Все знают о трагических событиях, произошедших в храме Апостола Фомы на Кантемировской в ночь с 19 на 20 ноября. В храме неизвестным злодеем был расстрелян мой муж, священник Даниил Сысоев. Его 19 страница

- Что сложнее?! - Султан вскочил, опрокинув пиалу с чаем, глаза его налились кровью, вены на шее раздулись и запульсировали. - Вы что, бабу найти не способны, от­морозки?

- Погоди, Султан, что кричишь, кипятишься, сядь, остынь, - спокойно произнес Тагир, обнажив несколько золотых зубов.

Султан сел. Он ненавидел себя в этот момент: его под­чиненный, да еще и урка, гак с ним разговаривает, а он ничего поделать не может, он даже зависит сейчас от этого быка. И успех дела зависит от него. Раньше он поставил бы его на место, научил вежливо разговаривать, а теперь вынужден все это терпеть. Но ничего, скоро он освобо­дится от этих уродов, он скроется в Тегеране и создаст новую, еще более могущественную организацию. Он обой­дется и без тех, кто финансировал его из Лондона. Араб­ский шейх Ай-Лади заинтересован привлечь к себе Султана; по некоторым данным, он связан с самим Бен-Ладеном. Вот только надо выбраться из этой передряги и отомстить.

- Успокойся, Султан, найдем мы эту б... Ну куда она от нас денется? Тем более, ты говоришь, она родить должна. Ну не будет же она в поле рожать! Больницы все под нашим контролем. Как только она проявится, мы ее возьмем. Ты лучше скажи точно, что делать с ней, к тебе везти или сразу на месте порешить? - продолжил Тагир неторопливо.

- Сразу на месте, - задумчиво произнес Султан. - Сюда везти опасно, не довезете.

- А щенка?

- Надо чем-то жертвовать, - сухо ответил Султан, словно речь шла не о его ребенке.

Конечно, ему ох как хотелось самому с ней рассчи­таться. Он жалел, что не убил ее сразу тогда, когда она отказалась ехать на задание, когда она провалила всю работу, да и все его дело. Жалко стало, ведь это его ребенок.

И это была ошибка, на войне не должно быть детей. Никогда, никаких и ничьих, дети и война - понятия несо­вместимые. А он воин, и у него не могло быть никаких де­тей. Его единственный сын Али - его проклятие и наказа­ние, все остальное не в счет. Значит, Аллах не желает ему больше детей, а он пошел против воли Аллаха, за что и по­платился.

- Как скажешь, Султан, дело времени, но, если хочешь, и сюда привезем, сам с ней поквитаешься. Время работает на нас, - спокойно произнес Тагир, отхлебнув чаю.

- Время работает против нас! - заорал Султан что было силы. - И вы должны шевелиться!

- Погоди, Султан, спешка нужна при ловле блох. Твои люди, а именно Ахмет, упустили ее. Если бы я тогда этим занялся, она у меня не проскочила бы, поэтому не надо те­перь орать.

В эту субботу отец Сергий не служил. После завтрака выразил желание погулять с детьми. Настя была счастлива: так редко бывает, что папа дома, еще реже он ходит гулять с детьми, это предложение показалось Насте каким-то не­обычным.

«Наверное, - предполагала она, - он ночью обдумывал новость и уже чувствует себя папой троих детей».

Они очень редко куда-либо выбирались вместе, во мно­гом дело было в занятости, но и не только. Настя с трудом могла объяснить, почему муж последнее время стара­тельно избегал различных семейных мероприятий. Даже вечером посидеть за столом всем вместе было очень проблематично, не говоря уже о прогулках и поездках. Настя настолько свыклась с мыслью, что с детьми она одна, что перспектива идти гулять вместе удивила ее своей необыч­ностью и даже напугала.

- Сереж, вы идите, а я квартиру пока уберу, смотри, что у нас творится, - произнесла Настя рассеянно, собирая детские вещи.

Девчонки от радости подняли такой шум и беготню, что Настя уже ничего не соображала, ей хотелось поскорее выпроводить мужа с детьми и остаться одной в полной ти­шине. Она давно не оставалась одна, все с детьми и с детьми.

- Мамочка, идем с нами гулять, - настойчиво повто­ряла Вера одну и ту же фразу, периодически подскакивая к ней и дергая то за руки, то за юбку.

- Настя, пойдем все вместе, - вмешался отец Сергий, - твоя уборка не убежит. Посмотри, какая погода за окном.

Настя взглянула в окно и только сейчас заметила ра­зительную перемену в погоде. В ярко-голубом небе сияло червонным золотом настоящее солнце. Куда делись серые тучи и постоянно моросящий дождь? Такое впечатление, что их и не было всю прошедшую неделю. Деревья свети­лись желто-оранжевыми красками, словно кто-то по мано­вению волшебной палочки нарядил их в роскошные платья.

- Надо же, золотая осень! - воскликнула Настя, при­вычным движением поправив сползшие с переносицы очки и прищурив глаза, глядя на яркий свет из окна.

Теперь ей, конечно, хотелось на улицу. Как в детстве, идти по аллеям и загребать ботинками шелестящие под но­гами листья, собирать гладкие, словно полированные, с тонким ароматом каштаны и набивать ими все карманы, так что они становились тяжелыми и оттопыренными.

- Мы пойдем в парк, во дворе делать нечего, - обра­довалась Настя, натягивая куртку. Девочки мгновенно подхватили ее слова и, взявшись за руки, закружили хо­ровод.

Они гуляли в парке все вместе. Плели огромные лох­матые венки из кленовых листьев, собирали каштаны, на­бивая ими все карманы, бегали по лужайкам, загребая листья. Настя была счастлива. На миг она остановилась, любуясь мужем и детьми, которые в этом момент, громко смеясь, обсыпали себя листьями. Ей показалось, что это сон, сладкий счастливый сон.

Почему каждый день не приносит такую радость? Зачем все эти ссоры, обиды, бесконечные выяснения от­ношений? Эти мелкие трения, поджатые губы, секреты и непонятные дела, когда все так просто и легко? Вот так просто и легко гулять всем вместе в парке. В самом обыч­ном парке, ближайшем к дому, и не надо ничего другого. От этой мысли повеяло грустью.

«Все хорошее кончается очень быстро», - подумала Настя, все еще любуясь детьми и мужем.

Вот они вернутся домой, муж уедет на вечернюю службу, она останется с детьми, и все будет по-прежнему. Небо затянется тучами, пойдет дождь, и жизнь опять вой­дет в свою привычную колею серых будней.

«А может, они потому и серые, чтобы мы могли по-на­стоящему научиться ценить вот такие моменты», - и Настя побежала к дочкам и мужу.

Матушка Вероника родила легко, через три дня после рождения Пети, так назвали сына Алены. Никто не ожидал, что роды Вероники пройдут так быстро и без осложнений.

Предыдущие четыре беременности дались ей очень не­просто, а роды и подавно. А тут как подарок с небес. Анто­нина Семеновна, вызванная отцом Андреем, едва успела приехать, как Вероника освободилась от бремени. Здоро­вый крепкий малыш свой первый крик издал пронзитель­ным басом. Весил он почти на килограмм больше своего названого брата.

- Ничего себе близнецы! - воскликнул отец Андрей, разглядывая мальчиков,

- Боюсь, нам никто и не поверит, - добавила Вероника.

- Не беспокойтесь, - вмешалась в разговор Антонина Семеновна, - разнояйцевые близнецы довольно часто от­личаются по весу. В моей практике рекорд составил пол­тора килограмма.

Алена стояла в стороне и молчала. Идея спасения сына уже не радовала ее. Она фактически отказывалась от ре­бенка. Но если она оставит его у себя, то подпишет ему смертный приговор. Если ее найдут бандиты, то убьют ее одну, а ребенка, записанного на чужих родителей, обнару­жить невозможно. Она не боялась собственной смерти, она боялась смерти своего ребенка и только ради его без­опасности шла на этот отчаянный шаг.

Она смотрела, как отец Андрей с Вероникой и Антони­ной Семеновной разглядывают малышей и обсуждают, кто на кого похож, и слезы текли по ее щекам.

- Нет, смотрите, они даже похожи, оба темненькие, - продолжала Антонина Семеновна. - Матушка, это у вас самый черненький ребенок. В кого это?

- Так у меня отец татарин, - весело произнесла Веро­ника, - вот татарская кровь и проявилась.

- Татарин? Вот уж, матушка, не знала и никогда бы не подумала про вас.

- Да я и не знала своего отца, это тетя рассказывала, что татарин. Он на маме и не женился, потому что его род­ственники ему запретили.

Алена, не в силах больше слушать, вышла во двор. Там, разложив под деревом кукол, играли девочки, младшие дочки отца Андрея и Вероники. Увидев тетю, девочки ска­зали почти хором: «А у нас братики родились».

Алена вернулась в дом, еле сдерживая слезы. Вошла в комнату, забрала ребенка кормить. Молока почти не было, голодный малыш сосал грудь что было силы, но насытиться не мог. Смотрел на нее словно с укоризной, затем с еще большим усилием принимался сосать. У Алены нестер­пимо болела грудь. Вскоре эта мука стала почти непре­рывной. Уставший от голода ребенок безутешно кричал. Алена плакала вместе с ним, глаза у нее были постоянно красными от слез.

Заходила Антонина Семеновна, осматривала Алену, ма­зала грудь мазью, говорила, что не у всех женщин молоко быстро приходит. Дали смесь, малыш заснул. Через день ребенок кричал почти непрерывно, молока у Алены по- прежнему не было, а от смеси у малыша разболелся живот.

Вошла Вероника.

- Ален, дай мне его. У меня столько молока за один день пришло!

Заплаканная Алена неуверенно протянула сына Веро­нике. Та привычным движением приложила ребенка к груди, малыш сразу же жадно присосался.

- Заморила ты его, мать, голодом, смотри, как жадно ест.

Алена смотрела на Веронику. Полная, круглолицая. Черные волосы небрежно убраны в хвост, большая белая грудь, и ее мальчик у нее на руках.

«Нет, я не смогу оставить ребенка, не смогу расстаться со своей крохой», - думала Алена, глядя, как Вероника кор­мит ее сына.

«Я уеду в Москву к своим родителям. У отца связи, он что-нибудь придумает, он заявит в ФСБ, да и не станут бан­диты искать меня в столице, - утешала она себя. - Руслана найдут и арестуют, его обязательно должны арестовать. Его уже ищут, не зря он прятал меня в горах».

Но она знала точно, что Султан пойдет до конца, и, пока он жив и на свободе, он будет искать Алену. И если найдет, то убьет, а ребенка отдаст своим родственникам. У Руслана много родственников. По их традициям ребенок принад­лежит родственникам отца, принадлежит его тейпу. Сул­тан - человек принципа и никогда не останавливается, даже если проигрывает.

Ее родители не знали о рождении внука. Слишком опасно сообщать родителям, что она родила, что она жива и здорова. Бандиты наверняка слушают все их телефоны. Еще опаснее просить забрать ее отсюда: те, кто ее ищет, сразу нагрянут. К тому же она может очень сильно подве­сти Андрея, который ради нее и ребенка пошел на такой риск, а у него маленькие дети. Более безопасный способ связаться с ними - по интернету, пожалуй, даже самый без­опасный, но где гарантия, что люди Султана не следят за ее родителями.

Доехать до Москвы самой вообще не представляется возможным. Ее выследят в поезде или в самолете, к тому же для самолета у нее нет паспорта. А до Москвы почти две тысячи километров. Просить отца Сергия в Москве свя­заться с ее родителями не по телефону тоже опасно.

Алена была запугана до крайности и не желала идти на малейший риск. Она все больше понимала, что попала в безвыходную ситуацию. То есть выход был один - оставить ребенка, хотя бы на время, пока Султан разгуливает на сво­боде и идет по ее следу. Найти он сможет их только двоих. От этой мысли у Алены разрывалось сердце. Она не знала, что ей делать. До родов ее план казался ей гениальным, но теперь, когда она родила и в ней проснулись материнские чувства, расставание с сыном было невыносимым. Все остальные варианты оказывались несостоятельными.

Вероника кормила сразу двух малышей. Алена не могла смотреть на это без боли.

Через пару дней к ней пришел отец Андрей.

- Все сидишь, грустишь? Мне Вероника сказал, что ты все время плачешь.

- Да нет, я не плачу, - ответила Алена как можно спо­койнее.

- Завтра Успение, - сказал в задумчивости отец Анд­рей. - Понимаешь, я не знаю, правильно ли мы поступаем.

- Я поняла, - сказала Алена и отвернулась к окну, чтобы скрыть нахлынувшие слезы.

- Прихожане спрашивают, да и родственники у нас, мы уже должны объявить, что Ника родила двойню. Или как? Последнее решение за тобой, мы не можем на тебя давить. Ну хочешь, мы скажем, что нашли подкидыша. Хочешь?

- Андрей, давай подождем. А с подкидышем вам никто не поверит.

- Алена, мы не можем ждать, надо решать, мы не можем до бесконечности прятать детей и отмалчиваться. Уже неделя прошла, да и опасно тянуть, ты сама говоришь, что тебя ищут.

- А вдруг уже не ищут? - в исступлении воскликнула Алена. - Может, Султана уже арестовали? Узнай, прошу тебя.

- Я пока ничего не слышал.

- А как ты можешь слышать, если телевизор не вклю­чал за это время ни разу, - перебила его Алена, - раздобудь информацию про Султана. Если его арестовали, это все ме­няет. Для меня опасен только он.

- А родственники? Ты сама говорила, что по их тради­циям ребенок принадлежит им?

- Родственники думают, что Султан меня убил. Да и не будут они гоняться за каким-то ребенком. Вот если бы сам Султан привез им его, тогда они растили бы его и никому не отдали.

- Я понимаю, тебе тяжело, давай не будем торопиться, подумаем еще.

Вечером была торжественная служба под праздник Успения Пресвятой Богородицы. Антонина Семеновна на службу не пришла. Обычно она службы на большие праздники никогда не пропускала, но если и не приходила, отца Андрея это не удивляло: у нее работа, могут быть сложные роды...

В этот день Антонина Семеновна действительно при­нимала очень сложные роды. Тазовое предлежание. Она не хотела оперировать женщину, поэтому вела роды сама. Когда все благополучно закончилось, она поднялась в свой кабинет, до службы оставалось время.

Включила чайник и устало опустилась на стул, прикрыв глаза.

«Немного отдохну и пойду в храм, - подумала она, - надо завтра причаститься».

Чайник закипел и отключился.

«Как я устала, даже встать не могу! Надо налить чаю, а то на службу опоздаю», - не успела она это подумать, как дверь распахнулась и в кабинет бесцеремонно вошли двое мужчин.

После обеда Настя укладывала девочек спать, она так устала, что не заметила, как заснула сама. Проснулась, когда за окном в мутном свете уходящего осеннего дня снова лил дождь. Отец Сергий уже уехал на службу. Все было так обыденно, что прошедший день показался ей про­сто счастливым сном.

«Это все беременность, - подумала Настя, - сразу же наваливается постоянная сонливость и усталость. Надо со­бираться в храм, хотя бы на помазание».

Настя встала и начала машинально подбирать какие-то разбросанные вещи. Проснулись девочки, начали ныть и кукситься - они явно переспали. Пока пили чай на кухне, хныкали и одевались, Настя поняла, что в храм они не ус­певают, да и сил совсем не осталось. От одной мысли, что сейчас одевать детей, выводить их под дождь, ехать с ними на трамвае, потом идти, Насте становилось не по себе.

«Нет, не поедем сегодня никуда, - подумала она. - Я беременная уставшая женщина, у меня уважительная причина прогулять всенощную».

Настя не любила пропускать церковные службы, всегда оставалось ощущение тяжести на душе. Но если сегодня поехать с двумя капризничающими детьми, то не избежать замечаний со стороны вредных тетушек.

Одним словом, остались дома.

Решено было взамен службы прочитать два канона, но и этого не удалось сделать. Пришла Верочка, попросила нарисовать ей цветок и домик. Настя нарисовала и вспом­нила, что ужин не приготовлен. А муж придет голодный, и его надо будет кормить. Настя побрела на кухню, за окном давно стемнело, и стало совсем грустно. Последнее время Настя часто стала впадать в такие депрессивные состояния.

«А что я хочу? - думала Настя, начиная чистить кар­тошку. - Хорошего понемногу».

Она ненавидела это выражение: так всегда говорила ее мать, считавшая, что все хорошее достается другим людям, но только не ей. Она всю жизнь произносила эту фразу - «хорошего понемногу».

Настю передернуло от этих мыслей.

«Ну вот, опять у меня в голове полный кошмар, - Настя кинула очищенную картошку в кастрюльку с водой. - Я даже помолиться нормально не могу, только со­берусь - сразу дела появляются или дети отвлекают. Где- то у святых отцов прочитала - не вспомню где, - что это лукавый мешает молиться, отвлекает. И даже если нач­нешь молиться, все равно в голову будут посторонние мысли лезть. Где же я это читала? Забыла, не вспомню, со­всем память куриная стала».

Так за делами прошел еще один вечер.

- Мужчины, вы кто, что вам надо?! - воскликнула Ан­тонина Семеновна, вставая из-за стола.

- Спокойно, мы из милиции, мы ищем вот эту женщыну, - коротко стриженный, с горбатым носом мужчина достал из внутреннего кармана цветную фотографию Алены.

Антонина Семеновна все мгновенно поняла. Она молча опустилась на стул, не отрывая глаз от фотографии.

«Главное, не волноваться», - держась за столешницу, подумала она. Горбоносый пристально смотрел ей в лицо, пытаясь поймать ее взгляд.

- Ты видэла эту женщыну? - грубо спросил он.

- Я такую женщину не видела, и вообще здесь родиль­ный дом, а не филиал СИЗО, поэтому попрошу вас уда­литься, а то я вызову милицию.

- Мы сами милиция, - усмехнулся второй, держа руку в кармане.

- Тетка, ты не поняла, с кем имеешь дело, - горбоно­сый наклонился к Антонине Семеновне, дыхнув в лицо чесночной вонью.

Заведующая отделением потянулась к телефону. Вто­рой, что держал руки в карманах и ухмылялся, быстрым кошачьим движением подскочил к столу, схватил телефон и бросил его в угол. Телефон брякнулся и раскололся по­полам.

В ту же секунду Антонина Семеновна почувствовала у виска холодное дуло пистолета. Горбоносый наклонился еще ниже и заговорил громким шепотом.

- Тетка, слушай меня внимательно: будэшь тихо себя вести - не убьем, будэшь говорить правда - не убьем, бу­дэшь говорить неправда - убьем.

Антонина Семеновна поморщилась от потока нестер­пимой чесночной вони.

- Но я ничего не знаю.

- Тетка, смотри сюда внимательно, - и бандит ткнул фотографию в лицо Антонине Семеновне, - эта телка должна была родыть или будет родыть, и, если она в твоей больнице, скажи, мы пришли навэстить ее.

И горбоносый ухмыльнулся кривой улыбкой, обнажив несколько золотых зубов.

- Такая женщина к нам не поступала, впервые ее вижу, - просипела перепуганная Антонина Семеновна.

У нее кружилась голова, а перед глазами летали мушки.

- Тетка, если ты врешь, мы придем и убьем тебя. Если эта баба появится в твоей больнице, мы придем и денег дадим, а если ты куда позвонышь, то мы придем и тебя убьем. Поняла, тетка?

Антонина Семеновна молчала.

Второй ткнул дулом в висок.

- Что молчишь, курва, поняла, спрашиваю? Я повто­рять вопросы не люблю.

- Поняла, - голос заведующей дрожал.

- Ее точно не было?

- Нет, не было такой, - просипела она.

Бандиты быстро удалились. Антонина Семеновна осталась сидеть в оцепенении, сердце колотилось и больно отдавалось в висках, кажется, у нее подскочило давление. То, что сейчас было, она видела только в фильмах.

«Алене и отцу Андрею грозит опасность, надо их пред­упредить», - думала Антонина Семеновна, пытаясь встать, но ноги были ватными.

В этот момент в кабинет влетела перепуганная медсе­стра Маринка.

- Антонин Семенна, там двое мужиков по отделению разгуливают, во все кабинеты заглядывают, звоните в ми­лицию, Антониночка Сем... - Маринка запнулась и как вко­панная остановилась возле заведующей.

- Антонин Семенна, вам плохо? На вас лица нет. Ой, а телефон почему разбит? Антонин Семенна, вы меня слы­шите? Подождите, я вам валокордина накапаю.

Маринка засуетилась, доставая из шкафчика лекарства.

- Подождите, щас давление померяю. Они у вас были, да? Кто это такие? - без остановки трещала уже пришед­шая в себя Маринка.

В кабинет влетела пожилая и грузная акушерка Федо­ровна.

- Антонин Семен, там такое безобразие, еле выгнала, говорят, милиционеры, женщину ищуть. Ой, что с вами, плохо?

- У Антонины Семеновны давление поднялось, - строго произнесла Маринка.

- Сто шестьдесят на сто. Антонин Семен, вы что от дав­ления пьете? Ложитесь на кушеточку. Может, вам внутри­венное сделать? - заботливо спросила Маринка.

Через час Антонине Семеновне стало легче. Медсестры и акушерки, сидя в кабинете заведующей, бурно обсуждали происшедшее. Федоровна пыталась обмотать разбитый телефон скотчем. Марина заваривала на всех чай.

- Девочки, я пойду домой, - слабым голосом произ­несла Антонина Семеновна.

- Что вы, мы сейчас машину вызовем.

- Не надо машину, мне уже лучше, мне надо пешком пройтись, воздухом подышать, - соврала заведующая.

Уж идти и дышать воздухом ей хотелось менее всего, ноги были ватные и не слушались, голова гудела, словно колокол. Но ей обязательно нужно дойти до дома отца Анд­рея и предупредить об опасности, о том, что Алену ищут бандиты.

Антонина Семеновна медленно шла по улице, поми­нутно оглядываясь и проверяя, нет ли за ней слежки. По дороге зашла к сестре, чтобы убедиться в том, что за ней никто не увязался.

Лишь часа через два, поздно вечером, она решилась подойти к дому отца Андрея.

Почему-то долго не открывали, и Антонина Семеновна уже заволновалась - не случилось ли чего. Наконец ка­литку отворил сам отец Андрей. Он был в сером домашнем подряснике, выглядел несколько уставшим, но, увидев свою духовную дочь, мгновенно просиял.

- О, Антонина Семеновна, голубушка, что ж на службу не пришли, опять заработались? Ну, проходите в дом ско­рее.

- Ой, батюшка, горе-то какое, - запричитала было не отошедшая от испуга врач.

- Что случилось? - озабоченно спросил отец Андрей.

- Алену бандиты ищут, приходили ко мне в роддом, фо­тографию ее показывали, грозились убить, - и Антонина Семеновна разрыдалась в голос.

Они сидели на кухне, успевшей пропахнуть валерьян­кой и валокордином. Антонина Семеновна комкала в руках промокшую от слез салфетку, поминутно сморкалась и, держа дрожащими руками большую кружку, отхлебывала чай. Отец Андрей ходил по кухне, заложив руки за спину.

- Да, ситуация сложная. Я уж надеялся, что опасность миновала или Алена преувеличивает ее, все же стресс, бе­ременность, роды. А, оказывается, все очень серьезно. Я уж хотел отказаться от нашего плана. Все же безумие какое-то объявлять детей близнецами: и документы на них придется получать, и фамилию нашу давать мальчику... - казалось, отец Андрей рассуждает вслух, не замечая запла­канную Антонину Семеновну. - Что же делать? Ума не приложу. И Алене боюсь говорить, распсихуется, я ее знаю. Еще и убежит куда, чтобы нас опасности не подвер­гать, она такая, - он резко повернулся к Антонине Семе­новне. - Ладно, пока делаем так, как решили: детей записываем на нас с Вероникой. Алене о бандитах не говорим. Хорошо, голубушка, вы уж не проговоритесь, я на вас надеюсь.

Аул, в котором уже второй месяц скрывался Султан, стал известен федералам, которые должны были появиться там с минуту на минуту, - так передал связной с дороги.

Времени на сборы не оставалось, надо было срочно бе­жать.

В старый японский внедорожник Султан бросил раз­грузку, два автомата с подствольником и несколько гранат. Больше ничего не было.

Султан надеялся прорваться к грузинской границе. Он рванул с места, оставляя клубы пыли на каменистой до­роге. Бензина было меньше четверти бака, и на поворотах начинала предательски мигать оранжевая лампочка.

Тагир должен был привезти бензин, деньги и поддель­ные документы еще вчера, но пропал, на связь не выходил, и это было тревожным признаком. Султан как зверь чувство­вал опасность, но прорываться к границе без горючего не ре­шался, надеялся, что появится Тагир со всем необходимым.

Теперь выбора не было, надо бежать и постараться максимально близко подойти к границе, а там пешком через перевал. Он хорошо знал эту тропу еще со времен первой войны - по ней регулярно переправлялись нарко­тики и оружие.

Федералы появились раньше, чем он ожидал. Слишком рано, чтобы он мог добраться до спасительного перевала. На одном из поворотов на серпантине он заметил не­сколько военных «УАЗиков».

«Ну давай же», - твердил Султан, стиснув зубы и вы­жимая из машины все, на что только она была способна.

Старый японский самурай был очень проходимым внедорожником, именно эту модель японцы конструиро­вали для военных действий на пересеченной местности. Маленький, легкий, он лихо входил в повороты, быстро набирая скорость на прямых.

«Главное, немного оторваться, бросить машину, а дальше пешком», - думал Султан, цепляясь за последнюю, еще теплившуюся надежду.

Вскоре лампочка стала гореть постоянно: «Неужели не дотяну?»

Еще километров десять, а дальше он знал дорогу, и был шанс вырваться. Как назло, над головой застрекотала вер­тушка.

«Этого еще не хватало!» - Султан выругался и силь­нее надавил на газ, но бензин уже кончился, и машина предательски встала, где-то совсем рядом кружил вер­толет.

Ноябрьский лес стоял прозрачный, горы словно раз­делись, открывая любопытному взгляду все то, что обычно прячется за бурной зеленью.

Султан схватил автоматы и, надевая на ходу разгрузку, помчался вверх по склону. Бегал он быстро, и через пару минут подъем сменился спуском. Голые ветви деревьев больно хлестали по лицу, норовя попасть по глазам. Султан лез напролом, заросли становились гуще. Он остановился, чтобы перевести дух и осмотреться. Кругом были серые склоны, усыпанные сухой бурой листвой, колючие ветки кустарников и могучие стволы вековых деревьев не давали ни малейшего укрытия с воздуха. Опять совсем рядом за­стрекотал вертолет. Султан понял, что незамеченным ему не уйти, да и слишком далеко от заветной дороги, на кото­рую он надеялся выйти.

Он отдышался и, приметив еле заметную пастушью тропу, двинулся по ней. Идти стало легче, тропа станови­лась шире и отчетливее, Султан сменил шаг на бег. Вдали послышался лай собак, федералы гнали его, как зверя, взяв след. Вскоре лес закончился, и в широкой открытой лож­бине показалась пара длинных сараев.

Над головой с шумом опять пролетел вертолет, обдав беглеца ветром. Султан что было силы побежал к ближай­шему сараю. Заскочив внутрь, он остолбенел - его обдало резкой вонью свинарника. Он двинулся к выходу, но за­метил, что на поляну выбежали несколько вооруженных людей в камуфляже. Было поздно. От отчаяния и злости Султан выстрелил несколько раз в первого попавшегося жирного хряка с грязными боками. Хряк, истово завизжав, повалился на бок и забился в предсмертных конвульсиях. Султан бросился к окошку и, дав несколько автоматных очередей, замер. Лоб его покрылся потом, ладони непри­ятно взмокли, сердце готово было выскочить из груди. Он перевел дыхание и вытер ладони о штаны.

- Султан, ты окружен, сдавайся, - послышался голос из мегафона.

- Не дождетесь, свиньи! - Султан подкрался к окну, бросил гранату, крикнув что было силы: - Аллаху акбар!

Раздался взрыв, встревоженные свиньи заметались в своих загонах, испуганно захрюкав.

- Гадость, - крикнул Султан, пнув ногой одну из под­вернувшихся свинок. Перепуганное животное, взвизгнув, шарахнулось в сторону.

- Султан, с тобой говорит полковник Шмаков, сдавайся или будешь уничтожен. В случае сопротивления у меня приказ командования живым тебя не брать, мать твою.

- Аллаху акбар, Аллах инша! - заорал Султан и бросил еще одну гранату.

От взрыва сарай вздрогнул. Обезумевшие животные вырвались из своих загонов и с визгом бросились к выходу.

Султан прижался спиной к пыльной стене сарая и за­крыл глаза. Шансов действительно не было: надо или сдаться - и тогда при помощи хороших адвокатов можно как-то выкрутиться, а затем скрыться за границей; или остаться умереть здесь, в этом грязном, вонючем сарае. Умереть в таком месте! Никогда не желал он себе такой смерти, но и сдаться этим кафирским неверным собакам ему казалось не менее унизительным.

- Султан, ты зря шалишь, последний раз повторяю, больше повторять не стану, сдавайся или будешь уничто­жен на х...

- Да пошли вы, - прошипел Султан, вытирая со лба крупный пот. В руке он сжимал последнюю гранату.

Воцарилась пауза, видимо, ему давали время подумать; оставшиеся свиньи, глупо хрюкая, успокоились в своих за­гонах.

- Аллаху акбар, - крикнул Султан из последних сил.

Бросив гранату в окно, присел и зажал уши. Раздался взрыв, стены вздрогнули, с потолка посыпалась какая-то труха и песок прямо на голову и за шиворот, противно при­липая к взмокшей спине. Свиньи завизжали от ужаса и дико заметались в сарае, норовя его разнести.

Следующего взрыва Султан не слышал. Направленный выстрел из гранатомета разнес хлипкую стену в том месте, где он сидел, присев и зажав уши. Клубы дыма и пыли на несколько мгновений закрыли все вокруг от глаз наблю­дающих. Сарай загорелся, несколько перепуганных на­смерть животных с визгом побежали прочь.

Время остановилось, была вспышка и боль, свет померк, как выключают лампочку в темной комнате, и Султан понял, что стремительно падает вниз. Пол провалился под ногами, словно раскрылась огромная голодная пасть, жаждущая по­глотить все его существо. Падение было столь быстрым, что послышался свист, постепенно переходящий в нарас­тающий гул и бешеный хохот, от которого, казалось, вот- вот разорвется голова. Невыносимо хотелось зацепиться за что-то, приостановить, хоть на мгновение, этот адский полет, это стремительное падение. Раздались крики и страшные стоны, жуткие чудовища с ревом вырвались и бросились на падающего Султана. Его несло в бездну, и бездне этой не было конца, ужас усиливался и овладевал им все сильнее и сильнее, его окружали мерзейшие твари, каких и представить было невозможно, они бросались на него, словно вгрызаясь в его чрево и заполняя все его нутро, как заполняют черви разлагающийся труп. Они ползли ему в рот, в глаза, в уши, и он не мог даже пошевелиться, чтобы как-то помешать этому чудовищному насилию.

Дата добавления: 2015-08-27