже вышла на представителей сингапурских компаний, думаю, сможем договориться. Два магазина у нас есть, склады — тоже. Приказываете — вперед?

— Пока будем думать о сигаретах. А потом, конечно, только вперед, к светлому будущему всего человечества. Как говорится, слушали — постановили. Но сигареты — вопрос наиважнейший сейчас! Ищи покупателей, Лариса. Только тихо.

Василий Иванович кивнул, подтверждая сказанное, и удалился. Лариса включила компьютер, уставилась на голубой экран. Миллион пачек! Трудно даже представить себе, сколько же они места занимают. Но продать можно, сигареты дорожают не по дням, а по часам, тот, кто вложит сейчас деньги, большую прибыль получит. Оставить бы всю партию у себя на складе, через месяц-другой столько можно наварить! Да денег, чтобы расплатиться с Нигилистом, нет.

Можно, можно продать, но утаить цену от Нигилиста — невозможно. Кто-нибудь да проговорится, где-нибудь да выплывет. Большой риск, Василий Иванович…

Сейчас бы броситься на поиски покупателя, поднять на ноги всех друзей, позвонить в другие города… Да сил нет, и желания тоже. Сергей, Сергей, ну почему ты такой холодный? Устроила тебя в фирму, работаешь экспедитором, через день, получаешь в три раза больше, чем в палатке, жена у тебя — любящая, молодая, красивая, что еще надо?

Что тебе вообще, дураку, надо?!

Кто-нибудь знает об этом?..

Нигилист сидел в кресле, положив руки на колени, и молча смотрел на Наташу. Она сидела в другом кресле. Вот уже несколько минут они сидели молча. Наконец Нигилист не выдержал.

— Твое упрямство необъяснимо. Я выполнил все условия, которые ты поставила, обеспечил тебя жильем, деньгами — абсолютно всем! А ты отказываешь мне в самой малости! Хорошо, допустим, я поступил плохо, отвратительно, но ведь я исправился! Я столько сделал для тебя, Наташа! Я, так сказать, искупил свою вину.

— Ты считаешь, такое можно искупить?

— Любую вину можно искупить.

— Перед кем? Перед публикой? Может быть, ты искупил. Но не передо мной, Петя. Я не хочу тебя видеть. Не хочу — можешь это понять?

— Нет, не могу! Разве то, что я для тебя сделал, не стоит той малости, которую прошу? Два раза в неделю приходить ко мне — всего два раза! И у тебя — никаких проблем! Я даже допускаю, что ты можешь встречаться с другим мужчиной, можешь выйти замуж, но два раза в неделю… Разве это много?

— Да, это очень много.

— Почему? Мы ведь жили вместе несколько месяцев, спали в одной постели, и все было вроде бы нормально. Что же изменилось?

— А ты не понимаешь?

— Не понимаю!

— То, что ты сделал, женщина вообще не может простить. Никогда и никому. Все, что я могу для тебя сделать, — не дать волю своей ненависти, просто забыть тебя. Я и забыла. Ты для меня не существуешь.

— Но ты по-прежнему живешь в моей квартире! Ты тратишь мои деньги! Значит, не забыла? Странная у тебя память, Наташа.

— Хочешь, чтобы я ушла? Хорошо. Дай мне время, и я уйду. И деньги свои можешь забрать, я у тебя их не просила.

— Куда же ты уйдешь? — усмехнулся Нигилист.

— Еще не знаю. Но уйду.

Наташа дерзко посмотрела на Нигилиста. Вот человек, который был ее мужем. А потом он ушел — и ничего, кроме облегчения, она не почувствовала. Ни будущее безденежье, ни страх оказаться на улице не занимали ее мысли. Облегчение. И теперь он хочет, чтобы она снова была его женщиной? Ни за что! Подумала так и улыбнулась…

— Наташа, послушай. — Нигилист встал, подошел к ней, присел на валик кресла. Лицо его было сосредоточено. — Я многое могу, понимаешь? Нет, ты не понимаешь. Хорошо, объясню, так сказать, на пальцах. Вчера один мой знакомый реализовал крупную партию сигарет, финское «Мальборо», миллион пачек. По восемьдесят пять рублей за пачку. Мне они обошлись по шестьдесят три за пачку. Минус его процент, восемь с половиной миллионов, я заработал на этом деле четырнадцать с половиной миллионов. Хочешь, все они будут твоими? Все! Переведешь в валюту — получишь больше пятидесяти тысяч американских долларов. Ты представляешь себе, что это такое?

Дата добавления: 2015-08-28