Николай Михайлович Новиков 7 страница

— Бутылку «Абсолюта», красавица. А ты что хочешь? Такая девушка должна пить только «Мартини». Бери себе «Мартини», я плачу. Хочешь, вместе выпьем? В казино хочешь? Или ресторан любишь? Выбирай любой, слушай. Я на «БМВ», куда прикажешь, — довезу.

— Без вас как-нибудь доеду, куда надо. Ну что встали, отойдите, ступайте, куда шли! Не приставайте ко мне!

— Такая красивая девушка, а такая злая, слушай, а! Я тебе от чистого сердца предлагаю, подумай, ну. Не надо сердиться, будешь худой и некрасивой, зачем, а?

Сколько в мире красивых мест, как приятно видеть их на фотографиях и картинах: древние замки, современные небоскребы, умопомрачительные отели, пальмы на берегу моря, дивные пейзажи. Но если вы окажетесь там после бессонной ночи, с разбитым сердцем и душой, в которую крепко вцепилась смертная тоска, — что вы увидите, что почувствуете, кроме черного отчаяния? А если еще и солнышко скроется за облаками… Ну куда же ты спряталось, солнышко? Будь сегодня хотя бы ты со мной. Больше ведь некому согреть и успокоить…

— Наташенька, вы сегодня одна, и такая грустная. Может быть, я смогу вам помочь? Да вы не стесняйтесь, скажите. С превеликим удовольствием сделаю для вас все, что смогу. А я, поверьте, кое-что еще могу, сейчас даже больше, чем прежде.

— Вы что-то хотите купить? Тогда покупайте. И не морочьте мне голову.

— Ну-ну, зачем же так. Я вот подумал, а не преподнести ли вам букет цветов, а? Скажем — красные розы, они вам так идут, поверьте моему вкусу, Алла Пугачева находила его безупречным.

— Да отстаньте вы от меня! Господи, оставьте меня в покое, не видите, не до вас мне! Если ничего не покупаете — уходите! К Пугачевой, к Лещенко — только оставьте меня!

Убежать бы. Бросить все и помчаться на Садовое кольцо, сесть в троллейбус до улицы Чехова, там пересесть на «тройку» и — в общежитие. Закрыться в изоляторе, забраться в постель, укрыться с головой и… поплакать вволю.

— Открой, Наташа.

— Не велено пускать посторонних.

— Я не посторонний, я твой напарник. Жизнь продолжается, пока поработаю вместе с тобой. Ну, открой же.

Сергей не обнял ее, не поцеловал… Он очень изменился. Глаза потухшие, щеки ввалились, густые каштановые волосы казались приклеенными к голове. И белые искры в них — седина.

— Тебе ведь запретили со мной встречаться, Сереженька. Что же ты хочешь еще мне сказать? — Она всхлипнула.

— Я люблю тебя, Наташка. Никого так не любил, ты же сама знаешь, ты видела, ты слышала, ты чувствовала меня. Нужно было сразу идти в загс, я ведь просил тебя, помнишь?

— Мы могли бы и сейчас пойти, Сережа!

— Ты плохо знаешь законы большого бизнеса, глупышка. Это очень серьезно. У моих родителей денег таких нет, да и не стал бы я просить у них, ведь скажут: а мы тебя предупреждали, а мы знали, что этим кончится. Я позвонил приятелю-бизнесмену. Знаешь, что он мне сказал? Взял кредит под большие проценты, а прибыли пока нет, сам не знает, как долг отдавать. Я позвонил всем своим знакомым. Тысячу, две, ну — три, самое большое — пять. Вот и все, что они могут мне дать. Это — капля в море…

— Ну почему, почему ты должен искать эти деньги? — Наташа присела рядом с ним на корточки, положила руки на его колени. — Ты что, украл их? Растратил? Сколько грабежей везде случается, не слышала, чтобы ограбленного человека потом еще и убить собирались! Они просто хотят напугать тебя, Сережа. Ну давай пойдем в милицию, все расскажем — пусть попробуют тронуть тебя!

— И милиция поставит часового у общежития, а нам выделит двух телохранителей? — невесело усмехнулся он. — Почитай криминальную хронику, Наташа. Многим угрожают, они обращаются в милицию, но об этом вспоминают, когда человека убьют. Есть еще один нюанс. Когда в палатку пришли милиционеры — составили акт и в нем написали, что я был пьян и, разумеется, виноват в том, что случилось. Максуд запросто мог бы и посадить меня, но зачем это ему нужно? Для него главное — деньги. И я должен их найти. В Москве убивают и за пять тысяч, а уж за двести…

— Сереженька! — Она потянулась к нему, обняла, прижалась щекой к его груди. — Ну хочешь, давай убежим. Уедем ко мне в Гирей и будем там жить. Ну? Давай?

Она чуть отстранилась, заглядывая ему в глаза, такие умные и насмешливые, ласковые и красивые прежде. Теперь они были холодными, отрешенными.

— Ты забыла, где твой паспорт хранится? И можешь не сомневаться, все его данные уже занесены в память компьютера… Да пойми же ты наконец, Наташа, я не хочу, чтобы ты пострадала из-за меня!

…Он вспомнил, как Лариса с презрением швырнула ему на колени белый лифчик: «Твоя лимитчица испугалась, что ее тоже ограбят, пристала к Валету: защити меня, я все для тебя сделаю. Домой к нему притащилась, раздеваться стала. Валет ее выгнал, он все-таки неплохо к тебе относится и не шакал, чтобы питаться падалью. Вот и подумай, из-за кого ты себе проблемы создаешь. Она убежала, а эту вещицу забыла». На правой стороне были вышиты зелеными нитками буквы «НК», Наташа Колесникова. Сергею были знакомы эти метки. Однажды, увидев их, он рассмеялся, спросил, не в пионерский ли лагерь она собралась? Наташа смутилась, но потом рассказала, что ведь собиралась жить в общежитии академии, а там и четыре, и пять девушек в одной комнате могли поселить, и, чтобы не перепутать белье, мать старательно пометила и лифчики, и трусики. Они весь вечер смеялись над этим…

Лариса лгала, он это чувствовал. Не могла Наташа просить у Валета защиты. Но что-то все же случилось… Значит, и у нее возникли неприятности. Из-за него…

— А я не пострадала из-за тебя, да? Сережа, я не верю, что ничего нельзя придумать. Если мы вдвоем постараемся, обязательно выпутаемся, точно тебе говорю. Ну, Сережа!

— Нет, Наташа… — Он поднял голову. Какая мука была в его взгляде! — Мы должны расстаться на время.

— Ты все-таки решил продаться? Как ты можешь вообще говорить об этом? Как тебе не стыдно!

— Знаешь, когда я увлекался восточными единоборствами, запомнил одну мудрость: «Поддаться, чтобы победить». Так мы и сделаем. Верну Максуду деньги, потом ничто не будет связывать меня с Ларисой. Мы снова будем вместе, и все будет замечательно. — Он попробовал улыбнуться, но лучше б не делал этого.

— Да ты просто испугался, что я бедная девушка, живу в общежитии, а Лариса богатая, все у нее есть. И родители твои хотят, чтобы ты был с Ларисой! — Она спрятала лицо в ладонях. Хорошо, хоть окошко закрыла, когда Сергей вошел, шторки задернула и табличку «обед» выставила. А то собрались бы зрители у палатки!

— Ты не права, Наташа…

— Не права? Конечно, все кругом правы, только я такая дурочка, не могу понять простых вещей: мой любимый будет жить с женщиной, которая ненавидит меня, а я должна радоваться — как все хорошо придумано! Ты соображаешь, что говоришь?

— Не буду я спать с ней, — неуверенно промямлил Сергей. — Ты же знаешь, никто, кроме тебя, мне не нужен.

— А она тебе деньги дает за то, чтобы ты просто выгуливал ее раз в неделю, как болонку, да? Не смеши меня, Сережа! Вот что я тебе скажу: это она все и подстроила. И ограбление, и все другое, понятно? А ты попался на ее удочку, слабак!

— Лариса подстроила? Да нет, у нее ума на это не хватит… — И снова голос Сергея прозвучал неуверенно. — Наташа, помнишь, я называл тебя Аксиньей? А ведь настоящая Аксинья любила Григория, ждала его, хоть он и был женат на другой. — Тут же и сам почувствовал, как неестественно прозвучало это сравнение.

— Я тебе не Аксинья, понял? Не нужно ничего придумывать. Я оказалась лишней в вашей четкой, распланированной жизни. Ну и ладно. Как-нибудь переживу… — Она не выдержала, зарыдала.

— Наташа, Наташа, пожалуйста, не плачь. Да, ты права, все было спланировано, моя мама четко знала, что я должен делать, как поступать в тех или иных ситуациях… Но мне это казалось игрой, я не принимал всерьез ее планы. Лишь когда встретил тебя, понял — вот что мне нужно, что делает меня по-настоящему счастливым. Я люблю тебя, Наташа, я тебя люблю, как никого и никогда не любил. Но сейчас обстоятельства выше нас. Ты же знаешь, больше всего на свете я не люблю финансовой зависимости — даже любоваться тобой не могу, пока висит на мне этот камень. Я сброшу его, поверь, мы снова будем вместе.

— Нет! — Крик прорвался сквозь слезы. — Мы никогда не будем вместе. Уходи, Сережа, уходи, я прошу тебя! Уходи, не мучай меня, не надо, сил больше нет слушать все это! Уходи, уходи, уходи!

— Наташа… — Он попытался обнять ее, она отбросила его руки. — Мне ведь тоже будет плохо без тебя… Сколько продлится такая мука? Ну, с полгода, наверное, может быть, и меньше, месяца три-четыре. Для меня это вечность! Но если мы выдержим, представляешь, как хорошо нам будет потом вместе…

— Уходи, уходи! Да уйди же ты… — Презрение и одновременно мольба были в ее взоре.

Он попятился, хотел еще что-то сказать, но, видимо, не нашел тех слов, которые могли бы помочь им. Тяжело вздохнул и вышел из палатки.

Наташа громко плакала, уронив голову на столик.

За окном качалась ветка с набухшими почками. Теплый ветерок заглядывал в открытую форточку, теребил длинные шторы. Вот и в Москву пришла настоящая весна. Наташа с тоской разглядывала комнату Ирины. Уютно здесь было, чувствовалось, что хозяйки любят свое жилище, украшают его, приспосабливают, как могут, чтобы все удобно здесь было. Да и вдвоем все же веселей, чем одной, — всегда можно что-то придумать. А она вечером сидит в своем изоляторе, не знает, чем заняться. Да если бы и знала — за что ни возьмись, все валится из рук. И комната чужая, временная, даже картинку прилепить на стенку боязно — испортишь обои, Вадима Ивановича ругать станут. Он заходил несколько раз, сказал, что знает обо всем, Сергей позвонил. Выразил свое сочувствие, заверил, что месяца два-три Наташа может жить спокойно. Она слушала его настороженно, боялась, что теперь, когда осталась одна, и Вадим Иванович решит воспользоваться ее положением, она ж полностью от него зависит, жить-то больше негде. Он заметил это, понял, в чем дело, успокоил, мол, не думай, я и не собираюсь к тебе приставать, хоть и красивая ты девушка, да у меня есть любимая, а другой не нужно. Смутил Наташу и сам смутился. А когда ушел, Наташа с горечью подумала: до чего дошло, что если человек нормальный, так должен еще и доказывать это. Раньше всем верила и очень удивлялась, если люди попадались нехорошие, теперь же — никому не верит, и кажется странным, если люди — как люди.

— Еще чаю, Наташка? — прервала ее унылые мысли Ирина. — Ты чего-то совсем раскисла, прямо лица на тебе нет.

— С каких радостей ему быть-то?

— Ну как же, смотри, весна уже наступила, скоро листья на деревьях распустятся, совсем хорошо будет.

— Да на что ж мне нужна такая весна? Лучше б ее совсем и не было. Спасибо за чай, Ирка, больше не хочу. Нужно собираться к себе. Ох, знала бы ты, как не хочется туда возвращаться, тоска за горло хватает, дыхнуть не дает.

— Ну, ты даешь, Наташка. Месяц, как в Москве, а уже столько всяких происшествий с тобой приключилось! Если и дальше так пойдет, не удивлюсь, что в ближайшем будущем ты выскочишь замуж и будешь раскатывать по Москве на «мерседесе».

— Ни за что! — Она вздрогнула. — У меня как раз то настроение, чтобы о «мерседесах» думать!

— О них можно думать с любым настроением, — вздохнула Ирина. — Знаешь, Наташ, я тебе уже все сказала. Может быть, Сергей и прав, тебе нужно немного подождать, и все будет хорошо. Я же тебе всегда говорила, что мне он понравился. Умный, интеллигентный и знает, что ему нужно делать. Самостоятельный. Знаешь, таких парней не так уж много в Москве. Поэтому я была рада, что у вас так хорошо получалось.

— Слишком хорошо, — печально улыбнулась Наташа в ответ. — Теперь я понимаю, что так не бывает.

— А что ты хотела? Конечно, такой парень, даже если он и любит тебя, не совсем свободен. Кто-то у него был до тебя и не собирается уступать девчонке, прибывшей из Гирея. Ты думаешь, в Москве бабы — дуры?

— Ничего я не думаю. Просто не понимаю, как можно покупать любимого человека. Ну как? Пробовала себе представить: вот мне нравится парень, но он любит другую, они счастливы вместе. Ну, и как же я смогу мешать им? В трудную минуту предлагать деньги за то, чтобы он бросил ее и был со мной? Да он же возненавидит меня на веки вечные! А я сама? Неужели буду счастлива с ним, купленным?

— Почему бы и нет? Это тебе не Гирей. Знаешь, сколько людей здесь женятся и выходят замуж по расчету? Тьма! И ничего, живут себе. И во всем мире так. Вспомни хотя бы Жаклин Кеннеди, она ведь вышла замуж за греческого старпера-миллиардера. Что, влюбилась? Просто ей так удобно было.

— Это совсем другое дело, — не согласилась Наташа. — Если оба не очень любят друг друга, но понимают, что вместе им будет проще решать какие-то проблемы, тогда — пожалуйста.

— Ага. У нас, например, старенький, страшненький режиссер может запросто жениться на молоденькой актриске. Ей же хочется играть главные роли, быть на виду у критиков, иметь знакомство в «свете» — ради этого она и с чертом готова лечь в постель.

— Но Сергею ведь ничего не нужно от Ларисы!

— Как сказать, — усмехнулась Ирина. — Кое-что ему все-таки нужно. Чтобы не убили в темном углу — такая малость.

— Думаешь, это серьезно?

— Уверена. Жаль, что так получилось у вас, но я не вижу другого выхода, чем тот, который предложили ему. Может быть, ты знаешь, что делать?

— Если бы знала, не пришла бы жаловаться тебе, а делала бы.

— Почему ты тогда злишься на него?

— Да потому что никогда-никогда не прощу ему предательства! Даже не так. Прощу, не прощу — не об этом разговор, Ирка. Он меня больше не интересует, вот! Человек, которого можно купить, мне и даром не нужен.

— Тогда плюнь и забудь о нем. Пусть мучается со своей Ларисой, всю жизнь долги ей отдает. Двести двадцать семь тысяч, — покачала Ирина головой. — Ничего себе мадам, состоятельная.

— Ну ты и зараза, Ирка! Нет, чтобы успокоить подругу — плюнь и забудь! Вот спасибочки.

— Пожалуйста, — дурачась, поклонилась Ирина. — Кушайте, не обляпайтесь.

Можно было сесть на троллейбус у Столешникова, но спешить было некуда, впереди Наташу ждала пустая, холодная, неуютная комната и — одиночество. Ну, и что в этом хорошего? Наташа вышла на Петровку и не спеша зашагала в сторону Большого театра.

После разговора с Иркой немного полегчало на душе, и Москва не казалась такой равнодушной.

А может, и правда последовать Иркиному совету: плюнуть и забыть этого Сергея? При мысли о Сергее снова заныло сердце, враз потускнело праздничное сияние Москвы. Как его забудешь? Ласковые руки, нежные поцелуи, дурацкие, но такие приятные шутки… Он все делал отлично. Если рассказывал, она могла часами слушать, если целовал, таяла, белым облаком парила в синем небе, если дурачился, слезы на глазах выступали от смеха. С ним все было легко и просто. До этого с ужасом представляла, как станет женщиной, проведет первую ночь с мужчиной, как боялась и стыдилась этого, а с ним все прошло красиво и естественно, и приятно — как подарок в конце праздничного вечера. Кто кому дарил? Разве она думала тогда об этом!

Интересно, что он сейчас делает? Может быть, обнимает эту свою Ларису? Ну и пусть. Всего-то и нужно — привыкнуть к этой мысли… Да можно ли к ней привыкнуть?!

Наташа вышла на площадь перед Большим театром. Действительно большой и очень красивый, величественный. Кажется, войдешь в двери за мощными колоннами и сразу увидишь князя Игоря или танец маленьких лебедей.

Наташа стояла и смотрела, не обращая на других людей внимания. Вдруг кто-то легонько тронул ее за плечо. Вздрогнув, резко обернулась.

Перед ней стоял невысокий плотный мужчина с рыжими жесткими волосами, растущими почему-то вверх (или это прическа такая?!), с длинным носом и близко посаженными светлыми глазами. На нем было длинное черное пальто и белый шарф, небрежно заброшенный на плечо.

— Ну вот и закончилось твое томительное ожидание. — Он бесцеремонно разглядывал Наташу. — Я уже несколько минут наблюдаю за тобой. Все нормально.

— Наблюдаете за мной? — удивилась Наташа. — Зачем?

— Привычка такая, — усмехнулся незнакомец. — Прежде чем платить деньги, люблю как следует рассмотреть товар.

— Что-то я не совсем понимаю вас…

— Чего тут понимать. Ну что, поехали?

— Куда?

— Куда прикажешь. К тебе?

— Вы хотите, чтобы я пригласила вас в гости? Если вам некуда идти, попроситесь к кому-нибудь другому.

— Что значит — к другому? Я не извращенец, хотя здесь их предостаточно. Ну ладно, хватит ломаться. Если не хочешь приглашать к себе, поехали в отель. Сколько? Сто баксов? Двести? Триста? Ты мне нужна на всю ночь.

Наташа поняла наконец, за кого ее приняли. Ну и дела! Неужели она так похожа на этих пропащих девиц?

— Господи, еле догадалась! — воскликнула Наташа. — Вы, наверное, думаете, что я проститутка? Угадала?

— Какая разница, как это называется и кто ты на самом деле. Я плачу тебе за эту ночь.

— На мне написано, что продаюсь и даже цена указана? Или у вас галлюцинации начались?

— Ты стоишь так… — начал было мужчина.

— Как хочу, так и стою. Идите, куда шли, не то я милицию позову. Понятно?

— Вполне. Ты ведь не москвичка, верно?

— А вам какое дело? Чего вы привязываетесь ко мне? Не видите, я и разговаривать с вами не хочу. Отстаньте ради Бога! — Она решительно двинулась к троллейбусной остановке, там было больше людей.

Мужчина пошел следом за ней. Остановился рядом.

— Ты очень забавная и очень красивая девушка, — совершенно серьезно произнес он. — Ты мне нравишься.

— А вы мне — нет! — отрезала Наташа, глядя по сторонам, хоть кто-то из стоящих на остановке обратит внимание, что к ней пристает какой-то странный тип. Никто и не смотрел в их сторону.

— Это первое впечатление, оно обманчиво. — Уверенности в голосе типа было хоть отбавляй. — Значит, ты не продаешь свои услуги, надеешься отдать их даром какому-нибудь проходимцу, который пообещает подарить небо и звезды? Весьма глупое решение.

— Я же сказала уже — не ваше дело! — рассердилась она. — Никакие услуги я не продаю! А у вас длинный нос, и он все время дергается, как будто целый час перед этим вы нюхали тухлое мясо!

— У многих великих людей был длинный нос, — невозмутимо ответил незнакомец.

— Выходит, вы тоже великий? — съязвила Наташа.

— Пока еще нет. Слушай, ты все больше и больше нравишься мне. Какая прелестная непосредственность! Одета, правда, в ширпотреб, но это легко исправить. Хорошо. Я ошибся, беру свои слова обратно. Извини, пожалуйста. Ты не продажная женщина.

— Да, я еду домой, в общежитие, от подруги, она учится в Щепкинском театральном училище. Теперь вы отстанете?

— И не подумаю. Я ведь извинился, не так ли?

— Ну и что?

— Хочу исправить свою ошибку. Тебе не стоит ждать троллейбуса, я отвезу тебя в общежитие на своей машине. Вот она.

Он властно махнул рукой. Наташа невольно посмотрела на противоположную сторону улицы: у здания Малого театра стояла черная иностранная машина, сверкающая лаком в свете фонарей.

— С чего это вы взяли, что я поеду с вами?! И не подумаю.

— Понимаю, ты боишься насилия. Это исключено.

— Интересно, кто ж это исключил? Вы сами, что ли?

— Да, я сам. Видишь ли, в это время ехать в полупустом троллейбусе небезопасно. Я не хочу, чтобы ты рисковала. К тому же ты, наверное, никогда не ездила в «мерседесе». Так?

— И не собираюсь ездить, — уверенно заявила Наташа. Неужели считает ее совершенной дурой, способной сесть в машину только потому, что это — «мерседес».

— Нет-нет, я не считаю тебя глупышкой, способной ради какой-то паршивой иномарки забыть об осторожности. Ты очень умная девушка, немного дикая, но это же прекрасно.

Наташа вздрогнула. Он что, умеет читать чужие мысли?

— Тогда почему предлагаете?

— Потому что дам тебе гарантии безопасности. Пожалуйста, отойдем на три шага в сторону. Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого.

Наташа неуверенно пожала плечами, однако ж подчинилась. До машины было далеко, не станет же он тащить ее через улицу. Незнакомец быстрым движением вытащил из кармана пальто небольшой пистолет, выдернул магазин. Тускло блеснули желтые пульки.

— Видишь — полный боекомплект. — Незнакомец всадил магазин обратно. — Теперь я взвожу затвор, снимаю с предохранителя.

Наташа кивнула, не в силах произнести и слова. Уже не сомневалась, что сейчас он приставит дуло к ее животу и прикажет идти к машине. Однако незнакомец неожиданно вложил пистолет в ее ладонь и ровным голосом приказал:

— Сунь руку в сумочку. — Она повиновалась. — Держи палец на спусковом крючке. Отлично. А теперь пошли к машине. — И решительно зашагал через улицу.

Наташа пошла за ним, прижимая левой рукой сумочку к груди и ощущая пальцами правой холодную сталь пистолета. Мужчина распахнул правую дверцу, жестом пригласил Наташу садиться, сам зашел с левой стороны, сел за руль.

— Это и есть ваши гарантии? Но зачем все это? Для чего вам нужно подвозить меня? — Она уже немного пришла в себя, почти не боялась незнакомца и даже успела разглядеть его получше. Мужчине было на вид лет тридцать пять.

— Я ошибся, приняв тебя за женщину легкого поведения. И теперь должен извиниться за свою оплошность. Ты мне нравишься. Сегодня вечером я приму решение и, может быть, женюсь на тебе.

— Ого! — вырвалось у Наташи. — Так прямо сразу — и жениться? А вам не интересно мое мнение на этот счет?

Машина мягко тронулась с места, обогнула сквер перед Большим театром и помчалась по Пушкинской улице.

— Куда едем? Показывай дорогу.

— В общежитие Литературного института на улице Добролюбова.

— Ты студентка? Пишешь стихи?

— А если я прикажу вам молчать всю дорогу? Пистолет-то у меня. Не послушаетесь — буду стрелять!

— Будешь приказывать и стрелять, когда я позволю себе некорректные выражения или недостойное поведение. Так что, стихи?

— Да нет, я случайно там поселилась, временно. Приехала поступать в экономическую академию… и не поступила.

Незаметно для себя, слово за слово, Наташа рассказала ему о своей московской жизни почти все. Только о Сергее умолчала. И сама узнала, что владельцу шикарной машины тридцать четыре года, он коммерческий директор концерна «Сингапур», а зовут его Петр Яковлевич Нигилист. Услышав такую необычную фамилию, Наташа вспомнила школьный курс литературы, роман «Отцы и дети» Тургенева, уточнила, может быть, фамилия его Базаров, а кличка — Нигилист? Петр Яковлевич вполне серьезно заверил ее, что кличек у него никогда не было. Нигилист — такая вот необычная фамилия.

Когда машина плавно затормозила у дверей общежития, Наташа с удивлением обнаружила, что сумочка с пистолетом лежит рядом с ней на сиденье, а сама она вовсю жестикулирует обеими руками, забыв про меры безопасности.

— Убаюкали вы мою бдительность, Петр Яковлевич, возьмите свой пистолет. Я и забыла про него.

— Весьма рад, что ты не опасаешься меня. — Нос Нигилиста пару раз дернулся, похоже, это был знак хорошего настроения хозяина. — После того, что я узнал, ты еще больше понравилась мне, Наташа. Надеюсь, мы увидимся завтра, теперь я знаю, где тебя найти.

— Не боялись, что я могу выстрелить? Может быть, нечаянно? Или убежать с вашим пистолетом?

— Нет, не боялся.

— Послушайте, Петр Яковлевич, вы когда-нибудь улыбаетесь? — не выдержала Наташа.

— Зачем?

— Ну как зачем?.. — удивилась она. — Люди улыбаются, когда у них хорошее настроение, что-то приятное случилось в жизни. Это же странно: вы говорите, что я понравилась вам, а сами выглядите, как на похоронах.

— Когда у меня хорошее настроение, а это бывает лишь в том случае, если я доволен собой, я предпочитаю наградить себя красивой женщиной, или дорогой вещью, или поездкой, скажем, в Париж. Это гораздо эффективнее, чем скалить зубы.

— Выходит, сегодня вы решили наградить себя мною, так? — допытывалась Наташа. — И если не получилось сразу, надеетесь, получится потом. Верно я рассуждаю?

— Отчасти. Если бы ты оказалась женщиной легкого поведения, я наградил бы себя этой ночью, но так как ты оказалась очень серьезной девушкой, я награжу себя в скором будущем. Я женюсь на тебе. Это еще не окончательное решение, но весьма вероятное.

— Странный вы человек, Петр Яковлевич, и, наверное, несчастный, — от души пожалела его Наташа.

Нигилист опять задергал носом, на сей раз, похоже, ему не понравились ее слова.

— Завтра увидимся. Спокойной ночи, Наташа. Всего доброго.

Наташа недоуменно покачала головой: в жизни не встречала такого серьезного кавалера!

На следующий день, едва Наташа открыла окошко своей палатки и успела продать несколько банок пива и пару пачек сигарет, появился Нигилист в расстегнутом черном пальто, с тем же белым шарфом, один конец которого был закинут на плечо. Под пальто переливался стальным блеском костюм. Белая рубашка, красный галстук — бизнесмен! Когда он наклонился к окошку, Наташа заметила, что его светлые водянистые глаза подернулись красными прожилками, видимо, плохо спал ночью.

— Добрый день, Наташа. Я принял решение, нам нужно поговорить. Пожалуйста, запри киоск и пойдем ко мне в машину.

— Здравствуйте. — Она растерялась, не ожидала, что он заявится так скоро. — Но… я не могу оставить палатку, это не положено.

— Это займет всего несколько минут. Потом, я считаю, тебе не придется сюда возращаться. Эта работа не для тебя.

— Да кто вы такой, чтобы решать, для меня или не для меня? Я не хочу идти в машину, я работаю, я занята! Если хотите о чем-то поговорить, приезжайте в шесть вечера, когда я освобожусь. Что вы так смотрите на меня? И не дергайте носом, как будто здесь дурно пахнет.

— Наташа, я прошу тебя стать моей женой. У меня есть все для того, чтобы сделать тебя счастливой. Двухкомнатная квартира, где ты будешь хозяйкой, машина, деньги. Тебе не придется торчать в этом пошлом киоске и осчастливливать всякое быдло третьесортными товарами. Пожалуйста, запри это заведение, мы поедем знакомиться с моими родителями. Они ждут тебя.

— Ждут? Родители? Да вы что, совсем свихнулись, Петр Яковлевич? Поиздеваться вздумали?

— Я вполне серьезно. И еще. Очень мало людей обращаются ко мне на «ты», даже сослуживцы по прежней советской работе не позволяют себе этого. Ты — можешь. Пожалуйста, говори мне «ты».

Наташа посмотрела на него и неожиданно засмеялась. Это как же получается: Петя? Важный солидный начальник и с «мерседесом» — просто Петя? Петька? Анекдот, да и только!

— Не могу. Вы совсем не похожи на Петьку. — И снова засмеялась.

— Вовсе не обязательно называть меня Петькой. Можно, к примеру, так: Петр Яковлевич, ты правильно сделал, что решил на мне жениться. Повтори.

Кто бы другой сказал, непременно улыбнулся бы при этом, давая понять, что шутит. Петр Яковлевич был совершенно серьезен, только нос его пару раз дернулся, и Наташа поняла, что это знак удовлетворения сказанным. «Я уже по носу определяю его настроение», — подумалось машинально.

— Нет, Петр Яковлевич, спасибо вам… тебе за предложение, но это несерьезно. Мы ведь совсем не знаем друг друга. Так не делают.

— Кто так не делает?

— Ну кто, кто! Другие люди. Да все так не делают.

— Все меня абсолютно не интересуют. Если я так делаю, значит, это абсолютно правильно. Мы действительно мало знакомы, но мне этого вполне достаточно для того, чтобы узнать человека. И последнее, если ты все же опасаешься каких-то противозаконных действий с моей стороны, готов предоставить те же гарантии, что и вчера.

— Вчера было очень оригинально. Никто никогда не просил меня таким образом сесть в машину. Могла бы себе представить, что наставят пистолет и прикажут, но чтобы отдавать пистолет… Нет, Петр Яковлевич, вы… ты большой оригинал.

— Ты едешь со мной? Пожалуйста, не упрямься. Второй раз в жизни я делаю официальное предложение женщине.

— Что было в первый раз? — не удержалась Наташа от вопроса.

— Она отказала мне. Это было двенадцать лет назад. Именно столько я и думать не хотел о женитьбе. Но когда познакомился с тобой, вдруг понял, как это пошло встречаться с разными женщинами, видеть их глупое кокетство, притворство, хитрую игру. Все в этой жизни играют какие-то роли. Но когда женщина ради корысти играет страсть, используя банальные приемы, это отвратительно. Ты не такая, мне это ясно. Вот, пожалуй, и все.

— Я не могу оставить палатку в разгар рабочего дня. Люди поверили мне, доверили эту работу, я не могу их подвести.

— Ты — обязательный человек, и это прекрасно. Кто эти люди, которые доверили тебе этот убогий ларек?

— Начальника зовут Максуд Мамедович, а фамилия у него… — Она задумалась. — Кажется, Ибрагимов.

— Рагимов. Максуд Рагимов. Хорошо. Если начальник предоставит тебе недельный оплачиваемый отпуск на раздумье, ты, надеюсь, не станешь ему перечить?

— С чего это? — удивилась Наташа. — Я всего-то месяц, как работаю здесь, до отпуска еще десять месяцев.

— Хорошо. — Нигилист удовлетворенно дернул носом. — Я скоро вернусь. До встречи, Наташа.

Он исчез так же быстро, как и появился. Наташа закрыла окошко, выставила табличку «обед» и стала думать. Конечно, все это было странно, неестественно, подозрительно. Конечно, полюбить этого невероятно важного Петра Яковлевича… Нигилиста с длинным носом она вряд ли когда сможет. Но, с другой стороны, говорила же Ирка, что в Москве сколько угодно случается браков по расчету. Значит, это нормально? Нет слов, ездить в «мерседесе» очень приятно. Там и стереомузыка, и даже телевизор небольшой есть — чудо, а не машина. Если на такой приехать в Гирей, так все подруги от зависти в обморок попадают. А пистолет? Если она попросит — он не раздумывая подарит ей этот маленький серебристый пистолет, похожий на игрушку. Она положит его в сумочку и уже не будет никого бояться. Как это хорошо — чувствовать себя уверенно! Какой-нибудь негодяй вроде Валета крепко пожалеет, если захочет ее обидеть. Да и вообще, раз он такой богатый, она может иметь все, что захочет. И ведь не старый, не уродливый… как Жофрей де Пейрак.

Дата добавления: 2015-08-28