Все знают о трагических событиях, произошедших в храме Апостола Фомы на Кантемировской в ночь с 19 на 20 ноября. В храме неизвестным злодеем был расстрелян мой муж, священник Даниил Сысоев. Его 10 страница

- Вот сволочь, - в сердцах рявкнул отец Вячеслав, трях­нув головой.

- Кто сволочь?

- Настоятель сволочь. А вам, что, тоже настоятель про меня доложил? - удивленно спросил иеромонах, прищурив глаза.

Эта информация оказалась для него новостью.

- Я, может, и сам уйти хотел, оставить сан и монаше­ство, без вашей великодушной помощи, - поспешил доба­вить страдалец, потирая раскрасневшиеся глаза.

- Нет, ваш настоятель с нами не контачит, у нас другие источники информации. Впрочем, это отступление от темы. Тем более мы никогда и никого не неволим, все де­лается добровольно. Но я недосказал: если ты примешь ислам, то мы решим абсолютно все твои материальные проблемы. И ты сможешь жениться на своей любимой женщине и обеспечить себе и ей достойное существова­ние. А можешь выбрать себе любую жену. Цена вопроса - тридцать тысяч долларов плюс жилье в любом регионе, в зависимости от того, где тебя назначат работать. По-моему, недурно, очень недурно, учитывая, что такие деньги в твоей церкви тебе никто никогда в жизни не предложит, тем более сейчас, - Султан натянуто улыбнулся, дав по­нять, что настроен более чем дружественно.

- А зачем вам опальный монах? За такие деньги вы мо­жете найти и более привлекательную кандидатуру.

- Ну, во-первых, мы не за деньги, как ты изволил не­удачно выразиться, ищем себе кандидатуры. Мы обращаем в истину и награждаем достойно в отличие от вашей Церкви, которая считает, что служить в ней должны лишь за одно спасибо и за три копейки, тогда как верхушка ее постоянно обогащается. Во-вторых, ты пока еще не опаль­ный, нет ни одного официального документа, - пока нет, но скоро будет, и тогда ты не отмоешься от того дерьма, в которое влез. Пока есть шанс отречься от Православия по убеждениям. Разобраться в правде, разочароваться во лжи, в которой провел всю свою жизнь. А уж пиаром займутся профессионалы. В Интернете и в прессе появятся сообще­ния, что очередной священник перешел в ислам и что это не банальная случайность, а закономерность, что служители престола не желают больше врать себе и людям и морочить головы своим прихожанам байками о Троице. Ты станешь известен, ваши поднимут вой и встречную волну в прессе, вся страна, по крайней мере в религиозных кругах, узнает твое имя, а ты будешь ездить, проповедовать и рассказывать о тьме и мракобесье, в котором жил, а теперь избавился от всего этого, будешь призывать свою паству обратиться. Ты вырвешься из своей Тмутаракани, в которой сидишь без­вылазно уже много лет, увидишь жизнь, почет и уважение. У тебя будет законная жена, с которой не надо прятаться по углам с тараканами и бояться каждого шороха.

- Мне надо подумать, дайте время, у меня очень сильно болит голова, и это все так неожиданно. Я вообще хотел уйти из религии... - он недоговорил, запнулся, впрочем, он уже и сам не понимал, что хотел сказать.

- Конечно, подумать - обязательно. Отлежись, поешь нормальной пищи, поспи, а потом продолжим, обговорим детали. До послезавтра.

Через два дня иеромонах Вячеслав выглядел и чувство­вал себя гораздо лучше. Исчезли мешки под глазами, по­явился аппетит и даже надежда на лучшую и насыщенную событиями жизнь.

В обед Ахмет проводил его к Султану, тот сидел за бо­гато накрытым столом.

- Присаживайся, угощайся, все очень и очень вкусно, и заметь, что так ты сможешь есть каждый день.

Султан прошелся по всем болевым точкам отца Вя­чеслава. Это и обиды на священноначалие, которое его, ученого монаха, загнало за можай на гнилой приход, и жажда достойного существования, и даже мечты о вкусной еде.

Вкусная еда всегда была его слабостью, он был гурма­ном от рождения, но, к своему великому сожалению, очень редко ел так, как ему мечталось. Он с ужасом вспоминал свои детские полуголодные годы, в его семье питались бо­лее чем скромно, плюс строго соблюдали все церковные посты. Затем шли семинаристские и академические годы, когда опять же питались по принципу щи да каша - пища наша. Потом был постриг, пришлось вовсе воздерживаться от мяса, по крайней мере на людях, ведь монахи по русской традиции не вкушают мясной пищи.

Иеромонах буквально набросился на еду, за эти дни он страшно изголодался, поэтому ел, почти не жуя, торо­пясь попробовать как можно больше предложенных блюд. Такого изобилия он не видел даже на самых важных ар­хиерейских приемах, на коих ему посчастливилось побы­вать в свое время.

Здесь была и нежнейшая баранина в каком-то диковин­ном соусе, несколько сортов красной рыбы и икры, вкус­нейшие копчености, молодая картошка, национальные лепешки с различными начинками, жареный сыр. Отец Вячеслав прикрыл глаза от нахлынувшего удовольствия.

- Ну что, вы решили?

- Я согласен, - едва прожевав, произнес он.

- Тогда после обеда пишите письмо своему архиерею, как там у вас положено, с просьбой снять с вас сан по ре­лигиозным убеждениям и в связи с принятием ислама, ну а дальше дело техники, вам все подскажут, вы всегда будете чувствовать поддержку. Да, и сообщите, в каком банке вы желаете открыть счет.

Счет в банке! Бывший иеромонах едва не подавился от услышанного. «Мечты сбываются», - возликовал он внут­ренне, с глубочайшей благодарностью глядя на своего бла­годетеля.

Через несколько дней на всех исламских интернет-порталах появились сообщения о том, что очередной пра­вославный священник отрекся от своей ложной веры и добровольно перешел в ислам.

Православные не заставили себя ждать, ответив на пра­вославных порталах бурным возмущением поступком быв­шего иеромонаха. Религиозная общественность загудела, как растревоженный улей, на форумах шли стенка на стенку. Было написано несколько статей в церковных га­зетах и журналах. А через несколько месяцев бывший иеромонах под новым именем Али Микаэль Вячеслав всту­пил в публичный диспут с одним известным православным священником. Диспут получил небывалый резонанс в религиозных кругах и даже освещался известной радиостан­цией «Свобода слова».

Шли дни. Лето близилось к закату. Некоторые де­вушки покинули лагерь. Новых пока не привозили. Заня­тия шли со старым составом. Говорили, что многих после подготовки отправляют в так называемый резерв, то есть они отправляются домой и живут обычной жизнью до тех пор, пока не понадобятся для выполнения задания.

В то время Алена достигла особого подъема, ей все в лагере нравилось и хотелось скорее пойти на задание, чтобы окончательно доказать Руслану свою любовь. Она даже не задумывалась, что это задание будет для нее по­следним в жизни и что любимого она оставит здесь, на земле, а сама уйдет.

На идеологических занятиях им много рассказывали о рае и о том, какие блага и награды ждут мучеников. И чем больше неверных удастся уничтожить и отправить в ад, тем больше будет награда в раю. Алена верила этому учению, но в отличие от других смертниц не мечтала о наградах и рае, она думала только о своей любви, ради кото­рой она пойдет на все.

Шахидками двигают не только ненависть и желание отомстить, но иногда и любовь.

Но однажды, это было уже в октябре, произошел слу­чай, который несколько ослабил Аленину эйфорию.

Как-то поздним вечером бородатый Казбек и Ахмед при­вели в лагерь русского пленника. Его сразу же поместили в подвал, находившийся рядом с резиденцией Султана.

- Русского привели, - возбужденно шептала поздно вечером Насира Алене. - Дядя сказал, что Султан его ско­рее всего убьет. Вот интересно посмотреть.

- На что посмотреть? - спросила Алена.

- Как его убивать будут.

- Что в этом интересного?

- Ненавижу русских, - прошипела Насира.

- За что?

- Они убивают мой народ, они убили моих братьев, - почти прокричала Насира.

Она отвернулась к стенке и замолчала.

Султана в тот день не было, он появился к вечеру сле­дующего, с ним было еще человек пять, по виду боевики.

Гости, по всей видимости, были очень важными, так как весь день готовилось обильное и богатое угощение.

Продукты для стола завезли еще накануне. В лагере зара­нее знали: если завезли много мяса и прочих деликатесов, значит, у Султана будет большой прием. Приемы были не­простые - перед ответственными операциями, на них об­суждались все окончательные детали, а также кандидатуры исполнителей.

Шашлык и мясо готовили инструкторы, на время превращаясь в поваров, все остальные блюда - девушки. Если девушку приглашали обслуживать стол, это значило, что ее кто-нибудь выберет на ночь. Для многих это была большая честь: собственные охранники им давно на­доели. Для гостей приглашали только молодых девушек, всякие вдовы и бывшие жены, то есть разведенные и брошенные мужьями, за тридцать, не приглашались, они готовили еду.

В этот день Алена была приглашена на обслуживание стола, с ней еще три девушки. Насире же досталась самая грязная работа - мытье посуды, чем она была крайне не­довольна. Как-то раз Насира сказала Алене, что очень на­деется, что на одном из приемов ее выберут не просто на ночь, а в жены. Выйти замуж она жаждала гораздо больше, чем мстить русским. Но ни на один прием ее до сих пор не позвали, хотя инструкторы с охранниками ее не каса­лись. Видимо, Насира не врала, что она находится здесь на особом положении и на нее у руководства существуют определенные планы. Она очень надеялась, что Султан выдаст ее замуж, ведь ее отец отказался делать это, по­жертвовав дочерью ради собственного материального бла­гополучия и статуса семьи. Насире было обидно, что сестер выдадут замуж, а ее, обмотав взрывчаткой, принесут в жертву, как приносят в жертву барана в Курбан-байрам. И все соседи, посмотрев новости по телевизору, пойдут поздравлять ее родителей и будут говорить, что девочки Таланбиевы - достойные невесты. На них появится много желающих, а значит, и калым дадут гораздо больше, чем обычно. Но ее, Насиры, уже не будет. Ее семья, как и мно­гие семьи в их селе, принадлежала к самому радикальному течению ислама, которое традиционные мусульмане счи­тают сектантским.

Да, она мечтала о рае, но земное счастье, жажда муж­ской любви, желание иметь детей были выше желания по­пасть в рай, да еще в столь юном возрасте - Насире едва исполнилось семнадцать.

В самый разгар пира Султан приказал привести плен­ного.

Ввели парня небольшого роста с сильно разбитым лицом.

- Развяжите его, - с важностью произнес Султан.

Ахмет быстро развязал ему руки. Парень стоял, пону­рившись, растирая синие затекшие ладони.

- Что нам скажет Ахмет о нашем госте? - хитро при­щурившись, спросил Султан, как будто ничего не знал о своем невольнике.

- Его Казбек поймал, он в нижнем ауле вынюхивал про лагерь, пытался даже нанять машину, чтобы его в район Хачарского водопада довезли.

- Наверное, хотел полюбоваться достопримечательно­стями природы, - с ехидной усмешкой перебил его Сул­тан, сверкнув идеальными зубами, и обратился к пленному. - У нас красивые места, не правда ли?

Грянул общий смех. Раздались одобрительные гортан­ные фразы. Поднялся шум. Парень еще более потупился и смотрел в пол.

- Продолжай, Ахмет, что у тебя еще на него?

Воцарилась тишина, бородачи прекратили жевать, ожи­дая развязки начавшегося спектакля. Султан любил устраи­вать показательные представления, это очень нравилось публике и ему самому. К тому же давало разрядку в на­пряженной работе.

- По документам Гольдман Кирилл Михайлович, шестьдесят восьмого года рождения, москвич, родился в городе Реутов Московской области, журналист газеты «Но­вая правда».

- Еврей? - подняв брови, спросил Султан.

Пленный молча кивнул.

- Значит, иудей по вере? Обрезанный?

- Нет, - еле слышно произнес невольник.

- А кто же тогда, современный безбожник?

Грянул раскатистый смех.

- Христианин, - еще тише ответил мужчина.

Смех внезапно оборвался. Публика напряглась. Дело приобретало совсем другой оборот. Послышались воз­гласы: «Аллаху акбар»

- Христианин?! - прошипел Султан, лицо его измени­лось, словно почернело.

Гости смотрели на Султана, ожидая дальнейших собы­тий. Султан кивнул Ахмету, тот понял его жест и дернул за ворот рубахи невольника.

- У него крест! - неожиданно высоким голосом закри­чал Ахмет.

Зрители шумно зашевелились, посыпались гортанные фразы и «Аллаху акбар», забряцало оружие, декорации не­ожиданно для самого Султана сменились.

Кирилл понял, что вертухаи Султана требуют срочно пристрелить невольника, другие же предлагают какие-то более изощренные казни.

«Только не пытки, - подумал Кирилл. - Скорее бы за­стрелили, и все».

Еще вчера Кирилл понял, что отсюда он живым не выйдет, если только за это время не случится какой-нибудь исключительный форс-мажор. Слишком близко он подо­брался к логову самого Султана, да и не надо было самому ввязываться во все это.

«Права была Наталья, отдал бы этот треклятый диск в ФСБ, и все. Так нет, мне, дураку, понадобилось это жур­налистское расследование. Проверить все самому, узнать еще больше, запустить потрясающую сенсацию в прессу и этим самым усилить антитеррористическую деятельность государственных структур, всколыхнуть общество. Как это было наивно и глупо, как я мог поддаться на подобную авантюру! Теперь сдохну здесь, как собака, и могилы не останется. Если бы Наталья согласилась выйти за меня, не поехал бы сюда, отдал бы диск и остался с ней. Господи, прости мои прегрешения. Не думал, что конец так близок. Жил я так, как будто до Тебя высоко, а до смерти далеко, и оказалось, что вот она, смертушка. Возьмешь ли Ты меня, как разбойника взял в рай? Думал я, что буду уми­рать в своей постели, окруженный детьми и внуками, по- соборуюсь, исповедаюсь, приму причастие и тихо отойду, а оказывается, все совсем не так».

Из раздумий его вывел резкий толчок, вначале пока­залось, что на шею ему пытались накинуть удавку, но ока­залось, что это Ахмет сорвал с него крест - тот самый, который ему батюшка при крещении надел со словами: «Носи и никогда не снимай». С тех пор он никогда не снимал его. Даже в больнице, когда ему делали рентген груди, зажимал крест губами. Кирилл попытался выхва­тить крест из руки Ахмета, но в ту же секунду получил оглушительный удар в челюсть, так что отлетел в угол и упал на пол.

Грянул раскат бешеного хохота.

- Поддай ему еще, Ахмет! - заорали бандиты по-чечен­ски, изрыгая какие-то немыслимые ругательства.

Султан дал знак, и все мгновенно замолчали, с напря­жением ожидая продолжения драмы.

- Посадите его за стол, - произнес Султан.

Некоторые выразили удивление, другие же вознегодо­вали.

Казбек, сидевший рядом с Султаном, вскочил и злобно зашипел:

- Я не буду сидеть за столом с этой собакой!

- Остановись, сядь, — спокойно произнес Султан, слегка махнув рукой Казбеку.

Тот недовольно подчинился и, послав несколько про­клятий в адрес пленного, сел на свое место. Воцарилась мертвая тишина. Султан заговорил, обращаясь к своему невольнику.

- Итак, мы не преследуем цель обязательно тебя убить. Это не является нашей задачей, мы не звери и не убиваем просто так или ради своего удовольствия. Хотя то, что ты христианин, меняет многое, - Султан на ходу переписывал сценарий начавшегося спектакля. - Аллах всемилостивый и всемогущий призвал нас на джи­хад против неверных. Неверные прогневляют его, они не имеют права топтать землю, которую он создал. Ис­лам - это мир. И мы вышли на священную войну, Аллах инша, ради этого мира и установления на всей земле праведности и порядка. Джихад продлится до тех пор, пока последний неверный не будет уничтожен. Я по­нятно изъясняюсь?

Султан в упор смотрел на Кирилла. Вновь послыша­лись одобрительные возгласы и «Аллаху акбар».

- Более чем понятно, - с трудом произнес Кирилл. Разбитое лицо нещадно болело, верхняя губа распухла и противно пульсировала.

- Принесите ему лед на лицо, - вдруг прокричал Султан.

Это получилось у него как-то истерично, по-бабьи. На секунду он потерял контроль над собой, не сумев скрыть свое раздражение. В ту же минуту кто-то передал тряпочку с завернутым в нее льдом.

- Приложи, - произнес Султан, - разговор у нас пред­стоит серьезный, приведи себя в порядок, передохни.

- Дайте ему чай и закуски, - распорядился Султан уже спокойно, как ни в чем не бывало. Девушка в хиджабе внесла поднос с чаем и едой.

Кирилл залпом выпил чай, он больше суток ничего не пил. Ему так хотелось пить, жажда его мучила больше, чем боль от разбитого лица, и удержаться при всем отвращении к происходящему он не мог. От льда и чая стало легче. Боль немного утихла, по желудку разлилась приятная теп­лота.

«Господи, дай мне силы», - взмолился Кирилл.

Гости принялись жадно поглощать еду.

Вошли еще две девушки, одна из которых показалась Кириллу русской и даже кого-то напоминала: «Нет, это мне мерещится, хотя она действительно русская».

Девушки принесли шашлык, овощи и горячие ле­пешки. Бородачи набросились на мясо, смачно отрывая куски от шампуров, по губам и бородам потек жир, неко­торые вытирали его прямо рукавом. Кирилл с презрением смотрел на эту вакханалию, на то, как его палачи набивают свои желудки жареным мясом. Лишь Султан ел с безупречной аристократичностью, его невозможно было предста­вить чавкающим или рыгающим, губы он промокал сал­феткой, ел немного, не показывал, что голоден. Хотя на самом деле он был очень голоден и готов наброситься на угощения со зверским аппетитом.

Он был крайне раздражен: того, что пойманный журналистишка окажется христианином, он никак не ожидал. Когда он раздражался, у него начинались приступы без­удержного голода. Это была его слабость, о которой не знал никто, кроме Алены, он как-то сказал ей об этом еще в Москве. Теперь ему нужно поесть, успокоиться и продумать грамотную тактику. Он рассчитывал, что будет как обычно бывает с журналистами, а тут совсем другой оборот.

Кирилл к еде не притронулся, было слишком про­тивно, он не мог есть, понимая, что сидит за столом с собст­венными убийцами. Жизнь кончилась, а этот пир только начало глумления над ним.

«Скорее бы все закончилось. Господи, если это конец, то ускорь его, я не выдержу, я слабый и немощный. Гос­поди, дай мне понять, что жизнь моя в Твоих руках, а не в руках этих подонков».

На это в голове возникла мысль - цитата из Евангелия: «Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить».

С этого момента в сердце прошел страх, Кирилл пе­рестал бояться, тот жуткий животный страх, который по­глощал все его существо, бесследно исчез. Наступило успо­коение - такое нужное и необходимое в данной ситуации.

«Что произошло, то произошло, теперь поздно жалеть о своем поступке, теперь предстоит отдать все в руки Господа», - никогда еще он не чувствовал подобной близости Бога. Он не был особенно религиозным, в храм ходил только по большим праздникам, постился кое-как или во­обще никак, постоянно и во всем оправдывая свою лень. Но крест не снимал, всегда носил с собой карманное Еван­гелие и читал его почти каждый день. Вот, пожалуй, и все.

«Господи, я ничего Тебе не принес, а жизнь моя кон­чилась, и мне даже нечего сказать Тебе, кроме того, что однажды сказал Тебе мытарь: будь милостив ко мне, - про­изнес про себя Кирилл. - Я жил в суете, блуде, писал ду­рацкие статьи, предавался многочисленным страстям, думал, что страдаю или испытываю счастье, а на самом деле все оказалось такой туфтой по сравнению с вечностью, в которую я уйду вот-вот. Как бы я хотел во всех своих грехах покаяться, прими мое покаяние, какое есть. Я столько раз проходил мимо храма, мимо таинств, не понимая, какое драгоценное время я терял. Только сейчас понял, сколько было упущено. Жаль, что время не вернуть. Оказывается, чтобы я вразумился, меня надо было вот гак... Я получил по заслугам, прости мне все, что я делал неправильно».

Бандиты начинали насыщаться, некоторые довольно откинулись на подушках, кто-то нюхал какой-то порошок, кто-то сыто рыгал. Казбек бросал злобные взгляды на пленника и лязгал зубами, как волк, которому не дают ра­зорвать его добычу. Наконец он выхватил из-за пояса кин­жал и вскочил с места:

- Султан, дай я зарэжу эту собаку!

- Подожди, сядь на место, - осадил его Султан.

Принесли еще закуски, какие-то напитки и фрукты.

- Ну что, продолжим нашу беседу с дорогим гостем, - сказал Султан, подождав, пока все закончат. - Итак, я еще раз повторюсь, что мы не преследуем цели лишить вас жизни. Мы предлагаем тебе жизнь в обмен на отречение от твоих христианских заблуждений. Мы предлагаем тебе стать одним из нас. Ты начнешь работать с нами во имя Аллаха всемилостивого, сможешь обрести истинную пра­ведность. Ты должен понимать, что мы имеем власть ли­шить тебя жизни и имеем власть, данную Аллахом, даровать тебе ее. Что скажешь?

- Вы говорите, как говорил Пилат.

Никто из окружающих не понял ответа Кирилла, кроме образованного Султана. Султан неприятно поморщился. В свое время он тщательно изучал христианство. Врага надо было знать в лицо. И, в отличие от своих подельников, он знал Его в лицо.

Христос был личным его врагом. Он знал Священное Писание, хорошо был знаком с творениями святых отцов, таких как Авва Дорофей, Ефрем Сирин, Иоанн Златоуст, Никодим Свято горец, Нил Синайский. Его эрудиции могли позавидовать многие православные, знакомые со святоотеческими учениями через пень колоду. Чем больше Султан изучал христианство, тем больше он ненавидел это учение и Самого Христа. Он объявил войну не неверным, а Ему Самому. Он ненавидел не только Его, но и всю сим­волику, связанную со Христом, людей, исповедующих хри­стианство, особенно тех, кто служит Ему.

Сейчас он понял, что его пленник не так уж прост, с ним нужно поступить грамотно и не ударить самому лицом в грязь. Ответ Кирилла о Пилате уже поверг его в некото­рое замешательство. Он ответил на его предложение, хотя никто из окружавших его баранов ничего не понял. Да, именно баранов, он не любил своих соратников, зачастую уподоблявшихся грязным животным, жаждущим крови. Аллаху не нужна просто кровь, ему нужна идея, кровь ради идеи, а эти необразованные бараны... Хотя они свои, они поставлены Аллахом на свои места и названы им верными.

Не всем же быть такими, как он, Султан. У него выс­шее предназначение, а тут какой-то жалкий журналистишка, почти покойник, отвечает ему про Пилата. А ведь через его руки много прошло таких вот жалких, которые отрекались от своей веры, валялись у него в ногах, раз­мазывали сопли, прося о пощаде. Этот жидочек, назвав­ший себя христианином, не такой, Султан почти сразу это понял.

- Подумай, мы предлагаем тебе жизнь. Ну зачем тебе все эти бредовые идеи? Все равно твой Бог тебя не спасет, Он не в силах остановить наши пули и даже нож нашего Казбека. Представляешь, Казбек будет спускать с тебя живьем шкуру, а твой Бог будет на все это смотреть, как там Его у вас малюют на иконах, - раздалось всеобщее ржа­ние, последняя фраза очень понравилась публике.

Султан сказал ее скорее для них, а не для Кирилла. Надо потешить ребят.

- Спаси себя и наю? Это ты хотел сказать, Султан? - произнес Кирилл с усмешкой, глядя в глаза своему убийце.

Султан сделал вид, что пропустил ответ Кирилла мимо ушей. Он понимал, что теряет контроль над ситуацией и проигрывает поединок. Хорошо, что окружающие опять не поняли, в чем дело.

- Мы тебя не торопим. Можем дать время для разду­мий. Отречься от заблуждений - это серьезный шаг, до­стойный настоящего мужчины. Более того, я скажу, что недавно один православный священник отрекся отложной христианской веры и добровольно перешел в ислам. Ты как журналист наверняка слышал эту историю, больно громкое дело было, очень много шума поднялось в прессе и интернете. Слышал? Это бывший иеромонах Вячеслав, ныне истинный служитель Аллаха, да благословит он его и помилует, Али Вячеслав Микаэль.

- Конечно, слышал, - ответил Кирилл.

- И что скажешь?

- Ничего не скажу. Предатель он, хотя неизвестно еще, какие обстоятельства у него были, но теперь ничего хорошего его не ждет.

- А что хорошее ждет тебя в твоем тупом упорстве?

- Пожалуй, я не стану дискутировать с вами на эту тему, - произнес Кирилл.

Султан засмеялся.

- Можно подумать, мы собрались здесь для того, чтобы подискутировать с журналистом Кириллом Гольдманом. Не забывайся, ты не у себя в газете на пресс-конферен­ции. Аты знаешь, что ты, мертвец, служишь дьяволу? Разве нет? Ты увидишь, что твоя вера и поклонение человеку и рабу Бога приведут тебя в ад. Всемогущий Аллах отведет от тебя милость свою, и ты будешь вечно гореть в аду, если не одумаешься прежде. Будут у таких, как ты, отрублены руки и ноги накрест за твою ложь шайтанскую, а в послед­ней жизни еще большее мучение, если бы только знал!

- АЛЛАХУ АКБАР! АЛЛАХУ АКБАР! Нет божества, кроме Аллаха, и Мухаммед, посланник и раб его! - хором зааплодировали гости столь проникновенной речи Сул­тана.

- Иншалла-а-а! Субханаалла-а-а-а-х! - раздавалось из углов.

- По-моему, ты плохо понимаешь, в какой ситуации на­ходишься и что для тебя решается риторический и веч­ный, можно сказать, шекспировский вопрос: to be, or not to be, быть или не быть, - вновь с предельно вежливыми интонациями заговорил Султан.

- Ты правильно заметил, именно: to be, or not to be, и решаешь этот вопрос не ты, Султан, и не твои джигиты. И я выбираю - I chouse to be, давай закроем поскорее эту тему.

- Как понимать сию тираду? Разве ты сможешь долго удерживаться в своих похотях, которые у тебя взращивает твоя вера в падшего бога-человека? Посуди сам, ты гово­ришь, как и любой христианин, о любви, но ее у тебя нет и быть не может. И знаешь, почему? Потому что ты образ того, кому поклоняешься. Открой свою книгу, к Галатам, пятую главу, двадцать четвертый стих, которая создана для разделения истины от лжи, в последней твоя природа блуж­дает. Разве ты не хочешь выйти из этого грязного состоя­ния похотливого и мерзкого многобожия в истину ислама, покорности Творцу и нахождения в этом мире? Смерть близка, разве твое сердце, покрытое грязью и изводящее смрад, не говорит тебе, что твоя дорога лжива и что ее нужно сменить? Подумай. Я пока даю тебе такой шанс. Ваша звезда закатилась давно, вы, христиане, трупы ходя­чие уже сегодня, все ваши дела как труха, если вы не вой­дете в ислам и не подтвердите словеса Аллаха, свят он и велик. Говорит Аллах: «Разве ж тот, кто своим лицом за­щищается от злейшего наказания в день воскресения... И сказано тиранам: “Вкусите то, что вы приобрели!” Считали ложью те, кто был до них, и пришло к ним наказание, от­куда они и не знали. И дал им вкусить Аллах унижение в жизни ближней, а ведь наказание последней больше, если бы они знали! Мы приводим людям в этом Коране всякие притчи, может быть, они опомнятся!» Итак, я жду оконча­тельного ответа.

- Бисмилла! Аллаху Акбар! Иншалла! - вновь послы­шались восторженные вопли со всех сторон.

Гости зааплодировали, так им понравилась эта тирада Султана.

Султан, довольный собой и многочисленными аплодис­ментами, откинулся на подушках, устремив взгляд на свою жертву.

- Я не буду отрекаться от Христа, - произнес Кирилл, когда толпа несколько притихла.

- Твое решение окончательное?

- Да.

- So what, then not to be, - обратившись к Кириллу, сказал Султан.

- Ахмет, кончай его. Да, ноги ему свяжи, чтобы не по­пытался убежать, хотя здесь бежать некуда.

Поднялся Ахмет. Кирилла бил озноб.

«Неужели это все? Господи, спаси. Мне страшно, я не хочу умирать, я боюсь ее, смерти».

В этот момент, яростно сверкая налившимися, как у быка, кровью глазами, вскочил Казбек.

- Султан, дай я его прикончу, это моя добыча, я его поймал, это мой урус, - неистово закричал он по-чеченски.

Безобразный шрам на его лице побелел, лицо искази­лось судорогой, напоминая гримасу паралитика.

- Не надо, сиди, Ахмет справится, - спокойно, также по-чеченски ответил Султан.

Казбеку ничего не оставалось, как смириться. Он бук­вально рухнул на свое место и еще долго злобно скрежетал зубами.

Ахмет подошел к Кириллу, с силой дернул его за ши­ворот, почти вытащив из-за стола.

- Вставай, пошли к твоему Богу, - с усмешкой произ­нес Ахмет.

- Ноги ему свяжи, - напомнил Султан.

- Не надо, пусть только дернется, хуже будет.

Ахмет достал пистолет.

У Кирилла кружилась голова и подкашивались ноги. Палач подтолкнул его между лопаток дулом пистолета.

- Пошел, шевелись быстрее.

Вслед послышалось уже знакомое: «Аллаху акбар, смерть кафиру, смерть кафирской собаке, Иншалла, Субханалла».

Гости бесновались, словно в экстазе.

Почти стемнело. Горы погрузились во мрак, стояла ти­шина, лишь шум ручья откуда-то снизу едва доносился до слуха. Шли недолго, пересекли лагерь. Кирилл споты­кался, холодный пот струился ручьями и заливал глаза. Ужас объял все его существо, колотила крупная дрожь.

«В руки Твои предаю дух мой. Ты же меня благослови и помилуй и живот вечный даруй мне».

- Что ты там бубнишь, молишься своему Богу? Посмот­рим, придет ли Он спасти тебя, - усмехался Ахмет.

Пришли к бывшему пчельнику. Остановились. Кирилл почувствовал холодное дуло на своем затылке. В нагрудном кармане все еще лежало Евангелие. Абреки не заметили его. Он схватился рукой за него, как хватаются утопающие за соломинку.

- Что это у тебя? - Ахмет заметил движение его руки и выхватил книгу, быстро переложив ее в свой карман.

Щелкнул предохранитель.

Кирилл зажмурился. Время остановилось.

«Господь мой!» - пронеслось в голове, а может, это было сказано уже за гранью жизни.

Он не слышал выстрела. Короткая и жгучая боль разо­рвала мозг. Тишина и свет. Боли больше не было. Его рас­пластанное тело с окровавленной головой лежало лицом вниз. Над ним склонился человек, затем выпрямился и пнул его сапогом в бок, тело слегка покачнулось. Человек убрал пистолет, переложил Евангелие в другой карман и не спеша направился обратно.

Дата добавления: 2015-08-27