Название: Кровь ясеня, волк битвы. 17 страница

Только тут, в тишине далёкого фьорда, Локи принялся соображать более ясно. До сих пор он действовал по наитию и огрызался на всякого, кто проявлял вражду, теперь ему требовалось понять, что за игру затеяли благородные асы, и кто есть кто в этой игре, и кто он сам.

Кусок зернистого гранита размером с кулак был назначен Одином и стоял посередине. Рядом с ним Локи устроил пучок сухой травы, имевший смутное сходство с Фригг. Для Сиф он нашёл кусок камня, отмеченный сверху чешуйками пирита, и лживое золото горделиво блестело рядом с тяжёлым оглаженным Тором; этот был из базальта, чёрный и гладкий, окатанный морской водой. Так, отыскивая во время своих прогулок то камни, то шишки, то коряги, Локи построил свой собственный Асгард. Он даже разговаривал иногда то с одним, то с другим из родичей, иногда же просто молча глядел на них, силился понять, что станет делать дальше, и чувствовал себя пустой руной, выброшенной из мешка.

Осень пришла во фьорд с дождём, косым и резким, сквозь проёмы в стенах залившим пол в доме и промочившим Локи до нитки. Он замёрз и проснулся, сел, привычно оглядываясь вокруг, несколько секунд глядел на мокнущее под серыми каплями асгардское семейство, плюнул и встал.

Что же – если Тор не шёл к нему, значит, заклятие вновь взяло над ним власть. Или же он просто не хотел придти, и те его слова были лишь вспышкой прошлых чувств, яркой, как пламя над пучком горящей соломы, и такой же короткой.

Локи выбрался из дома, забыв даже поглядеть наружу – да и что бы он мог увидать там, под косыми струями дождя, под серым толстым брюхом тучи, улёгшейся между горами?

Он не успел даже вскрикнуть. Что-то очень тяжёлое, горячее, живое ударило ему в спину между лопаток, подмяло под себя и вжало в размокшую землю.

Щёку ему распороло острым краем гранитного Одина. Фригг, размокшая и растрёпанная, валялась рядом во вскипающей от дождя луже, и Локи видел золотой отблеск в мутной воде.

- Могучий Хлорриди, - констатировал Локи, замерев под обрушившейся тяжестью. – Вот я и дождался тебя. Наконец-то.

Тор шевельнулся над ним и сделался ещё тяжелей – так, что Локи невольно застонал.

- Далеко же ты забрался, - прогремел он, и Локи совершенно внезапно расслабился. Он лежал лицом в холодной грязи, но ему всё же было теплее, чем даже в самый жаркий из безмятежных летних дней, потому что Тор грел его собой. Пусть даже Хлорриди, пусть не настоящий Тор, пусть вновь полупустая оболочка… с этим Локи справится. Непременно; так и будет.

- Я боялся? – полувопросительно объяснил он, пробуя по голосу угадать, много ли осталось от брошенного когда-то семечка сомнений. – Тебя, такого разгневанного и сильного?

- Я шёл за тобой на край мира, - пробормотал Тор, наклонился и вытащил из-под щеки гранитный осколок, отбросил в сторону. Один угодил в размякшую кочку и отлетел в сторону, так что Локи больше его не видел. – Сам не понимаю, как нашёл. И не понимаю, что теперь с тобою делать.

- Для начала дай мне перевернуться, - попросил Локи. – Даже если ты пришёл сюда, чтоб свернуть мне шею – нехорошо выйдет, если сын двух царей умрёт лицом в грязи.

- Ты меня не боишься, - сказал Тор. В голосе его было изумление. – Ты меня не боишься, и прятался здесь не поэтому, что я мог разбить тебе голову.

- Конечно, нет, - проговорил Локи. Хватка Тора чуть ослабла, и Локи удалось перевернуться; теперь грязная вода промочила ему волосы на затылке, но всё равно ему было тепло, как в детстве. Как когда всё ещё не сломалось, когда сам мир не пошёл вразнос, как когда Тор засыпал рядом с ним, измотанный за день, полный игр и приключений. Как больше не будет никогда, но вот ведь снова получилось, будто напоследок. – Я боялся за тебя, а не за себя.

- Я владыка Асгарда, - сказал Тор горделиво. – Что за меня тревожиться? Что со мной может случиться?

Спросил бы лучше, что с тобой уже случилось, - подумал Локи, вслух же спросил:

- Как ты меня нашёл?

Тор притронулся к его щеке неожиданно нежно, будто гладил нечто тонкое, хрупкое, а не жилистого Локи, обгрызенного судьбой до самого нутра.

- Не знаю, - проговорил Тор. По лицу его было видно, что он вправду не знает. – Мне стали сниться сны… один сон, - поправился он. – Будто я ищу что-то и никак не могу найти, и это такая важная вещь, что забыть не получается. Не спрашивай, как так вышло. Я был в Мидгарде, уснул в священной роще и до сих пор, кажется, не совсем проснулся. Помню только, что ехал куда глаза глядят, и ни о чём не думал, только слушал этот зов.

Локи вздохнул и потянулся вверх. Он вплёл пальцы в сосульки золотистых волос – с каждой бежали капли, текли у Тора по щекам, и казалось, они вновь оказались в бане, в душистом тепле и покое, и…

- Поцелуй меня, - потребовал Локи. – Это помогло не однажды, поможет и теперь.

И верно. Когда Тор целовал, он будто вновь возвращался к себе самому. Так было и теперь; Локи, истосковавшись, никак не желал отпускать Тора, а когда всё же смог оторваться от горячих солоноватых губ, прошептал:

- Всё потом. Всё потом, ладно?

Тор прижал его к земле, поцеловал опять – глубоко, горячо, так жгуче, будто у Локи вновь были зашиты губы, вот только теперь всё его тело раздирало не болью, а желанием. Он и не думал, что так стосковался. Он не мог даже представить, что после цвергов, после задушенного младенца, после насилия и крови снова захочет кого-нибудь так – но Тора он хотел, желание текло по его венам, горячей сладостью и нетерпением заполняло тело.

- Н-ну же! – потребовал он. Тор застонал, вжался в него всем телом, тяжёлым от доспехов, обжёг губами шею, сунул руку Локи между ног, с треском порвал ткань.

- Я… - начал он, но Локи не дал ему договорить. Он торопливо пробрался пальцами Тору в пах, сжал член, двинул кулаком вверх, вниз, раскрыл бёдра и проговорил:

- Я сам. Я сам, тебе понравится. Обещаю.

Тор торопливо кивнул. Он дышал часто и жарко, косой дождь бил его по спине, взбивал грязь вокруг, но им обоим было так горячо, будто вокруг вновь была нагретая душистая вода. И стонал Тор точно так же, как тогда, головка его члена уперлась в сжатый вход, и Локи, сжав напряжённый ствол, сам направил его в себя.

Войти было трудно, почти невозможно, но боль только разжигала нетерпение, и Локи зло рычал, силясь расслабиться, впустить в себя, взять то, что Тор готов был ему дать и что сам он так хотел взять от Тора, только от него.

Боль вспыхнула ещё жарче, и кончилась, оставшись в теле лишь смутными отголосками, и первый же толчок внутрь заставил Локи закричать – не от боли. Тор зарычал над ним, смял губы Локи своими, вздёрнул бедро к себе на руку, раскрывая, вогнал снова, и Локи забыл обо всём и обо всех, даже о Рагнарёке, даже о злой волшбе, что гнездилась в Торе. Он горел, не сгорая, и кричал так, что в горле сделалось сухо и горько, он цеплялся за Тора и поддавал бёдрами ему навстречу, он слепо тыкался губами в потную шею Тора над краем доспехов и стонал, и с каждым толчком и движением внутри себя оказывался всё ближе к горячей, сладкой, невозможной и отчаянно желанной пустоте.

Когда же удовольствие стало нестерпимым, хлестнуло по спине раскалённой плетью и продрало Локи до костей так, что он не смог даже кричать, пустота пришла к нему и взяла его властно, мягкой ладонью зажала уши и закрыла глаза, и подарила несколько минут драгоценного покоя, когда Локи ничего больше не хотел и ни о чём не думал, а просто лежал, обнимая тяжёлого Тора, и чувствовал себя очистившимся.

И не спрашивая, он знал, что с Тором происходит то же самое. Их тянула и тащила друг к другу не волшба, не заклятие, даже не судьба – просто было что-то ещё, что-то сильнее всех колдовских ухищрений, интриг, пророчеств и кровных уз, сильнее долга и отчаяния обречённых, даже сильнее любви - и Локи не знал, как назвать это что-то. Нежность? Покой? Родство? Что-то, что он мог получить только с Тором и ни с кем другим?

- Идём в дом, - проговорил он, попытался выбраться из-под Тора и вылезти, наконец, из лужи. Вся его одежда – та, что ещё была одеждой, а не лоскутами, - насквозь пропиталась водой, но Локи по-прежнему не было холодно. – За тобой не явится твоя послушная жена?

Тор выпустил его, сел и стёр с лица капли грязи.

- Как она это делает? – спросил он. – Ты ведь знаешь. Скажи мне. Как она заставила меня разбиться на части? Я даже не совсем уверен, что помню, как провёл последние годы. Будто во сне.

Локи кивнул. Он чувствовал то же самое. Будто всё, что случилось с тех пор, как они с Тором расстались, было тягучим долгим сновидением, запутанным мороком без возможности проснуться – иногда приятным, иногда кошмарным, похожим на жизнь наяву и всё-таки другим.

- А почему ты решил, что это Сиф? – спросил он, силясь быть справедливым. – Может быть, она ни при чём.

- Моя жена, - ответил Тор, - женщина, с которой я ложился каждую ночь и к которой прислушивался днём. Ты вправду думаешь, что она могла не заметить, что со мной что-то не так? И кроме того, я теперь вспомнил. Там, возле дома Эгира. Я хотел идти за тобой, хотел заставить всех разойтись и не трогать тебя больше, и…

Он поднялся и отряхнулся, как пёс. Капли полетели во все стороны, а под ногой у Тора что-то хрустнуло. Он нагнулся и подобрал каменную Сиф с золотистой обманкой наверху, недоумённо покрутил в пальцах и выбросил прочь.

- Она подошла, заговорила со мной, и я будто снова уснул, - он помолчал. – Локи, я даже не стану спрашивать, за что. Но что нам делать дальше?

Тут перед глазами Локи снова встало жуткое чёрное лицо умирающего Лафея, и его слова сами сорвались с губ.

- Решай сам, - тихо сказал Локи и тут же понял, что это неправильно. – Решим сами, вдвоём. Одно только тебе могу сказать…

Он не успел договорить, потому что земля под ним содрогнулась. Дождь всё бил в размякшую землю, и небо было серым и холодным, но в эту секунду оно потемнело ещё больше. Стремительная тень росла, надвигалась на фьорд, море сделалось свинцовым, сизым, тяжело плеснулось, будто в чашке – и отчаянный густой волчий вой втёк Локи в уши.

- Один Всеотец, что это?! – Тор, задрав голову, обводил взглядом чернеющее с каждой секундой небо. Вой теперь шёл как будто отовсюду, будто вся земля обратилась огромным страдающим зверем, и этот зверь звал соплеменников. Из ближнего леса отозвалось сразу несколько голосов. Они зашлись плачущим неурочным воем и замолчали все разом, точно устыдившись. – Что творится?!

Локи тоже задрал голову. Он уже понимал, но всё ещё не верил. Не хотел и не мог поверить.

- Что-то тут… - проговорил он, глядя на то, как серое низкое небо проминается, и сквозь прорехи в нём проступает что-то огромное, серо-кровавое, жуткое. – Фенрир. Это Фенрир!

Вой послышался снова, и Тор оглянулся на Локи, резанул его бешеным взглядом и крикнул, перекрывая тоскливую волчью песню:

- Почему сейчас? Как он вырвался?

- Не знаю, - отозвался Локи, не отрывая взгляда от чудовища, несущегося по небу. – Что-то тут не так, гляди! – он указал на окровавленную лапу, мелькнувшую в прорехе небес. – Почему солнце ещё на небе? Что он делает, а?

- Бежит, - сказал чуть опомнившийся Тор. – И очень быстро. Послушай, но это невозможно, он ведь… это конец мира, так? Почему тогда…

- Значит, есть что-то важнее конца мира, - Локи оскалился и сам стал похож на волка. – Идём за ним. Нет, бежим за ним!

Простые и понятные приказы всегда были Тору по душе; он оглянулся на Локи, бегущего следом, одним слитным движением подхватил его на руки и понёсся дальше ещё быстрей. Локи даже не успел запротестовать, и только через несколько минут понял, что они уже бегут не по земле, что далеко внизу мелькают фьорды, изрезанные водой берега, стального цвета вода и тёмно-зелёные верхушки деревьев, что далеко впереди мелькают подушечки гигантских лап и болтается окровавленная серая шерсть, и что Фенрир воет всё громче и отчаянней, и…

- Это же фьорд Франангр! – воскликнул Тор, разглядев очертания берега сквозь разрывы в облаках. Локи забился в его руках, извернулся и рассмотрел внизу белую пену водопада, крепкую крышу дома неподалёку и ещё что-то… что-то…

- Он опускается! – снова крикнул Тор. Он даже не запыхался – то ли силы, украденные цвержьим заклятием, вернулись к нему вместе с памятью, то ли волчий вой вместе с ужасом разбудил в нём всё, что ещё могло пробудиться. И чем ближе к земле, тем быстрее он бежал, и тем яснее Локи видел сквозь туманную пелену то, что заставляло его сердце биться в самом горле.

Каменный дом, стоявший у водопада, был выстроен на совесть – даже отсюда Локи видел крепкую стену, окружавшую двор, и выкрашенные красным ворота. Но видел он и другое: перед этими воротами толпились люди.

Нет, не люди. Смертным тут нечего было делать.

То были благородные асы и асиньи. Локи, едва лишь приметив острый золотистый блик, зарычал от ярости и ударил Тора кулаком по наплечнику.

- Пусти, пусти меня! – он забился и едва не вырвался из рук Тора. – Там Сигюн!

- Ей ничего не сделают, - проговорил Тор, едва удерживая бешено изворачивающееся тело. – Да успокойся ты!

Фенрир завыл снова; изо рта его лилась кровь и крупными каплями падала вниз, разбивалась о кровлю; тут Локи увидал с необычайной ясностью несколько кипящих котлов, выставленных вдоль стены. Из них тянулся в небо чёрный вонючий дым. Смола. Что же нужно было сделать с обычно тихой Сигюн… он застонал в голос. Он знал – что. И уже видел две крошечные серые фигурки на крыше; неведомо как держась на покатой крыше, волчата сидели, задрав морды к небу, и самозабвенно выли.

Фенрир расставил лапы и прыгнул вниз, превратив зелёный двор в месиво пыли и грязи; на миг всё заслонила его серая спина, а вой, оборвавшись, сменился яростным рычанием.

- Быстрее за ним, - хрипло сказал Локи. Он не успел разглядеть, много ли асов собралось у дома его жены, но знал: очень скоро ужас оставит их, они увидят солнце на прежнем месте и начнут добиваться крови его сыновей – а Сигюн, тихая Сигюн, ни разу не перечившая ему, будет биться до последнего. – Быстрее, в дом, нас не должны увидеть!

Тор прибавил шагу, и оба они едва не покатились по измятой волчьими лапами траве; Фенрир прижал уши и рычал, изо рта его шла пена и кровь, и он готовился прыгать.

- Ты можешь его остановить? – спросил Тор, глядя на горящие жёлтым и алым дикие глаза. Зубы у Фенрира были длиной в мужскую руку до локтя и сплошь покрыты засохшей кровью и слюной.

Локи оглядел потомка – со слипшейся шерстью и кровавой пеной изо рта тот был страшен, - и покачал головой.

- Он сошёл с ума от боли и ожидания, - проговорил он, - чудо, что он смог вырваться и придти на помощь. Видно, мои сыновья хорошо его звали.

Тут дверь дома хлопнула, и Локи, обернувшись, увидал Сигюн. Она стояла у стены дома, держала в руках миску с молоком, и лицо её было белее молока, а запавшие глаза сияли ужасом и надеждой.

Локи не ринулся к ней, не обнял и не притиснул к себе, как должен был, как рванулся всей душой, едва увидав. Всё же он очень отвык от людей, и потому подошёл медленно и спросил:

- Как случилось, что мои сыновья покрылись шерстью?

Что-то мелькнуло у Сигюн в глазах – будто закрыли заслонку. Она обошла Локи, поставила перед Фенриром миску и, не страшась зубов, плеснула горстью на пересохший язык. Фенрир проглотил молоко в один хлюпающий глоток, и шерсть на его загривке стала опускаться.

Только тогда Сигюн повернулась к мужу и сказала:

- Царица Сиф пришла ко мне требовать их, и Скади была с нею, и многие другие. Я не пустила их на порог. А просить о помощи мне было некого, и я подумала… вспомнила, как вой Фенрира порой доносился до самых башен Асгарда.

- Я понял, - быстро сказал Локи. – Кровь позвала кровь, и волк услышал жалобу братьев.

Сигюн кивнула и повернулась к Тору; лицо её было строгим и беспомощным одновременно, как будто муж, появившись, лишил её решимости биться до конца. Как будто он вновь заставил её надеяться, и тем сделал слабее, чем когда она решила биться до последнего вздоха.

- Прости мне, Хлорриди, - сказала она, - я не особенно церемонилась с твоей царицей.

Тор кивнул и выругался сквозь зубы: он услышал, как ошеломлённые внезапным появлением Фенрира асы вновь идут к стене.

- Я, - сказал Локи, - сожгу их всех дотла.

- Нет, - сказала Сигюн. – Тебя скуют и положат в пещеру, и я буду вечно держать над тобою чашу с ядом. Этого ты хочешь?

- Подождите, - вмешался Тор. Он всё смотрел на Фенрира; тот, казалось, был теперь гораздо спокойнее, даже налитые кровью глаза немного прояснились. – Можешь ты снять с сыновей заклятие?

Сигюн несколько секунд глядела на него, будто решаясь, и проговорила:

- Могу.

- Мы не выстоим здесь, - сказал Тор. – Как только асы узнают, что я здесь, с вами, они придут все – и это будет самая страшная из всех битв. Сиф не простит мне, что я вновь стал собою, и остальным я не нужен таким. Мы должны бежать отсюда.

Сигюн молча обвела рукой разорённый двор, крепкую стену и дом. Никакого другого выхода, кроме как через ворота, здесь не было, Тор тоже это видел. Но он знал, что есть ещё шанс, пусть малый и неверный, но всё же…

- Фенрир привёл нас сюда, - сказал Тор, - он и уйти поможет. Он сошёл с ума, это верно, но от безумца сейчас больше проку.

Сигюн, поняв, кивнула и подозвала волчат к себе; те подбежали, стали кататься по земле и жалобно скулить, и она поманила их за собою в дом – вершить волшбу, которую нельзя было видеть мужчинам.

Тор же, оставшись наедине с Локи, притянул его к себе и жадно поцеловал в запёкшийся рот. Локи, к его удивлению, и не думал отбиваться: ответил на поцелуй, мягко высвободился и шагнул к Фенриру.

- А ты постой там, - велел он Тору. – Не нужно тебе это слышать.

Тор кивнул и отошёл к стене. Снаружи доносились голоса, слышались резкие восклицания Скади и Ньёрда, и ещё чьи-то выкрики, и лязг оружия.

За его спиной зарычал Фенрир, и Тор, обернувшись, увидал, как Локи, держа зверя за шею, что-то шепчет ему в ухо. С клыков волка капала слюна, язык был чёрен от того, что Фенрир долгие столетия не мог закрыть пасть.

«Он увезёт нас», - думал Тор, - «а если даже нет, мы просто раскроем ворота – и асов ждёт неприятный подарок. Но куда, куда нам идти? Мы не смертные, от которых отказались боги. Мы хуже. Мы сами – боги. И ётун меня подери, если я знаю, что делать теперь.»

Из дома вернулась Сигюн, держа за руки двоих сыновей. И Вали, и Нарви были похожи на неё – такие же светлокожие, тихие, ясноглазые, и оба смотрели по сторонам по-взрослому сосредоточенно.

Локи отвернулся от Фенрира и уставился на них, оглядывая с ног до головы. Потом кивнул, будто придя к какому-то выводу, и сказал:

- Здравствуйте, дети.

Тор впервые в жизни видел его таким: будто злоязыкий Локи понятия не имел, что говорить, и понимал, что промолчать никак невозможно. Выручила Сигюн: она чуть подтолкнула одного из мальчиков вперёд и сказала тихо:

- Это Вали, а это Нарви.

Оба мальчика поклонились, и Сигюн, обойдя мужа стороной, направилась к Фенриру. Тор с тревогой смотрел ей вслед, но волк не тронул ту, что дала ему молока. Сигюн прошептала что-то ему на ухо, и жуткие глаза на мгновение закрылись, выражая согласие.

- Он не сможет взять всех нас, - тихо сказала Сигюн, вернувшись к мужчинам. – Он умирает, а мы слишком тяжелы. Посадим на него детей, и пусть отвезёт их подальше отсюда.

- Я отнесу тебя, если муж позволит, - сказал Тор, - отнесу и его самого, если будет нужда.

За стеной вновь послышался грохот и крики, и Сигюн оглянулась на звук.

- Нужно поторопиться, - сказала она, повела мальчиков к Фенриру и помогла обоим вскарабкаться волку на спину. Ни Вали, ни Нарви не испугались зверя – что и говорить, Сигюн хорошо воспитала сыновей.

- Я привяжу вас к его спине, - сказала она и ушла в дом, чтобы принести кожаных ремней. Тор же смотрел на то, как дрожат от ударов ворота, и пальцы его сами собой сжимались на молоте.

- Не к лицу мне бежать от собственной жены, - сказал он, - скажи мне, Локи, как унять собственную руку. Так и тянется к Мьёлльниру.

- Поумней, - посоветовал Локи, - и поймёшь, что нет ничего хуже смерти без смысла и цели, лишь ради доблести.

Тор прикусил губу и заставил себя послушаться этого совета; поумнеть ему, быть может, и не было суждено, но если уж даже Фенрир сумел пойти поперёк проклятой судьбы, то и ему, Тору, нужно было хоть попытаться.

Сигюн, вернувшись с охапкой ремней, принялась привязывать сыновей к широкой волчьей спине; что Нарви, что Вали не выказывали страха, и оба были вовсе не похожи на детей. Что-то странное было с ними, что-то, от чего даже Тору делалось не по себе, когда он ловил на себе слишком спокойный взгляд.

Может быть, - решил он, - они просто так боятся. На свой манер.

Бояться, между тем, и вправду следовало: ворота уже тряслись и вот-вот должны были рухнуть. Сигюн, закончив с узлами, поцеловала сыновей и каждому шепнула что-то, чего никто, кроме них, не услыхал, а после этого подошла к ощеренной морде Фенрира и сказала:

- Спаси их. Спаси моих сыновей, - она погладила мокрую от слюны и крови шерсть на морде волка. Если бы он встал, Сигюн не дотянулась бы даже до его брюха, но сейчас он лежал и слушал её, жуткие кровавые глаза казались разумными. – Сожри хоть солнце, хоть луну, убей кого захочешь, но спаси их – они волчата, как и ты.

Фенрир зарычал и поднялся на лапы; его шатало, и пена капала из пасти, но издыхать он явно не собирался. Тор подошёл к нему, и волк приподнял губу, обнажая клыки.

- Спрячемся в Мидгарде, - сказал Тор, - сможешь ли туда добраться?

Фенрир зарычал и прыгнул. В следующую секунду Тор схватил Сигюн в охапку и побежал за волком; Локи же обернулся коршуном и взлетел, следуя за ними, так что асы, справившись с воротами и стеной, не застали в доме никого.

- Фенрир сожрал их всех и убежал, - сказала глупая Бейла. Скади презрительно фыркнула и повернулась к Фрейру.

- Мы ещё можем их догнать, - сказала она, - если ты поднимешь паруса Скидбладнира*.

И Фрейр должен был согласиться с этим, потому что Сиф, рассерженная неудачей, сказала:

- Если пожалеешь нам оленя заливов**, скажу я, что не только его ты взял от Локи в дар, и посчитаю предателем.

Согласившись же, Фрейр должен был встать у руля, и Скидбладнир вскоре понёсся по земле так же легко, как нёсся бы по морю при самом лучшем ветре; Скади стояла на носу и, потрясая топором, выкрикивала проклятия. Слова её относило ветром, и они тонули в рычании бегущего волка, но всё же некоторые слышали их, и то были поистине ужасные проклятия.

- Мне не придётся брать на руки кровь детей, - проговорила Сиф, обращаясь к Тюру, стоявшему у борта и глядевшему вслед беглецам. – Скади сделает это за меня. Но ты, Тюр, должен будешь проявить своё искусство и ударить Тора так, чтобы всё злое колдовство вылетело у него из головы, но чтобы его жизнь была вне опасности. Сделай это, и проси что хочешь.

Несколько мгновений Тюр молчал, размышляя, затем проговорил:

- Ты, царица, просишь о сложной вещи. Ведь не всё колдовство должно оставить Тора от этого удара, а только лишь злое, и я ничего не могу обещать. Не хочешь же ты остаться вдовой?

- Лучше мне остаться вдовой, - в сердцах сказала Сиф, - чем пить позор из мужниной чаши.

Тут в глазах Тюра что-то мелькнуло, и он проговорил совсем тихо, так что даже ветер, бивший им в лицо, не мог подслушать:

- А если б тебе выпало остаться вдовой, кого бы ты сделала царём, Сиф с золотыми волосами? Того, кто утешал тебя в одиночестве или кого другого?

Тут настал черёд Сиф молчать, кусая губы. Решившись же, она сказала:

- Пусть будет как ты хочешь, Тюр. Но берегись и помни, что Один не простит убийцу своего сына, если только то не будет убийством из жалости.

Тюр кивнул и отошёл; мысли его были о золотом троне Асгарда и ещё о другом золоте, которое росло у Сиф на голове. Уже много миль осталось под ними, но корабль не отставал, и впридачу ко всем бедам с его бортов стали сыпаться дротики. Один, метко брошенный, вонзился волку в лапу, и эта маленькая боль оказалась для него последней каплей: взревев, он попытался повернуться и зубами вырвать острый дротик из раны.

- Нет! – крикнула Сигюн. – Фенрир, нет! Я выну его сама и напою тебя собственной кровью, если хочешь, но не останавливайся сейчас!

Тогда Фенрир побежал дальше, и глаза его с каждым шагом полнились безумием и болью; долгое время он лежал на острове Амсвартнир во владениях Одина, и привык к страшным страданиям, насколько можно к ним притерпеться, однако, попробовав молока из рук Сигюн, вновь вспомнил о том, что мир состоит не только лишь из мучений. От того он стал слабее, чем был, когда не помнил ни о чём, кроме обмана и пытки, и теперь лапы его, истёртые о камни, стали двигаться медленнее, так как слабость поселилась в нём.

- Беги! – крикнул и Тор. – Беги в Мидгард, волк, или я… - тут он понял, что грозить Фенриру нечем, с тем и так уже стряслось всё самое ужасное, что может случиться с живой тварью. – Я дам тебе одного из своих козлов!

Сигюн потрясённо взглянула на Тора, но он лишь ускорил шаг, торопясь за Фенриром, и вскоре звуки погони сделались тише. Тор было возликовал, но Локи, летевший рядом, крикнул – и в крике было предупреждение и требование, которого Тор не мог понять. Он не был Бальдром, понимавшим язык всякого зверя и птицы, не был мудрой женщиной с острова Самсей, не был даже…

- Гроза, - сказала Сигюн, потянувшись вверх и почти коснувшись губами его уха – иначе невозможно было пересилить рёв ветра в ушах. – Тор, сделай грозу!

Как могла эта женщина, проведя с мужем лишь несколько коротких недель, понять клёкот коршуна, в которого обратился Локи, Тор не знал. И не хотел знать. Он принялся раскручивать молот, с упоением слушая свист воздуха и сухой треск молний, копившихся в узорчатой плоти Мьёлльнира, потом ударил.

Удар пришёлся прямо над их головами, и чудовищная рогатая молния разрубила небо пополам; будь у Локи время, он непременно вспомнил бы рогатое цвержье солнце. Сейчас же он нырнул вниз, высматривая тень корабля, бегущую по земле впереди самого Скидбладнира, и не увидел её. Погоня, может быть, и была близка, но гигантская сизая туча, послушная Тору, закрыла солнце. Она пухла и росла, будто тесто у доброй хозяйки, бока её делались всё круче, обваливались по краям, расплёскиваясь по небу, и вскоре совершенно его заполонила.

Новая ужасающая молния – целый Иггдрасиль, сверкающий и жгучий, - выросла из неба до самой земли, пронизала влажную свинцовую духоту, свистнула и затрещала так оглушительно и близко, что заложило в ушах. Каждая шерстинка на спине Фенрира встала дыбом, и между его ушей на миг вспыхнуло зелёное лёгкое пламя, метнулось и погасло.

Сквозь спасительную пелену Тор не мог видеть, где в точности они сейчас бегут, но знал, что до Мидгарда осталось всего ничего. Может быть, ещё несколько шагов. Может быть, всего один шаг. Тор помчался ещё быстрее, первые капли дождя, как зрелые зёрна, били его по шлему и лицу, и он слизывал их с губ.

- Вниз! – крикнул он, добравшись до морды Фенрира; волк, по-видимому, бежал уже из последних сил и вот-вот должен был свалиться замертво. Лапы его мерно двигались, но глаза потеряли всякую осмысленность, и Тор приметил, как Вали, выпростав руку из-под ремней, гладит его по окровавленной шкуре. – Вниз!

Фенрир продолжал бежать. Тогда Тор, от отчаяния и злобы потерявший всякое соображение, ударил его по уху, чтобы сбить с шага и направить куда надо; Сигюн в его руках вскрикнула и ударила Тора в широкий нагрудник.

Зверь послушался. Из всех чувств в нём были живы только боль и ярость, и они помогли: Фенрир почти рухнул вниз, оскалившись на Тора и злобно рыча, лапы его проскользнули по верхушкам вековых сосен, по скалам и горным кряжам, по мягкой подстилке из хвои, нетронутой никем. Гроза бушевала над священной рощей, серебряные копья били вниз, и было не понять, от чего гнутся деревья – от ветра ли, от потока ли небесной воды или от ужаса перед молниями.

Вывалившись из тучи, Тор огляделся, ища погоню, но никого не увидел. Он понимал, что асы отстали ненадолго, что это лишь короткая передышка, но это был шанс, и потому Тор заорал:

- Быстро!

Священная роща была его домом, его убежищем, его храмом и пристанью. Давным-давно, ещё при сотворении времён и мест, выросли здесь могучие деревья, непокорные никому, с толстыми прямыми стволами и гибкими верхушками; деревья, самый запах которых гнал прочь нечисть, дарил исцеление и тепло. Долгие века они росли свободно, а потом Один Всеотец подарил их Тору, и у сосен появился не хозяин, но друг. С тех пор в Мидгарде выросло множество рощ, посвящённых Тору, но эта, первая, оставалась его любимой.

Здесь он собирался спрятать Локи. Здесь могли спастись от страшной участи его сыновья, и только здесь он мог восстановить силы. Как же давно он здесь не был, ётунова бабка… всё что-то мешало. Сперва не было нужды, потом Сиф опоила его, и священные деревья не то чтобы истёрлись из его памяти вовсе, нет, он помнил их, но…

Теперь его верное воинство, ощетинясь множеством колючих лап, гнулось под жестоким ветром, сердилось на долгое небрежение. Тор, едва лишь сойдя на землю, выхватил из-за пояса нож, резанул по руке повыше локтя, собрал горстью кровь и щедро плеснул её на землю, на тугие мокрые стволы, на низко опущенные сизо-зелёные лапы.

Жертва его была принята; это стало ясно как день. Кто-то другой мог бы решить, что вымокшие дождём сизые верхушки наклонились все разом от порыва ветра, но Тор-то знал, что нет. Он поклонился в ответ, и целый дождь прозрачных, пахнущих хвоей и смолой капель обдал его с ног до головы.

Дата добавления: 2015-08-27