Камень ударил его по затылку, и Тор зарычал. Он полз на спине, и это само по себе было тяжело, и волок за собой Локи, а это было ещё тяжелее. Далеко впереди слышались голоса детей – они добрались до выхода и успокаивали мать, - а для него и Локи путь был ещё не кончен.
Тор полз по проклятому лазу и всё никак не мог выкинуть из головы мысль о том, каково это было: привязанному, в чужой власти, с шипящей болью и хрупкой серебряной преградой над лицом, услышать вдруг, как рушится свод единственного выхода. Каково это было – потерять надежду на спасение. Каково было Локи поверить в то, что Тор ушёл насовсем, позабыл обещания, вернулся править Асгардом…
Каково ему было поверить в то, что Тор его предал.
Нет, всё же Локи оставался и Одинсоном тоже, как бы пробовал отречься от родства; Тор помнил, как приходит сон к детям Всеотца: властно, неодолимо. Сон был и проклятием, и спасением, он приходил всегда невовремя, но спасал от безумия. Не будь его, и мало кто из асов смог бы дожить до теперешних дней, не сойдя с ума – слишком уж много испытаний пришлось на долю каждого.
Тор выдрался из лаза, просунув наружу голову и плечи; тут же в него вцепились слабые руки, потащили дальше, обдирая спину о камни. Тор выругался и принялся помогать, отталкиваясь ногами и волоча за собой безвольное тело.
- Ё…туно…ва бабка, - выдохнул он, оказавшись, наконец, на свободе. Локи спал у его ног, и бледная Сигюн склонилась над ним, обтёрла лицо от пыли, прижалась ухом к груди и уверилась в том, что сердце продолжает биться.
Тор вытер лицо ладонями и проговорил:
- Отойдите подальше. Мне нужно снова обвалить здесь всё, иначе явится кто-нибудь вроде Скади, а дальше известно что будет.
Сигюн взяла за руки сыновей и сказала хрипло:
- Когда он уснул, я решила было, что ты оставил нас насовсем. Прости мне это, Тор. Было так похоже, так легко поверить…
Тор молча поднял на руки спящего, отнёс его за пару десятков шагов и осторожно опустил на траву. Вокруг царила ночь, крупные частые звёзды высыпали на небе, точно кто-то рассыпал пригоршню соли.
В этот раз Тор бил сильнее, намереваясь обвалить и пещеру под горой, и это, кажется, вполне ему удалось: когда грохот валящихся камней стих, скала изрядно просела, взялась извилистыми трещинами, а осыпавшаяся крошка скрыла все следы.
Тор снова поднял Локи и остановился, пытаясь понять, что делать теперь. Куда идти. Где прятать спящего беззащитного бога и его семью? Девять миров, и нигде им не найти приюта, и нельзя оставаться на месте – это ещё опаснее, чем бесконечные скитания по стволу Ясеня…
- К Хель всё, - пробормотал он и осёкся. К Хель. Уж там-то их не тронут, да что там! Никому и в голову не придёт искать их там, среди мёртвых пустошей, но если бы даже и пришло – дочь Локи там полновластная хозяйка, она защитит родичей.
Сигюн, молча дожидавшаяся его решения, по лицу Тора увидала, что их странствия ещё не кончены, и лишь покрепче сжала губы.
- Подожди ещё немного, - проговорил Тор, прижал спящего одной рукой, а пальцы другой сунул в рот и оглушительно свистнул.
Ему не пришлось долго ждать: Тангриснир и Тангниостр, услышав знакомый посвист, примчались как могли скоро, волоча за собой повозку. Тор уложил в неё Локи, усадил рядом Сигюн и детей и вскочил на передок.
- Держитесь крепче, - велел он, крикнул козлам – и те помчались, стуча копытами. Ночной ветер лился Тору в лицо, остужал разгорячённые щёки; Тор подумал, что сидящие в повозке могут замёрзнуть и на ходу перебросил им толстую шерстяную полость***, велев укрыться.
Дальше и дальше. Из Мидгара они выбрались ещё до рассвета, и весь день Тор гнал козлов, не давая ни минуты отдыха. Нужно было справиться поскорее, нужно было успеть.
К вечеру козлы стали уставать, и Тор, хотя и жалел их, должен был гнать дальше, подбадривая криком. Наконец, Тангниостр захромал, а Тор, увидав впереди знакомые ледяные вершины и чёрный провал пещеры, позволил ему пойти медленнее.
Здесь было так же холодно, как в тот давний день, когда надежда ещё не погибла окончательно и когда они с Всеотцом пришли к Хель предлагать выкуп за Бальдра. Кажется, даже ещё холоднее. Воздух обжигал ноздри, замерзал в ресницах солёным льдом, и Тор, оглянувшись назад, увидал, как Сигюн прижимает сыновей и руками старается заслонить их от жалящего ветра.
Полость они отдали спящему, и Тор зарычал, указал на серый шерстяной покров и крикнул:
- Он не замёрзнет, Сигюн, не дури!
Сигюн мотнула головой, но Тор пообещал ей размолоть её в порошок, и она с неохотой подчинилась. За Локи можно было не тревожиться – ётунская кровь не могла замёрзнуть, - а вот в том, что Сигюн вот-вот превратится в льдинку вместе с детьми, Тор не сомневался.
Огромная пасть Хельхейма снова оказалась перед ним, и Тор, щадя козлов, вышел из повозки и повёл их за собою. Верные животные, хотя и косились на чёрный провал, всё же шли, и с каждым шагом всё больше инея намерзало на их длинной шерсти. Рога казались укрытыми серебром, повозка стонала и скрипела боками о льдины, и Сигюн всё плотнее прижимала к себе детей.
- Какое ужасное место, - прошептала она, озираясь. Закатное солнце полыхнуло в льдинах, залило их кровавыми отсветами и ушло, оставив им лишь смутный отсвет. – И ничего не видно…
- Я бывал здесь раньше, - успокоил её Тор. – Если повезёт, мы вскоре будем на месте.
Тангриснир заартачился у самого провала, не желая идти в кромешный мрак, и Тор шлёпнул его по заду, взял за рога и повёл внутрь. Он двигался в полной темноте, ощупывая стены и надеясь, что ответвлений здесь не будет, и что они не запутаются в злосчастном подземелье. Что-то много подземелий в последнее время…
Это была его последняя связная мысль, потому что впереди почудилось огромное пространство, и знакомый уже голос проскрежетал:
- Надо же, сам владыка Асгарда явился в мои покои! И вновь живым. Это не слишком-то вежливо, Тор Одинсон, не находишь?
- Приветствую тебя, Хель, дочь Локи, - проговорил Тор и услышал, как сзади него Сигюн втянула меж зубов стылый воздух. – Взгляни, какую ношу я принёс с собой, и не станешь считать меня невежей.
Слышно было, как возится огромное тело, и как под ним жалобно поёт каменная твердь. Потом медленно, точно опасаясь спугнуть кого-то, разгорелся свет, острые грани льдин налились голубым и зелёным, и Хель проговорила:
- Вижу, что наступили последние времена, - она, скрежетнув, поднялась с пола и пошла к упряжке. – И не сказать, чтобы я была расстроена.
Тор указал ей на бледную, как полотно, Сигюн, и сказал:
- Путь был долгим, а дни до того ещё длинней. Найдётся ли у тебя, приветливая хозяйка, готовая всякого позвать в свой чертог, горячего питья для сводных братьев?
Тут Хель рассмеялась – звук был чудовищным, как обвал, - и велела:
- Выбирайтесь из повозки. Я накормлю вас и дам отдохнуть, коли вы расскажете мне о том, что случилось.
Часом позже Тор, сидя в гигантской комнате-пещере у пылающего огня, заканчивал рассказ, и изумлялся тому, как мало пришлось скрывать. Лгать же – и вовсе ни словом.
- Позволь им пожить у тебя, благородная, - попросил он. – Я дам тебе за то щедрую плату.
Хель, сидевшая своей багровой половиной к огню, кивнула, и сухой лишайник посыпался с её шеи и волос.
- Ты привёз моего отца живым, - проскрежетала она. – И исполнил свою часть судьбы. Я всё гадала, как же моему родителю удастся вырваться из пещеры со змеёй, и как он окажется у меня в гостях… думала даже, что он умрёт от яда и придёт ко мне с другими мертвецами. Но ты привёз его живым.
- А чего ты ожидала? – прорычал Тор, которого всякое упоминание предсказания приводило в гнев. – Что я сам снесу ему голову с плеч?
- О нет, - страшное лицо силилось улыбнуться. – Это было бы против предсказания. Бальдр мне рассказал, и…
Тор вздрогнул и уставился на Хель во все глаза. До сих пор он старался не думать о том, что Бальдр по-прежнему здесь, в заиндевелых пещерах, и что омела, торчавшая из его груди, должно быть, разрослась…
Хель, казалось, поняла его мысли, потому что сказала обиженно:
- Я ничем его не обижала. Я и не стала бы дурно обращаться с тем, кого мне подарил отец, а кроме того, с тех пор, как он пришёл сюда, жизнь моя стала куда как лучше. Помнится мне, на меня не за что обижаться ни тебе, ни Всеотцу.
Локи, которого с позволения и по приказу Хель устроили неподалёку от огня, спал всё тем же сном без пробуждений, а то бы Тор его потряс. Он всё-таки поглядел на спящего и отвернулся.
- Я дала бы тебе повидаться с Бальдром, - с неожиданной мягкостью произнесла Хель, - но ты ведь хуже флюгера на крыше, Одинсон. Поговоришь с ним, - она поднесла гигантскую руку ко лбу, гулко постучала пальцем. – Помню, каким ты пришёл сюда в прошлый раз: сын Всеотца, будущий царь, а уж как ты меня ненавидел! – она отчего-то облизнулась, точно ненависть была сладка. – Решил бы уж, на чьей ты стороне, а не метался между моим отцом и Асгардом.
- Дай мне поговорить с Бальдром, - через силу ответил Тор. Он устал так, что не мог даже гневаться, да и Хель, как видно, не была настроена нарочно злить его, просто говорила что думала. – Из того не случится ничего дурного. И я выбрал.
Дети давно уснули, сытые после угощения и разомлевшие от тепла огромного очага, и Сигюн, сидевшая напротив Тора, тоже стала засыпать: он видел, как клонится её голова, как белые от повязок руки безвольно падают на колени.
- Ничего дурного, в самом деле? – переспросила Хель. – Что, если ты увидишь его и вспомнишь все обиды, старые и глупые, как мир, и примешься крушить мой мир направо и налево?
- Не стану я этого делать, - в отчаянии ответил Тор, - или думаешь, я забыл закон гостеприимства?
Хель расхохоталась, прикрыла рот ладонью, чтобы грохот смеха не разбудил спящих, махнула рукой, и из темноты появились три белёсые тени, взяли детей и Сигюн на руки и понесли куда-то.
- Там тоже есть очаг, - пояснила Хель в ответ на немой вопрос Тора, - пусть спят долго и сладко. Хорошо, Тор Одинсон. Я позову Бальдра и не стану мешать беседе. Лишь побуду рядом.
Сон сошёл с Тора. Он ждал, что снова появится багровая пелена, и из неё снова выступит зыбкая фигура мертвеца, но вышло иначе: Хель всё сидела, глядя в пламя и порой поднося к губам гигантскую чашу мёда, а когда Тор совсем устал ждать и изверился, кто-то тронул его сзади за плечо.
- Тор! – и это был голос Бальдра. Голос прежнего Бальдра: весёлого, ясного, Бальдра в птичьем плаще, Бальдра, что рассказывал, смеясь, о любимой Нанне, Бальдра, которому ещё не снились сны, предвещающие гибель всему живому. – Тор, поверить не могу!
Несколько минут они просто хлопали друг друга по плечам и радовались встрече, и Бальдр оглядывал Тора, а Тор – Бальдра; когда же первая радость схлынула, Тор сказал растерянно:
- Ты совершенно как… - он осёкся.
- Совершенно как живой? – невозмутимо продолжил Бальдр. – Это ты верно подметил, братец. Жаль, я не могу сказать тебе того же. Странно играет нами судьба.
- Дорога была… нелёгкая, - проговорил Тор, против воли глянув туда, где ожидал увидеть бледные ростки омелы и рану, нанесённую Хёдом. Вместо того он видел одежду, какой не постыдился бы и сам, и ровно над сердцем Бальдра вышит был зелёный росток. – Я отдохну, и ты перестанешь путать меня… - он снова осёкся и проговорил неловко, - не буду больше тебя пугать.
- Это верно, так и будет, - усмехнулся Бальдр, накрыл ладонь Тора своею и крепко сжал. Не бесплотная тень, не склизкое рыбье брюшко – прежний Бальдр с горячей кровью, пусть даже Тор понятия не имел, как такое возможно. – Надолго ты тут?
- Не знаю, - проговорил Тор, - вряд ли. Мне нужно объехать миры и возвращаться в Асгард, и вряд ли ты меня одобришь, узнав, что в Асгард-то мне и не хочется.
- Не одобрю, - согласился Бальдр, - но пойму. Ты всё же царь, Тор, и долга царя с тебя никто не снимал, и никто не позволял тебе оставлять Асгард насовсем. Мне повезло больше, что и говорить.
- Повезло?! – воскликнул Тор, и Хель гулко глотнула из кубка. Бальдр же развёл руками.
- Долго объяснять, - сказал он, - но только… знаешь ты, брат, что есть небеса выше Асгарда?
Тор не знал; он молча покачал головой, глядя на Бальдра во все глаза.
- Я сам не поверил бы, - проговорил Бальдр, - но только они вправду есть. Вспомни всё дурное, что с тобой случалось за жизнь, и забудь тут же – вот они каковы. Новый мир, где нет ни подлости, ни обмана, и даже Хель, - он улыбнулся великанше, - ходит туда не чтобы снять жатву, а чтобы отдохнуть.
- Где такое место? – спросил Тор, и Бальдр улыбнулся мягко и ласково.
- Не думал же ты, что на Ясене выросло только девять миров? – спросил он. - Да и те, кто выживет в последней битве, должны же будут где-то жить.
- Бальдр заселил там всё травами и зверями, - прогудела Хель, как показалось Тору – одобрительно. – Коли сможешь его уговорить, пусть сводит тебя полюбоваться. Мне это не удалось, скажу сразу.
- Там всё слишком хрупкое, - извиняющимся голосом сказал Бальдр. – Слишком молода эта земля. Я и сам хожу туда с осторожностью, чтобы ничего не повредить и случайно не принести туда зла. Оно как дурной запах: стоит пару дней не мыться, и станешь пахнуть дрянью. Со временем, когда там всё окрепнет, расцветёт и укрепится, я с превеликой радостью отведу туда всех, кто чист.
- Тогда твоя новая земля останется пустой, - с горечью сказал Тор. – Или ты заберёшь туда только детей. Покажи мне хоть одного аса, в котором нет зла, и я, пожалуй, решу, что Асгард небезнадёжен.
Бальдр с сожалением покачал головой.
- Может, хотя бы Рагнарёк поможет, - проговорил он тихо. – Горько думать о крови, что прольётся, но, может быть, хоть после самой страшной из битв боги перестанут думать о том, чтобы получше поесть да поярче одеться, и может быть, после неё они насытятся кровью и злобой и больше не захотят их.
- Вряд ли, - сказал Тор.
- Я тоже так думаю, - заметила Хель. – Но он не слушает.
- Не может быть такого, - твёрдо сказал Бальдр, - чтобы злоба была нужна живущим, как им нужен воздух или вода. Если даже это так, так я не желаю в это верить. Дети рождаются добрыми.
Тор видел в его глазах веру и решимость, и сказал тогда, не желая обижать брата:
- Может, ты и прав. Если хорошо поискать, во всех девяти мирах можно найти несколько дюжин тех, кто жил по правде и не замарался.
- Вот для них я и ращу эту землю, - коротко ответил Бальдр и улыбнулся – ясно, светло. – И для Нанны. И для Хель. Они ведь подруги.
Тор потряс головой, пытаясь уместить в ней услышанное, и спросил осторожно:
- Как такое возможно?
Хель пожала плечами и ответила:
- А почему бы Нанне не дружить со мною? Я взяла её вслед за Бальдром, чтобы не мучить разлукой, и ничем не обижала.
Бальдр кивнул и добавил:
- Веришь ли, между нами не было обид. Что было делать Хель, если уж я угодил к ней и вы не смогли меня вызволить? Я не держу зла ни на неё, ни на Хёда, - он помрачнел, - вот разве что на Вали мне пришлось сердиться долго. Недоброе дело он сделал, наказав того, кто был не виноват в своей судьбе. Но ведь и Вали был рождён и вырос только для этого! Страшная судьба, согласен?
Тор откинулся затылком на влажный от тепла камень и пробормотал:
- А Локи? На него ты тоже не держишь зла?
Бальдр усмехнулся и покачал головой.
- Помнишь, мы беседовали с тобою на башне? – спросил он. Тор помнил ясно, как если бы этот разговор случился вчера. Бальдр тогда предупреждал его о пропасти – а он, Тор Одинсон, не просто свалился в неё, а сам бросился очертя голову, и вот теперь летел, и не было видно дна.
- Помню, - сказал он.
- Я ошибался, - сказал Бальдр и повторил, точно опасаясь, что Тор не услышал с первого раза. – Я ошибался.
Они говорили до глубокой ночи, хоть в Хельхейме и не было ни ночи, ни дня, - и Тор, согревшийся горячим питьём, лишь усилием воли заставил себя подняться.
- Я должен идти, - проговорил он. Необходимость снова пускаться в дорогу мучила его, но не было возможности избежать нового странствия. – Не думал, что скажу это, но я оставляю Локи в надёжных руках и в хорошем месте; могу быть за него спокоен.
Это был на самом деле вопрос, и Хель поняла его, кивнула утвердительно:
- Ни за что нельзя поручиться, когда речь о Локи, но я постараюсь.
- Я тоже, - проговорил Бальдр. Тор сомневался в том, что Локи согласится принять от Бальдра что-нибудь, даже глоток воды в иссушающий зной, но кивнул, не желая обижать брата.
Кроме того, этот новый Бальдр вполне мог расположить к себе бога и позлопамятней Локи, если бы такой бог был на свете.
- Я вернусь как только смогу, - пообещал он и добавил, - если Локи проснётся до того, как я снова приду сюда, постарайтесь… ётунова бабка, как же тяжело! Но всё же постарайтесь не дать ему натворить глупостей.
- Я же сказала, - пророкотала Хель, - я не могу поручиться, но постараюсь. К тому же и корабль ещё не готов.
Тор уставился на неё и проговорил хрипло:
- Я думал, его вовсе нет.
- Как это нет? – изумилась Хель. – Ты, я вижу, мало знаешь о мире, в котором живёшь. Сами асы строят Нагльфар; каждый, кого вы убивали, каждый, кто умер по вашей вине, дал ему свою долю.
Тор молчал, потрясённый этим новым знанием, и Хель добавила почти извиняющимся тоном:
- Ты и сам добавил в него много плашек, могучий воин. Те, кто был убит, приносят под ногтями кровь, и нет ничего крепче; кровь связывает всё воедино, кровь превращает тени и морок в единое нечто. Разве ты не знал?
- Не знал, - глухо ответил Тор. – А те, что пируют в Вальгалле?
- Эти не строят корабля, - вздохнула Хель. – Потому погибнуть во славу Одина считается делом достойным: ни память их, ни кровь мне не достаются.
Тор снова замолчал, а потом проговорил с трудом:
- Покажи мне его.
Хель покачала головой и заметила:
- Смотрю, не даёшь ты себе спуску, Одинсон. Что же, мне это по нраву. Идём.
И Тор пошёл за ней, а Бальдр остался смотреть за спящими и подбрасывать в очаг поленья и сучья, так как ночь выдалась холоднее даже тех ледяных ночей, которыми славился Хельхейм.
- Куда поскачешь? – спросила Хель, пока Тор шёл за ней в непроглядной темноте. Он не мог видеть ничего, даже крошечные искорки, вылетавшие из стен, которые Хель время от времени задевала, гасли в этом извечном мраке. – Прямиком в Асгард, поднимать войско?
Тор возмутился бы, но был занят тем, что шёл, будто дитя, держась за длинный рукав Хель, по неровному полу, и старался не споткнуться.
- Нет, - отозвался он, - я хочу знать, что теперь творится с Ясенем. У тебя я побывал и знаю; в Свартальвхейме, как я слышал, побывали ётуны, и теперь там лишь дым и пламя, да мёртвая гора…
Хель отчего-то хмыкнула, будто услышала что-то приятное, но ничего не сказала, и Тор продолжал:
- Про Асгард я знаю, но что сейчас делается с другими мирами? Почему вырвался Фенрир? Я ничего не понимаю, а мне не нравится ничего не понимать.
- Так ты решил отправиться в путешествие по мирам, - пророкотала Хель. – Как твой отец когда-то, ты хочешь дойти до корней Ясеня и найти там источник и добрый совет?
- С большей охотой я бы остался здесь, - неожиданно для себя признал Тор, - но есть долг царя и долг воина, так что идти мне придётся.
- Будь осторожен, - предупредила Хель, но не сказала, чего именно Тору стоит опасаться больше всего; темнота перед ними понемногу рассеялась, и Тор почувствовал запах моря.
То было самое странное из морей, какое Тору доводилось видеть в жизни. Всё оно было укрыто льдом, и вид имело такой, словно замёрзло в единый миг. Гигантские волны, поднятые штормом, застыли зелёным стеклом, поверх льда видны были неподвижные пенные шапки, и не было ровного места, чтобы наступить. Низкое небо касалось их, и ни единой звезды не было на нём – только бесконечный бархат, складчатый там, где в темноте плыли облака.
Тор ничего не сказал, оглядывая застывших морских коней, выгнувших шеи и спины. Ему хватило вида гигантской тени у самого горизонта – тени, что была бы выше асгардских башен, если бы поставить Нагльфар рядом с самой высокой. Крутые бока корабля вздымались над ледяными горами, страшная драконья морда венчала нос, и Тору показалось, что он видит пару алых злых огней там, где у дракона должны были быть глаза. Он посмотрел ещё минуту и отвернулся.
- Осталось совсем немного, - тихо сказала Хель. Оказывается, грохот и скрежет мог быть и тихим – если Хель того хотелось. – Оснастка, паруса и вёсла. После этого никто не сможет удержать Нагльфар на месте.
- Я понял, - подтвердил Тор так же тихо. – Каждая смерть приносит ему что-то – плашку в палубу, или уключину, или ещё что. А смертей было уже так много, и будет ещё больше. Так?
- Всё верно, - ответила Хель. – Ещё совсем немного подождать, и моему отцу не придётся возвращаться в Асгард пешком. Тебе нужно торопиться, Тор Одинсон.
- Да, - Тор снова глянул на корабль, и ему показалось, что тот чуть качается на ледяных волнах. – Да.
Он должен был торопиться, и потому не зашёл посмотреть на спящего Локи, о чём пожалел сразу же, как оставил за спиной промёрзший Хельхейм. Козлы, торопясь уйти из недоброго места, тащили повозку всё быстрей, и Тор не мешал им бежать прочь, хоть и бранил себя за то, что не потратил минуты на то, чтобы поговорить с Локи, пусть тот и не мог его слышать, на то, чтобы пригладить ему волосы, ётунова мать, да хоть просто посмотреть на него, спящего под меховым одеялом!
Отчего-то это казалось очень важным: взглянуть на Локи напоследок. Но просить у Хель ещё и этого Тор постыдился, да и время подгоняло. Путь до корней Ясеня был неблизок и труден: Хель напоследок предупредила его, да Тор знал и без предупреждений, что будет трудно.
Он только не знал, что будет трудно настолько. И дело было не в том, что замёрзшее море простиралось на несколько дней пути, а идти по нему было тяжело даже для могучего аса, но в том, что с каждым шагом Тору всё больше казалось, будто он приблизился к самому краю мира. Ледяные волны подворачивались под ноги, скрежетали по днищу повозки, но что это значило по сравнению с мигом, когда Тор переступил через последнюю и отшатнулся в страхе?
Море оканчивалось не берегом, не плавной линией отмели, даже не злыми скалами, грозящими любому кораблю неизбежной гибелью. Нет, это море словно откололи от цельного куска прозрачно-зелёного камня, да так и оставили висеть над бездной. Козлы остановились; по мордам их бежала пена, а глаза налились кровью, и Тангриснир заблеял – резко, предупреждающе.
Тор вполне его понимал. Он и сам, едва заглянув вниз, почувствовал, как кружится голова и слабеют ноги. Зелёная стена застывшей воды круто уходила вниз, теряясь в темноте, а за ней начинался чёрный бездонный провал, и именно туда, вслепую, без всякой уверенности в успехе, Тору предстояло пойти.
Упряжку он оставил на краю ледяного моря. Не хотелось расставаться с последними живыми душами в этом бесприютном краю, но козлы артачились и блеяли, а Тангниостр схватил хозяина зубами за край плаща и попытался оттащить от бездны.
Тор не нашёл в себе сил выбранить его. Он и сам предпочёл бы не прыгать. Ещё минуту он стоял на краю, казавшемся теперь почти родным, привычным, а потом оттолкнулся и пошёл – или, вернее, полетел, - вниз.
Мелькнул зеленоватый край с чёрной точкой колесницы далеко вверху, завертелся и пропал, совсем рядом тускло блеснули гигантские камни, сердце подкатило к горлу. Тор летел всё быстрее, задыхаясь от бьющего в лицо воздуха, холодного и безвкусного, и не видел перед собой ничего, кроме смутных очертаний чего-то гигантского, то проступавших, то вновь пропадавших во мраке.
Он уже почти уверился в том, что будет падать вечно, пока не сойдёт с ума или не умрёт, но что-то хлестнуло его по щеке и вырвало из полузабытья.
Тор схватился за лицо, и тут же новый хлёсткий удар пришёлся ему по руке. Тор охнул и схватил это нечто, поднёс к глазам и понял, что очень скоро ударится ногами о землю или о то, что заменяло её здесь, в странном мире.
В темноте вокруг него росли, свисая, будто жёсткие волосы, длинные гибкие хлысты корней. Бледные и тонкие, они уходили во все стороны разом и то и дело задевали Тора; что же до света, то здесь, в этом странном мире, был и свет. Неяркий и отливавший ётунской зеленью, он поднимался откуда-то снизу, рассеивал мрак, делался тем ярче, чем ниже спускался Тор, и это было странно: он-то полагал, что под корнями Ясеня всегда царит извечная ночь.
Теперь Тор падал не так быстро, как раньше, и мог всматриваться в то, что его окружало. Ветвистая паутина корней не была однородна; там и тут посреди тонких, как волос, нитей, попадались более толстые, коричневые, какие порой выступают под соснами на песчаном обрыве, и Тор вскоре убедился, что светятся именно они.
Нет, не сами корни, - понял он ещё минутой позже. Светится роса.
Если только это была роса. Может быть, в этом странном мире так выглядел дождь. А может быть, из замёрзшего моря наверху время от времени падали сюда осколки льда, таяли и начинали светиться. Или…
Тор ясно видел, как капли срываются с кончиков корней и падают вниз частой капелью; теперь он будто летел сквозь светящийся дождь, и уже мог видеть далеко внизу некое подобие тверди, состоящее, как ему казалось, из беспорядочных осколков гигантских глыб, сплошь покрытых светящейся влагой.
Несколько капель упало Тору на лицо, и он стёр их, поднёс руку к носу и понюхал. Слабый запах мёда ему то ли почудился, то ли и впрямь был, но пробовать на вкус Тор не решился, и вскоре увидал, что больше всего света исходит из относительно гладкого места прямо под ним. Осколки громоздились вокруг него, и Тор постарался уцепиться за один из них – ему не хотелось падать в источник, - но неровные блестящие выступы, совсем непохожие на камень, были слишком далеко.
Он врезался в то, что до сих пор казалось ему водой, покрывающей камень, с чудовищным шумом, и ждал дикой боли, но ступни его погрузились в нечто упругое, не твёрдое и не мягкое, а просто… Тор не знал, какое. Не было слова, чтобы обозначить одновременное что-то и ничто, впрочем, довольно прочно державшее его на месте. Взметнувшиеся от его падения брызги застыли на миг сияющей короной – такая, в миниатюре, возникает всякий раз, как капля мёда падает в полный кубок, - и опали широким веером.
Отряхиваясь, Тор озирался, пытаясь понять, где очутился. Влага быстро испарялась с его кожи, даже одежда, и та вскоре высохла, стоило выбраться из опалово-прозрачного озера и ступить на нечто, что можно было считать сушей. Обломки, обрывки, сплетение корней – и снова осколки чего-то… чего? Он не мог понять, знал только, что никогда не видел такого материала прежде, даже не слышал о нём, и никогда не держал в руках ни крошки того, что здесь было в изобилии. Тор притронулся к одной из глыб, провёл пальцами, нажал…
Оно было чем-то и ничем. Плотное – но в то же время прозрачное, почти неощутимое. Сквозь поверхность то и дело сверкали искры, но таяли прежде, чем Тор мог их рассмотреть.
- Старые миры. Здравствуй, Тор Одинсон.
Это было сказано негромко, и Тор обернулся, ища глазами говорившего – но россыпь осколков и свет источника скрывали всё.
- Здравствуй, Мимир, - ответил он, потому что кто бы ещё мог быть здесь, у подножия Ясеня. – Я незваный гость, но я принёс тебе привет от Всеотца и подарок от себя самого.
Говоря это, он сжал рукоять молота покрепче. От Одина Мимир потребовал глаз, а что потребует от него – этого Тор не знал; но с Мьёлльниром расставаться не собирался.
- Я подошёл бы к тебе, но не в силах, - проговорил Мимир, - хоть это и не к лицу хорошему хозяину. Придётся тебе самому.
Тор обошёл глыбу, у которой стоял, и пошёл на голос, с каждым шагом всё явственней чувствуя, как обманчива и непрочна твердь, держащая его. Шаг за шагом, осторожно, и вскоре он спросил, больше для того, чтобы не идти в молчании:
- Что это значит, старые миры? Ты приветствуешь так всякого, кто приходит?
Мимир рассмеялся; звук шёл из-за холмистой чёрной равнины, собранной из чего-то, в чём вязли сапоги.
- Это то, по чему ты идёшь и на что смотришь, - пояснил он. – Ты, как я понял, был очень удивлён местом, в котором очутился, вот я и решил оказать тебе услугу, ответив на невысказанный вопрос.
- Но что это? – Тор с усилием вытащил ногу из вязкого тёмного месива. От слов Мимира он стал понимать не больше, а меньше, и никак не мог уместить в голове услышанного. – Я был готов увидеть корни Ясеня, а вместо этого вижу… - он замялся, не зная, как выразить то, что было вокруг. – Вижу странное, - сказал он наконец.
- Подними голову, - посоветовал Мимир, - и остатки бывших миров перестанут казаться таким уж чуднЫм делом.
Тор последовал совету, и секундой спустя был до крайности благодарен месиву, в котором стоял. Оно хотя бы удерживало его за сапоги, и не было возможности свалиться.
Над ним была бездна ещё более глубокая, чем та, в которую он упал. Корни Иггдрасиля змеились в ней, несколько крупных глыб застряли в их сплетениях и держались совершенно невероятным образом, но Тор едва заметил это, поглощённый страшным и чарующим зрелищем.
В бездне сплетались и разворачивались, дрожали и двигались, сияя множеством созвездий, миры, которых Тору ещё не доводилось видеть. Странный звук, нечто между далёким многоголосым пением и переливами неслыханной музыки, на миг коснулся слуха и пропал, звёзды вспыхнули нестерпимо ярко и чуть пригасли, и снова, снова…
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 37 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |