Заплатка для котла

Весной и в начале лета мы собирали, прореживая, молодую картофельную ботву, листья свеклы, молодую крапиву, луговой щавель… Из всей этой зелени варили суп, добавляя порушенную на ручной мельнице пшеницу. Суп мы варили в большом старом котле, пристроенном на очаг печи. Котёл, сколько я себя помню, был худой. И каждый раз, как варить, бабушке приходилось заделывать отверстие в нём небольшим кусочком теста.

Эта тестовая заплатка могла бы держаться ещё долго, но после каждой варки я отдирал её и съедал. Она была очень вкусная. Конечно, бабушка меня ругала за это, но что же поделаешь, если она такая вкусная! С внутренней стороны она была проварена, а со стороны очага подгорелая. Горелый налёт немного подскоблишь, а там, в середине, – прокопченная, очень вкусная штука была!

Поэтому я всегда охотно брался мыть этот котёл. А котёл, надо сказать, был настолько большой по сравнению со мной, что я туда почти весь залазил, только ноги были видны.

Староста

Я ещё в школу не ходил, а нас, мальчишек, уже привлекали на колхозные работы. Выгоняли всех, кто уже может ходить ногами и у кого ещё слушаются руки.

Весной мы выходили на озимые поля, вырывать сорную траву. Ходили босиком – меньше озимые топчутся, да и лапти берегли. А обуви у нас вообще, кроме лаптей, и не было.

На прополке мы шли по полю в одну линию примерно в двух метрах друг от друга. Идёшь по своей полосе, как встретится сорная трава, выдёргиваешь её руками. До конца поля километра два–три! Пройдёшь это расстояние, а потом обратно, уже другой полосой. И так, пока всё поле не обойдём.

С моим двоюродным братом Шуриком мы часто бегали отгонять от полей деревенских гусей. Он со мной одногодок. Его отец Шакрий – брат моей мамы (с войны не вернулся). А вообще у мамы две сестры и два брата. Самый старший из них – Шакртен. Его на войну не взяли по возрасту. Ему было уже за пятьдесят. А когда Шакртену было около двадцати лет, они остались сиротами. Маме моей было тогда четыре года. На плечи брата легли все семейные заботы. Он воспитывал мою маму, пока она не вышла замуж за моего отца.

Дядя Шакртен в Гражданскую войну был красноармейцем и вернулся домой раненым. Он рассказывал, что видел где-то в Самаре выступающего перед ними Ленина. А вот теперь дядя Шакртен в нашей деревне оказался единственным сильным мужчиной. Он и бригадир, и старший конюх, и заведующий фермой... Все ответственные работы на нём – в общем, староста деревни.

Он возил на лошадях в соседнюю деревню Байгузино колхозное молоко. Там был молокозавод. Когда он возвращался обратно, мы, мальчишки, уже бежали навстречу. Он угощал нас то кусочком сыра, то молоком, то большой миской сметаны, одной на всех.

28. Не хватало силёнок

В начале лета нас, семи-, восьмилетних мальчишек, посылали возить на лошадях зелёную массу на силос. Женщины вдоль леса и по оврагам косили крапиву, а мы отвозили её на ферму, к силосной яме.

Управлять лошадью мы уже могли. Стоишь в телеге, в руках вожжи, лошадь послушно идёт в ту сторону, в какую тебе нужно. Подъезжаешь к стожку с зеленью, женщины нагружают полную телегу, а наше дело управлять – садишься на воз и едешь к ферме. У силосной ямы тебя уже встречают. Подъехал так, чтобы удобно было разгружать, и смотришь, как женщины укладывают зелень в яму и утрамбовывают.

А вот запрягать лошадь в телегу тогда у меня силёнок не хватало. Даже хомут надеть на шею не мог. Подведу, бывало, лошадь к телеге, встану на телегу, поднимаю хомут, начинаю надевать и… если норовистая лошадь попадётся, то, как мотнёт головой, я кувырком лечу вместе с хомутом. А иногда получалось! Тогда я радовался, что смог захомутать лошадь.

В основном, конечно, запрягать нам помогал дядя Шакртен.

29. Не вошёл во вкус

Обычно почти все мальчишки в 7-8 лет пробуют курить. В то время у нас не было ни папирос, ни сигарет. Взрослые курили табак самосад. И вот я с Володей Апталиковым, ему было уже двенадцать лет, впервые стал знакомиться с этой дымящей забавой.

Сидим мы как-то на соломенной крыше сарая и курим... Все картошку копают, а нас не видно. Вдруг слышу, где-то совсем рядом дядя Шакртен меня к себе зовёт! Он, видимо, заметил нас и неслышно подошёл. Володя тут же убежал.

Дядя Шакртен спокойным таким голосом попросил меня, как взрослого, дать ему закурить. Я, доверяя его спокойному тону, протягиваю ему, что у меня было, – табак в мешочке и бумагу, но сам стою на месте. А он подзывает меня поближе к себе, и я, как кролик к удаву, с опаской, но послушно подхожу к нему. И как только я достаточно приблизился, он живо схватил меня за шкирку, зажал мою голову себе между колен, снял с себя поясной ремень и несколько раз прошёлся по моему мягкому месту, приговаривая, чтобы я больше не привыкал к этой вредной привычке.

Конечно, теперь мне не вспомнить, что именно он говорил, но этот урок был для меня настоящим. Я запомнил его на всю жизнь.

Сначала я, видимо, побаивался дядю, а, уже став взрослым, пробовал закуривать вместе с другими, но так и не привык – не вошёл во вкус. Вот уже седьмой десяток живу, и всё время с благодарностью вспоминаю урок брата моей мамы.

А вот своих сыновей – их у дяди Шакртена семеро – он не смог отучить от этой вредной привычки, все они курят.

Лапти

В нашей деревне во время войны было ещё несколько стариков. Про одного дедушку хочу немного рассказать.

Звали его Миклай, это младший брат моего прадеда Шуматая. В то время было ему лет около 70. Он всей деревне плёл лапти. Поживёт в одной семье, где его и покормят тем же, что и сами едят, там же он и спит. Когда всем в этом доме по паре лаптей сплетёт, идёт к следующим. Пока он так обойдёт всю деревню, те, которым вначале плёл, уже износили свои лапти и надо новые плести... Так он и жил.

От него и я научился лапти плести. Сначала для себя, а потом уже и всем в нашей семье плёл.

А бабушка вязала для нас шерстяные носки и варежки. И у мамы тоже было своё занятие. Дома у нас стоял ткацкий станок, на котором она ткала полушерстяные полотна для зимней одежды и портянок. Так мы сами себя могли постоянно снабжать всем необходимым для жизни.

А тем станком мама пользовалась ещё до недавнего времени, когда у неё уже появились внуки. Она ткала на нём половики. Некоторые детали того станка до сих пор ещё сохранились и сейчас лежат на чердаке.

Коньки

Игры и развлечения для себя мы тоже создавали сами.

Например, зимой мы мастерили себе коньки для езды по утрамбованной санной дороге. Делал я их так: брал деревянную чурку диаметром чуть меньше днища ведра и длиной чуть больше размера лаптей, колол топором таким образом, чтобы вышло два одинаковых полешка шириной со стопу. Наружная сторона освобождалась от коры и обтёсывалась, для придания ей ровной поверхности, чтобы на неё удобно вставала нога, обутая в лапоть. Внутреннюю узкую угловую сторону полешка немного стёсывал топором, чтобы получилась плоская площадка для скольжения с закруглением на концах, как у санного полоза. Передний конец скруглён больше, чем задний. Потом полоз выравнивался ножом, и так получалась общая форма коньков.

Затем полозья обрамлялись толстым железным прутом. Вот как я это делал. Замерял необходимую длину прута по всей длине полоза, с учётом загибов и перерубал молотком на углу обуха топора. На обоих концах прута делал небольшие, с толщину пальца, загибы также при помощи ударов молотка на обухе топора. Один загнутый конец вбивал в передний торец полешка, а перед тем, как вбить задний, среднюю часть подбивал молотком в натяг, вминая его в древесину, по всей длине полоза. Получалась такая прочная железная окантовка полозьев.

С боков в таких коньках делались по два сквозных отверстия, в которые продевались верёвки для крепления к лаптям. Отверстия эти я прожигал толстой заострённой проволокой, раскалённой докрасна в железной печурке, на огне из нашего навозного кирпича.

Обматываешь ноги толстыми портянками, обуваешь лапти, прочно привязывая к ним свои самодельные коньки, и на улицу! Металлический прутик, подбитый в полоз деревяшки, врезается в плотную снежную дорогу и не даёт соскальзывать в стороны. Коньки хорошо едут. Катишься на таких коньках по укатанной зимней дороге – будто летишь!..

Ледянки

Строили мы и ледя́нки. Это такие сани для скатывания с горок.

Для их постройки берётся широкая толстая доска небольшой длины. С одной её стороны за пару дней намораживается коровяк в несколько слоёв, поливаемый водой. Получается толстый прочный слегка выпуклый ледяной слой. К другой стороне доски прибиваются три жердинки и досочка в форме розвальней, заплетённые между собой верёвкой, как в настоящих санях. Сверху укладывается солома – и ледянка готова.

На такой ледянке можно скатываться по любым сугробам и с любой горки, даже без накатанных дорожек. Они легко управляются – небольшим наклоном в сторону поворота.

У кого-то прочная ледянка получается, а у кого-то быстро разваливается.

А некоторые делали большие ледянки, в которые садились сразу несколько человек. Мчится такая ледянка по длинному уклону оврага с большой шумной ватагой, и вместе с ней съезжают, обгоняя и сталкиваясь друг с другом, на одиночных ледянках. Получается интересная игра: одиночные обгоняют большую ледянку, на ходу цепляясь за неё, кого-то стаскивают, кто-то перепрыгивает с ледянки на ледянку, а кто-то падает, катится кубарем и вместе с ледянками взметает снежные вихри и буруны… Визг, смех, крики восторга. Весело!

Дата добавления: 2015-11-04