Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Все знают о трагических событиях, произошедших в храме Апостола Фомы на Кантемировской в ночь с 19 на 20 ноября. В храме неизвестным злодеем был расстрелян мой муж, священник Даниил Сысоев. Его 9 страница



- Ну вот, пошла мораль читать. Нет, правильно гово­рили, что ты зануда. Знаешь, давай я не буду с тобой это обсуждать. Давай или спокойно чай допьем, или я поеду... Я, пожалуй, поеду, - произнесла Алена, глядя на часы, - мне еще в одно место успеть надо.

Алена поднялась из-за стола.

- Спасибо, вкусно было, ты меня так накормила! Ну пока, я поехала.

- Ален, не обижайся, я правду сказала, - словно оправ­дываясь, произнесла Настя.

- Да ладно, Насть, мы столько лет друг друга знаем, что обижаются уже глупо.

- Ален, ты подумай, это ошибка, - уже умоляюще про­изнесла Настя.

- Насть, я подумаю, - натягивая плащ, сказала Алена, - девчонок поцелуй за меня, жаль, не успела с ними по­играть, ну в другой раз, еще увидимся.

- Алена! - крикнула Настя вдогонку подруге, она хо­тела еще что-то сказать, но уже не находила слов.

- Пока, - послышалось уже с нижнего этажа.

Эта поездка в Лондон для Алены была полной неожи­данностью. Индивидуальный тур с двумя пожилыми па­рами должна была сопровождать другая девушка, но в последний момент начальство поменяло ее на Алену. Алена была рада: она давно мечтала посетить Лондон, где не была со времен своей учебы. Эйфория от поездки развеялась в первый же день. Старики оказались крайне избалован­ными и капризными, постоянно брюзжали, жаловались, меняли маршрут и были всем недовольны. Алена не радо­валась доставшейся поездке и с нетерпением ждала воз­вращения в Москву. Она и не знала, что именно в этой поездке ее ждет встреча, которая перевернет всю жизнь.

Как-то за ужином Алена заметила, что в ресторане отеля за соседним столиком за ней неотрывно наблюдает молодой человек. Вначале она хотела рассердиться, на­столько пристально смотрел на нее этот незнакомец.

Но потом ей даже понравилось, что она вызывает такой интерес, она стала несколько подыгрывать ему, правда, всеми силами демонстрируя, что не замечает ничего и очень занята своими стариками.

В один из дней незнакомец не вышел к завтраку, и Алена почувствовала нечто вроде пустоты, поймав себя на мысли, что данный факт ее расстроил. За ужином его опять не было, и она решила, что больше его не увидит, корила себя за то, что вообразила невесть что, как тринадцатилет­ний подросток.

Но на следующее утро, едва переступив порог ресто­рана, она увидела его. Он сидел все за тем же столиком и, увидев Алену, смотрел на нее, не отрывая глаз. У нее дрог­нуло сердце, Алена почувствовала стук крови в висках.



Она испугалась такого своего состояния. Она не верила в любовь с первого взгляда, всегда считала подобные рассказы полнейшей чушью, глупыми выдумками авторов любовных романов. Но тут ее словно огонь объял и нашло безумие. Она не могла есть, не могла слушать. В этот день у ее стариков было хорошее настроение, и они, перебивая друг друга, без умолку болтали, вспоминая что-то из своей моло­дости, делились впечатлениями о вчерашней поездке в На­циональную галерею и прогулке по Трафальгарской площади. Что они говорили, она не могла уловить, он смотрел на нее.

Он ждал ее у выхода.

- Простите, - обратился он к ней, - мне кажется, что мы когда-то встречались.

Сердце Алены заколотилось еще быстрее, но она взяла себя в руки и одарила его фальшиво холодным взглядом.

«Как банально, - подумала Алена. - Неужели он не мог придумать что-нибудь по-оригинальнее?»

- Вы полагаете? - как можно более равнодушно проце­дила Алена. - Думаю, что вы ошибаетесь.

- Нет, не ошибаюсь, у меня прекрасная память на лица, мы с вами встречались в Москве, вы же из Москвы, - со­вершенно уверенно произнес незнакомец.

Он уже добился нужного эффекта, Алена сменила хо­лодный взгляд на удивленный и силилась вспомнить, где они могли «встречаться».

- Боюсь, что вы ошиблись, - ответила Алена после не­которого замешательства и указала глазами на недовольно топтавшихся у лифта стариков, - простите, меня ждут.

- Простите, возможно, я ошибся, - фальшиво произнес незнакомец. - Еще раз простите, забыл представиться - Руслан Мерзоев, или просто Руслан.

Он протянул ей визитку.

- Очень приятно. Алена Ветрова, или просто Алена, - подражая его тону, с некоторым кокетством сказала она. - Мне надо бежать, меня ждут.

Старики стояли, недовольно поджав губы, по ей было все равно, ее душа ликовала. Совершенно не понятно, по­чему, что такого случилось. Она была уверена, что больше никогда в жизни не увидит этого Руслана, да и его манера знакомиться оставляла желать лучшего. В лифте, улучив момент, Алена взглянула на врученную ей визитку. На до­статочно дорогой бумаге было напечатано «Руслан Мерзоев - адвокат» и стояли два телефона.

 

 

«Как бы не так! - с усмешкой подумала Алена. - Он, что, хочет, чтобы я ему позвонила - визитку мне вручил?»

Вечером того же дня, после весьма насыщенного путе­шествия по Тауэру и окрестностям, старики, сославшись на крайнюю усталость, решили не идти к ужину, а заказать его прямо в номер.

Алена обрадовалась такому повороту событий и с на­деждой помчалась в ресторан. Ужин начался полчаса назад. Оглядев зал, Алена поняла, что Руслана нет. Этот факт ее мгновенно расстроил, и, взяв тарелку, она побрела выби­рать блюда.

«Да что же это такое! - думала она про себя, усаживаясь за столик. - Какой-то Руслан, смотревший на меня из-за соседнего столика и сунувший утром возле лифта визитку, так очаровал, что я, как школьница, сгораю от желания вновь его увидеть».

Алена почувствовала, как пылают ее щеки. Даже дотро­нулась до них, чтобы убедиться, что они горячие.

«Боже, какой позор, - думала она, - хорошо, что никто не знает, почему у меня горят щеки».

Но она ошибалась.

- О, я смотрю, вы сегодня ужинаете одна. Разрешите присесть? - раздался совсем рядом уже знакомый голос.

Он стоял у ее стола - высокий, красивый, безупречно одетый и в то же время какой-то по-домашнему уютный и беззаботный.

- Так вы разрешите мне присесть или я так и буду сто­ять с тарелкой возле вас? - непринужденно и весело произнес он, словно они знакомы лет десять и он лишь для проформы и куража произносит все эти стандартные и не­нужные фразы.

- А где ваши замечательные старики? - продолжил Ру­слан, расположившись напротив смущенной Алены с ее разрешения. - Я заметил, они были крайне недовольны, что я отвлек вас сегодня утром возле лифта. Если у вас из- за меня были неприятности, я прошу прощения.

Ее новый знакомый говорил шутливым тоном, открыто улыбаясь и одновременно отправляя в рот кусочек нежного куриного филе.

Алена была так ошарашена, оглушена его внезапным появлением, что не сразу поняла, о чем речь. Конечно, он говорил о пустяках, можно сказать, о глупостях, но на это надо было что-то отвечать, не молчать же как рыба, набрав­шая в рот воды. Ей показалась смешной мысль про рыбу, и она почти непринужденно улыбнулась.

- Что вы, они очень милые пожилые люди, правда, не­много занудные, - Алена даже рассмеялась, от смущения прикрыв губы кулаком, так легко ей вдруг стало в обществе этого обаятельного незнакомца.

С этого момента ей хотелось с ним говорить, и гово­рить о всяких пустяках и даже глупостях, забыв обо всем: о времени, о работе, о проблемах...

- А прочему их нет с вами? Я заметил, что они ужинают и завтракают только в вашем обществе и ни на минуту от вас не отходят, - и Руслан снова одарил ее сияющей улыбкой.

- Они сегодня так устали - набегались по Тауэру и окрестностям: Тауэрский мост, Римские стены, сады Тринити-сквера...

- О, ваши старики, наверное, очень интересовались эшафотом. Кстати, последним обезглавленным там был мятежный шотландский лорд Ловат, казненный в тысяча семьсот сорок седьмом году, если мне память не изме­няет, - продолжал держать ироничный тон новый зна­комый.

- Память вам не изменяет. Вы хорошо знаете Лондон?

- Я бы сказал, неплохо, я часто здесь бываю по работе и стараюсь уделять внимание культурным мероприятиям. Впрочем, меня больше интересуют не холодные достопри­мечательности, по которым бегают толпы туристов со своими гидами, а сами люди - их менталитет, традиции и уклад их жизни. Наверное, если бы я не был юристом, я стал бы ученым- этнографом. Существует Лондон туристи­ческий и Лондон живой и неизвестный, есть простая жизнь улиц, старинные пабы, курьеры на мотоциклах и ве­лосипедах, уличные музыканты и даже бездомные бродяги, ночующие под арками и навесами, - пожалуй, второе го­раздо интереснее первого. По крайней мере, первое бы­вает интересно только в первый раз. Конечно, надо обязательно знать и главные туристические места типа Букингемского дворца, Британского музея или тех же коро­левских конюшен.

Руслан засмеялся.

- Я боюсь показаться вам занудой и болтуном, - про­должил он в том же тоне, - вы подумаете, что избавились от занудных стариков и познакомились с занудным адво­катом.

Он смотрел на Алену так, будто пытался заглянуть ей в душу, оценить, насколько понравились ей все его шуточ­ные, почти глупые речи. Он не любил пустословить, но для того, чтобы знакомство сделать как можно более непри­нужденным и располагающим, приходилось прибегать к подобным приемам.

Алене нравилось все, что он говорил, ей нравился он сам, его голос, его интонации и мимика. Не важно, что он говорил, важно было, как он говорил. Она слушала его, как слушают звук воды или пение птиц в лесу, как слушают шум дождя или потрескивание поленьев в печи. Она не отдавала себе отчет в этом, она не понимала, что просто слу­шает его голос, звук его голоса, вибрации, интонации, тембр. Ей было интересно то, что он говорит, интересна информация и ее подача, пусть даже шутливым тоном, она привязывалась к нему, как привязываются к чему-то не­определенному, но очень приятному и привлекательному, увлеклась, как увлекаются невероятным и фантастическим сном, таким сном, после пробуждения от которого начина­ешь продолжать сочинять его.

- Нет, нет, вы так интересно рассказываете. Я сама часто задумывалась над тем же. Очень хотелось узнать жизнь людей, но все эти стандартные маршруты, рассчи­танные исключительно на туристов, не дают полноты кар­тины, не дают узнать о стране и ее жителях. Тем более проживая в таком отеле... Правда, я училась здесь не­сколько лет назад, но тогда, кроме учебы и нескольких экс­курсий, тоже ничего не было.

- Насчет отеля вы точно заметили, лучше всего се­литься не в таких огромных отелях, а в каком-нибудь ма­леньком и очень красивом, спрятанном где-нибудь в переулках возле Сент-Джеймс-плейс. В некоторых даже настоящая антикварная мебель, не говоря уже о настоящих британских традициях. А все эти мировые сети похожи один на другой как близнецы- братья. Это я к тому, что, чтобы почувствовать национальный колорит, надо прежде всего останавливаться в национальном отеле. Затем нацио­нальная кухня, маленькие неизвестные музеи, например музей Фрейда и его знаменитый диван с красным восточ­ным ковром, или Фентон-хаус с уютным садом, старинной мебелью и коллекцией клавишных инструментов. И еще Ковент-Гарден, место хотя и туристическое, но очень яркое. Кстати, там есть замечательная улочка Нилс-Ярд в сельском стиле, которая славится великолепными сырами.

- Да, да слышала про эту улицу, правда, пока не дове­лось там побывать.

- Алена, вы много потеряли. Жаль, что у нас мало вре­мени, я бы вам показал настоящий Лондон. Впрочем, я уже чувствую себя хвастуном и сгораю от стыда. Может, перей­дем на «ты»?

- Конечно, давайте на «ты», - Алена заметила, что, не­смотря на то что он много болтал, его тарелка была пуста, а она даже не притронулась к еде.

Ей стало как-то неудобно, она боялась выдать свой вос­торг от этой случайной, мимолетной встречи.

- Тогда давай, а не давайте, - и Руслан засмеялся. - Ой, ты ничего не съела, это я виноват, совсем заболтал моло­дую девушку. Давай принесу тебе салат и себе тоже, я, ка­жется, не наелся. Здесь есть замечательный салат, я его в прошлый раз распробовал. Сейчас.

В тот вечер она оставила ему номер своего телефона, договорившись, что в Москве он обязательно ей позвонит и они куда-нибудь вместе сходят, а вот куда - будут решать на месте. Они еще долго сидели в ресторане отеля, затем поднялись на смотровую площадку, оборудованную прямо на крыше, откуда открывались прекрасные виды на вечер­ний город и Темзу, и болтали без остановки, все о том же и ни о чем.

Прилетев в Москву, Алена сразу поймала себя на мысли, что с нетерпением ждет его звонка. Иногда она доставала визитку Руслана из записной книжки и рассмат­ривала набор цифр его телефонного номера. Ей казалось, что если набрать эти цифры, то можно услышать его голос. А голос был таким близким и в то же время недосягаемым. Почему она вспоминала этот голос - она не могла понять. Ей хотелось слышать его интонации, видеть мимику его лица, его глаза, улыбку и его легкий смех, похожий на ше­лест листьев. Но позвонить первой она, конечно, не ре­шалась. Не позволяли воспитание и женское достоинство. Ей начинало казаться, что он уже никогда не позвонит и она никогда не услышит его голос.

Руслан позвонил через неделю.

- Ассалям малейкум, Мавлади, дорогой!

- Малейкум ассалям, какими судьбами, Султан, что звонишь в такую рань? - раздался в трубке мягкий, не­сколько хрипловатый после сна голос.

- Мавлади, у меня к тебе дело, я тебя по пустякам рано никогда не беспокою. У вас в Волгограде, записывай адрес: поселок Степное, улица Южная, дом три, квартира три. Записал? Так вот, по этому адресу попик один про­живает.

- Попик? Ты уже и за этих взялся? Его, что, надо того? - в трубке послышался легкий ехидный смешок.

- Нет, того его не надо, доставь его ко мне, срочно, только, Мавлади, ты его привези мне по-хорошему, без мордобития, он мне для одного дела очень нужен.

- Султан, все в лучшем виде, как скажешь, вечером тебе его доставлю со всеми потрохами.

- Ну бывай, жду, приедешь - увидимся, потолкуем еще.

Иеромонах Вячеслав пил, пил беспробудно вот уже вторую неделю. Из дома выходил только по нужде - до бли­жайшего магазинчика на углу.

«Нина, Нина, - шептал отец Вячеслав в пьяном угаре, наливая себе очередной стакан дешевой водки местного разлива, - как ты могла так со мной поступить...»

Он пил, как пьют алкоголики - из простого граненого стакана, почти не закусывая. Нет, последние дни он стал закусывать, чтобы меньше тошнило. Бабушки-прихожанки всегда снабжали своего батюшку домашними разносолами: помидорчики, огурчики, перчики - вкуснятина.

«Спаси их, Господи, - думал отец Вячеслав, пуская пья­ную слезу и доставая из банки очередной крепенький огур­чик. - Любит наш народ своих пастырей. Эх, Нина, Нина, векую оставила мя еси».

Выпив залпом очередной стакан и похрустев огурчи­ком, шмякнулся на диван, зазвенели задетые ногами пу­стые бутылки. Через два часа он очнулся от сильной тош­ноты, еле-еле доплелся до туалета, а может, и не дошел до него, он плохо соображал. Следующий раз он очнулся у стола, пытаясь трясущимися руками налить водку, но дра­гоценная жидкость только расплескалась, горлышко бу­тылки звенело по стакану, отдаваясь дикой головной болью, пришлось допить так, прямо из горла. Полегчало, он сел, огляделся и стал доставать неподатливыми пальцами по­следний огурчик. Огурчик плавал, как рыбка, и доставаться не хотел. Тогда отец Вячеслав выпил рассол, а непослуш­ный огурчик вытряхнул на стол, но тот явно не спешил посетить нутро батюшки и резво ускакал прямо под стол.

- Куда, сволочь! - захрипел отец Вячеслав, крякнул и, попытавшись нагнуться, свалился под стол в самую толпу пустых бутылок.

Бутылки жалобно зазвенели и покатились в разные стороны. Только он протянул руку, пытаясь схватить на­хальный огурец, и уже было схватил его, как бешеный кор­нишон опять выскочил, как живой, и умчался куда-то в сторону дивана. В этот момент, тщетно пытаясь встать, он увидел перед собой ноги в блестящих изящных ботинках, потом еще ноги в высоких военных ботинках на шнуровке, потом еще одни ноги в таких же ботинках.

- Кыш, кыш, нечистая сила, свят, свят, свят, - заорал что было мочи отец Вячеслав.

- В ванну его, под холодную воду, пусть очухается, - скомандовал тот, кому принадлежали изящные ботинки.

Двое в военных ботинках подняли обмякшего отца Вя­чеслава и потащили его в ванну.

«Интересно, зачем Султану понадобилась эта пьяная свинья?» - подумал человек в изящных ботинках, с брезг­ливостью оглядывая убогое жилище священнослужителя.

- Мавлади, куда его? - спросил один из боевиков по-чеченски, вытаскивая из ванны трясущегося и оконча­тельно обмякшего батюшку.

- В машину, и быстро, а то уже и так шуму наделали.

Отец Вячеслав попытался поднять голову, мокрые во­лосы залепили лицо, перед глазами все плыло, струйки хо­лодной воды противно стекали по спине до самого исподнего белья.

«Зачем эти люди? - неслось в воспаленном мозгу иеромонаха. - А может, это и не люди, а бесы из пре­исподней? Нет - люди, это архиерей их прислал. Нина, Нина, за что?»

Его Нина, бухгалтерша с прихода, веселая вдова три­дцати восьми лет, последние три года скрашивала отцу Вя­чеславу его скорбное монашеское существование в захолустном приходе. Вдруг как белены объелась, заявила, что надоело ей ходить в тайных любовницах, сколько можно - не девица уже и не семнадцать лет, и пригрозила, что если он не женится на ней, то она пойдет к владыке и все о блудном иеромонахе расскажет. А жениться отцу Вячеславу за эти годы ох как расхотелось, тоже ведь не семнадцать лет ему.

Решил отец Вячеслав сам к владыке идти, а то Нина - женщина отчаянная, если сказала - пойдет, значит, пойдет, а там позора не оберешься. Лучше уж самому с архиереем поговорить, глядишь, умилостивится, может, и сан снимать не придется. Не любят архиереи таких историй, ох как не любят! А не смилуется - так можно со спокойной душой от­казаться от монашества и от священства, да и жениться на Нинке. Только перед тем, как идти к владыке, решил отец Вячеслав выпить для смелости бутылочку марочного конь­яка, что подарили ему прихожане на прошедшую Пасху. О житье своем скорбном подумать, о смысле этой бессмыс­ленной жизни. Только вот выпил бутылочку - мало; выпил запас кагора, домашнюю настойку бабы Шуры в объеме по­лутора литров, три «кристалловские» водки, что на помин­ках за отпевание дали, - и понеслось.

Дальше он не помнил, сколько пил, деньги были Нинке на подарки, вот все подчистую на храбрость и ушли.

Кое-кто из соседей заметил, как от дома отъехал чер­ный и очень грязный джин. Больше в поселке отца Вяче­слава никто не видел.

Славик Архипов рос тихим послушным мальчиком. Семья его была глубоко верующая. Он никогда не перечил старшим, не спорил с мамой и не высказывал ей своего мнения. Вырос он в маленьком городке в окружении цер­ковных людей и храмов. Часто в их доме гостили монахи и иеромонахи, странники, странствующие монахини и про­зорливые старицы.

Мама Славика всегда мечтала, чтобы ее сын стал свя­щенником, а еще лучше - монахом. Когда мама отдавала Славика в семинарию, мальчик не сопротивлялся и по­корно шел, куда она велела. Хотя в душе он в попы не хотел, он хотел в моряки. Дальние страны, загадочные моря, приключения и романтика - вот что манило Сла­вика. А попы? Ну что в них интересного: служи, кадилом маши, выслушивай бесконечные исповеди назойливых старух, крести визжащих младенцев, отпевай хладных покойников...

Нет, все это ему не по душе.

В Московскую семинарию он не прошел но конкурсу, и мама отвезла его в Питер - тогда еще Ленинград - и слезно договорилась о его поступлении. Славика взяли скрепя сердце, настолько откровенным было его неверие.

Потянулись годы учебы. Несмотря на неверие и ци­ничное отношение к жизни, Славик старательно грыз гра­нит богословской науки, получал за это пятерки и так же старательно пытался стать верующим. Он пытался, ис­кренне пытался достичь богопознания, но в то же время у него была уникальная способность сходиться со всякого рода мерзавцами, которые всякий раз сбивали бедного бес­хребетного Славика с пути истинного и с вершин богопо­знания. В конце концов Славик решил, что, хотя путей богопознания вовсе не существует, по церковной лестнице идти все же придется, так как деваться больше некуда, не идти же в самом деле в моряки - мама этого не поймет.

В четвертом классе семинарии, окончательно сфор­мировав свое скудное мировоззрение, Славик решил же­ниться. Он смотрел на девушек и мечтал, как наконец женится и будет обладать одною из них. Его всецело увлекло женское естество, моря, приключения и путешествия ото­шли на второй план, как отходят детские мечты, сменяясь жизненными реалиями. Он мечтал о женщинах, но при­знаться в своих таких взрослых мечтах стыдился даже са­мому себе. Приходили ночи, все спали, а он, свернувшись под семинарским казенным одеяльцем, предавался плот­ским грезам. Решиться познать женщину он не мог. Живя в церковной среде, сделать это для столь нерешительного характера не представлялось возможным. Надо было за­конно жениться.

«Женюсь и буду белым священником», - думал Сла­вик.

Но грянул гром среди ясного неба: в середине четвер­того класса Славику как отличнику и кандидату в академию предложили постриг. Нет, не постриг простого чернеца, а путь ученого монаха, со всеми его заманчивыми карьер­ными перспективами и регалиями, которые белому священнику недоступны. Славик напрягся. С одной стороны, столь заманчивое предложение, словно птица счастья, само идет в руки. А с другой - как же женитьба? Как прожить без женщины, как отказаться от простой природной по­требности человеческого естества? Лишить себя семьи, вести искусственный, искаженный образ жизни...

Славику казалось это непосильной жертвой, и птица счастья вот-вот должна была выпорхнуть из его рук. Но, как обычно, в нужный момент очередной мерзавец под­сказал Славику, что его сомнения и яйца выеденного не стоят и при желании даже монах всегда может найти способ общения с женским полом. Стоит только захотеть. Славика это утешило, и он принял постриг с именем Вячеслав, за­тем и рукоположение в иеродьяконы, а через некоторое время - в иеромонахи. Следующие четыре года он прожил в академии, пытаясь стать настоящим академическим ученым монахом, создавая монументальный труд - моногра­фию в области церковной истории и раннего христианства. К окончанию академии труд был завершен, и Славик го­товился почивать на лаврах, мысленно примеряя «се­ледку» - знак богословской кандидатской степени. Но, по­лучив монографию с рецензии, Славик не мог поверить своим глазам. Авторитетный профессор Богоявленский весь его великий труд в тысячу страниц перечеркал крас­ным карандашом, написав: «Абсолютная галиматья и гра­фомания». Возмущенный Славик прибежал к профес­сору — седовласому и седобородому старцу.

- Отец Вячеслав, - произнес степенный профессор, - при всем уважении к вашему сану я не могу принять вашу работу хотя бы потому, что вы многократно повторяетесь, переливая, так сказать, из пустого в порожнее, - это назы­вается тавтология. Я думаю, что вам стоит попробовать себя на другом поприще.

Профессор с достоинством удалился, а обескуражен­ный отец Вячеслав остался глотать обиду. Вожделенная «селедка» уплыла, как золотая рыбка, махнув на прощание хвостиком.

Закончилась академия, и Славика назначили препода­вателем славянского языка в младших классах семинарии. Но пройтись по преподавательской лестнице и достигнуть высот инспекторства, за которым маячит перспектива архимандритства, а там, глядишь, и архиерейства, отцу Вя­чеславу не удалось. Его тихо удалили за скандальную связь с некой девицей из работниц академической канцелярии. На ковре у митрополита он слезно каялся и умолял не от­правлять его в монастырь. Тогда архиерей сжалился и назначил его на приход вторым священником в одно из сел Волгоградской области.

- Скажи, Султан, зачем тебе понадобилась эта грязная, пьяная поповская свинья? - спросил Мавлади, проходя в комнату, где на атласных подушках сидел, развалившись, Султан.

- Он что, пьяный? - поморщившись, в недоумении спросил Султан.

- Да вдрабадан, мы его из-под стола всего в блевотине выковыряли.

- Странно, у меня была информация, что он не пьет, - произнес Султан.

- Ахмет, там у нас гость, распорядись, чтобы, когда про­трезвеет, его помыли, переодели. Как сможет говорить - сразу ко мне.

- Так зачем тебе этот вонючий кафир? - устраиваясь на подушках и закуривая элитную сигару, еще раз спросил Мавлади.

- Дорогой, ты покушай - барашек, шашлык, бери, что хочешь, ешь. Устал, отдыхай.

Мавлади понял, что на его вопрос Султан не ответит, все же Султан выше его, Мавлади, и запросто может не от­вечать.

- Ты кушай, потом о делах поговорим, у нас есть что обсудить. Работы много навалилось, слава Аллаху.

На следующий день Мавлади уехал, а к вечеру Ахмет привел протрезвевшего, вымытого и переодетого отца Вя­чеслава. Выглядел он, мягко говоря, неважно: серое помя­тое лицо, огромные синюшные мешки под заплывшими глазами.

- Присаживайся, гостем будешь, - указал на стул на­против Султан.

Отец Вячеслав стоял как столб. Ахмед толкнул его в спину, дав понять, что надо садиться.

- Ахмет, ты можешь нас оставить, нам надо поговорить, я тебя позову, - в глазах его сверкнула усмешка. - Ах да, Ахмет, принеси нашему гостю стакан горячего чая и аспирин от головы. Ты прости, - обратился он гостю, - похмелиться тебе не дадим, а вот чаю с аспиринчиком - с удовольствием.

Отец Вячеслав неохотно присел и поморщился от го­ловной боли. От еды его все еще тошнило, а вот горячего чаю хотелось нестерпимо, поэтому он был даже благодарен своему похитителю-незнакомцу, по крайней мере, его не сразу будут убивать.

- Зачем я вам понадобился и кто вы такие? - спросил иеромонах.

То, что это люди не от архиерея, он понял уже давно, да и архиерей померещился ему в пьяном бреду.

- А вот вопросы здесь задаю я, - строго ответил Султан и растянул губы в белозубой улыбке.

Отец Вячеслав поежился от его взгляда и проверил на­личие на себе одежды, ему вдруг показалось, что его за­были одеть после душа.

«Почудилось, надо ж так перепить, «белочка», что ли, продолжается», - подумал несчастный.

Вошел Ахмет, похожий на араба из древних литогра­фий, — черноволосый, кареглазый и очень красивый па­рень лет двадцати пяти, на подносе большая кружка дымящегося черного чая и стеклянный стакан с шипящей в воде таблеткой, - поставил перед носом отца Вячеслава и мгновенно удалился.

«Не отравили бы, бестии», - подумал пленник и маши­нально перекрестил стакан, сложив по-священнически пальцы.

Султан при виде крестного знамения, исходившего даже от такого ничтожества, что сидело перед ним, сделал омерзительно злую гримасу, но удержался от коммента­риев и каких бы то ни было действий. Он всегда умел дер­жать себя в руках.

Отец Вячеслав гримасы не заметил и мгновенно опро­кинул в себя стакан с аспирином.

- Ну что, приступим к делу, а то время идет, мы с вами здесь не на чаепитие собрались. Хотя вы чаек пейте поти­хоньку, в вашем состоянии очень помогает. Итак, я вам хочу предложить очень выгодную сделку, - он выдержал нужную паузу и продолжил. - Во-первых, я предлагаю вам отречься от вашей ложной религии и перейти в истинную. Вы, наверное, и сами прекрасно понимаете, как человек с академическим образованием, что христиане исказили принцип единобожия и теперь, слава Аллаху, единствен­ная истинная и чистая религия - это ислам, а единствен­ный истинный пророк, чье послание дошло до нас неискаженным, - это Мухаммед, да благословит его Аллах и приветствует.

- О, нет, нет, я с вами дискутировать на богословские темы не собираюсь, - поспешно вставил пленник.

- Не перебивайте, я еще не договорил, я тоже диску­тировать, тем более с таким, как вы, не собираюсь.

Султан глянул на своего невольника так, что тот опять заерзал и стал теребить одежду.

- Так-то лучше, я надеюсь, что мы здесь не шутки шу­тить собрались.

Отец Вячеслав и не собирался с ним спорить, он во­обще никогда никому не перечил, но боялся, страшно бо­ялся, он ненавидел себя за эту вечную трусость. Он никогда не мог возразить ни матери, ни другим людям, вершившим его судьбу. И вот теперь какие-то негодяи по­хищают его и начинают к чему-то принуждать, и он опять не сможет отказаться. Он уже знал, что не откажется, его загнали, как зверя. Вначале Нина, теперь эти.

- Итак, я предлагаю вам принять истинную веру - ислам, я вам предлагаю самый чистый ислам, даже не тот ислам, о котором вы привыкли слышать в своих кругах, но это детали.

- Расстригой, что ли, хотите меня сделать? - робко, почти заикаясь, спросил неволец.

- Ха, ха, ха, - рассмеялся Султан, обнажив стройные ряды идеальных зубов, - ой, не могу, расстригой, да ты и так без пяти минут расстрига. Ты что, думаешь, твой ар­хиерей тебя за твои выходки по головке погладит? Может, он тебе приход предложит и жену при этом в придачу или сделает тебя своим секретарем, а? Да тебе в лучшем случае светит, как там у вас называется, запрещение, а в худшем - лишение сана.

- Извержение, - поправил его пленник, обхватив го­лову руками и нагнувшись, словно сейчас зарыдает.

- Не важно, извержение - по вашей терминологии. И будешь ты прозябать без денег и без пропитания у себя в вонючей дыре в своем Зажопинске, и твоя любимая Нина тебя бросит, потому что ей такой, как ты, не нужен, и бу­дешь ты жрать свою паленую ханку, пока не сдохнешь, как собака под забором. "Гебе в твоей церкви ловить больше нечего. Или ты думаешь, что твой архиерей ничего не знает о твоих похождениях? Все он знает, и давно, твой настоятель ему все и докладывал. Так что скажи ему за это спасибо.


Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 43 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.025 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>