Все знают о трагических событиях, произошедших в храме Апостола Фомы на Кантемировской в ночь с 19 на 20 ноября. В храме неизвестным злодеем был расстрелян мой муж, священник Даниил Сысоев. Его 14 страница

Алена боялась родить раньше времени после всех пе­ренесенных потрясений.

Потекли дни. Каждый день Алена вставала с мыслью о подготовке к побегу. Не терять зря ни минуты. Смот­реть во все глаза. Изучать все старухины повадки. Вскоре у Алены было вполне четкое представление о распорядке дня старой ведьмы: вставала она затемно, совершала на­маз, затем поднималась в комнату пленницы и проверяла, все ли в порядке. После проверки отзванивалась по своему телефону, который всегда носила с собой. В девя­том часу приносила Алене завтрак, а после завтрака вы­пускала ее во двор, пока не стемнеет. Спала бабка очень беспокойно, можно сказать, почти не спала, наверное, страдала бессонницей. Алена слышала ее шаркающие шаги на первом этаже, сухой кашель, похожий на треск хвороста, и оханья на разные лады. Старуха часто выхо­дила на улицу и обходила дом с дозором. По нескольку раз проверяла замки на своих калитках. Во дворе было две калитки: одна выходила на деревенскую улицу, другая, на заднем дворе, вела на тот самый зеленый холм, где паслась домашняя скотина жителей, в том числе и две старухины козы. Окно в комнате Алены было единствен­ным во всем доме, выходившим на задний двор и на холм, это тоже было преимуществом.

Вскоре Алена убедилась, что убежать ночью незамечен­ной ей не удастся. Бабка слышала малейшие звуки и шо­рохи. Алена это проверила, устроив среди ночи возню в комнате. Она просто ворочалась на кровати так, чтобы та слегка поскрипывала. Старая ведьма явилась незамедли­тельно.

- Ты чего шумыш? - со злобным недовольством про­шипела она.

- Ой, бабушка, не спится, душно очень, окно бы от­крыть, - пропищала как можно ласковее Алена.

- Еще чево, - возмутилась бабка, развернулась и, при­творив дверь, принялась греметь ключами.

Со временем старуха стала больше доверять своей пленнице, выпуская ее во двор, и даже давала кое-какую незатейливую работу.

Дни стояли сухие и солнечные. Начался сбор малины, которой у Фатимы было видимо-невидимо. Малина густо росла по всему периметру участка. Бабка Фатима лазила среди зарослей, отчаянно охая и ворча на своем языке. Алена решила воспользоваться уборочной кампанией, чтобы получше изучить особенности участка и окрестно­стей, предложив старухе свои услуги по сбору малины.

- Бабушка Фатима, давайте я помогу малину соби­рать, - простецки предложила Алена.

Старуха с недоверием посмотрела на Алену, но удер­жаться от соблазна дармовой помощи не смогла. Молча принесла корзину и протянула ее Алене.

Это была еще одна маленькая победа. Теперь Алена могла спокойно изучать обстановку, особенно интересовав­ший ее задний двор. Сбор шел быстро. Довольная Фатима целыми днями варила варенье на летней печи и все с боль­шим доверием поглядывала на свою подопечную.

Наблюдения из малины никакой полезной информа­ции не дали. Заросли были столь густы, что ни людей, ни домов Алене не удалось разглядеть. Она понимала, что рядом идет другая жизнь, но что-то узнать о ней не было никакой возможности. Целыми днями ее окружала молча­ливая горная тишина, изредка нарушаемая лишь позвяки­ванием колокольчиков на шеях пасшихся у холма коров.

Через неделю появился Казбек. Алена напряглась: вдруг ее опять увезут, - но ничего не произошло. Казбек оставил продукты, коротко переговорил с Фатимой и укатил, оставляя за собой клубы пыли, по которым Алена определила направление дороги. Это была ценная инфор­мация.

Еще через неделю, когда Казбек появился вновь, Бог подал Алене руку помощи. Только так она могла объяснить непростительный для боевика промах, который совершил в тот день Казбек.

1996 год. В четвертом классе шел урок литургики. Ста­ренький преподаватель, профессор и доктор богословия Пал Палыч Вознесенский с утра был не в настроении. Впрочем, его плохое настроение имело свое оправдание. Шел третий урок, а студенты, как сговорились, - от­вечали тему из рук вон плохо. Профессор сердился, пых­тел и поминутно вытирал лоб белым батистовым носовым платком.

- Садитесь, воспитанник, отвратительно. Сегодня, к превеликому своему сожалению, я вынужден поставить вам двойку, - он уже занес сморщенную руку в старческих пигментных пятнах над журналом.

- Ну почему двойка? - заныл здоровенный детина с густо пробивавшимся юношеским пушком над верхней губой, - я же учил.

- Но не выучили, садитесь, воспитанник Журавлев, стыдно в выпускном классе не знать таких элементарных истин, - с пафосом ответил преподаватель, глядя поверх узких золоченых очков, и вывел жирную двойку в ведомости.

Воспитанник Журавлев был сыном одного ярославского протоиерея, учился скорее из-за боязни отца, и науки ему не давались. Недовольный Журавлев, посопев и потоптав­шись, сел на место.

- Следующим пойдет отвечать на предложенный во­прос... - рука старика мелко задрожала над раскрытым журналом.

Класс замер в молчаливом ожидании. Тишину нару­шила распахнувшаяся дверь. В аудиторию вошел старший помощник инспектора по кличке Гоголь, прозванный так за свой вредный, несговорчивый нрав и гордо поднятую голову. Он стремительно подошел к профессору и быстро зашептал ему что-то на ухо.

Доктор Вознесенский не любил, когда его прерывали, он бросил гневный взгляд на Гоголя, затем на притихшую братию и почти с раздражением произнес:

- Андрей Подольский, вас вызывает преосвященный Серафим.

-...В кабинет ректора, - хитро прищурившись, добавил Гоголь.

Лицо Андрея резко изменилось, сердце учащенно за­билось. Он знал, что владыка должен приехать в Лавру, но не думал, что это произойдет так скоро.

Владыка в свой приезд обещал поднять вопрос о руко­положении, но к этому Андрей был совсем не готов. Он думал, что до его приезда решит вопрос с Аленой, более того, он был уверен, что она даст ему окончательный ответ, причем обязательно положительный. Но Алена уехала, оставив его в неопределенной ситуации, не сказав ни да, ни нет, отложив этот разговор до мая месяца. Андрей был в отчаянии.

Он шел по гулким академическим коридорам в сопро­вождении Гоголя, не обращая на провожатого никакого внимания, полностью погрузившись в свои нелегкие думы.

«Будь что будет, - подумал Андрей. - Что скажет вла­дыка, то и будет, на все воля Божия».

С такими мыслями он вошел с просторный ректорский кабинет.

Преосвященный Серафим сидел на диване, владыка ректор Иоасаф находился за своим широким письменным столом, выполненным под старину, на котором рядом с ан­тикварным массивным пресс-папье примостился еще ред­кий по тем временам новенький компьютер.

Андрей подошел под благословение к владыке Сера­фиму.

- Нет, нет, нет, к владыке Иоасафу первому, он здесь хозяин, а я в гостях, - весело, несколько с задором произ­нес священник.

Ректор семинарии и академии, викарий владыка Иоасаф был небольшого роста, суховатый, стремительный человек. Движения его всегда были быстры и порывисты, но академии он передвигался бегом, так что его широкая ряса развевалась как парус, напоминая в то же время большую черную птицу. Он отличался своей неуловимостью и способностью внезапно появляться в самых неожиданных местах. Только что он был в трапезной, как через пять минут шел слух, что ректор уже в библиотеке, а через семь - что в подсобном хозяйстве. Служил он всегда быстро и очень не любил, когда другие мешкались и не успевали, был добр и строг одновременно.

Владыка благословил Андрея.

- Ну что ж, не буду мешать, оставлю вас наедине, - про­изнес он, вставая из-за стола, и быстро вышел из кабинета, тихо притворив за собой дверь.

- Андрюша, присаживайся, - владыка указал на диван подле себя. Андрей робко присел на самый краешек и по­тупился.

- Как дела, учеба, рассказывай, - нарочито бодро про­изнес архиерей. - Что нового в сих стенах?

- Да вроде ничего нового, - замялся Андрей, не зная, о чем говорить. Он сидел как на иголках, догадываясь, что владыка очень скоро от общих вопросов перейдет к самым что ни на есть конкретным.

Архиепископ Ставропольский Серафим был в летах почтенных. Выглядел намного моложе своего возраста - высокий, статный, с окладистой пышной бородой, зачесан­ными назад вьющимися волосами, сильно убеленными се­диной. В отличие от владыки Иоасафа, он, напротив, был нетороплив, степенен и важен. Своей кафедрой он управ­лял вот уже второй десяток лет, славился бескомпромисс­ностью и принципиальностью.

Тогда, почти десять лет назад, на станичном престоль­ном празднике у отца Леонтия он увидел прекрасного, бла­гоговейного и богобоязненного юношу. В то безбожное время трудно было найти столь глубокую веру, особенно у представителя молодого поколения. Владыка остро нуж­дался в порядочных иподьяконах: брать себе абы кого, кто будет прислуживать ради будущей духовной карьеры и ар­хиерейского богатого стола, он не хотел. Юноша оказался круглым сиротой. Отец Леонтий не хотел отдавать своего воспитанника, но владыка Серафим настоял, и юношу от­пустили к нему в иподьяконы. Он полюбил Андрея как род­ного сына. Так Андрей Подольский, сын швеи и матери-одиночки, оказался в Ставрополе в архиерейском доме и жил там, пока не поступил с протекцией владыки в Московскую духовную семинарию.

Владыка Серафим поднялся, прошелся по кабинету и остановился у огромного окна, залитого ярким февраль­ским солнцем. На дворе стояли последние крепкие мо­розы, снег весело и игриво искрился под лучами солнеч­ного света.

- Чудесная погода, - произнес архиерей, - люблю вот такой мороз. Сейчас бы тройку лошадей, да с бубенчиками, да по зимнему лесу... Представляешь, столетние ели в белых шапках, хруст снега под полозьями, у коней пар из ноздрей, охотничий домик, а там самовар и горячие пироги. Эх, мечты. А у нас в Ставрополе уже вовсю весна начинается, скоро посевная, снег только в горах. Домбай, Приэльбрусье, лыжников - море. Не соскучился но родной-то стороне?

Владыка Серафим закончил свой монолог и, повернув­шись спиной к окну, устремил взор на поникшего Андрея.

- Соскучился, - вяло произнес Андрей.

- Что-то не вижу задора в твоих очах. Как дела с же­нитьбой? Ты уже определился с невестой? Алена ее зовут, если не ошибаюсь? - архиерей сел на скрипнувший диван и, вольготно закинув ногу на ногу и поправив складки доб­ротной рясы из тонкой английской шерсти, внимательно посмотрел на Андрея.

- Простите, владыка, не определился, - буквально вы­давил из себя Андрей.

- Что так? - повел бровями владыка Серафим, и взгляд его стал отечески строг.

- Моя невеста просила подождать с ответом до мая, она сейчас в отъезде, - поспешил произнести Андрей в на­дежде, что владыка Серафим все же даст отсрочку.

Архиерей недовольно наморщился и побарабанил кон­чиками пальцев по подлокотнику дивана. Пауза длилась несказанно долго.

- Просила подождать, говоришь? Несерьезно все это. Если она сейчас так крутит, что будет потом? А что за отъ­езд у нее?

- В Англию... на языковую практику, - запинаясь, от­ветил Андрей.

- Ах, в Англию! Будущая матушка поехала изучать за­морские языки, - уже с явным сарказмом произнес вла­дыка, еще раз побарабанив пальцами.

- Нет, Андрюша, чует мое сердце, поверь моему ста­риковскому опыту, несерьезно все это, ничего у тебя с ней не получится. Ты представь, приедет она в мае и скажет: давай, мол, еще подождем, мне поучиться надо, подумать или еще что, а потом возьмет да и выскочит замуж за дру­гого или так и будет тебя за нос водить. Знаешь, сколько я таких примеров за свою жизнь видывал?

- Но она обещала! - с явным отчаянием выкрикнул Андрей.

- Подожди, не перебивай, дай договорить.

- Простите, владыко, - подавленно прошептал Андрей.

- Был у меня в соборе один алтарник, закончил семи­нарию, хотел жениться, рукополагаться, но невеста его все не соглашалась - то одна у нее причина, то другая, то третья, и вроде не отказывает ему, но и согласия не дает. Наконец он ее уломал, в буквальном смысле уломал. По­женились, я его рукоположил, а потом после положенной практики в соборе хотел на приход в село отправить. При­ход, конечно, небольшой, село в предгорье, но красивое. Ну не могу же я молодому и только что рукоположенному священнику сразу большой приход в городе дать, у меня другие батюшки обидятся, которые служат по десять, пят­надцать лет. Батюшка готов был поехать, а вот матушка как узнала - ни в какую. Мол, не поеду из города никуда: там ни туалета городского, ни ванной, вода в колодце, - и ставит мужу условие: либо пусть твой архиерей тебя в го­роде оставляет, либо сам езжай, один. Вот какая оказалась, готова мужа бросить ради теплого сортира, прости за вы­ражение. Пришел ко мне этот священник, чуть не в слезах, умоляет в городе оставить из-за жены. Но я на поводу у бабы никогда не пойду и ему не посоветовал на поводу идти. Матушка должна быть смиренной и готовой за мужем хоть в огонь, хоть в воду, хоть на Северный полюс. Батюшка на приход уехал один, а она осталась. Через какое-то время загуляла в городе и замуж за торгаша вышла, вернее, это и замужеством не назовешь. Батюшка как узнал - запил с горя. Сожитель ее по Турциям повозил да и бросил, она к батюшке: мол, прости, прими, а принять он ее уже не мо­жет по канонам. И пришлось мне его в монастырь перево­дить, чтоб пить перестал. Вот какие исковерканные судьбы, а ты говоришь: не такая, обещала... "Гебе, конечно, решать, но моего архиерейского благословения не будет, как хо­чешь. Ты мне в июле нужен уже в Ставрополе как свя­щенник. Инспектор семинарии - это не шутки. В августе уже первый набор пройдет, в сентябре занятия начнутся.

- Но я люблю ее, я не могу без нее, - едва не плача, произнес Андрей.

- Это нелюбовь, Андрюша, это влюбленность, страсть, поверь мне, я много чего повидал. Влюбленность, она как ветер - пролетает и следа не остается. Правда, если силь­ный ветер, то останутся поломанные ветки, а то и повален­ные деревья. Зачем тебе эти буреломы в душе? Тебе у престола Божьего служить, а ты страсти разгребать собрался. Остановись, пока не поздно, видишь, не дает Господь тебе ее, значит, не твое. А твое, может быть, совсем рядом, а ты не видишь, как слепой из-за своей влюбленности.

- А если это любовь, а не влюбленность, - слезы навер­нулись у него на глаза.

- Нет, Андрей, не любовь это, и она тебя не любит. Как сказал апостол: любовь долготерпит, милосердствует, не ищет своего. А вы каждый свое ищете.

- Тогда благословите монашество, - выпалил Андрей, моментально покраснев.

Владыка даже усмехнулся и покачал головой.

- Я думал, ты взрослый, возмужал, а ты как мальчишка. Да разве можно монашество из-за несчастной любви при­нимать! Это только в плохих романах бывает. Невеста бро­сила - и побежал в монастырь с горя. Запомни, Андрюша, самые плохие монахи получаются из тех, кто из-за неудач­ной любви в монастырь идет. А монашество - это не твоя стезя. Я тебя десять лет знаю и наблюдаю, и поверь мне, грешному: если бы это было твое, я тебе уже давно сказал бы об этом. Нам, архиереям, с монахами, конечно, всегда проще: ни семьей, ни детьми не обременены, могут себя полностью отдать Церкви, - так что я в данном случае даже корысть имею. Сказал бы тебе: Андрей, готовься к по­стригу - и никаких проблем не имел бы. А я нянчусь с то­бой, как с малым дитем, потому что вижу, как архиерей, а не как человек, что твоя стезя брачная. Тебе жениться надо, а монашество, если и принимать, так в старости, когда страсти потухнут, это лично тебя касается.

Владыка Серафим вновь встал и подошел к окну. Анд­рей в этот момент незаметно смахнул навернувшуюся слезу. Пожалуй, он плакал три раза в жизни: когда увозили маленькую Нинку, сестренку дружка Мишки, когда умерла мама и вот сейчас. Нет, еще в тот день, когда Алена скры­лась в метели и он ее больше не видел. Он боялся показать свои слезы при владыке, хотя тот давно их заметил, поэтому и отошел к окну, из деликатности, дабы не смущать Андрея.

Пауза затянулась. Епископ что-то внимательно рас­сматривал за окном или делал вид, что рассматривает, затем резко повернулся к Андрею, упершись руками в под­оконник.

- У тебя есть еще кто-нибудь на примете? - внезапно спросил владыка.

- В смысле?

- Ну, девушка знакомая есть, которая тебе нравится?

Андрей помолчал, словно раздумывая. Конечно, ему нравилась Вероника, но рассматривать ее как невесту, а тем более как будущую жену ему и в г олову не приходило.

- Есть одна знакомая из регентской школы, но... - Анд­рей запнулся.

- Что но, у нее есть жених?

- Н-нет.

- Как ее зовут, кто она такая?

- Вероника, хорошая девушка, обычная.

- Что за семья у нее?

- У нее только тетка, монахиня. Тетка меч тала ее в мо­настырь определить.

- Значит так, я буду в Лавре через два дня, загляну к тебе. Ты предупреди свою Веронику, что владыка Серафим желает с ней переговорить, чтобы для нее это не было пол­ной неожиданностью. Ну все, иди с Богом, а то мне давно пора, - епископ взглянул на часы.

Андрей подошел под благословение, он хотел еще что- то сказать, в душе были буря и смятение, но владыка дал понять, что аудиенция окончена.

В класс Андрей возвращался сам не свой, ноги не слу­шались. Все рухнуло, это была катастрофа, он ее потерял, и потерял окончательно. Где-то у святых отцов он читал, что непослушание архиерею даром не проходит; где он это читал, вспомнить не мог, но мысль эта крепко засела в мозгу. Он понимал, что не посмеет ослушаться владыку Серафима, не посмеет, как бы ему ни хотелось это в данный момент. Он уже почти наверняка знал, что именно Вероника станет теперь его женой, и от этой мысли больно сжи­малось сердце.

«Что же ты наделала, Аленка, неужели не поняла, что я человек подневольный и не могу ждать, не могу подчи­няться своему желанию, - думал Андрей, словно разгова­ривая с ней и надеясь, что она услышит его за тысячи километров и все вернется на круги своя. - Не вернуть, все потеряно, все!»

Следующий урок прошел как во сне, Андрей ничего не слышал. На обед сходил механически, не помнил, что и ел. Так проходил он, как робот, до самой вечерней службы. Их хор пел в этот день. Была Вероника - все такая же ма­ленькая и кругленькая, стояла всю службу на цыпочках, смешно и как-то по-детски вытягивая шейку. Андрей всю службу не сводил с нее глаз, она же ни разу не взглянула в его сторону - наверное, чувствовала его взгляд и боялась. После службы, когда погас верхний свет и девушки соби­рали с пюпитров ноты, Андрей тихо ее окликнул. Она по­дошла, смущаясь и краснея, пряча глаза.

- Вероник, тут такое дело, - не зная, как начать разго­вор, произнес Андрей, - в общем... владыка Серафим Ставропольский хочет тебя видеть, он будет здесь через два дня.

Вероника сделала испуганные глаза, верхняя губа ее дрогнула. Видно было, что она разволновалась.

- Меня? - спросила удивленно. - Хорошо, как благо­словит, ты мне скажешь?

- Конечно.

На этом их разговор закончился, она даже не спросила, почему епископ хочет ее видеть, это Андрею показалось странным.

«Неужели она догадывается, в чем дело?» - думал он.

На следующий день Андрей встал задолго до подъема, чтобы пойти на братский молебен к Преподобному Сер­гию. Лишь в молитве он видел сейчас свое утешение.

Он устал от переживаний, ни Алена, ни Вероника не будоражили его воображение в то раннее утро. После мо­лебна стало еще легче. Рассвет не занимался, он бодро шел по хрустящим от снега лаврским дорожкам в семинарию, жадно и полной грудью вдыхал обжигающий морозный воздух. В душе зарождалась новая надежда.

Через два дня, как и было обещано, Гоголь вновь вы­звал Андрея в уже знакомый кабинет. Андрей шел более уверенно, понимая, что не в силах ничего изменить, и на­деясь только на то, что сама Вероника или ее тетка ответят отказом. А в случае отказа владыка Серафим вынужден будет ждать, поскольку на монашество Андрея он тоже не благословлял.

В кабинете ректора Андрея ждал сюрприз, оказыва­ется, владыка Серафим время даром не терял. В комнате на диване рядом с ним сидела Вероника, чуть дальше рас­положилась незнакомая монахиня.

- Здравствуй, Андрей, это мать Николая, тетушка нашей Вероники, - произнес архиерей.

Монахиня молча кивнула, быстро оглядев Андрея с ног до головы. Она была полной противоположностью Ники: худая, высокая, с жесткими, почти мужскими чертами лица и властным взглядом. Вероника бросила на Андрея какой- то испуганный взгляд, она явно очень стеснялась присут­ствия архиерея и своей тетки.

- Мы тут уже о многом поговорили, - произнес вла­дыка, встав возле окна.

Женщины же продолжали сидели, что, по всей види­мости, их несколько смущало, ведь сам преосвященный стоял.

- Андрюша, садись на диванчик, мне так лучше будет всех вас видно.

Андрей присел на самый краешек дивана, рядом с Вероникой, которая мгновенно сделалась пунцовой от смущения и столь близкого присутствия своего возлюб­ленного.

- Итак, я уже объяснил матери Николае и Веронике твою ситуацию с рукоположением, - начал архиепископ степенным голосом, - и то, что я тебя сразу по окончании учебы забираю в Ставрополь на должность инспектора от­крывшейся семинарии. Я побеседовал с Вероникой и на­шел, что она очень хорошая, смиренная девушка, к тому же без пяти минут регент, что немаловажно для жены свя­щенника. Более того, выяснилось, что ты, Андрей, ей давно очень нравишься. Так что я жду от вас, Андрей и Вероника, ответа.

- Как благословите, владыка, - прошептали почти од­новременно Андрей и Ника, густо при этом покраснев.

- Вот и отлично, я благословляю вас на брак. После Красной горки вас устроит?

Оба кивнули.

- Где будете венчаться, решайте сами, сейчас начина­ется Великий пост, а это самое подходящее время молит­венно подготовиться к такому ответственному шагу, да и узнать друг друга получше, испытать свои сердца. Браки должны совершаться по благословению Божиему, а не по велению похоти. Мы тут еще с матерью Николаей побесе­дуем, а вам советую пойти погулять.

- А как же уроки?

- Я уже предупредил, что сегодня вы не появитесь.

Они вышли на улицу. Мороз несколько ослаб, в воз­духе ощущалось первое, еле уловимое дыхание весны.

Вероника шла, низко опустив голову, она была такая же, как и в первое свидание - тогда, месяц назад. Все тот же пуховый платок, пальто и варежки на резинке. Шли молча, не заметили, как очутились далеко за стенами Лавры, в каком-то малознакомом кривом переулке, застроенном старыми деревянными домишками.

- Куда мы идем? - первая спросила Вероника, чтобы как-то разрядить напряжение.

- Не знаю, наверное, куда глаза глядят, - тихо ответил Андрей.

- Может, тогда пойдем назад, - неуверенно предло­жила Вероника.

В воздухе кружились редкие снежинки, было тихо, солнце пробивалось сквозь пелену розовато-оранжевых облаков.

- Скоро Великий пост, - безучастно произнес Андрей.

- Через неделю, время летит, - ответила Вероника.

Они медленно побрели назад, так больше и не сказав ничего друг другу. В их жизни все было предрешено. Они поженятся после Красной горки, где-то в мае, затем Анд­рея рукоположат. Она будет ему верной и любящей женой до конца своих дней, даже если он никогда не сможет полюбить ее.

Пост пролетел быстро. Все хлопоты о предстоящем венчании взяли на себя дядя отец Кирилл и его жена ма­тушка Ксения. Тетка Николая уехала в свой монастырь: монашествующим не пристало заниматься такими делами, даже если речь идет о самых близких людях. Андрей не хотел ни во что вникать. Матушка Ксения выбирала платье невесте, покупала костюм жениху, даже обручальные кольца будущие супруги выбирали не сами.

С приближением мая беспокойство все чаще охваты­вало Андрея. Должна была вернуться Алена. Все это время от нее не было ни одной весточки. Впрочем, как она могла связаться с семинарией, оправдывал ее Андрей.

Он мучился. С одной стороны, любовь к Алене не желала проходить, с другой - Вероника, которую он тоже любил, но как-то по-другому, скорее, как сестру. Отказать Веронике он не мог не только потому, что за ней стояло архиерейское благословение, но и, более всего, потому, что такого искреннего и преданного человека он не мог ранить. Он думал о том, как расстроить свадьбу, но всякий раз эта мысль обжигала его, как огнем. Он не может поступить так с Никой, она его любит, и что будет с ней, если он ее бросит. Это будет предательством с его стороны. Какая буря бушевала в его душе, знал один Господь.

Вероника, видя отношение к ней Андрея, хотела отме­нить намеченную свадьбу, но не смогла этого сделать. Схо­дила в Лавру к своему духовнику отцу Ефрему, подробно рассказала обо всем. Отец Ефрем вздохнул и покачал седой головой.

- Ну, детка, что я могу сказать тебе против епископ­ского благословения. Это как Сам Господь Бог благосло­вил, а значит, надо следовать ему, иначе будет на вас грех непослушания. Хотя случай у вас просто уникальный, такое редко бывает, чтобы владыка все сам решил своею вла­стию, значит, так Господь управил и будете вы счастливы, вот увидишь. Во всем надо искать волю Божию.

Вероника от духовника ушла несколько успокоенная, не будет она ничего решать сама. Если Богу будет угодно, свадьба расстроится сама.

За все время они так ни разу и не поцеловались. Анд­рей брал ее за руку, когда они гуляли, но не более того. У него было много хлопот: буквально через неделю после венчания была назначена дьяконская хиротония, а еще через неделю священническая.

Однажды, за два дня до венчания, они гуляли возле Лавры, спустились к тенистому источнику преподобного Сергия, где сели на лавочку под густыми ветвями ив. Весна была в самом разгаре, и ярко-зеленые клейкие ли­сточки радостно светились на солнце свежим изумрудом.

- Знаешь, Ника, - произнес Андрей в задумчивости, не зная, как начать разговор, - я хочу, чтобы ты меня пра­вильно поняла.

Вероника внутренне напряглась.

- Я дал Богу обет, что не прикоснусь к тебе как к жене до рукоположения в священники.

- А потом? Потом ты будешь со мной как с женой или хочешь, чтобы у нас, как у Иоанна Кронштадтского? Я не смогу так, я имею в виду, что не смогу так всю жизнь, я детей хочу, и вообще... - она запнулась, казалось, что сей­час заплачет.

Вероника страшно боялась и того, и другого, а слова Андрея принесли некоторое облегчение. Вот уже не­сколько дней она с ужасом думала о предстоящей брачной ночи, о близости и о том, что ей предстоит стать женой. Она боялась этих отношений, так как ничего о них не знала кроме того, что первый раз бывает больно. Они страшили ее своей полной неизвестностью и таинственностью. И это повергало ее в почти панический ужас. Книг на эту тему она никогда не читала, а тетка тем более ничего подобного не рассказывала. Но она боялась и другого: что Андрей и вовсе откажется с ней жить.

- Что ты, куда мне до такого святого, как Иоанн Крон­штадтский! Я же сказал - только до рукоположения, ну и после священнической хиротонии минимум неделя должна пройти, максимум - сорок дней, вот и все. Конечно, мы будем жить с тобой как муж и жена, - подбирая слова на столь деликатную тему, произнес Андрей.

Он взял Веронику за руку и быстро поцеловал ее в губы.

В тот день Казбек появился в ауле в знойный полдень, когда жизнь в селе, и без того еле теплящаяся, оконча­тельно замирала.

Он был страшно чем-то недоволен. Принес продукты и спешно направился к своей машине, не пытаясь загово­рить с Фатимой. Та, как умная восточная женщина, не стала приставать с расспросами к мужчине, а чинно удали­лась к своей летней плите, делая вид, что тоже очень занята.

Уже возле калитки в нагрудном кармане Казбека запи­щал телефон.

Алена, сидевшая на веранде, вдруг заметила, как из на­грудного кармана Казбека вылетела какая-то бумажка и тихо спланировала в густую траву. Казбек что-то громко кричал в свой телефон и стремительно удалялся к машине. Алена перевела взгляд на Фатиму - та возилась возле печи, ничего не заметив.

Казбек уехал, Алена тихо подошла к тому месту, где он стоял, - и не поверила своим глазам. Это был знак, указа­ние пути, прямая помощь. На траве лежала сложенная вдвое пятисотрублевая купюра. Алена чуть не вскрикнула от радости. Быстро подняла деньги и сорвала незатейливую ромашку, сделав вид, что любуется цветком. Старуха не­довольно посмотрела на нее, давая понять, что Алена слиш­ком близко подошла к калитке и ей этого делать не следует, дабы сохранить установившиеся между ними хорошие от­ношения. Алена быстро удалилась к себе в комнату. Надо было немедленно спрятать деньги так, чтобы Фатима их не нашла.

Теперь она знала, как воспользуется деньгами. Глав­ное - добраться до мало-мальски цивилизованного селения, из которого можно уехать на автобусе, вот тут ей и понадо­бятся деньги. Доехать до Ставропольского края, а там ра­зыскать Андрея - теперь уже отца Андрея. Алена не знала, где его искать, она знала одно, что родом он из станицы Стеблиевской. Это гораздо ближе, чем Ставрополь, это район Кавказских Минеральных Вод, соседний с Кабар­дино-Балкарией. На то, что отец Андрей живет или нахо­дится сейчас в Стеблиевской, надежд почти не было. По­следний раз она слышала о нем от Насти, которая рассказывала, что он инспектор Ставропольской семина­рии. Доехать до Ставрополя почти нереально. Если она не найдет отца Андрея в Стеблиевской, то будет просить помощи на месте. Главное - выбраться отсюда, с этих не­навистных гор.

Как уйти незамеченной, Алена не знала, пока не полу­чила с небес второй знак. Оказалось, что бабушка Фатима до умопомрачения боится грозы. Однажды после обеда, когда она мирно возилась возле своей плиты, налетел силь­ный ветер, подняв столбы пыли на улице, и небо мгновенно затянулось черными тучами. Грянул гром. Все произошло так внезапно, что бабка от испуга уронила кувшин, который разбился вдребезги. Но она, словно не заметив этого, бро­силась закрывать ставни, затем заперла дверь на засов и, забившись под одеяло на своей кровати, замерла.

Дата добавления: 2015-08-27