Все знают о трагических событиях, произошедших в храме Апостола Фомы на Кантемировской в ночь с 19 на 20 ноября. В храме неизвестным злодеем был расстрелян мой муж, священник Даниил Сысоев. Его 11 страница

Наталья сидела на своей кухне и пила. Рядом с ней стояла открытая трехлитровая банка с маринованными по­мидорами и литровая бутыль горькой перцовки, наполо­вину опустевшая. Она налила еще рюмку, залпом выпила, достала рукой помидор, пососала, капая на скатерть. На краю стола валялся компьютерный диск. Наталья покоси­лась на него и произнесла: «Это все из-за тебя, сволочь. Если бы не эта дрянь, Кирюха никуда не рванул бы, а те­перь его нет». Она рассуждала вслух, глядя на диск.

В какой-то момент ей захотелось спустить его в мусо­ропровод или вышвырнуть в окно, за которым хлестал про­ливной дождь. Кончилось зыбкое и короткое бабье лето. Конец октября, в Москве зарядил сезон холодных и про­мозглых дождей. Скоро выпадет снег и на улицах начнется непролазная грязь.

Наталья прислушалась к шуму дождя, словно пыталась расслышать в этих звуках что-то еще. Потом подняла мо­бильник, небрежно брошенный на пол, и в который раз на­брала повтор с номером Кирилла, услышав ставшее привычным: «Абонент не отвечает или находится вне зоны действия сети».

Кирилл не отвечал уже две недели. Уезжая, он вручил ей этот диск и номер телефона некоего майора ФСБ Ев­гения Бережева и попросил: если через десять дней от него не будет вестей, отдать диск этому самому Бережеву.

Вначале Кирилл звонил из Нальчика, потом из какого-то городка, сказав, что дня три будет в горах вне доступа, а потом обязательно ей перезвонит, напомнил еще раз про диск и про десять дней.

Десять дней давно прошли, Наталья чувствовала, что что-то случилось, но с указанным майором так и не связа­лась. Хотела пойти в милицию, потом передумала, показа­лось глупо. Одновременно корила себя за бездействие, возможно, она теряет драгоценное время, размазывает сопли вместо того, чтобы действовать.

Надо срочно звонить этому майору, с Кириллом что-то случилось, а она сидит и льет слезы.

Расстались они плохо. Кирилл приехал к ней, они так же сидели на кухне, пили чай с коньяком, потом он сделал ей предложение, очередное предложение, а она так совер­шенно буднично ответила ему, что эта тема давно закрыта и не обсуждается. Она никогда не станет его женой, она не уверена в своих чувствах, а главное, она ценит свободу и презирает семейную жизнь...

Кирилл помрачнел и сказал, что уезжает в частную командировку в Кабардино-Балкарию, хочет провести там какое-то журналистское расследование.

- Две недели назад мне подкинули вот этот диск, - и он достал из внутреннего кармана пиджака самый обычный компьютерный диск.

- Кто тебе его подкинул?

- Не важно, я и сам не знаю. Важно другое: на нем, по всей видимости, очень важная информация о некоем че­ченском террористе по кличке Султан. Эту болванку надо передать в ФСБ, думаю, им тоже будет интересно, но прежде я хочу сам кое-что проверить. Ты же знаешь, я этим всегда занимался и это моя тема.

- И что ты хочешь проверить? - почти равнодушно спросила Наталья, подливая чай в чашки.

Она привыкла к импульсивности и горячности своего друга, более того, она считала, что он, как всегда, что-то во­ображает и преувеличивает. Ну зачем диск с серьезной ин­формацией подкидывать какому-то журналисту? Наверняка там секрет полишинеля, ФСБ давно это знает и только посмеется над ним. А Кирилл в очередной раз пы­тается раскопать сенсацию, а заодно вывести на чистую воду какого-то террориста.

- Я хочу поехать туда, - задумчиво произнес Кирилл.

- Куда ты поедешь? - уже с явным скепсисом спросила Наталья.

- Здесь указывается примерное местонахождение ла­геря смертников. Ну лагеря, где готовят шахидов-смертников, вернее, шахидок. Это женский лагерь. И руководит им некий Султан. Он не только шахидками занимается, у него достаточно широкая террористическая деятельность. Здесь об этом тоже есть.

- Одно мне непонятно: почему координаты лагеря ука­заны весьма приблизительно, неужели у того, кто подкинул диск, неточная информация? Может, это вообще блеф? Некто хочет запустить в прессу очередную утку, поэтому информация нуждается в проверке. И я должен это про­верить, может, и Султана никакого не существует, - Ки­рилл отхлебнул чай из кружки и задумался.

- Ты с ума сошел, туда ехать, - Наталья переменила тон на серьезный и заметно изменилась в лице. - Ты во­обще соображаешь, что ты задумал? Отдай этот диск нафиг фээсбэшникам, и пусть они сами разбираются со всякими ханами-султанами. Ехать в лагерь смертников - это равно­сильно тому, чтобы приговорить себя к смерти!

- То, что это опасно, я и сам понимаю, буду соблюдать осторожность. Наташ, я журналист, я не могу просто так перекинуть информацию, не воспользовавшись ею. Мно­гие на моем месте просто и не мечтали получить то, что я получил. Да ему цены нет, - и он потряс сверкнувшей всеми цветами радуги болванкой. - Я не могу писать про открытие нового детского садика или про посещение мэром дома культуры, мне это скучно, я деградирую, когда нет нормальной работы.

- А это ты называешь нормальной работой? Копание во всяком дерьме, хождение по лезвию ножа - это нормаль­ная работа? Ты забыл, как три года назад у чеченов в под­вале месяц просидел, тебе мало тогда по башке настучали, еще хочешь приключений на свою задницу?!

Три года назад трех российских журналистов под Гроз­ным похитили неизвестные. Тогда, конечно, поднялась шумиха в прессе и на телевидении. Новостные каналы пе­стрели анонсами о дерзком похищении. Чеченцы на это и рассчитывали, они собирались обменять журналистов на своих боевиков, что им благополучно удалось сделать. Под шумок в очередной раз ругали правительство, президента.

Евгения Стародворцовская - скандально известная ли­беральная правозащитница - в эфире столь же скандаль­ной программы «Наше дело» взахлеб рассказывала о бедных чеченских детях, которых уничтожают злые феде­ралы, а несчастные чеченские матери и их героические отцы вынуждены идти на столь непопулярные меры, как похищение людей, взрывы домов, захват заложников. В ответ на либеральные выступления вышло несколько пат­риотических фильмов и передач, затем выступил патри­арх, после него муфтий, который заявил, что истинные правоверные мусульмане никогда не похищают людей.

Тем временем трех журналистов и еще одного слу­чайно попавшегося под руку шофера-дальнобойщика, у ко­торого чехи конфисковали на нужды свободной Ичкерии фуру, груженную моторным маслом, держали в темном сыром подвале, где они сильно простыли, покрылись фу­рункулами. Содержались они практически без еды, по нужде ходили в одно грязное ведро. Шофера-дальнобой­щика боевики отпустили раньше журналистов, дав ему в качестве моральной и материальной компенсации за укра­денный «КамАЗ» с товаром триста фальшивых долларов. Журналистов позже обменяли на боевиков и после непро­должительного лечения в больнице несколько раз показы­вали в разных прямых эфирах, где они рассказывали о своих злоключениях. Одним из похищенных журналистов и был Кирилл.

После этого случая он сильно изменился: как вырази­лась Наталья, ударился в религию. Она думала, что это случилось с ним от сильного нервного потрясения и вскоре пройдет, но все оказалось очень серьезно.

Кирилл крестился и стал ходить в храм исповедоваться и причащаться. Интимные отношения с Натальей стал на­зывать блудом, что ее просто шокировало, более того, он стал настойчиво предлагать ей выйти за него замуж, и не просто, а обязательно венчаться в церкви. Иногда Кирилл постился, по крайней мере, старался поститься. Наталья готова была крутить пальцем у виска, но старалась отно­ситься к состоянию Кирилла снисходительно - как к тяже­лой и продолжительной болезни. Что произошло с ним, вернее с его душой, в заключении, она так и не смогла вы­яснить. Он уклонялся от ответа, говоря, что о таких тайнах даже самым близким не рассказывают. Одно только сказал: с ним произошло чудо и он рад, что там побывал.

- Журналистская работа - это всегда хождение по лез­вию ножа, иначе это не журналистская работа, - с некото­рым раздражением ответил Кирилл.

Наталье показалось, что он обиделся, во всяком случае искал в ней поддержку, а наткнулся на стену непонимания. Если бы Наталья тогда знала, что Кирилл решил не ехать, если она даст согласие выйти за него! Но она этого не знала...

- Кира, давай выпьем еще коньяка, - предложила На­талья. - Знаешь, мне кажется, не стоит тебе ехать, это боль­шой риск, к тому же ты собрался туда один, нелегально...

- Я решил ехать, - перебил ее Кирилл.

Потом они еще посидели и говорили о какой-то ерунде. Кирилл все медлил уходить, словно ждал от На­тальи, что она передумает и согласится стать его женой. Наталья в тот вечер ждала совсем другого, она рассчиты­вала, что он останется с ней на ночь, даже намекала на это, но безрезультатно.

После столь странного разговора откровенно приста­вать к нему и тащить его в постель она постеснялась, хотя в другой обстановке и при других обстоятельствах спо­койно прибегала к разного рода ухищрениям, и он, не­смотря на свои убеждения, что с женщиной спать можно только в венчанном браке, оказывался в ее объятиях.

Наталья набрала номер телефона майора.

- Алло, - ответил приятный баритон.

Наталья растерялась и хотела нажать отбой, но мысль о беде с Кириллом не оставляла ее. Его надо срочно искать, наверняка опять попал в плен и сидит в очередном гряз­ном подвале. ФСБ его найдет и освободит, а дальше будет как в сказке: они будут жить долго и счастливо. Голова кру­жилась от выпитого алкоголя, Наталья окончательно рас­терялась и не знала, что говорить.

- Алло, я вас слушаю, - повторил баритон в трубке.

- Здравствуйте, - стараясь четче выговаривать слова, произнесла Наталья.

Она только сейчас поняла, что пьяна и язык у нее здо­рово заплетается.

Три ночи подряд Ахмет читал Евангелие. Он был по­трясен, он не мог ни есть, ни пить, не мог понять, что с ним происходит и почему эта небольшая книга, которую урусы считают священной, производит на него такое впе­чатление. Он брал Коран, перечитывал некоторые суры и не чувствовал ничего. Затем открывал Евангелие, читал, вновь читал, закрывал и обдумывал то, что прочел. Каза­лось, что слова, написанные там, проходят через ум прямо в сердце.

«Может, это заколдованная книга? - думал Ахмет. - Нет, в ней какая-то потусторонняя сила, это не просто книга, недаром этот журналист носил ее с собой. Бог об­щается с людьми, Божий Сын лично приходит к ним, чтобы их спасти и умереть за них! Невероятно, Аллах ни­когда лично с людьми не общается, а только через пророка. Иса, оказывается, Сын Божий, ходит с людьми, учит их любви, а потом умирает за них! Он учит любить своих вра­гов, проявлять к ним милосердие!»

Ахмет был потрясен. Ничего подобного никогда в своей жизни Ахмет не слышал, его учили ненавидеть не­верных, его учили беспощадности к врагам. Он много лет только и делал, что убивал, думая, что этим служит Все­вышнему, надеясь заслужить у него благоволение.

Эти мысли не выходили у него из головы, теперь он все время думал о прочитанном, он словно попал из своей привычной жизни в какую-то другую. И эта другая жизнь его манила и казалась более реальной, чем та, которой он жил. Война, его священный джихад оказались абсурдом, он всю жизнь воевал и не знал ничего, кроме войны. Он уби­вал ради Аллаха и не знал ничего другого, его так учили, ему так внушали.

У Султана был прием, на этот раз не столь многочис­ленный, как прошлый, когда прикончили несчастного жур­налиста. Опять подавались обильные закуски, стол ломился от яств. Девушки приносили еду и напитки.

Ахмет сидел в задумчивости, почти не ел, в разговоре почти не участвовал, отвечал невпопад. Еще днем, ожидая приема, собирался развлечься, вкусно закусив, а затем взять себе на ночь какую-нибудь красавицу, но к вечеру его одолели ставшие привычными мысли о Евангелии. Из го­ловы не выходил Иса, Он там поселился - и не только в го­лове, а в душе, в сердце. Ахмет даже пытался выгнать Его как непрошеного гостя, но безуспешно, Он опять и опять приходил и не давал покоя.

Обсуждались детали предстоявшей очень важной опе­рации, а Ахмет с трудом понимал, о чем идет речь. Это не скрылось от цепкого и проницательного взгляда Султана.

- Ахмет, ты устал или чем-то опечален? - спросил Сул­тан, пристально глядя ему в глаза.

Он всегда так смотрел, чтобы понять, будет врать собе­седник или нет. Он очень остро чувствовал малейшую ложь, обмануть Султана могли лишь самые искусные и рав­ные ему самому.

Ахмет был предан ему с юности. Иорданский юноша, рано лишившийся родителей, в свое время попал к Сул­тану еще там, в Иордании, когда тот занимался вербовкой кадров для ведения террористической войны в Российской Федерации.

Ахмет происходил из древнего знатного эмирского рода прямых потомков Измаила, который вел свою родо­словную со времен Авраама. Правда, род этот был обед­невшим и весьма немногочисленным. Сам Султан тайно завидовал его происхождению. Сын простого чабана и пря­мой потомок Авраама - Султан чувствовал колоссальную разницу. Именно своим предкам Ахмет был обязан пре­красным, породистым лицом без малейшего изъяна. Сул­тан завидовал и его внешности и, хотя сам был весьма не­дурен, хорошо понимал, что в нем не было породы, того самого неуловимого, что делает облик человека благород­ным, как благороден облик чистокровного арабского скакуна. Тем не менее Ахмет много лет был его ближайшим сподвижником и помощником, а Султан про себя в шутку называл его лицом рекламной кампании, так как Ахмета постоянно снимали на видео, где бы он ни выступал с раз­личными экстремистскими заявлениями.

- Наверное, устал, - ответил Ахмет, потупив взор.

- Ты что-то недоговариваешь, меня невозможно об­мануть, - тихо произнес Султан, хитро прищурив кошачьи глаза, глядя на Ахмета так, будто пытался разглядеть его душу.

Ахмет еще больше потупился, он не мог противостоять психологической атаке своего господина.

В этот момент в помещение тихо вошла Алена, неся поднос с фруктами и кувшин лимонной воды. То, что про­изошло в следующую минуту, было столь молниеносно и ошеломительно, что многие сидящие за столом даже не поняли, что, собственно, случилось. Алена на минуту задер­жалась за спиной Султана, и именно это стало решающим в жизни Ахмета.

- Я прочитал книгу, которая была у того журналиста, Новый Завет называется, - ответил Ахмет.

Лицо Султана мгновенно перекосилось от ярости, глаза налились кровью и ненавистью, как у разъяренного быка.

- Ты прочитал Инжил?! - в бешенстве заорал Султан. - И что ты там вычитал, в этой поганой кафирской книге?

- То, что Иса, оказывается, Сын Божий, Спаситель людей, и Бог, оказывается, может общаться с людьми... - Ахмет недоговорил.

- Сволочь, собака! - Султан выхватил пистолет и вы­стрелил, но в эту секунду Алена, стоявшая сзади, бросила поднос на руку Султана.

Пуля прошила стол, разбив блюдо с мясным соусом, фрукты разлетелись по всей комнате, а Султан оказался облитым лимонной водой. Он мгновенно забыл про Ах­мета, вскочил и, как разъяренный зверь, бросился на Алену, выкрикивая нечленораздельные ругательства, уда­рил ее с размаху несколько раз по лицу и, схватив за плечи, швырнул в другой угол комнаты.

- Как ты посмела, женщина, вмешиваться в мужские дела! Вон отсюда, и чтобы я тебя больше не видел!

Вечером Алена лежала на своей кровати, отвернувшись лицом к стенке и поджав под живот ноги. На левой скуле вздулся большой фиолетовый синяк. Слезы давно высохли, в душе осталась одна пустота - ни мыслей, ни эмоций, не было ничего.

Только что вернулась Насира, она уже знала, что про­изошло с Аленой, и в душе радовалась, что той наконец влетело, ведь Алену она больше всех девушек ненавидела за то, что ее постоянно вызывал их господин. У нее было прекрасное настроение, и она напевала какую-то песню на чеченском языке. Но Насира еще не знала, какое счастье ее ждет сегодня и что именно сегодня ночью она исполнит свое женское предназначение, о чем мечтала все время, что находилась в лагере.

Около полуночи дверь отворилась без стука: запи­раться в лагере было запрещено. На пороге появился сыто ухмылявшийся Казбек.

- Дядя? - вскрикнула испугавшаяся Насира.

- Тебя Султан зовет, - произнес Казбек, омерзительно хихикая и потирая руки.

Насира поспешно вскочила и последовала за дядей.

Алена поднялась и посмотрела в темное окно на уда­лявшиеся фигуры.

Острая боль пронзила ее душу. Она мгновенно забыла о том, что Руслан пару часов назад ее избил, то, что произошло сейчас, было сильнее и страшнее любых побоев. Может быть, если бы она воспитывалась в той среде, что Насира, она вос­приняла бы подобное нормально, ведь мужчина имеет право делать то, что считает нужным. Но она расценила это исключительно как предательство и измену со стороны чело­века, которого безумно любила и которому отдалась всецело.

Ком подкатил к горлу, ей хотелось рыдать от обиды и досады, спазмы буквально душили ее, словно ледяные не­видимые пальцы сжимали горло, не давая дышать. Утром Насира так и не появилась. Не пришла она и на следую­щий день. Алена все это время не выходила из домика, ска­завшись больной. Весть о том, что она прогневала Султана, уже разнеслась по всему лагерю.

На третий день появилась Насира. Лицо ее сияло от счастья, черные глаза блестели лихорадочным огнем, алые губы заметно припухли и словно горели, в руках она дер­жала сверток. Алена, лежавшая на кровати, отвернулась к стенке, чтобы не видеть ее.

- Посмотри сюда, что я принесла, - восторженно про­изнесла Насира, разворачивая сверток. Алена невольно обернулась.

Свертком оказалась простыня - грязная простыня, на которой отчетливо были видны несколько бурых пятен от крови. Алена все поняла, ее затошнило от отвращения и злобы. Первая мысль была вскочить и вцепиться этой на­халке в волосы, но сил на подобное просто не нашлось. Она была раздавлена и уничтожена.

- Я отдала ему свою невинность, - гордо произнесла Насира, потрясая грязной простыней. - Он захотел ее взять, и я с радостью отдала ее ему! Потом он спросил, какой подарок я хочу, и я сказала, что лучший подарок будет, если он отдаст мне вот эту простыню.

И она закружилась в танце по крошечной комнате, прижимая материю к лицу так, будто ласкала ее, и напевая что-то на своем языке. Алена схватила со стола стакан и за­пустила им в Насиру. Ловкая и гибкая, как кошка, девушка увернулась, стеклянный стакан попал в стену и вдребезги разлетелся. Насира зашлась бешеным хохотом и повали­лась на свою кровать, все так же прижимая к лицу и груди мятую простынь.

Сколько она так хохотала, Алена уже не помнила, ее колотил озноб, и она лежала как в бреду, не веря, что это происходит с ней на самом деле. В ушах звенел безумный смех даже тогда, когда Насира давно успокоилась и куда- то удалилась.

У Султана она провела еще несколько ночей, все это время ходила с безумными глазами и высоко поднятой го­ловой, ее узкие зрачки смотрели колко и с издевкой.

Однажды вечером, будучи не в силах видеть Насиру, Алена спустилась к ручью. Осень подходила к концу, и вода в потоке стала еще более студеной. Алена умылась до ломоты в глазах и опустила в ледяную воду ступни, присев на камень, чтобы хоть как-то привести в порядок разгоря­ченные мысли. От любви Руслана она зависела, как нарко­ман от дозы, и, когда он отказал ей в ласке и на глазах у нее взял себе другую девушку, это было равносильно удару ножа в спину. Без его любви, именно без плотской любви, к которой она за два года привыкла, как привыкают к воз­духу, ей было очень плохо. Это состояние можно сравнить разве что с абстинентным синдромом, столь сильную за­висимость от нее она испытывала. Ради этой любви, осо­бенно теперь, она готова была пойти на все.

От холода ноги нестерпимо заломило, словно тысячи иголок впились в самые кости. Алена убрала закоченев­шие ноги из воды, в этот момент ее охватило такое силь­ное отчаяние, что захотелось разбить себе голову кам­нем. Она уже нащупала рукой булыжник потяжелее и побольше, чтобы нанести удар по виску, такой удар, чтобы хлынула кровь и чтобы было больнее, чем ногам от холодной воды. Ее душевная боль стала несоизмери­мой ни с какими физическими страданиями. И она жаж­дала этих страданий, она хотела сделать наконец то, к чему готовил ее Руслан. Пальцы уже сжали увесистый круглый камень, когда она почувствовала за спиной лег­кие шаги. Ей даже показалось, что это Руслан, сам при­шел за ней, она так хотела оказаться в его объятиях и отдаться ему прямо здесь, на камнях. Алена вздрогнула и резко обернулась.

- Прости, что напугал, - это был Ахмет.

От досады и раздражения Алена чуть было не запустила булыжником в его красивую физиономию. Тем более что именно этот человек был прямой причиной ее несчастья. Ее движение Ахмет уловил моментально, улыбнулся и не­сколько подался назад. Конечно, он знал, за что она злится на него.

- Я хотел сказать тебе, да только не мог застать тебя одну, что я твой должник.

Ахмет, так же как и Султан, владел безупречным рус­ским и говорил без акцента, что для человека его про­исхождения было крайней редкостью. Видимо, в свое время Султан усиленно обучал его языку, ему нужен был чисто говорящий помощник.

- Спасибо за тот случай, - он помялся, в смущении пе­реступил с ноги на ногу, наверное, благодарить ему при­ходилось в жизни редко, тем более женщину он благодарил впервые. - Извини, - он запнулся, раздумывая, продол­жать начатую фразу или нет. - То, что ты сделала для меня, я не забуду.

Ахмет повернулся и стал быстро подниматься по кру­тым ступенькам. От досады и злости Алена с силой запу­стила камнем в скалу на противоположном берегу. Камень с глухим стуком отскочил от склона, как мячик, и булькнулся в воду. Алена, не в силах сдерживать свои эмоции, безудержно зарыдала.

Через несколько дней Насира и еще одна девушка ис­чезли из лагеря, вернее, их увел Казбек. Незадолго до их ухода уехал и Султан. Находясь в лагере, Алена не могла знать, что через три дня после их исчезновения все ново­стные каналы сообщали о теракте возле касс одного из мос­ковских стадионов, на котором планировалось проведение молодежного музыкального фестиваля.

Взрыва Насира не услышала, лишь адская боль прон­зила внутренности. Тела не стало, вернее, оно разорвалось на несколько кусков. Голова и часть туловища лежали от­дельно в луже крови, внутренности и остатки ног были раз­бросаны поодаль вперемешку с несколькими другими изувеченными телами людей, которые оказались в страш­ную минуту рядом со смертницей. Тела не было, а был ужас от происшедшего. Звуки она слышала, как во сне или как в испорченном магнитофоне, но к ним добавились и звуки, которые люди никогда не слышат при жизни. Это были голоса ОТТУДА, для нее это были страшные голоса. На земле метались дико кричащие окровавленные люди, кто-то лежал, не в силах подняться, кто-то полз, кто-то уже никогда не поднимется. Радости от увиденного она не ис­пытала, был страх и кошмар. Повеяло холодом и тленом, что-то черное и безысходное медленно надвигалось на нее.

Она поняла, что ее обманули, подло обманули: здесь не было обещанного рая, здесь начинался ад, и это черное должно было вот-вот поглотить ее, как поглощает воронка водоворота. Рая не будет, назад ничего не вернуть, время для нее кончилось, она переступила порог, и оттуда нет возврата. Теперь был только страх и ужас. В панике она попыталась отыскать свое тело, спрятаться от этого зла, на­чавшего уничтожать ее, рвать ее трепещущую душу, но от тела остались одни кровавые куски. Голова с безобразно раскрытым ртом, будто в последнем крике, вместе с частью туловища лежала отдельно. Ничего не вернуть, ничего не исправить, все кончено. Рая не будет никогда.

Первые полосы всех газет пестрели подробностями про­исшедшего. Велось расследование, было возбуждено уго­ловное дело по статье «терроризм». Передавались сводки о количестве погибших, раненых и скончавшихся в больницах. Очень быстро были установлены личности террористок- смертниц - ими оказались две чеченские девушки, одна из которых - семнадцатилетняя Насира Таланбиева.

В селе Алканюрт в доме Таланбиевых был траур и праздник одновременно. Резали баранов, готовили угоще­ние - якобы на поминки. Соседи, друзья и родственники Таланбиевых приходили с поздравлениями. Женщины, готовящие еду, временами, как по команде, громко пла­кали, мужчины были сдержанны.

Вскоре в доме Таланбиевых появились представители МВД и ФСБ. Допрашивали мать и отца Насиры, которые показали, что их дочь была похищена неизвестными несколько месяцев назад, куда увезена и что с ней происходило все это время, они не знали. На вопрос, почему не заявили о про­исшедшем, ответили, что в семье остались еще четыре дочери, за судьбу и безопасность которых они боялись. Вот так просто все было. Через полгода семья Таланбиевых пе­реехала в Азербайджан, сменив старую развалюху на новый добротный дом. Затем две дочери были удачно выданы замуж, а материальное благосостояние семьи заметно улучшилось.

- Алло, я вас слушаю, говорите же, - повторил голос в трубке.

- Здравствуйте, вы меня не знаете, меня зовут Наташа, мне необходимо с вами встретиться, есть информация.

Наталья не знала, как правильно построить фразу. Она боялась, что диск могут искать, может быть, уже ищут и прослушивают телефоны. А уж ее телефон будут прослу­шивать в первую очередь, так как она подруга Кирилла.

В трубке помолчали, наверное, обдумывали услы­шанное.

- Более конкретно вы не можете объяснить ситуацию?

- Только при встрече, но это важно, это касается про­пажи человека.

Она сказала про похищение, чтобы хоть как-то себя обезопасить. Если ее слушают, она, естественно, должна беспокоиться о пропавшем приятеле.

- Но пропажа человека - это не совсем по адресу, - возразил голос.

- Нам надо встретиться, и я все объясню, - поспешно вставила Наталья.

- Хорошо, когда и где?

- «Макдональдс» на Пушкинской, в любое удобное для вас время, только поскорее, - быстро ответила Наталья.

- Х-м, интересное место, ладно. Завтра в семь вечера вас устроит? Как вы выглядите?

- Я надену красную куртку; черные вьющиеся волосы будут собраны в хвостик.

- Хорошо, я понял. До завтра.

- Подождите, а как я вас узнаю?

- Я сам к вам подойду. До свидания, - трубку повесили.

Наталья долго сидела, словно в оцепенении, потом вы­пила еще и поплелась в душ.

На следующий день она проснулась поздно, почти в двенадцать, голова болела. Позвонила на работу, сказала, что заболела.

«Обойдутся, - подумала Наталья, - я не Кирилл, а про открытие очередного детского садика, встречу мэра с пре­фектами и обманутых пайщиков напишут другие».

Она ни о чем не могла думать, кроме того, что про­изошло с Кириллом и что ей надо делать, а главное, как правильно делать.

За полчаса до назначенного времени Наталья появи­лась в «Макдоналдсе». От запаха американского фастфуда вдруг почувствовала острый приступ голода, вспомнив, что ни вчера, ни сегодня ничего не ела. Наталья взяла двойной чизбургер, большую порцию картошки и кок­тейль. Свобоных мест почти не было, только сейчас она заметила, что зал буквально до отказа забит людьми, при­шлось пристроиться на неудобном, дурацком высоком стуле. Она ненавидела такие стулья и называла их кури­ным насестом, и бары не любила именно из-за подобных стульев.

«И кто их только придумал?» - в очередной раз зада­лась Наталья этим вопросом, пытаясь пристроиться на не­удобном круглом сиденье.

Наконец она принялась с жадностью поглощать кар­тошку и чизбургер, не замечая, что за ней уже наблюдают.

Коктейль оказался слишком приторным, но сползать со своей табуретки и идти за кофе, а затем искать новое место ей совсем не хотелось. Она порылась в сумочке, чтобы найти мобильник и посмотреть время. Ненавист­ный диск лежал на месте. Наталья положила сумку на колени, подумав, что слишком опрометчиво повесила ее на спинку стула: любой мог подойти сзади и вытащить диск. Может, эта болванка - единственная нить, связы­вающая с Кириллом, и единственная возможность его найти. Человек, которого она ждала, подошел незаметно, на подносе, который он держал в руках, стояли два ста­канчика с кофе.

- Здравствуйте, вы Наталья?

- Наталья, - чуть было не задала ему идиотский вопрос, откуда он узнал ее имя, но вовремя спохватилась.

«Совсем мозги вчера пропила», - критично подумала о себе.

-Добрый вечер, да, я Наталья, а вы, если не ошибаюсь, Евгений... Простите, не знаю вашего отчества.

- Петрович, можно просто Евгений. Хотите кофе?

- Спасибо, если можно.

- Интересное место вы выбрали.

- Почему?

- Слишком многолюдное, хотя с точки зрения безопас­ности это правильное место. Итак, что у вас ко мне?

Это был человек среднего роста, из тех, про кого можно сказать «человек без особых примет». Такого встре­тишь на улице и никогда не обратишь внимание.

«Интересно, в этой организации все такие непримет­ные и неинтересные?» - подумала Наталья.

Ей еще не доводилось вот так запросто общаться с людьми из органов. Впрочем, она общалась с кем-то из этой конторы, когда лежала в «Склифе» в полубессозна­тельном состоянии после пулевого ранения, но это было давно и почти неправда. Она абсолютно не помнила, что за люди тогда к ней приходили, какие вопросы задавали и какие бумаги она подписывала. Наталья отметила, что одет он достаточно дорого, хотя и неброско, в спортивном стиле. Если бы она не знала, кто он, ни за что не поверила бы, что он майор ФСБ.

- Мой друг, журналист Кирилл Гольдман, две недели назад уехал в частную командировку куда-то в горы Кабар­дино-Балкарии и пропал, - запинаясь, проговорила На­талья.

Дата добавления: 2015-08-27