Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Николай Михайлович Новиков 4 страница



— Ох, дорогой мой, ты рассуждаешь, как типичный обыватель, лабазник. В стране грандиозные перемены, каких, может быть, мир не знал, а ты спрятал голову и знать ничего не желаешь! Люди из сил выбиваются, защищая демократию, а ты… Мне стыдно за тебя, сын!

— Мир всякое знал, — усмехнулся Сергей. — Люди из сил выбиваются, теплые креслица себе выцарапывая. Если нет — они просто дураки. Вспомни, мама: «За царя, за Отечество, вперед!» — понеслись вперед. «За Родину, за партию, вперед!» — помчались вперед. А потом что? Царь и партия, элита, конечно, попивают водочку и коньячок, икоркой закусывают, а толпы несчастных калек бродят по стране, милостыню просят. Да и те, кто живы остались, побежденным завидуют. Что же ты мне предлагаешь: драться за креслице или завидовать побежденным?

— Послушай, балбес, — засмеялась мать, — если уж ты ненавидишь политику, иди в аспирантуру. У тебя красный диплом, поступить — не проблема. Ты ведь тупеешь в своей коммерческой палатке!

— А что, если я влюбился, мама?

Мария Федотовна подошла ближе, присела на валик кресла.

— Интересно послушать, в кого же? Ну давай выкладывай, надеюсь, это не какая-нибудь неграмотная торговка?

— Она простая деревенская девушка, — с притворной скромностью сказал Сергей, — торговать не умеет, но я учу ее потихоньку.

— Твоя новая напарница, что ли? А Лариса? У нее уже есть мнение по этому вопросу?

— Спроси у Ларисы. Да нет, мама, это я пошутил.

— Странные у тебя шутки, — покачала головой Мария Федотовна. — Я прошу тебя, Сережа, всерьез подумай об аспирантуре.

— Я уже подумал и решил, что лучше темы для грядущей диссертации, чем «Дело Горбачева — Ельцина живет и побеждает» или «Торжество демократии в России», не придумаешь. Представляешь, как будут завидовать Поповы да Яковлевы? У них же диссертации — о торжестве советской власти!

— Ты утомил меня больше, чем целый день в редакции, — вздохнула она. — Иди ужинать и, пожалуйста, не расстраивай папу, он неважно себя чувствует.

После ужина Сергей вернулся в свою комнату, сел в кресло и снова стал думать о Наташе. Так что же является причиной этих нескончаемых мыслей? Жалость? Девчонка-то, действительно, как прекрасный цветок на тротуаре. Ее нужно защитить, помочь, иначе — изомнут, затопчут. Нельзя этого допустить, он нужен ей, он должен быть рядом. Наверное, все дело именно в этом. Хотя кто его знает…



Сергей взглянул на часы: восемь вечера. Что она делает, одна в общежитии? Читает «Анжелику»? Он принес ей несколько книг. Или пришли пьяные поэты и забавляют ее дурацкими стихами? А может, скучает? Вспоминает о своем цветущем поселке? Она так много рассказывала ему о своем Гирее в последние дни, когда они вместе сидели в палатке. А что он делает здесь, дома? Восемь вечера, еще ведь не поздно навестить ее! Черт, какой же предлог придумать?

Или заявиться без предлога? В первый раз, что ли? Да нет, выгонит, подумает что-то плохое, обидится. Нет-нет, нужен предлог. Можно отнести ей учебник английского. Она ведь в институт собирается поступать, вот пусть учит, пока есть свободное время.

Сергей надел свитер, куртку, сказал матери, что пойдет прогуляться. Он обувал кроссовки в прихожей, когда в дверь позвонили. Сергей открыл — перед ним стояла невысокая блондинка в распахнутой дубленке. Черная эластичная, очень короткая юбка обтягивала полные бедра и почти не скрывала аппетитные, стройные ноги в черных ботфортах. У нее было симпатичное лицо, волосы стрижены коротко, лишь нос, пожалуй, был длинноват.

— Лариса… — удивился Сергей. — Что-нибудь случилось?

— Да вот, — растягивая слова, сказала гостья, — решила узнать, почему ты не звонишь мне целую неделю уже.

— Это бывает, я то звоню, то не звоню, все зависит от настроения и свободного времени. В последние дни жутко много работы, поэтому и не звоню.

В прихожую вышла Мария Федотовна, поздоровалась с Ларисой, но не ушла в комнату, а с интересом наблюдала за разговором молодых людей.

— Так уж занят, что и позвонить не можешь? А сейчас куда собрался?

— Нужно приятелю занести учебник английского языка, он в институт собирается поступать.

— Издеваешься? Все твои приятели давно уже получили высшее образование.

— А этот немного задержался в своем развитии и теперь бурно прогрессирует. Нужно помочь.

Мария Федотовна не могла сдержать улыбку, слушая сына.

— Ну так завтра отнесешь или послезавтра. — Лариса не могла понять, шутит он или говорит всерьез. — За один вечер он все равно не выучит английский. Да ты что, Сережа, правда, что ли, собираешься убежать? Ты хоть соображаешь, что делаешь? Давай посидим, поговорим, музыку послушаем.

— Рад бы, да не могу, не могу, извини, Лариса. — Сергей торопливо завязывал шнурки. — У него строго рассчитанная программа, если сегодня не начнет, к экзаменам не успеет выучить. Ну, пока, рад был тебя видеть. — Рывком распахнул дверь и, не дожидаясь лифта, помчался вниз по лестнице.

— Мария Федотовна, что с ним? — обиженно надулась Лариса. — Я просто не узнаю Сергея.

— А ты как думаешь?

— Что думать, Мария Федотовна? Разве поймешь, когда он всерьез говорит, а когда дурачится? Но сегодня он вел себя, извините, просто неприлично. Я пришла, а он даже поговорить со мной не захотел, убежал. Раньше он никогда так не поступал. И всю неделю не звонил…

— Лариса, дорогая. Ты бы меньше обижалась, а больше действовала, если, конечно, хочешь быть вместе с Сергеем. Кстати, я этого хочу. Но навязывать ему свое мнение не собираюсь. Это приведет к прямо противоположному результату.

— Он что, увлекся другой женщиной? — нахмурилась Лариса. — Спасибо, Мария Федотовна, я постараюсь разобраться в этом вопросе. Передайте ему, я очень огорчена. Всего доброго!

В просветах между тучами сверкали яркие весенние звезды. Наташа и Сергей неторопливо шли по аллее сквера, расположенного неподалеку от общежития Литературного института.

— Так зачем ты пришел? — допытывалась Наташа.

— Учебник тебе принес, английского языка, чтобы ты в свободное время готовилась потихоньку к экзаменам в институт.

— Я же тебе сказала, что в школе изучала немецкий! — засмеялась она. — Не нужен мне учебник английского.

— Почему бы тебе не выучить еще и английский? — усмехнулся Сергей — Два языка — лучше, чем один. К тому же английский считают международным языком.

— Из-за этого ты и приперся?

— Нет, — честно признался Сергей. — Просто захотелось вдруг тебя увидеть. Вот я и придумал причину. Как жизнь показала, не совсем удачную.

— А зачем ты хотел меня увидеть?

— Да я уже несколько вечеров только и делаю, что думаю: почему хочу тебя увидеть. И ничего не могу придумать. Просто хочу, и все. Может быть, я люблю тебя… не знаю.

— Ой, Господи! Что же такое ты говоришь? — испугалась Наташа.

— Что думаю, то и говорю, — нахмурился Сергей. Он не привык говорить то, что думает. Изобретательный в разговоре, помнящий множество цитат на все случаи жизни, он любил блеснуть остроумием, сказать красиво, элегантно и так, что никто не мог понять, что же у него на уме. Но сейчас не получалось, будто заклинило — ни одной подходящей мысли. — Ты, наверное, часто слышала признания в любви, это естественно.

— Нет. Ни разу. Ну, знаешь, меня куда-то приглашали, на что-то намекали, просто приставали, а про любовь не говорили. Наверное, потому, что я и слушать не хотела никого. — Прости, Наташа, это смешно и глупо вышло с учебником. Я всегда, если хотел встретиться с девушкой, мог просто прийти к ней и сказать: пойдем погуляем или что-то другое. А тут испугался, подумал, что ты прогонишь меня, если заявлюсь просто так. А я не хочу, чтобы ты меня прогоняла.

— Ну и пришел бы просто так… Мне тут скучно было, «Анжелику» я уже прочитала и «Марианну» тоже, можешь забрать эти книги. Принеси еще что-нибудь почитать, ладно?

— Ни за что! Пока не повторишь, что я могу приходить к тебе каждый вечер и ты не станешь прогонять меня или смотреть, как на врага народа.

— Не стану, — тихо повторила Наташа. — Но если ты думаешь, что это означает…

— Это означает только то, что ты сказала. Все остальное будет также означать твое желание. И — ничего больше! — воскликнул Сергей от радости. — Ну какой сегодня чудный вечер, правда, Наташка? Смотри, и погода стала улучшаться, скоро весна наступит!

— А Ленин какой хороший. — Наташа показывала на памятник вождю революции. — Первый раз вижу такой памятник.

— Здесь когда-то проходило знаменитое испытание электроплуга, во всех учебниках есть фотография, поэтому и памятник поставили. А чем он хороший?

— Ну, сидит себе, о чем-то думает, записывает свои мысли. Никому не мешает, никого никуда не призывает, сидит человек, своими мыслями занят. Что в этом плохого? А то сделают памятник: лицо злое, руку тянет — идите, бейте друг друга, приказывает. Разве это хорошо? А он ведь умный человек был, и такой памятник — самый правильный.

— Да и ты умница, Наташа. — Сергей разглядывал памятник так, будто впервые видел его. — Отлично сказано! Сейчас, в эпоху очередного великого перелома, редко такое услышишь даже от докторов философии.

— Беру пример с тебя, — улыбнулась Наташа. — Тоже — что думаю, то и говорю… Погода улучшается, — зябко повела плечами. — Но все равно холодно. Я уже замерзаю, пора нам возвращаться в общежитие. Ты проводишь меня?

— Если даме холодно, что-то не в порядке скорее всего с ее кавалером, — с нарочитой растерянностью развел руками Сергей. — Он слишком невнимателен или слишком робок.

— Если даме холодно, то скорее всего потому, что она легко оделась, — засмеялась Наташа. — И еще потому, что она южанка, не привыкла к такой погоде в апреле месяце… А ты действительно робок со мной?

— Да. Но я могу быть смелее, если ты потом не станешь угрожать мне кровной местью.

— У нас в Гирее нет кровной мести. Это у грузин или у чеченов, а мы ж русские.

— Тогда я непременно буду смелее, — пообещал Сергей, с улыбкой глядя на нее.

— Это как же?

Как прекрасно было ее лицо, согретое детской улыбкой! А лукавый взгляд черных глаз мог свести с ума и памятник, если бы он поднял голову и увидел Наташу. Ожила, растаяла! Как будто распустился красивый бутон, превратился в цветок дивной красоты. Сергей восторженно смотрел на нее. Смотрел, и смотрел, и смотрел. А он ведь знал, что она такая! И тогда, когда она была настороженной, подозрительной, дерзкой, злой — защищалась от чужого, враждебного мира. А на самом деле — она вот какая!

— Наташа, Наташа… — прошептал он, не отрывая от нее глаз.

— Это уже смелость или как? — снова засмеялась она.

— Почти, — выдохнул Сергей и вдруг подхватил ее на руки. — Я не провожу тебя, я донесу тебя до общежития! Наташа…

— Ой, пусти! — испуганно вскрикнула она. — Пусти, сумасшедший, уронишь. Ну, Сережа, я ведь тяжелая…

— Ты не тяжелая, — бормотал Сергей, кружась с нею на асфальтовой аллее. — Ты легкая, как пушинка, ты прекрасная, как цветок, я тебя никогда не уроню. Наташа…

— Нет, уронишь! — Наташа инстинктивно обняла его за шею, крепко прижалась к нему. — И чего выдумал — взрослую девушку на руках таскать! Отпусти сейчас же, а то разозлюсь.

— Ни за что!

Он не смотрел под ноги и не заметил, как ступил в лужу, затянутую тонким хрустящим ледком. Наташа дернулась, пытаясь вырваться, Сергей поскользнулся, потерял равновесие и повалился на бок. Наташа испуганно закричала.

Сергей упал в лужу, больно ударившись об асфальт, но, собрав все силы, Наташу он держал на весу, не давая ей упасть. Она осторожно встала на ноги. Сергей лежал в луже и смотрел на нее. Холодная вода впитывалась в джинсовую ткань его костюма, обжигала тело.

— Ты живой? — Она присела на корточки рядом с ним.

Сергей приподнялся, нежно коснулся ладонями ее щек. Она склонила голову, и он поцеловал ее пухлые, теплые губы.

— Я люблю тебя, Наташа, — тихо сказал он. — Видишь, я не уронил тебя и никогда не уроню.

— Зато сам грохнулся так, что небось ребра себе поломал. Ну, вставай! Или у вас тут обязательно нужно объясняться в любви по-поросячьи, лежа в грязи?

— Не встану, пока ты не скажешь мне, как относишься к нашему общему будущему?

— Вставай, Сережа. — Наташа взяла его за руку, потянула на себя. — Это же не шутки, простудишься, потом что будет?

Сергей вскочил на ноги, болезненно поморщился, растирая ладонью ушибленный бок.

— А ты права, Наташа, — усмехнулся он, — действительно, что-то стало холодно.

— Ой, да ты посмотри, на кого похож! — всплеснула руками Наташа. — Весь мокрый и грязный…

— Чепуха, — бодрился Сергей, дрожа от холода. — Могла бы раньше сказать, что имею право тебя поцеловать лишь в том случае, если упаду в лужу. Я бы только и делал, что падал в лужи. Все падал бы и падал, и падал. Можно еще раз упасть?

— Ты что, совсем свихнулся? Не вздумай. — Она подошла к нему вплотную, запрокинула голову.

Горячий поцелуй соединил их губы.

— Ну все, все, хватит. — Наташа отстранилась. — Пойдем, скорее пойдем ко мне, я постараюсь отчистить твой костюм. И чаем горячим напою, а то ведь точно заболеешь, вон ветер какой, до костей пронизывает. У меня и варенье есть, Ирка дала, как раз малиновое.

— А покрепче ничего нет? — виновато улыбнулся Сергей. — По-моему, это как раз тот случай, когда никто не посмеет упрекнуть в пагубном пристрастии.

— Да есть же та бутылка, помнишь, пьяные писатели принесли? Я ее не трогала, просто поставила в шкаф, там она и стоит. Ну, пойдем, пойдем. — Наташа взяла Сергея под руку, потащила к общежитию.

— А может, я все-таки на руках тебя донесу? — пошутил он.

 

Коричневая металлическая чашка абажура настольной лампы опустилась к краю столешницы, будто в поклоне. Желтый полукруг света лежал на полу. Или это месяц, устав барахтаться в черных тучах, нырнул в окно и улегся на паркете, как огромный желтый кот?

Наташа лежала под одеялом совсем голая. Одежда, снятая в спешке, беспорядочной грудой высилась на стуле. Хотя в последние ночи Наташа мерзла, спать ложилась в тренировочном костюме, а под утро приходилось и свитер натягивать — отопление уже отключили, и сквозь щели в окне непрестанно сквозил холодный ветер — сегодня она не чувствовала холода.

Потому, что рядом лежал Сергей.

— Ты почему лампу не выключил? — с притворной строгостью спросила Наташа.

— Потому, что я не кот, не могу видеть в темноте.

— А зачем тебе видеть в темноте? — продолжала допытываться Наташа.

— Рядом со мной — бесценное сокровище, я просто не могу не смотреть на него, не восторгаться им!

— Это я, что ли?

— Это ты…

— И ты собираешься смотреть на меня? — притворно возмутилась Наташа.

— Ужас как собираюсь, — смиренно признался Сергей. — Готов не есть, не пить, не спать, не работать в коммерческой палатке — только бы смотреть на это чудо природы. Чудо жизни!

— Значит, я — чудо?! Ах ты, нахал!

Сергей тотчас же спрятал голову под подушку. Наташа забарабанила по ней кулачками:

— Вот тебе, вот тебе, чтобы не был таким нахальным нахалом!

— Сдаюсь! — крикнул он из-под подушки. — Наташа, обещаю впредь быть не нахальным нахалом, а просто нахалом! Помилуй!

— Ладно, так уж и быть, вылезай оттуда, — смилостивилась Наташа. — Прощаю на первый раз.

— А что в этом плохого? — Виноватый, он выбрался из-под подушки. — Ты такая красивая, Наташка, что я просто не могу не смотреть на тебя. Почему ты стесняешься своего тела? Своей красоты?

— Потому что потому.

— Ну вот посмотри на меня, любимая. — Сергей сел на кровати, закрыв одеялом себя по пояс. — Я, может, не Геркулес, но и не отвратителен, верно? Если тебе нравится на меня смотреть — я не возражаю.

Он действительно не был похож на Арнольда Шварценеггера, плакаты с которым продавались даже в Кропоткине. Но его смуглое, мускулистое тело взволновало Наташу. Она смущенно опустила глаза.

— Ты такой красивый, Сережа…

— Правда? — обрадовался Сергей. — А если я сейчас встану во весь рост?

— Ой, нет, не надо. Пожалуйста, не надо!

— Тогда позволь мне смотреть на тебя…

Сергей медленно стянул одеяло, обнажая красивые девичьи груди, каждая из которых могла уместиться в его ладони, — мечта каждого мужчины, хоть многие и говорят, что предпочитают обширный бюст — врут! И дальше — гладкую кожу живота и смуглый треугольник волос в низу его, и матовую белизну длинных ног…

— Какая же ты красивая, Наташка, — зачарованно вырвалось у Сергея. — Ты — богиня…

— Ой, да ну тебя! — Она натянула одеяло до подбородка.

— Ты все же боишься меня, любимая? Наташа, ты моя любимая, я только и делаю, что думаю о тебе! И сейчас, когда я вижу это… Я… я не знаю, что со мной происходит. Я счастлив, Наташка! Понимаешь? Я счастлив, как никогда прежде не бывал счастлив! Это самое лучшее чувство, которое я знаю.

— А ты не врешь?

— Разве такое возможно?

— Ну, я не знаю… все получилось так быстро, я и понять не успела, что происходит, почему я тебе позволяю… Я и сейчас не могу понять, почему…

— Но ты же говорила, что тебе хорошо со мной, Наташа!

— Да, хорошо…

— Тогда почему ты боишься? Почему стесняешься? Ты — красивая женщина, а это ведь — основа всей мировой культуры. Ты — наслаждение, доступное лишь избранным, ты — напиток богов! Наташка, я безумно счастлив, правда-правда, и я хочу, чтобы это было всегда.

— Ты так говоришь… никто не говорил мне такого… Сережа, мне хорошо с тобой, да… Но, я боюсь, Сережа.

— Чего же ты боишься, моя Наташка?

— Что это быстро кончится. Ты такой красивый, такой умный, я по сравнению с тобой просто… просто…

— Красавица, — подсказал Сергей.

— Дура. — И посмотрела на него, как смотрит провинившаяся школьница на строгого учителя.

— Ничего подобного! — возразил Сергей. — Не мечтай, я все равно не поверю, что ты дура. Посмотри на мой профиль, — повернулся он к ней боком. — Разве он не внушает доверия?

— Внушает, — неуверенно сказала Наташа.

— Так вот, — важно заявил Сергей. — Этот профиль говорит: ты не просто красивая женщина, ты еще и умница, каких в Москве поискать надо.

— Ты опять нахальничаешь! — рассердилась Наташа. Она тоже села на постели и принялась колотить кулачками по его груди. — Вот тебе за это, вот!

Сергей нырнул под ее руки, обнял Наташу за талию, прижался щекой к ее животу.

— Я ничего больше не хочу, — прошептал он. — Остановись, мгновенье, ты прекрасно! Остановись, остановись, ничего больше не нужно…

Наташа уже не колотила его, а ласково перебирала пальцами волнистые каштановые волосы.

— Ох, Сережа, ты, наверное, обманываешь меня, ну признайся…

— Ни за что! Потому что больше не в чем признаваться. Ты знаешь обо мне все. И это — правда. Я люблю тебя, Наташка.

— И все равно мне страшно. Мы почти не знаем друг друга, все очень быстро получилось, и мне… так хорошо с тобой, Сережа, так хорошо, я… я тоже люблю тебя. Ничего не могу поделать с собой, я твоя — вот и все… Ты не обманешь меня, Сережа?

— Ни за что! — по привычке успокоил Сергей, но увидел в ее глазах слезы, нежно прикоснулся ладонями к ее щекам, поцеловал приоткрытые теплые губы. — Нет, Наташа. — Он стал совсем серьезен. — Мы теперь всегда будем вместе, будем рядом. Знаешь, я даже не хочу возвращаться домой. Мы будем вместе работать, а потом вместе возвращаться сюда. Теперь и час, и полчаса я не могу прожить без тебя.

— А как же твои родители? Что они скажут?

— Не знаю, да и знать не хочу. Я позвоню им, скажу, чтобы не ждали, не беспокоились, вот и все. Хочешь, мы поженимся? Ты будешь моей законной женой, а потом придумаем, где жить.

— Нет, так не делается. Нужно мне с твоими родителями познакомиться, а тебе — с моей мамой, потом уж думать о женитьбе.

— Наташка, я сделаю все, как ты скажешь.

— Давай подождем немного?

— Давай! Но сейчас я уже не могу ждать. — Он бережно положил ее на постель. — Я тебя хочу зацеловать до смерти! Признавайся, а ты хочешь этого?

— Хочу…

Их губы слились в долгом, страстном поцелуе, а потом Сергей стал целовать ее шею, грудь. Его голова опускалась все ниже и ниже… Наташа застонала и прикрыла глаза. В эту ночь ее представления об интимной жизни совсем изменились. То, что казалось грязным, постыдным, невозможным для порядочной женщины, вдруг стало естественным, приятным, радостным. Сергей убедил ее, что, если мужчина и женщина любят друг друга, они могут делать в постели абсолютно все — если это доставляет удовольствие обоим.

Холодный, резкий ветер подсушил московские улицы. Когда выглядывало солнце из-за туч, его лучи казались вполне весенними, теплыми. Только не часто оно радовало москвичей.

Однако Наташа и Сергей не замечали пасмурного неба и холодного ветра. Горячие, любящие глаза друг друга согревали их и светили им.

Улучив момент, когда у витрин палатки не стояли покупатели, Сергей наклонился и поцеловал Наташину коленку.

— Не безобразничай! — погрозила она пальцем. — Что же о нас люди подумают?

— Наверное, подумают… что я поцеловал твою коленку.

— Да уж не сомневайся! — фыркнула Наташа. — А еще — что мы ведем себя нехорошо.

— Ты или я? — уточнил Сергей.

— Оба. Ты — потому что пристаешь ко мне, а я — потому что позволяю тебе.

— Это разве нехорошо? Это просто ужасно для тех, кто увидит и подумает. Им же тоже захочется поцеловать твою коленку. А это недосягаемое желание. Представляешь, как возмутятся?

— И не подумаю представлять. — Наклонилась и чмокнула Сергея в губы. — Что бы я делала без тебя в этой палатке?

— А я делал. Сидел тут в гордом одиночестве и с тоской думал: так и жизнь пройдет, как прошли Азорские острова. Помнишь Маяковского? Это он сказал. А теперь я и представить не могу более приятного занятия, чем коммерческая торговля. Когда рядом сидит Наташка моя. Да я бы чем угодно стал заниматься с радостью, только бы ты была рядом. — Он наклонился и снова поцеловал ее коленку.

— Так хорошо… — прикрыла глаза Наташа. — Ну почему мне так хорошо с тобой, Сережка?

— Потому, что я умный, обаятельный, в торговле работаю, — стал перечислять, загибая пальцы, Сергей.

— Ох, ох, какой задавака! Да я тебя совсем не знаю. Ты кто такой будешь?

— Да я и сам забыл, — растерялся Сергей. — Но у меня же все записано. Давай посмотрим. — Он откинул волнистую прядь со лба, наклонил голову к Наташе. — Почитай, что там написано? Должно быть: Сергей Мезенцев, одуревший от счастья рядом с прекрасной девушкой Наташей. Ничего не изменилось?

Наташа наклонилась, пытаясь разглядеть несуществующую надпись на лбу, но поняла, что Сергей шутит, и засмеялась. Их губы оказались совсем рядом и уже не могли не соединиться.

— Ой! За нами уже наблюдают… — Наташа скосила глаза в сторону окошка и испуганно отстранилась. — Сережа, обслужи покупателя.

— Две пачки «Салема», бутылку «Чинзано» и бутылку «Распутина». — Невысокий мужчина лет пятидесяти не отрывал глаз от Наташи.

Сергей взял деньги, просунул в окошко бутылки и сигареты, отсчитал сдачу. Мужчина механическим движением сгреб деньги, сунул в карман, все так же неотрывно глядя на Наташу.

— Что-нибудь еще? — неожиданно резким, колючим голосом спросил Сергей.

— Нет-нет, спасибо. — Очнувшийся покупатель зашагал восвояси, облизывая пересохшие губы.

Сергей повернулся к Наташе.

— Ты видишь, что творится на улицах Москвы? Весна! Придется тебя, Наташка, замаскировать под старуху, а вечером я сам буду размаскировывать тебя и сам буду смотреть. Никому не дам.

— Сам виноват. — Наташа показала Сергею язык. — Если б не привязывался, никто бы и не смотрел.

— Да-да, рассказывай! Чувствую я — смотрели, смотрят и будут смотреть, никуда от этого не деться, такая ты у меня красивая. Придеться маскировать. Парик тебе купим, седенький, морщины я нарисую, найдем где-нибудь драное пальтишко с кошачьим воротником… Только так и можно спастись.

— Нет, я так не согласна. Лучше сделаем по-другому. Как только замечу, что кто-то смотрит, сразу буду говорить: чего вылупился, паразит окаянный, а? — Наташа изобразила свирепость на лице, но тут же не выдержала и рассмеялась.

— А лучше всего вообще не выходить из комнаты… Господи, когда же кончится рабочий день и мы вернемся в нашу комнатку?!

— Опять будешь приставать ко мне?

— Если не хочешь — не буду.

— Попробуй только!

— Что мне нельзя пробовать, моя загадочная женщина? Приставать к тебе?

— Вот именно!

— Тогда — непременно буду!

— Я что-то проголодалась. Сережа, ты купишь мне пирожок?

— Даже два. И кофе, и немецкие сардельки с кетчупом, и все, что захочешь. Сразу после работы мы пойдем на Старый Арбат, погуляем, подкрепимся, что-нибудь на ужин купим, а потом…

— А потом… Уже совсем скоро приедут инкассаторы, сдадим деньги, закроем лавочку и пойдем. Ох, я целый день сегодня смеюсь. Мне так хорошо с тобой, Сережа…

 

И еще одна неделя московской жизни осталась позади. Самая сумасшедшая неделя в жизни Наташи. Днем они вместе с Сергеем сидели в палатке, торговали всякой всячиной — Наташа сама удивлялась, как быстро она освоилась с этой работой, вечером гуляли по Москве, ужинали в небольших кафе или перекусывали у таких же, как и та, в которой сами сидели, палаток, а потом, запасшись едой на ночь и утро (ночью больше всего хотелось есть), ехали в общежитие.

Всю эту неделю Сергей ночевал у нее. С того вечера, как упал в лужу и вымок. Наташа пыталась горевать по поводу утерянной девичьей чести, предполагать разные наказания за свою опрометчивую уступчивость, но — и не горевалось, и не предполагалось ничего плохого. Случилось то, что и должно было случиться: рядом с нею был красивый, умный, сильный и нежный парень, который смотрел на нее влюбленными глазами и старался предупредить малейшую ее прихоть.

Время от времени Наташа пыталась, из упрямства, что ли, представить, какие трудности ждут ее впереди, да разве может об этом думать счастливый человек?

Сергей несколько раз настойчиво предлагал ей пойти в загс и подать заявку или заплатить кому надо и сразу зарегистрировать их брак. Наташа отказывалась. Не потому, что не хотела этого, — хотела, еще как хотела! Но по-прежнему считала, что нужно повременить со столь важным решением и, конечно же, ей познакомиться с его родителями, ему — с ее мамой, вместе все обсудить, а тогда уже и в загс идти. Она ведь собиралась один раз в жизни выходить замуж. Но Сергей не спешил знакомить ее с родителями. Он прямо сказал, что сейчас его мать непременно будет против и отца настроит, потом жизни не будет. Лучше всего стать мужем и женой, а там пусть думают, что хотят. В этом случае им волей-неволей придется считаться с Наташей. Или немного подождать, пусть убедятся, что его намерения серьезны, и отступать он не собирается.

Наташа решила ждать. Собственно, это не было ожиданием — большего счастья, чем то, которое было, не могла себе представить.

Сергей накупил ей одежды — теперь Наташа ходила на работу в теплой «дутой» курточке красного цвета, джинсах «Левис» и сапогах-ботфортах. На голове — белый вязаный берет, из-под которого стекали на плечи каштановые с золотинкой пряди волос. Когда она впервые так оделась, Сергей даже присвистнул от удивления — какая женщина смотрела на него! Впрочем, не он один смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Мужчины постоянно кружили вокруг их палатки, покупали сигареты, зажигалки и ненароком предлагали Наташе куда-то пойти, поехать, полететь. Она в таких случаях тут же поворачивалась к Сергею, обнимала и целовала его. Разочарованные покупатели удалялись. Впрочем, на их месте тут же появлялись другие. Были и постоянные клиенты, которые покупали всякую мелочь.

— Я догадывался, что с твоим появлением наша прибыль удвоится, — недовольно бурчал Сергей. — Не знал только, что меня это будет жутко раздражать.

Она обнимала и целовала его, успокаивая таким образом. Действовало безотказно…

К палатке подошла женщина средних лет в красивом кожаном пальто, наклонилась к окошку.

— Что-нибудь хотите? — защебетала Наташа. — Выбирайте, у нас все хорошее, еще никто не жаловался.

— Не думаю, что среди ваших покупателей есть те, кто умеет жаловаться. — Женщина холодно и небрежно ткнула пальцем в Сергея. — Я бы купила вот этого балбеса.

Наташа с недоумением посмотрела на Сергея, потом опять перевела взгляд на женщину — шутит или серьезно говорит? В Москве ведь чего только нет!

— Продано. — Улыбаясь, Сергей развел руками почти так же, как граф Суворов в рекламе какого-то банка. — Ты опоздала, мама, я ведь предупреждал тебя.

— Может быть, познакомишь нас? — так же холодно и официально поинтересовалась женщина.

— С удовольствием. — Не вставая со стула, он только показал ладонью: — Наташа — Мария Федотовна, моя мама.

— Ты почему домой не приходишь? — не выдержала Мария Федотовна. — Если нашел себе девку, это не значит, что у тебя нет дома, нет моральных обязательств перед родителями!

— Я так и знал, что ты не скажешь «очень приятно». А насчет моральных обязательств — я их выполняю, каждый день звоню тебе и предупреждаю, что домой сегодня не приду.

— Сегодня, завтра, послезавтра! — закричала Мария Федотовна, размахивая руками. — Тебе нужно в аспирантуру подавать документы, о будущем думать! А ты чем занимаешься? Если уж так хочется, мог и эту, — она кивнула в сторону Наташи, — приводить на пару часов! Я уж потерплю.

— Мама, — еле сдержался Сергей, но лицо его будто окаменело. — Она мне нужна не на два часа в сутки, а на двадцать четыре. Когда поймешь это, пожалуйста, скажи, я буду позванивать. Может быть, мы придем домой и даже решим кое-какие вопросы. В аспирантуру я не хочу. Ты знаешь об этом.


Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.037 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>