Название: Кровь ясеня, волк битвы. 19 страница

- Горячо, - поймав глоток воздуха, выдохнул Локи. – Тор, горячо.

В ответ его опалило ещё сильнее. Тор не остановился, продолжая двигаться, и только крепче прижал к себе. Что бы ни было впереди, как бы ужасна ни была будущая битва, а всё-таки сейчас Локи позабыл даже о ней. Он не помнил, что добрые асы загнали его в пещеру, из которой нет выхода, он не вспоминал о Сигюн и сыновьях, он забыл даже о том, что вскоре придут те, кто желает ему участи хуже смерти, и будут смеяться, глядя на то, как он корчится на трёх камнях, поставленных ребром.

Он забыл обо всём этом и помнил только Тора, делившегося с ним жизнью и радостью, нависшего над ним и вошедшего в него, Тора, что каким-то чудом снова стал прежним и поклялся позаботиться о нём, как порою клялся в детстве – и всегда, всегда держал слово.

Вспышка острейшего наслаждения выжгла Локи изнутри, обратила в лёгкий пепел, и этот пепел Тор собирал губами. Потом что-то изменилось, Локи подняли и понесли, уложили на что-то твёрдое, вокруг посветлело, негромко ахнула Сигюн – и Локи сумел, наконец, поднять склеенные истомой и усталостью ресницы.

Он лежал на трёх камнях, поставленных ребром, а Тор, зажав в зубах край алого плаща, срезал с него полоски. Сигюн брала их одну за другой и сворачивала в жгуты.

- Что… - проговорил Локи, силясь подняться. Камни под ним были на удивление удобны, и только ухитрившись сесть, он обнаружил, что Тор положил поверх трёх острых гранитных клыков свой узкий щит. Тут Локи понял и заставил себя замолчать. Он поднял ладонь, творя чары, и алые жгуты в руках Сигюн налились кровью, зашевелились, точно змеи, стали отливать сизым. Сигюн держала их в руках без омерзения, а вот Локи едва сдержался, чтобы не сплюнуть.

- Так пойдёт, - сказал он решительно, огляделся и спросил почти с ужасом, - где дети?!

- В озере, конечно, - Сигюн по-прежнему не поднимала ресниц. Подошла к нему и стала опутывать его ноги шевелящимися верёвками. – Не думаю, что асы станут ловить в нём рыбу.

Будто в подтверждение её слов, в озерце плеснуло. Локи чуть успокоился и подставил Сигюн руки, заметив при этом, что у Тора хватило совести надеть на него хотя бы штаны. Сигюн опутала его запястья верёвками и отошла в сторону, обтирая пальцы о край юбки.

- Осталась лишь змея, - проговорила она глухо. Тора явственно передёрнуло, и он огляделся, пытаясь найти в пещере хоть что-нибудь, что могло бы сойти за змею.

- Не нужно, - попросил Локи. – Достань мой кинжал.

Тор послушался, и вскоре в его руке блеснул заточенный клинок с рукоятью, в которую были вделаны изумруды.

- Воткни в камень над моей головой, - скомандовал Локи, и Тор, крякнув, всадил жалобно застонавшее лезвие в узкую трещину в скале. Локи прикрыл глаза, забормотал что-то, и кинжал вздрогнул, изогнулся, потянулся вверх и вперёд, точно стремительно растущий побег, изогнулся и расширился, и совсем скоро над головой Локи послышалось злое шипение.

Он поднял голову и увидел клиновидную головку в блестящей чешуе, два ярких зелёных глазка и оскаленные острия зубов, с которых медленно сочился яд. Капля упала на камень пола и, зашипев, испарилась, оставив на камне извилистый след.

- Нет, - сказал Тор, глядя на эту червоточину почти с ужасом. – Локи, поправь это!

- Нет, - в тон ему ответил Локи, - что, если Скади или кто-нибудь ещё решит попробовать, достаточно ли ядовита эта гадина?

Словно услышав, змея зашипела снова, и новые капли яда упали с её зубов. Одна прожгла край щита, другая оставила глубокий след на граните.

- Я останусь здесь, - тихо сказала Сигюн. Она по-прежнему не поднимала глаз, и Тору сделалось стыдно – до малинового жара в ушах, до безмолвия, почти до слёз. - Если вдруг… - она осеклась, замолчала, поглядела на Тора вопросительно. – Ты поможешь сделать мне чашу?

Тор беспомощно огляделся, ища, из чего можно сотворить требуемое, но Сигюн, поискав в кармане, вынула серебряный напёрсток. Это был хороший напёрсток – тяжёлый, удобный, и он был точь-в-точь по пальцу Сигюн, а пальцы у неё были тонкие.

- Ударь его Мьёлльниром, - сказала Сигюн, положила серебряную вещицу на пол и отошла, - может быть, он на что сгодится.

Локи думал было возмутиться – напёрсток был его подарком, - и промолчал, потому что видел: тихая Сигюн стоит сейчас на черте, за которой всякому терпению наступает предел, и не стоит пробовать ступать за эту границу. Тор же занёс молот и ударил, хотя и сомневался в том, что это поможет.

Мьёлльнир с грохотом вонзился в каменный пол, и сетка трещин побежала от него во все стороны, а от сотрясения в озере вновь плеснулись лососи, в которых вовсе не было рыбьей крови.

Сигюн подошла к выбоине, подняла из неё тонкую серебряную чашку и сдула с неё пыль.

- Кто бы знал, зачем мне сгодится твой подарок, - сказала она, обращаясь к Локи. Тор глядел на чашу во все глаза. Она была тонкой, как лист, но гораздо больше того, что он ожидал увидать – почти в две ладони шириной, с остатками узора на донце.

- Но как… - он махнул рукой. – Неважно. Я должен идти и привести сюда асов. Сигюн, ты… - он замялся, не зная, как спросить.

- Ты можешь быть за него спокоен, - ровным голосом ответила Сигюн, - я ведь всё-таки его жена.

То, как это было сказано, заставило Тора позавидовать. Хоть он и не был из тех, кто гоняется за чужими жёнами, и хоть Сигюн была не так хороша собой, как Сиф, а всё-таки, всё-таки…

- Хорошо, - сказал он, снова посмотрел на Локи. Тот, скорчившись, лежал на щите и глядел в глаза змеи; та извивалась и копила яд. На клыках её уже висели капли, и Сигюн, подхватив чашу, подставила её. К удивлению Тора, серебра яд не проел.

- Иди, - проговорил Локи. На его шее Тор видел тёмные пятна – следы своих поцелуев, не успевшие остыть. Он повернулся и пошёл, не в силах смотреть дольше и чувствуя, как навалилась усталость. Уходить от Локи, почти беспомощного, привязанного к скале, отданного на милость женщине, у которой были все причины, чтобы ненавидеть мужа – за измену, за множество бед, за неспокойную жизнь, - уходить вот так было нестерпимо тяжело.

Сиф ждала его там, где он её оставил – только теперь рядом с нею молчаливым строем стояли все асы, что были на корабле. Тор увидал их издалека, и увидал ещё кое-что – далеко над лесом, на самом горизонте, в сизо-алой туче блестели будто бы рассыпанные иглы. Он знал, кто это скачет к ним во весь опор, и знал, отчего земля под ногами начинает чуть дрожать, точно от ревущего в отдалении потока, что поднимает и бросает валуны величиной с дом.

- Подождём Всеотца, - сказал Тор, - и я покажу вам всё, что следует видеть. Что до тебя, моя золотая супруга, то благодарю тебя: твои слова всё для меня прояснили.

Сиф едва слышно выдохнула, и плечи её чуть расслабились. Из всех, кто стоял на поляне, ближе всего к ней был Тюр, и Тор видел, как он шагнул в сторону. Что-то такое было в его лице, что Тору вовсе не понравилось, но с этим он собирался разобраться позже. Всё потерпит и всё подождёт, а пока что главная его забота – брат.

Теперь земля дрожала куда сильней, частая дробь конских копыт чувствовалась всё явственней, блестящие сквозь тучу иглы превратились в копья, и можно было уже видеть, как мечутся конские гривы, и как эйнхерии, припав к шеям своих коней, скачут на обещанную им битву. Впереди же скакал Слейпнир, а на нём восседал Один, придерживая шляпу рукой и подгоняя воинов возгласами, какие можно слышать только в бою.

Отчего-то Тору вовсе не было страшно. Он понимал, что нужно сделать, и понимал, что слова его – такое же оружие, как Мьёлльнир, и ещё кое-что стало для него яснее летнего дня: что если он ошибся хоть в чём-то, то никто не вспомнит о пророчестве, сулящем ему смерть от яда и шипов Ёрмундарда.

Асы убьют его сами.

Туча приблизилась ещё, блеск копий и мечей стал нестерпим. Тут были не только эйнхерии, не только герои, павшие в бою и пировавшие в Вальгалле в ожидании последних времён; над конскими головами из клубящейся мглы на мгновение выступали то светлые блестящие волосы, то начищенный нагрудник, то морды белых коней. Пена падала с их губ, а узда каждого была вызолочена так щедро, что не осталось сомнений: Один привёл с собой и Мист, и Гунн, и Радгрид, и всех их подруг-валькирий. Все они были здесь, и все остановились рядом с асами, так что тесно сделалось стоять.

Один же выехал вперёд и остановился перед Тором. Единственный глаз его налился кровью, и Тор понял, что Один пьян. Может быть, будущая битва так опьянила его, может быть, то было пиво или мёд, этого Тор не знал, но знал, что выпитое не смягчит нрав отца, а напротив, лишит его способности рассуждать здраво.

- Радуйся, Всеотец Один, - сказал он, кланяясь, - как я рад видеть тебя здесь во всём блеске славы. Давно Мидгард не видел такого, и не увидит ещё долго – до самых последних дней, когда пропоют три петуха*.

От этого известия Один изумился сверх меры.

- Я скакал сюда ради битвы, - проговорил он, с подозрением оглядывая Тора, - а ты говоришь мне, что…

- Видно, Солнце сожрёт другой волк, - проговорил Тор, - норны мудры, и как знать пути, какими они прядут свои нити? Я знаю только то, что сказал: Фенрир вырвался из пут, но издох.

- А Локи? – спросил Один, и в его голосе Тору почудилось жадное нетерпение. Вот только чего именно отец так ждёт, этого Тор понять не мог. – Что с ним?

- Я наказал его так, как велело пророчество, - сказал Тор, - все могут в том убедиться. Не хотелось мне так поступать с братом, но не было другого пути, ведь я царь.

- И он лежит в пещере со змеёй? – жадно спросил Один. Тор не смог заставить себя ответить и только кивнул.

- Я хочу видеть, - сказал Один, тронув Слейпнира каблуком. Жеребец, рождённый Локи, затанцевал на месте, готовый сорваться в дикую охоту, но Один ударил его по ушам, и Слейпнир замер; глаза его налились кровью, а с губ падала кровавая пена.

- Твоя воля – закон, - через силу сказал Тор, - но пещера тесна, и я не хочу, чтобы на позор моего брата смотрел всякий, кому придёт в голову так позабавиться.

- Это справедливо, - поразмыслив, заметил Один, - каков бы он ни был, он всё же мой сын. Пусть с нами идут не все, но лишь самые достойные.

Тор молча ждал, пока из вскипевшей толпы не выступят самые достойные. То был Харальд Рыжий из эйнхериев, валькирия Труд, Тюр, Скади – эту нельзя было удержать ничем, - и Фрейр. Сиф, на которую Тор поглядел испытующе, покачала головой и отступила, чувствуя, что муж и без того сделал для неё больше, чем собирался, и потому сердит.

В который раз Тор шёл по тропе между деревьев, и Один молчал, глядя ему в спину. От этого взгляда по спине шёл могильный холод, и Тор успокаивал себя тем, что считал шаги, хотя счёт этот был лишён всякого смысла.

До пещеры их было пятьсот сорок три. Впрочем, он мог и ошибиться. Лошадей оставили снаружи, и они принялись бродить между толстых стволов, губами подбирая нежные молодые побеги.

- Придётся идти между узких стен, - проговорил Тор, указывая дорогу, - я сам едва прошёл здесь. Не хотелось бы мне, чтобы сюда забрели случайно.

- И это верно, - одобрительно заметил Один, входя следом за ним в расселину. Вороны, недовольно каркая, слетели с его плеч – тут и без того было слишком тесно. – Как ты решился сделать такое, Тор? Как сумел поймать того, кто так увёртлив?

Вот оно, - подумал Тор, - началось.

Вслух же ответил:

- У меня в руках была его жена и двое сыновей, так что Локи пришлось сдаться.

- Вот как, - заметил Один, поглядев на Тора с неким странным уважением. – Но ты, мне сказали, помог им убежать от асов?

- Я знал, - ответил Тор, - что если начну сражаться с братом, то непременно пострадают другие. Те, кто не заслужил… - он замолчал. От полуправды делалось кисло во рту. – Ты же видел, что натворил там Фенрир. Я хотел увести его подальше от асов.

- И увёл, - заметил Один. По пути к пещере они уже видели мёртвого волка, но Один не пожелал задерживаться рядом с ним, торопясь увидеть главное. Теперь он шёл за Тором, и слышно было, как поля его шляпы и края плаща задевают за камень; сзади в молчании шли все прочие, и Тор явственно слышал жадное дыхание Скади. – Тут хорошее место, сын. Никто не подберётся, даже ётуны.

- У них, как я слышал, сейчас есть много других забот, - проговорил Тор. Это была правда; лишившись Лафея, Ётунхейм превратился в котёл изо льда и кипящего яда. Ётуны жрали друг друга, и ни один из них не был достаточно силён, чтобы одолеть всех остальных и воцариться по праву силы. – Никто не пойдёт искать Лафейсона здесь.

- Верно, - согласился Один и добавил, - я всё же не зря отдал тебе власть над Асгардом. Ты король, король не только по праву крови, но и…

Он не договорил: слишком узкий лаз не располагал к разговорам. Тяжело дыша, Всеотец протиснулся сквозь каменную глотку, обошёл остановившегося Тора и принялся смотреть. Молчание его переменило тон, из небрежного стало тяжёлым, удовлетворённым.

- Вот так, - проговорил Тор, глядя на распростёртого Локи. Тот не корчился, лежал неподвижно и смотрел на вошедших; змея над его головой качалась, пыталась плюнуть в Сигюн и злобно шипела, роняя капли яда в чашу.

Скади не сдержала возгласа торжества, и Тор скрежетнул зубами. Остальные хотя бы давали себе труд молчать, понимая, что Одинсон не может быть счастлив от необходимости обращаться со своим кровным родичем подобным образом, но Скади – та радовалась, как цверг найденному самородку.

Сигюн, завидев вошедших, едва заметно вздрогнула; в чаше было совсем немного яда, но Локи охнул от страха и уставился на покачнувшийся сосуд с ужасом во взгляде.

- Он будет лежать здесь до Рагнарёка, - провозгласил Один, отвернувшись от распростёртого сына и обращаясь, как показалось Тору, к Харальду. – Это достойное наказание, и я считаю его справедливым.

Труд кивнула, и её светлые косы блеснули в неверном свете факелов; всё было сказано, и только Тюр, пристально глядя на Сигюн, заметил:

- Это ведь наказание и для неё.

Сигюн не подняла головы; ясно было, что увести её из пещеры невозможно. Один сказал, помолчав:

- Сигюн, знай, что ты сможешь вернуться в Асгард в ту же минуту, как решишься. Никто не посмеет косо глянуть на мою невестку, никто не осудит за сделанный выбор.

Голова Сигюн склонилась ещё ниже.

- Я знаю, что иначе было нельзя, - проговорила она глухо, - и не держу зла. Благодарю тебя, о Всеотец, за всё, что ты делал для меня и моих сыновей.

Это был упрёк, и упрёк меткий, как стрела. Один подошёл к связанному Локи и коснулся влажных пульсирующих верёвок.

- Я сожалею об этом, - проговорил он, - но так было предсказано, Сигюн, и ты сама превратила детей в волчат. Не моя вина, что они разорвали друг друга.

Сигюн готова была что-то сказать, а Тор, у которого в горле застрял воздух, едва не выбранился – он не ожидал, что Всеотец поймёт всё так превратно, и тем более не ожидал, что в нём найдётся достаточно жестокости, чтоб вернуть Сигюн её упрёк, - но промолчал, сам не зная почему.

- Да, конечно, - тусклым голосом ответила Сигюн. Змея вновь качнулась над нею, и в чашу вновь упало несколько капель яда. – Я не держу зла на благородных асов.

Тюр пробормотал что-то, из чего можно было разобрать только «долг» и «честь», слова без смысла и значения. Слова, как убедился Тор, не значили вообще ничего, и тем вернее, чем они были пышней и благозвучнее. Жизнь была куда страшнее, проще и грубей всех возможных слов и поименований. То, что происходило сейчас, можно было назвать громким словом Справедливость. Или Суд. Или… какая разница? Всё равно это была ложь. Наглое, омерзительное враньё, разряженное в пышные одежды. Враньё, которому суждено сделаться легендой в Мидгарде – вон как блестят глаза Харальда, запоминающего всё, что происходит, и уже явно слагающего вису!

- Пойдёмте отсюда, - выдавил Тор. Он не мог больше дышать прохладным спёртым воздухом пещеры, не мог видеть шевелящихся пут, не мог слышать частого дыхания Локи. – Раз волк не сожрал солнца, нам всем стоит почаще видеть свет.

- Согласен, - коротко ответил Один, но вместо того чтобы пойти к выходу, подошёл к Локи. Тот скосился на него дикими глазами, налитыми кровью, и прохрипел:

- Теперь доволен? – он напрягся в узах и потянулся что было сил к Одину. Змея зашипела громче и вытянулась, чтобы плюнуть ему в глаза, но Сигюн быстро подставила чашу, и мутные капли потекли по серебру. Локи, дёрнувшийся было, вновь перевёл взгляд на Одина и повторил, - доволен?

Тор шагнул к ним поближе, опасаясь чего угодно и всего разом: что Один заметит щит, скрытый телом Локи, что их тайна раскроется, что Локи наговорит отцу такого, что тот решит прикончить его на месте, что…

- Нет, - ответил Один. Он говорил с такой неподдельной грустью, что Тор поверил бы ему – если бы не знал теперь, чего стоит асгардская честность. – Нет, Локи. Я сожалею.

- Ётуна драного ты сожалеешь, - выдохнул Локи. – Не ври хоть сейчас. Ты сдал меня цвергам, ты мечтаешь, чтобы я сдох, как Фенрир, ты!

Тор шёпотом выругался, не зная, что делает Локи: пробует выплюнуть собственный гнев, жгущий язык, или добиться от Одина чего-то для себя. Во второе верилось с трудом, но он плохо понимал Локи – до сих пор понятия не имел, что происходит у того в голове.

- Я, - ответил Один. – Или думаешь, я счастлив знать, что моему сыну суждено начать Рагнарёк? У цвергов тебе было лучше, чем здесь. И я хотя бы попытался отдалить то, что предсказано, а многие не стали бы и пытаться.

- Ты старый болван, - прошипел Локи. – Я буду лежать тут долго, очень долго, но Рагнарёк суждено будет начать не мне. Ты начал его. Ты, в ту самую секунду, как поднял свою мерзкую падаль, выслушал её и поверил ей.

Он закрыл глаза и отвернул лицо; Сигюн посмотрела на Одина умоляюще и прошептала:

- Он ведь поймёт со временем. Я уверена. Он поймёт, что не было другого способа.

Один лишь вздохнул, пошёл к выходу – и тут Локи выкрикнул ему в спину:

- Я больше не Одинсон, слышишь?! Я Лафейсон! Будь ты проклят, Всеотец, и будь проклято всё, что даёт тебе силу!

Скади рванулась к нему, но Тюр преградил ей путь и сказал:

- Немного чести в том, чтоб бить бессильного. Что ему осталось, кроме проклятий?

И Скади, хотя и глядела на Локи с ненавистью, должна была отступить. Тор шёл последним, и видел, как сжаты её кулаки – добела, как раскалённый металл.

Воздух снаружи показался ему холодным и сладким, и Тор несколько секунд стоял, прищурясь от льющегося в прорехи туч солнца, и пытался понять, что же будет теперь. Один подошёл к нему и похлопал по плечу; Тор раскрыл глаза и уставился в его мутный глаз.

- Это правда? – спросил он. – Ты отдал Локи цвергам?

Один скривился и сплюнул себе под ноги.

- А что мне оставалось делать? – спросил он. - Под землёй уж никак не разбудишь Ёрмунгарда, и кроме того, с ним там обращались как с благородной асиньей. Будь он хоть немного мягче – понял бы, что я сделал это для его же собственного блага, и смирился бы. Но нет. Только не Локи.

- Но почему я… - Тор скрежетнул зубами. – Почему нельзя было сказать мне? Почему?

- Да ведь ты ринулся бы к нему в Свартальвхейм, - ответил Один, - скажешь, нет? И погубил бы и себя, и его, и тот договор, что мы заключили с цвержьим племенем…

Тор заскрипел зубами, и Один замолчал, глянул на него с сочувствием.

- Что мне оставалось делать, - повторил он. – Жить асиньей в пещерах, полных всяческих чудес, куда лучше, чем гостить у Хель. Так легли руны, Тор, и не моя в том вина.

- Может быть, - через силу сказал Тор, - было бы лучше не знать о будущем?

Один не рассердился, но ответил, не задумавшись ни на мгновение:

- Жить вслепую, Тор. Жить, как живут в Мидгарде – не зная о будущем, не зная даже о настоящем, слепо следуя случаю – это, по-твоему, лучше? Это путь для аса и воина?

- Мне жаль Локи, - выдохнул Тор. Они с отцом снова говорили каждый о своём, и снова не слышали друг друга. – Мне его жаль. Он всё равно мой брат, этого не отменишь.

На этот раз Один думал долго, и тень от шляпы скрыла его лицо.

- Мне тоже жаль Локи, - проговорил он, наконец. – Но в нём слишком много от Лафея. Непомерная гордыня, неуёмный норов, вечная привычка идти наперекор судьбе, много ещё всякого. Мне следовало… помнить о ётунской магии, но я позволил себе расслабиться и не думать о последствиях, один-единственный раз не думать ни о чём, Тор, понимаешь ты? Этого одного раза хватило, чтобы Лафей затеял свою игру, и вот к чему привела моя неосторожность: законный царь Асгарда полон скорби о предателе.

- Локи не… - начал Тор, но Один так грохнул кулаком о ладонь, что Хугин и Мунин, кружившие неподалёку, с криком поднялись к самым вершинам деревьев.

- Локи да! – крикнул Один, обернулся к асам, что стояли неподалёку, и велел им, - пошли вон все. Возвращайтесь в Асгард, не мешайте мне говорить с сыном!

Ньёрд сразу шагнул к кораблю, а Тюр внимательно поглядел на Тора и ушёл лишь после того, как Тор кивнул, подтверждая прозвучавший приказ.

- Локи да, - повторил Один, когда последний скрип снастей стих в отдалении и Скидбладнир уплыл по разорённой траве прочь. – Или не помнишь, как он будил Ёрмунгарда? Или позабыл, какую свару он учинил в доме Эгира?

Тор почувствовал, как дрожь гнева, поселившаяся в мышцах, заставляет его доспехи потрескивать. Ещё немного, и разойдутся крепкие связки, треснет по шву металл, осыплются острыми гранями резные пластины.

В разговоре, что он вёл с отцом, всё было так же: вот-вот треснет и рассыплется в прах даже то, что ещё осталось.

- Давно хотел спросить тебя, - проговорил Тор, изо всех сил стараясь сохранить последние крохи спокойствия, - кто создал нашу судьбу? Норны спряли? Или она выросла на Иггдрасиле? Или…

- Не знаю, - устало ответил Один. – Я не знаю, Тор. Никто не знает. Она есть, как… как поэзия, как жизнь, как солёные камни, которые лизала корова** - как знать, откуда они взялись?

- Вот как, - проговорил Тор. – Знаешь, отец, мало о чём я жалел так, как жалею сейчас, что нельзя пойти и разбить голову тому, кто создал нам будущее. Одно лишь радует меня: что Магни останется жить в новом мире. Только вот не случится ли так, что и ему выпадет злая судьба? И ничем её не укротишь, не усмиришь, не расколешь и не утопишь в море?

Один осторожно коснулся круглящегося под кожей плеча, потрепал Тора по загривку и проговорил:

- Не может быть такого, чтобы наши дети и внуки встали бы лицом к лицу с такой же бедой. Мы станем сражаться, и сражаться изо всех сил – чтобы наша слава и наши подвиги не дали злой судьбе повториться.

Тор обдумал эти слова и медленно кивнул.

- Хочу просить тебя, - сказал он. – Прими Асгард под свою руку на несколько дней. Если вырвался Фенрир, мог ведь проснуться и Ёрмунгард. Я объеду миры и погляжу, где и что творится, и исправлю что смогу.

- Хорошо, - сказал Один, - я сделаю как ты просишь, сын. Окажи и ты мне услугу: когда поскачешь по мирам, спустись к корням Ясеня и поговори с головой Мимира.

Тор уставился на отца, не веря собственным ушам. Он знал, конечно, что Один порой советуется с головой, за жизнь которой заплатил собственным глазом, но просьба была уж слишком необычной.

- Зачем? – спросил он. – О чём?

- Думаю, с этим не будет затруднений, - проговорил Один. – Сделай как я прошу, и не останешься в накладе.

Тор согласился и спросил напоследок:

- Не будешь ты против, если я завалю вход в эту пещеру? Когда наступит время, никакие камни не удержат зачинщика битв, а до того незачем кому ни попадя ходить внутрь и глядеть на мучения Локи.

- Верно, - согласился Один и поглядел на Тора одобрительно. – Что тянуть? Ударь сейчас.

Тор знал, что он согласится, и знал также, что от него потребуется всё искусство воина, чтобы ударить точно. Он глубоко вдохнул, раскрутил молот и ударил им в самую верхушку скалы.

Сосны, росшие на ней и цеплявшиеся корнями за расселины и трещины, застонали от такого предательства. Некоторое время они ещё стояли, затем пошатнулись и упали вниз в потоке каменного крошева, валунов побольше и гранитной пыли. Когда утих грохот, Тор повесил молот на пояс и проговорил:

- Вот и всё. Идём, отец. Тебе и мне предстоит долгий путь.

- И тебе дольше, чем мне, - согласился Один, и они пошли прочь от рощи; Слейпнир, рывший копытами землю, затанцевал на месте при виде хозяина. Один вскочил в седло и сказал, наклонясь:

- Я уж думал, что мне не знать покоя, но ты это переменил. Спасибо.

Тор не мог думать ни о чём, кроме того, каково сейчас Локи и Сигюн. Они слышали грохот. Локи слышал грохот, он уже понял, что это значит, и решил, что Тор оставил его там, в темноте и брызгах яда, оставил надолго, если не навсегда, и теперь счёт идёт на минуты.

- Я старался сделать всё по справедливости, - проговорил он, и это не было ложью. – Чтобы все жили в мире. Хорошо бы мне это удалось.

- Мы все сделали всё, что могли, и так будет и впредь, - заявил Один и тронул каблуком крутой бок Слейпнира. – Возвращайся поскорее, сын.

Тор заверил его, что так и будет, и стоял на краю разорённой рощи, пока Один не скрылся из виду; каждая секунда казалась ему длиной с год. Наконец, даже пыль, клубившаяся за отцом, осела, и Тор кинулся обратно. Каменная осыпь струилась под его руками, острые камни резали руки, щепки и обломки веток мешали, но он рухнул на колени и принялся разгребать то, что недавно сотворил.

На это ушло время до самой ночи; когда стемнело, Тор продолжал рыть вслепую, и настал миг, когда его рука не встретила на пути каменной преграды, а провалилась внутрь – и тут же его пальцы наткнулись на живое, горячее и влажное.

Оно сжалось, отдёрнулось – и снова впилось Тору в ладонь. Камни сыпались отовсюду, и Тор лёг на бок, запустил руку насколько мог глубоко, разгребая завал. Ему бы пригодились обе руки, но живое тепло не отпускало его, схватив за запястье.

Тор не был уверен в том, кто держит его за руку, Локи или Сигюн, и прокричал, приблизив лицо к осыпи:

- Я не уйду, не бойся! Пусти меня, я разберу камни!

Рука на его запястье сжалась ещё крепче, и смутный голос донёсся изнутри.

- …об тебя… - и умолк. Тор потянул руку к себе, и на этот раз освободился. Он рыл и рыл, как обезумевший цверг, расшвыривая осколки гранита и кашляя пылью, от которой першило в горле, а во рту стоял привкус камня, и к полуночи смог просунуть в лаз голову и плечи.

- Выходите, - сказал он в темноту. – Локи, Сигюн!

Белая рука взметнулась к нему из темноты, Тор поймал её, потянул наружу – и тут понял, отчего ладонь, хватавшая его сквозь каменную преграду, была такой горячей. Руки Сигюн были сплошь в крови, даже рукава промокли кровью. Тор ужаснулся, перехватил Сигюн над локтями и вытащил наружу.

- Где Локи?! – заорал он шёпотом. До сих пор он не знал, что такое возможно, но теперь убедился: возможно и не такое. – Что случилось?!

- Тебе лучше знать, - прошептала Сигюн, и Тор похолодел. До сих пор он полагал, что Локи некуда деваться из пещеры, и что хотя он будет в гневе, Тор сможет объяснить ему, зачем потребовалось засыпать вход.

Теперь ужас происходящего дошёл до него в полной мере, и он снова тряхнул Сигюн; та вся была в пыли и свернувшейся крови, и глаза её были безумны. Могло ведь обернуться и иначе. Сигюн могла не в добрый час вспомнить о множестве обид, могла решить, что навсегда заперта в пещере с мужем, причинившем ей столько страданий…

- Где он, ётун тебя подери!

- Где ты его оставил, - выговорила Сигюн. Её трясло. – Я смогла только оттащить его к озеру, чтобы спасти от яда, но я не могу его разбудить, не могу!

Тор выпустил её локти и прорычал:

- Уйдёшь отсюда – догоню и раскрошу в пыль, ясно тебе?

Сигюн кивнула. Она села, где стояла, и прижала руки к груди. Пальцы её, ободранные едва ли не до костей, всё ещё кровоточили, но бояться за её жизнь не приходилось, и потому Тор оставил её и протиснулся в узкий лаз. Здесь, внутри, разрушений было меньше, но проход сделался ещё уже, и Тор всерьёз опасался, что застрянет. Он пробирался ползком, раздвигая плечами шаткие камни, и каждую секунду ждал, что свод обрушится.

Этого не случилось. Видно, норны сегодня были на его стороне; Тор выбрался из лаза и тут же увидел Локи. Сигюн не солгала: она сделала всё, что было в её силах. Локи лежал, прикрытый обрывками плаща, с щитом, подложенным под голову, и в первое мгновение Тору показалось, что он видит мертвеца.

Вали и Нарви сидели рядом с отцом, и каждый держал его за руку. Как видно, Сигюн побоялась брать детей к обвалу и предпочла оставить тут, где можно было хотя бы дышать, да впридачу была и вода.

Увидав Тора, мальчики вскочили на ноги, и это был первый случай, когда Тор видел их по-настоящему живыми: испуганными, грязными, исцарапанными и без малейших признаков отрешённости. Он склонился над Локи и спросил:

- Что с ним сталось?

- Не знаю, - ответил Вали. – Сначала был шум, а потом он просто замолчал – и мы, сколько ни трясли его, не могли добудиться.

- Нужно выбираться отсюда, - проговорил Тор, - идите в лаз, но только осторожно. Ваша мать уже снаружи, а отца я потащу на себе. Давайте же, ну!

Сначала Нарви, а потом и Вали пролезли в нору; Вали поминутно озирался, пока Тор не прикрикнул на него. Локи был весь мягкий, сонный и безвольный, и Тор обнял его под мышками, потянул в лаз, стараясь действовать осторожно.

- Как же ты невовремя вздумал уснуть, - шёпотом упрекнул он. Упрекать, впрочем, следовало самого себя. Видно, он был дурным братом и царём, раз Локи решил, что…

Дата добавления: 2015-08-27