- Давай уж дверь вскрывать, что ли? – проворчал Тошка, с беспокойством вертя головой по сторонам.
- Так ты не вертись! Свети сюда, на замочную скважину! Фу, черт, открыта! Да-а, бежали, значит, и дверь запереть позабыли? – подытожил свои усилия Толян, когда входная дверь с хлопком явила им черный прямоугольник прихожий. – Ты чего? – обернулся он к племяннику.
- Там, - тот показал пальцем перед собой. – Что-то светится!
Анатолий всмотрелся.
- Чудак! – усмехнулся он. – Луна-матушка через окно кухни светит. А в коридоре у них трюмо с зеркалом – она в нем отражается! Ну, пошли что ли?
…В первой квартире их ожидало разочарование. Толян, морща нос, открывал ветхие дверцы шкафов, срывал с вешалок лохмотья, когда-то бывшие одеждой, кривился.
- Без мужика жила, что ли? – ворчал он себе под нос. – Ни пиджаков, ни брюк – одно бабье шмотье! Ты свети, давай! – прикрикнул он на племянника. – Куда опять уставился?
- Сервант, вроде, там, - пояснил Антон. – в соседней комнате. Посуда, да всякий хрусталь…
- Хрусталь, говоришь? – взъярился Анатолий. – А ты, голуба, хоть одну чашку-рюмку целой до дому донесешь - по здешней-то дороге? Или, думаешь, в вертолете тебе место приготовлено?
- Да это я так…
- Ну раз «так» - тогда потопали отсюда! Фу-у, ну и запашина! Э-эх, сколько добра всякого сгнило! – сокрушался Толян.
…Вторая квартира тоже обманула его ожидания.
- Ишь, какой умник тут проживал! – заметил младший Блохин, когда фонарик высветил бесконечные книжные полки.
- Здоровые книги! – с уважением заметил Антон.
- Да это не «здоровые»! – отмахнулся Толян. – Это они от сырости разбухли! Видишь, половина на пол высыпалась – на полках тесно стало! Да-а, - философски заметил он. – Покупал их, покупал «Архимед-ботаник» - кучу денег угробил, а все прахом пошло! Лучше бы выпить купил – и себе бы жизнь скрасил, и – других угостил!
- Смотри, какой большой телевизор!- подергал за рукав Тошка.
- Советский, цветной, - безучастно заметил Анатолий. – Крутая вещь по тем временам! «Рубин», «Электрон», али «Горизонт» какой-нибудь… Да-а, тут старой техники завались! Музей можно открыть!
- Может, и нет тут совсем твоего оружия? – ворчливо заметил племянник.
- Мы еще только в двух квартирах побывали, а ты уже и скис?
- Да не скис я!
- Тогда – не ссы! Найдем! – успокоил Антона Блохин-младший.
…И точно! Уже с третьего раза им улыбнулась удача! В кладовке следующей квартиры, у дальней стенки стоял гордо особняком металлический ящик. Даже зеленая краска на его боках еще не полностью сдалась ржавчине.
- Живем, племяш! – обрадовался Толян. – Ну-ка посвети!
Тошка наклонился вперед, вытянув руку с фонариком.
- Ты и сейфы можешь открывать? – дыша Анатолию в шею, поинтересовался он.
- Нет, Антон! – тихонько засмеялся Блохин-младший. – Сейфы вскрывают воры-«медвежатники»! А это – простой железный ящик с типовым замком! – присев на корточки, он осмотрел замочную скважину, удовлетворенно хмыкнул и запустил руку в рюкзак. Раздалось звяканье, и наружу появилась большая связка ключей.
- Ты же сказал, что скрепками можешь? – спросил Тошка с обидой.
- Сначала этим попробуем… - пыхтел Толян. – Ну-у… еще не-емножко… еще чуть-чуть… - пальцы быстро перебирали ключи и совали их в замочную скважину. – Самое главное, знаешь, что теперь? – спросил он племянника.
- Не-а…
- Ключ не обломать – вот что! Хорошо, что у этого замка не силуминовые ключи, а то… Опа!..
Крак!!! Дверца ящика, скрипнув петлями откинулась в сторону.
- Ух ты-ы! – восхитился Тошка. – Ружье!
- Двустволка «тозовка», - прокомментировал Толян. – А теперь – смотри сюда, в это отделение!
- Патроны!
- По идее эти патроны снарядить по-новой надоть, - с долей сожаления заметил Блохин-младший. – Однако, даже если мы порох и найдем, то откуда знать – отсырел он или нет?
- А чего делать?
- «Чего делать», «чего делать» - хороший вопрос! Берем патроны – набиваем во-от энтот патронташ – держи! – и будем надеяться, что хотя бы половина из них сработает как надо! Да ты не боись – ружье нам сейчас так, на всякий случай! Мало ли от кого пригодится – от зверя или от человека… Профессор вот байки свои травил… Ты, кстати, сейчас ничего не чувствуешь?
- Чего?
- Ну, ты говорил, мол, в лесу кто-то был…
- А-а… - Тошка помотал головой. – Не-а…
- Ну и ладушки! – весело сказал Анатолий. – А сейчас доставай сигареты – покурим!
- Свои надо иметь! – проворчал племянник, вытаскивая пачку «Примы».
- Во жлоб! – усмехнулся Толян. – Я его в сокровищницу, можно сказать, сейчас поведу – а он мне сигареты жалеет!
- Какие такие «сокровища»? – не понял Тошка.
- А выпить ты хочешь? – вкрадчиво спросил Анатолий.
- Хочу…но мы же всю бутылку прикончили… еще по дороге сюда…
- Подожди… вот сейчас курнем… - Толян с удовольствием затянулся. – Сведу я тебя в одно место… Там водки…вина…завались… Ну а если, опередил нас кто… хотя это – вряд ли…мы с тобой другое место найдем.
- Это где такое место?
- Не спеши, торопыга…Надо здесь на кухне, по шкафам, посмотреть одну вещь. А вдруг, не испортилась?
- Ножи кухонные?
- У нас свой есть. Здешние ножи – одна сплошная ржавчина. А вот свечи… Свечи у нас люди обычно на кухне держат. Если, конечно, жильцы запасливые… Свечи нам пригодятся… Фонарик ненадежен; батарейка может сесть…
- Ты что, со свечой по улице пойдешь? – засмеялся Тошка.
- Дурак ты, Антон! Здесь ли, там ли, куда мы пойдем – они везде пригодятся. Заодно спички-зажигалки посмотрим, авось, не все отсырело… Забирай ружье – и айда за сокровищами!
19. Лена и Павел.
- Григорий Петрович, отдохните! – Щербаков тронул старика за плечо. – Там, в палатке, есть еще один спальный мешок. Как раз – вам!
- А вы?..
- Я привык ночевать в вертолете. Мало ли что…
- Щербаков, меня шокирует твоя забота о девушке! – проворчала Лена. – Засунуть меня на ночь в палатку с двумя мужчинами, фу!
- Можешь спать в вертолете, - холодно предложил Павел.
- Спасибо, я уже передумала. Ведь если ночью сюда придут кровожадные чудовища – то они сначала слопают Константина Михайловича, потом …э-э… уважаемого Григория Петровича, и только потом доберутся до меня!
- Может, молодой человек, мне лучше переночевать в вашем вертолете? – спросил смущенно Блохин-старший.
- Нет уж, - помотал головой Павел. – Спите здесь, а Лену не слушайте! Шутит она так! Со школьной скамьи шутит! – и бросил на нее уничижающий взгляд: дескать, дорогая, будь осторожнее - человеку сейчас не до того!
Лена в ответ едва заметно усмехнулась (или ему показалось?), но послушно кивнула:
- Паша прав! Это у меня еще со школьных лет! Пережиток проклятого тоталитарного прошлого!
- Спи, «пережиток»! – Павел задернул полог.
Проходя мимо костра, он глянул мельком на сгорбившегося в сиденье Басова.
- Не заснете?
- Вам осталось спать меньше двух часов, - напомнил тот.
- Возьмите «беретту».
- Спасибо, но по мне «ТТ» - лучше. Привычнее.
- Как хотите, - Павел пожал плечами и полез в вертолет.
«Спать придется вполглаза, - подумал он. – Кроме меня тут – одни старики, плюс девчонка. Причем, один из стариков – кабинетный червь, другой – писака со сдвинутыми мозгами (вообще не в счет). Охрана из них – никакая, как бы профессор не размахивал своим «ТТ»! Ну, хоть Петрович – офицер-отставник. Но кем он служил? И где? Да и голова другим забита – за племянника переживает. А эта парочка, интересно, где шляется? Как бы то ни было – они уже не в счет… Пригодились бы…если к дисциплине приучить.»
Он полез к заднему сиденью, щелкнув фиксатором, приподнял его: «Контейнер на месте? Порядок!» Постоял над тайником пару секунд, прикидывая: не достать ли автомат прямо сейчас? Мысленно махнул рукой: «Пока пистолета хватит. «Берета» - штука мощная. А «Гаранин» - хорошая вещь, но пока вытащишь… Ещё раз пощелкал тумблерами рации, послушал монотонный вой помех. Уселся в кресло, вытянув ноги. Прислушался к собственным ощущениям. Нет, никакой опасности поблизости не наблюдалось. «Можно чуть-чуть поспать», - он закрыл глаза. Последняя мысль, как ни странно была о молодом парнишке, которого его дядя-алкаш утащил в темноту: «А ведь парень-то – «интуитив»! Причем, природный, от рождения! Надо бы…»
20. Размышления «лица русской демократии».
…Хотя фонарь в палатке давно был выключен, Константин Михайлович никак не мог заснуть. Лежал с открытыми глазами, думал. У противоположной «стены» (если ее можно было так назвать,) беспечно посапывала Лена. Дальше к выходу сипло, по- старчески дышал пенсионер- «кладоискатель». Постанывал во сне: наверное, снилось что-то нехорошее.
«Хорошо, хоть не храпит, - раздраженно подумал Дьяков. – И зачем этот дылда нянчится с «осколком советской империи»?.. И дышит-то как! Как паровоз! Наверное, «Беломора» по две пачки в день выкуривает!»
Он попытался вспомнить, видел ли сегодня этого деда курящим, не вспомнил и поэтому разозлился еще больше.
«Лучше бы пилот сам здесь улегся, чем занимался благотворительностью! Пусть бы этот пенсионер искал ночлег самостоятельно! В конце концов, за вертолет платили мы!»
Произнеся про себя слово «мы», он покосился на Лену Светлову. Ткань палатки пропускала свет костра, и в полутьме было видно желтое пятно непокорных волос, не желающих прятаться в тесноте спального мешка.
«Нет! – подумал Дьяков, - Девица сохнет по этому дылде; ночуй он здесь, они бы начали разводить телячьи нежности. Знаем мы эту молодежь – на уме у них только одно. Пусть уж лучше старик здесь ночует!»
Он повернулся на другой бок, поерзал, устраиваясь поудобнее… Попытался было считать овец, но сон не шел.
«Всегда у меня так! – подумал раздраженно. – Вечером не могу уснуть, утром – проснуться! Спи! – приказал он сам себе. – Завтра этот профессор из секретного «ящика» поведет нас показывать развалины своего хозяйства и эту… «летающую тарелку»… Если, конечно, не врет… Вот уж кто, Господи, точно – «осколок эпохи»!.. И здесь вокруг – остатки советской империи… Бывшая секретная ЗОНА… Прогулка по «зоне» - как у Стругацких! – губы искривило усмешкой. – вся страна из одних зон состоит, хоть и занимает одну шестую (нет, уже одну восьмую!) часть суши…Зоны, зоны, зоны – сплошные зоны… Секретные и для лишения свободы… И везде – колючая проволока, вышки, овчарки с оскаленными пастями…
Самому ему бывать в «местах не столь отдаленных» не пришлось – отделался «психушкой» с довольно мягким режимом. Диагноз: «Патологическая ненависть к Советской власти.» Врачи ошиблись – дело было вовсе не в Советах… Дьяков давно уже решил для самого себя, что даже родись он в «России, которую мы потеряли»: во главе с царем-батюшкой, с дворянством, с Путиловыми и Рябушинскими, ничего бы в его взаимоотношениях с властью не изменилось бы. Что самого себя обманывать: он просто ненавидел эту страну. И этот народ. Особенно народ. Это сиволапое мужичье, которое зовется «русскими»! (Слава Богу, теперешняя власть поставило это слово под негласный запрет, приказав им называться «россиянами». Спасибо ей хоть за это!) Ненавидел, не потому, что любил чистый, ухоженный и спокойный Запад (хотя Запад он ценил и уважал), но просто за то, что есть на свете этот проклятый народ! Вечно пьяный, вечно ленивый, вечно жалующийся… Жалующийся на барина, на зиму и «супостатов», находящий тысячи причин и обстоятельств, что не дают ему, «народу-богоносцу», задрав портки, бежать в Царство Божие, в Коммунизм или просто в космос!..
… После «психушки» его в Первомайск не пустили, как же - неподалеку финская граница! Он даже раздумывал: не подать ли заявление на выезд… Подальше от этой проклятой страны, от этих харь, вызывающих тошноту… Но потом с пугающей ясностью понял, что если выпустят – все, капут! Ненависть ко всему русскому, посконно-квасному, которая здесь дает ему энергию для работы и борьбы, там, на Западе взорвет его изнутри, как выброшенную на поверхность глубоководную рыбу! Можно было, конечно, устроиться на радиостанцию «Свобода», или в «Народно-Трудовой Союз», но что там делать по вечерам, в чистой и опрятной квартире? «Сопьюсь.» - подумал он мрачно. Смотря в кинотеатрах фильмы про (как они любили называть) Великую Отечественную войну, Дьяков понял, что живи он в то время и окажись на оккупированной территории, он бы… «Дурак ты был, Адольф! – шептал он про себя. – Ох, дурак! Ну зачем ты к евреям-то цеплялся? Запад против себя настраивал? Пер бы себе на Восток, все культурные народы только бы спасибо сказали! И шли бы караваны с «ленд-лизом» не в Мурманск, а, например, в Гамбург!»
В конце 80-х он зачастил в Прибалтику. В середине 90-х – в Чечню. И вожди «Саюдиса», и Дудаев с Басаевым считали его «своим». Это ему льстило. Правда, с приходом к власти Путина он уже не мог громить «российский империализм» в открытую – времена изменились. Но «русский фащизм» лягать ещё было можно. Власти, по его мнению, это даже устраивало. Русские были питательной средой, за счет которой они обустраивали свою жизнь. А какой хищник желает, чтобы его добыча сопротивлялась? И «Свобода», и «Нью- Йорк Таймс» охотно брали его материалы. Так что хватало не только на хлеб, но и на масло с колбасой тоже. Книги, правда, расходились плохо. Последняя «Русский Север – «Страна Гулагия» никак не могла найти своего издателя… Хорошо хоть один гуманитарный Фонд (формально «международный», хотя заправляли там американцы.) пообещал выпустить ее в свет. А крупные западные издательства вдруг стали воротить нос. «Неактуально, мистер Дьякофф! Вот если бы вы обратили ваше золотое перо в защиту маленькой Грузии!» Он обещал подумать. Но, пока, так и не взялся. И не потому, что тема не нравилась. Просто был завален работой. Не так давно был в Ненецком автономном округе. И теперь готовил серию очерков. О том, как повезло маленькому самобытному народу с полезными ископаемыми. О черных замыслах Архангельской администрации по присоединению округа. О склонности Путина к совершению «административной агрессии» - стремлению к объединению различных субъектов федерации. О неправомочности русских вообще жить на этих землях (плевать, что они жили здесь почти тысячу лет – не их эти земля и точка!). Он так увлекся этой темой, что звонок старого знакомого (главного редактора местной газеты) застал его врасплох. Знакомый предложил организовать («на паях», как он выразился) вылазку в «местную Зону». («Наш Чернобыль, - прибавил он. – Но, что существенно – без радиации!»). Дьяков подумал и согласился. Развеется было бы полезно. Кроме того имелся шанс осветить грехи, пусть не теперешней, пусть прежней (но русской, именно русской!) власти. Что может быть лучше?»
И теперь, засыпая, он прикидывал, «под каким соусом подать» сообщение о сбитом инопланетном корабле? На границе сна и яви название пришло само собой: «Ракета в борт –контакты третьего рода по-русски!» Маленькими буквами ниже: «Американцы никогда так бы не поступили!»
21. «Повадился кувшин…» (Окончание.)
- Дай фонарик, а? – попросил Толян. – Ты вот, давеча, позади тащился, а теперь, эвон, круги нарезаешь, как жеребец застоялый!
- Фонарик! – проворчал Тошка. – И ружье ему… И фонарик ему! Ты ружье мне дай, а я уж тебе, так и быть…
- Э-э нет! – отрубил Толян. – А то ты еще со страху в спину мне пульнешь! Уж лучше ружье при мне будет!
… Пятиэтажные дома остались позади. Их сменили длинные угрюмые «девятиэтажки». Казалось, они закрывают собой полнеба. Луна спряталась, как за гребни высоких гор. Даже звезды над головой светили ярче, словно из колодезной глубины. Между громадами домов, будто в горных ущельях, царила непроглядная тьма. Тошка, обычно бесчувственный к чужим страданиям, смилостивился: пошел рядом, стараясь попадать в ногу и следя, чтобы световой круг не убегал.
- Дома, дома, а магазин твой где? – недовольно спросил он. – Сокровища какие-то еще обещал!..
- Там… Там дальше… Все будет!.. – ответил Толян, понижая голос.
Ему почему-то стало страшно. Показалось, что темнота справа в одном месте сгустилась до сплошного мрака. Что-то было там. Это «что-то» было огромным, и находилось совсем близко, гораздо ближе, чем стена дома.
Анатолий остановился, Тошка тоже застыл как вкопанный.
- Ты чего?
- Посвети вокруг! – осипшим голосом попросил Толян.
- Да зачем? – удивился Тошка. – Нет здесь никого… пока, - неуверенно добавил он.
- Посвети!
Световой конус описал широкую дугу. В нем мелькнуло…
- Стой! Останови…
- Ты что? Это же будка!..
Толян перевел дух. И точно – будка! Когда-то синяя, с оконцами из щелей, с предупреждающей надписью под нарисованными черепом и костями: «Осторожно! Высокое напряжение!»
- Ф-фу!!! Транформатор! – выдохнул он.
- Ага! Череп и кости! – согласился Антон..
- Чертова темень! – Анатолий с тоской глянул на далекие звезды, прячущиеся в недостижимой глубине неба.
Небесный свод, подпертый высоткой казался вообще далеким. Младший Блохин с тоской глянул на черную стену.
- Как подумаешь, что во всей этой громадине ни одной живой души…
- Ты что – боишься? – удивился Тошка.
- А ты – нет?
Племянник секунду помолчал (Анатолий явственно представил себе, как он пожимает плечами):
- Не знаю. Не разобрался еще…
- Ну и ну! – теперь уже удивился Толян. – Как это «не разобрался»?
- Чтобы бояться – надо знать чего! – наставительно сказал Тошка. – А тут – все непонятно… Ты сам-то, вон какой смелый был, когда ружье искали?.. А теперь – что?!
- Сам не знаю, племяш, - на сей раз, Анатолий говорил серьезно, без своего обычного ерничанья. – Там вроде и дома поменьше были, и темнота – не такая густая, и Луна в окошко светила… Да и пока ружьишком не обзавелись – бояться бесполезно было… Случись тогда что – чем бы оборонялись?..
Последние его слова, видимо, переключили мысли племянника в практическую плоскость.
- Да, ружья! – вскинулся Антон. – Утром обойдем все дома, и соберем их всех, которые найти сможем!
- А потом? – неохотно спросил Анатолий. (Они все шли и шли вдоль длиннющей девятиэтажки, и конца ей не было видно.)
- Потом – продадим!
- Ну и сядешь лет так, на десять…
- Почему?!!
- Ты еще погромче об этом трепись! – осадил младший Блохин Тошку. – Продажа оружия, да еще чужого, это знаешь… Моргнуть не успеешь – менты нагрянут; и все – суд, тюрьма, пишите письма!
Тошка только посопел в ответ. Некоторое время шагали молча – племянник переваривал обиду. Внезапно, Анатолий осознал, что темнота впереди перестала быть абсолютно кромешной. Кажется, там что-то синело. Он отвел тошкину руку с фонариком в сторону. Всмотрелся. Наконец сообразил, что видит лунный свет, льющийся в проход между домами.
- Слава Богу! – вырвалось у него. – Здесь и свернем!
… Асфальтовая дорожка, обтекающая девятиэтажку, заворачивала за угол. Там вливалась, как ручей в реку, в широкую полосу дорожного покрытия, которая здесь, наверное, исполняла роль главного проспекта. Дальше высились темные деревья, за ними – еще ряд высотных домов, но они, стоя в отдалении, Луну на небе уже не закрывали. После внутриколодезной тьмы дворов, Анатолию с племянником показалось, что улица освещена фонарями.
Приободрившись, Толян повел носом вправо-влево. По левую руку, метров за сто, он, наконец, обнаружил, что искал – широкое, трехэтажное здание, с темнеющей вывеской над козырьком входа.
- Пошли туда! – он дернул Тошку за рукав.
… Когда подошли поближе, Анатолий с облегчением убедился, что чутье его не подвело. Это оказался местный универсам. Меньше всего хотелось наткнуться на какой-нибудь магазин канцелярских принадлежностей, книжный или галантерею. Или – аптеку… Хотя, если подумать, то и в аптеке нашлось бы…
Уже подходя к магазину, и мысленно прикидывая, что сказать племяннику, если лавка окажется «не в масть» («По виду вроде – универсам, но шут его знает…»), он внезапно обеспокоился отсутствием звука шагов сзади. Оглянулся: и с раздражением увидел, что Тошка стоит столбом метрах в десяти.
- Ты – чего?
- Не надо туда ходить! – такое заявление теперь, на свету, вызвало у Толяна только раздражение.
- Почему? – сердито спросил он и добавил усмехаясь. – мы с тобой – та еще парочка: то один чуть в штаны не наложит, то – другой… Ты-то сейчас чего испугался?
- Не знаю…
- Сам недавно сказал: чтобы бояться, надо знать – чего… - поддел его Толян. (Поморщился про себя: «Не сдвинешь его теперь…»)
- Там… - сказал Тошка и опять замолк.
Анатолий секунду-другую соображал; потом его осенило. Широко улыбаясь, он спросил:
- А выпить – хочешь?
Этот вопрос, столь желанный для большинства мужского населения современной России, оказал и здесь свое магическое воздействие.
Племянник, встрепенувшись, прекратил изображать статую и, подойдя, спросил:
- А есть?
- Будет! – уверенно пообещал Толян. – Во-он вывеску видишь над входом?
Тошка поднял голову, прищурился:
- Вижу. Только не вижу, что написано. Она же не светится!
- Что написано – и так понятно. «Магазин» там написано!
- Продовольственный?
Толян и сам задавал себе этот вопрос, но чтобы развеять у племянника все сомнения, убежденно сказал:
- Ясен перец! Здесь же военный городок – какой еще, по-твоему, магазин тут будет?
…Определить специализацию местной торговой точки оказалось сложновато. На окне-витрине справа от входа выцветшие буквы возвещали, что здесь «Хозтовары», зато слева – «Продукты. Вино-пиво. Сигареты». Что и требовалось.
«Универсам и есть!» - довольно отметил про себя Толян.
- Эх, ма! – вздохнул он. – Жаль, что только водка – продукт непортящийся! Это ж, сколько товару зря пропало, подумать страшно!
Двери магазина оказались стальными, хоть и проржавевшими. И это было еще хуже, значит, и замку – кранты, открывать – не стоит и пытаться. Единственный путь туда лежал через левое окно-витрину.
- Пальнуть? – предложил Тошка.
- Я тебе пальну! – прикрикнул на него Толян. – Эти, с вертолета, мигом примчатся … с пистолетами! Монтажку, топор давай!
Звон и треск разбитого стекла в окружающей тишине показались оглушительными.
Анатолий закусил губу: «Черт! Как бы точно не услышали!»
- Включай фонарь! Полезли! – скомандовал он.
И они «полезли»…
… После чистой ночной прохлады снаружи, запах, царящий внутри, оглушал.
- Фу-у! – Тошка зажал нос.
- Плесень! – хрипло сказал Толян. – Сколько здесь сгнило всего!
Тут пахло гораздо хуже, чем в тех квартирах, где побывали раньше. Магазин был старого типа: не было бесконечных коридоров из стеллажей и полок. Не надо было катить по проходу тележку, самому накладывать товар, а потом идти на кассу. Стены в этом довольно большом помещении были отгорожены сплошной полосой витрин и прилавков. За этой-то «баррикадой» и находились полки с товарами. Тошка водил фонарем справа –налево, зигзагами, высвечивая ряды потемневших банок и коробок, горки какой-то земельного вида субстанции (возможно, бывшей в своей прошлой жизни печеньем или конфетами, и все было покрыто противным на вид белым пухом.)
- Мо-ох? – гнусаво спросил Тошка, продолжая заживать пальцами нос.
- Говорю – плесень! – недовольно буркнул Толян.
Перед ним, высотой почти по грудь, протянулась барьером стеклянная витрина. Стекло потемнело изнутри (от пыли или испарений), и милосердно скрыло от посторонних глаз, во что там превратились сыры и колбасы. Он был этим весьма доволен: один запах уже вызывал тошноту. «Ничего, притерпимся,»
Луч фонарика переместился дальше. Уперся в пирамиду консервных банок. Этикетки почернели, покрывшись темными пятнами, но Антон все-таки разобрал по складам:
- «Ту-шен-ка»… «Став-ри-да в…»
- Не вздумай брать! – предупредил его Анатолий.
- На фиг они нужны? Повздувались все!
- Хрен тебя знает… Свети дальше!
А дальше… дальше было то, что нужно – пошли долгожданные ряды темных и серых бутылок. Пыль на их боках от влажности образовала корку; ну, это ничего – мы не из брезгливых! Темные, значит – вино, серые – водка…
- Ах вы, мои дорогие! – оскалился Толян.
Он поставил ружье прикладом на пол, прислонив к прилавку. Раздался негромкий металлический лязг. Анатолий нахмурился. Глянул под ноги.
- Посвети.
…Решетка. Решетка в полу. Квадратный люк из стальных полос с щелевидными просветами.
- Мать твою! – выругался удивленный Толян. – И здесь канализация?! Но в магазине-то для какого лешего дырки в полу делать?
- Может – подвал там? – Тошка подошел, уставился заинтересованно.
Про запах он сразу забыл.
- Ну ладно – подвал! А люк? Люк-то зачем?! Вентиляцию, что ли, хотели устроить?
- А тебе не все равно? – удивился Антон.
- Нет… интересно просто. – Толян оторвал взгляд от пола.
- Свети туда!
И опять ласково поглядел на богатство, стоящее на полках.
Положив рюкзак на пол, он уперся руками в прилавок и, неожиданно легко для своих лет, перекинул тело на ту сторону. Схватил ближайшую сероватую бутылку, потер рукавом.
- Ишь ты! – вгляделся любовно. – «Цитрусовая»! Поллитра! Давненько я ее не пробовал! Живем, племяш!
Тошка подался вперед, вытянув шею.
- В самом деле - «Цитрусовая»?
- Ага! Ах ты, моя хорошая, сколько лет не виделись! Как же ты жда-ала! Тошка, клади фонарик на прилавок, доставай стакашки из рюкзака! Щас мы ее!
Шаря в рюкзаке, тот спросил с тревогой:
- А не траванемся?
- Не-ет, - уверенно ответил Толян. – Она на спирту, а спирт, он – не портится… Пробка целая – значит, не выветрилась и внутрь ничего не попало! Ну, давай стаканчики, чего копаешься?
- Да запах этот… - Тошка поморщился.
- А что – запах? Не боись – гнилью этой закусывать не будем!
- Да рыбой опять несет!- в голосе племянника прозвучала тревога. – Как тогда, у тех домов…
Толян принюхался.
- Плесень это! – сказал недовольно. – А впрочем, может, и рыба гнила, здесь же продуктовый магазин был, дубина ты стоеросовая! Понимать надо! Все сгнило и рыба тоже… Дай-кось еще сигаретку – покурим по такому случаю!
- А ты здесь возьми! – хмуро посоветовал Тошка. – Вон рядом с кассой пачки лежат!
- Это ж труха! – возмутился Анатолий. – Вот ведь жадюга! Сигарету для родного дядьки жалеет! В рай его привел – опять недоволен!
- Да уж, в рай! – проворчал Антон, копаясь в рюкзаке. – Здесь у нас яица вареные остались и хлеб, - сообщил он совсем другим тоном. – Доставать?
- Доставай! Закусим! А то здешним продуктам срок годности истек! – Толян хрипло засмеялся.
Протянув руку, он взял со стеллажа одну из сигаретных пачек («Чем черт не шутит?») Лицо скривилось отвращением; пальцы смяли пачку и она полетела на пол.
- Говорю, сгнили здеся сигареты! – сообщил он племяннику. – Дай свою, не жмоться!
Тот вздохнул, полез в карман за «Примой». Чиркнули зажигалкой, прикуривая.
- Доставай-ка свечу из тех, что мы нашли! – распорядился Толян. – А я пока разолью!
Сорвав пробку, принюхался («Вроде, не выдохлась!»). Набулькав в стаканчики, отпил немного:
- Порядок! Пить можно! Эй, племяш, ты сначала ж… у свечки растопи! Поводи, говорю, зажигалкой снизу! Ага, вот так… а теперь лепи ее прямо на прилавок! Вот – теперь не упадет! Да будет свет, сказал монтер!..
Над свечой появился огонек, поначалу маленький и слабый, как новорожденный младенец. Потом, когда расплавленный парафин, оплывая, освободил больше фитильной нити, пламя вытянулось в длину, осветив лица обоих «старателей»… Как на проявленной фотографии в поле зрения постепенно появилась пыльная поверхность прилавка и витрин, ряды больших и маленьких бутылок, частично скрытые гигантской тенью Анатолия.
- Ну, племяш! – Толян поднял стаканчик. – Подфартило нам сегодня! Давай, чтоб удача нас не покидала!
Он одним махом опрокинул содержимое в рот, выдохнул, чуть поморщился и потянулся за хлебом.
Тошка пил осторожно, понемногу.
- Ну и гадость! – скривился он.
- Ничего! Не отравишься! – успокоил его Анатолий. – Пей – не боись! Главное – «пенсии» поблизости нету! А то заклевал бы!.. – усмехнулся он.
- Не-ет, дядю Гришу надо с собой отсюда забрать!
- Так я не против! Заберем… не сейчас… Вот завтра с тобой на промысел сходим...
- Цветняк будем брать?
- Цветняк! Только не такой, какой ты думаешь. Тут в домах мно-ого чего есть! Только с умом надо искать! Тщательно. По шкафам всяким, да по сервантам!
- Украшения что ли?
- Молодец! Врубаешься! Тут, ежели с умом, богачами стать можно! Ну, давай еще по одной!..
…Свеча разгорелась, и в магазине стало светлее. Тени попрятались по углам, вместе с ними отступили и недавние страхи. Туман опьянения глушил чувство опасности – голоса стали громче. Толян махал руками – тень металась по стене. Тошка хихикал.
- Вот, племяш, - умильно улыбаясь, в который раз повторял Анатолий. – Напали мы с тобой на золотую жилу! Сейчас выпьем, а чуть рассветет – прошвырнемся по окрестностям… поглядим кой-чего… золотишко там всякое…
- Ружья…
- Дались тебе эти ружья! – Толян пристукнул кулаком по прилавку. – Тут с умом надо… опасное дело, говорю! Но можно и ружья, у нас в Первомайске охотников до …, можно спросить, да, можно… Кста-ати! – спохватился он. – Ну-ка положи двустволку сюда… Сюда-сюда, на прилавок!.. Да аккуратнее, говорю, а то выпалит!.. «Пенсия» услышит, инфаркт приключится… - и пьяно захихикал.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |