Внутреннее положение Бирмы в 20-е годы

Послевоенные годы не принесли улучшения ни кре­стьянам, ни рабочим, ни национальной буржуазии Бир­мы. Результатом был общий рост недовольства в стране и все ширившееся осознание того, что лишь возвращение независимости может разрешить назревшие проблемы.

Бирманское крестьянство продолжало разоряться и те­рять землю. К концу 20-х годов в дельте Иравади уже половина земель перешла к ростовщикам и помещикам, а большая часть земли, оставшейся еще у крестьян, нахо­дилась в закладе. Так как и налоги и долги взыскивались с крестьянина обычно в конце года, когда он еще не ус­пел продать новый урожай, рис уходил к перекупщикам по низким ценам, и крестьянин еще более разорялся, тем более что само хозяйство велось примитивными методами и ни о каком повышении урожайности речи не было. Не­довольство крестьян вело к дальнейшему увеличению числа тайных обществ, к расширению участия крестьян в политической жизни страны и к развитию антииндий­ских настроений.

Сезонные иммигранты из Индии, сбивая цены на ра­бочую силу, объективно выступали в роли штрейкбрехе­ров как в сельском хозяйстве, так и в промышленности. Большая часть рабочих Бирмы состояла из индийцев, поскольку бирманских крестьян, разорявшихся, но упор­но державшихся за свое рисовое поле, мало привлекала работа в порту или на фабриках. К тому же оплата труда в промышленности находилась на минимальном уровне, рассчитанном на индийцев, уровень жизни которых был ниже бирманского.

В одном лишь 1927 г. в Бирму приехало 428 тыс. индийцев, из них осело более 70 тыс. К концу 20-х годов индийское население страны выросло до 1 млн. человек, причем большинство иммигрантов концентрировалось в крупных городах и окружающих местностях Нижней Бирмы. Индийцы соглашались на любую работу, жили и работали в таких условиях, что каждый десятый из них умирал в первый год жизни в Бирме. Обилие полунищих иностранцев, которых надо было прокормить, а также большого числа индийских торговцев, индийских поли­цейских, индийских чиновников на железных дорогах и в конторах не могло не раздражать местное население. [193] И не удивительно, что внушительная доля ненависти, ко­торую неизбежно вызывали колонизаторы-англичане, на­правлялась по другому руслу — против индийцев.

Бирманская буржуазия продолжала чувствовать себя неполноправной. Цены на рис диктовались британским картелем, крупнейшие фабрики, лесопилки, рисорушки принадлежали иностранцам. Попытки конкурировать с индийцами и англичанами проваливались, ибо бирман­ских предпринимателей некому было кредитовать. Так потерпела неудачу, например, попытка бирманского ка­питала создать акционерное общество — «Бирманскую прядильно-ткацкую компанию». Просуществовав шесть лет, компания разорилась, не выдержав конкуренции с индийским и британским текстилем. В то же время как грибы росли иностранные компании, пользовавшиеся кре­дитом, доверием банков и поддержкой соотечественни­ков. К середине 20-х годов в Бирме насчитывалось около 300 иностранных компаний — вдвое больше, чем сразу после войны. Крупнейшие компании, контролировавшие­ся британским капиталом, получали огромные прибыли. Достаточно сказать, что в 1923—1926 гг. общая сумма ди­видендов компании «Стил Бразерс» превысила основной капитал компании. К тому же многие из наиболее важ­ных компаний были зарегистрированы как иностранные и подоходным налогом не облагались.

В послевоенные годы в Бирме быстро рос слой разно­чинной интеллигенции — явление для Бирмы новое, до определенной степени детище колониальной системы, плод как сознательных, так и неосознанных изменений в системе просвещения, работы миссионерских и государ­ственных школ и колледжей, национальных школ, уни­верситета. Необходимость в подготовке низшего слоя чи­новников для колониального аппарата, школьных учите­лей, среднего медицинского персонала привела к появле­нию значительного отряда молодых людей, из числа ко­торых и формировались наиболее активные и радикаль­ные силы политической оппозиция. Молодая интеллиген­ция Бирмы превратилась в значительную силу, опасную для существующего строя не только своей антиколониаль­ной направленностью, но и распространением в ней со­циальных идей, в том числе марксизма.

Продолжавшаяся в 20-е годы перестройка бирманско­го общества вела к накоплению в нем горючего материала. [194] Однако до наступления в конце 20-х годов мирового кризиса положение в Бирме не угрожало Великобрита­нии революционным взрывом. Национально-освободи­тельное движение переживало еще время петиций и резо­люций, не выходящих в основном за рамки лояльной оп­позиции, хотя отдельные акты насилия уже имели место.

Поляризации сил в национально-освободительном дви­жении способствовало, с одной стороны, наличие Законо­дательного совета, с другой — все большее вовлечение в политику народных масс. Законодательный совет привле­кал правых и умеренных политиков: одних (их было большинство) — возможностью завоевать популярность, обогатиться, приблизиться к власти, других (таких было меньше) — искренней надеждой на возможность повли­ять на судьбы Бирмы, используя легальные, официаль­ные каналы, трибуну Законодательного совета, участие в административной деятельности. Из сторонников по­следней точки зрения образовалась партия «Гомруль», принявшая участие в Законодательном совете второго со­зыва (осень 1925 г.). Это привело к новому расколу ГСБА, из которого выделилось радикальное крыло. Ру­ководство ГСБА во главе с У Чит Хлайном выразило со­гласие с действиями «Гомруля» и поддерживавших эту партию деятелей ГСБА. Радикальное крыло получило поддержку группы монахов во главе с У Оттамой и У Визарой — сторонниками бескомпромиссной борьбы за не­зависимость.

Несмотря на раскол и сложность обстановки в ГСБА, число его членов непрерывно росло. На конференция 1924 г. присутствовало около 1 тыс. представителей рай­онных организаций и более 30 тыс. гостей. Процент кре­стьян в организации вырос настолько, что даже умерен­ные в ГСБА не могли игнорировать крестьянских инте­ресов, дабы не остаться в изоляции. ГСБА поддерживал, например, требование крестьян об отмене налогов.

Наряду с отделениями ГСБА в деревнях продолжали существовать уже упоминавшиеся бу-атины и экономиче­ские общества, боровшиеся против ростовщиков как доз­воленными, так и насильственными методами. При полу­чении информации о деятельности подобных обществ ко­лониальные чиновники спешили запретить их, не без ос­нования считая их опаснее стремящихся остаться в рамках закона организаций ГСБА. К сентябрю 1925 г. в [195] Бирме было запрещено более 300 крестьянских обществ, но это не привело к свертыванию стихийного крестьян­ского движения. В течение 20-х годов неоднократно про­ходили процессы в связи с убийствами старост или сбор­щиков налогов. Отказ от уплаты налогов был наиболее частой причиной крестьянских волнений.

К началу 20-х годов относится также последнее чисто феодальное восстание в Бирме. В 1922 г. один из шанских князей совместно с последним оставшимся в живых членом бирманской царской фамилии поднял в горах вос­стание. Оно не было поддержано местным населением и было быстро подавлено. Британская пресса с удовлетво­рением отмечала, что ликвидация последнего претендента на бирманский престол автоматически снимает угрозу объединения бирманцев под знаменем монархии. Ликви­дация рейда горцев во главе с последним принцем была воспринята колонизаторами как последний штрих в ус­покоении страны, управлять которой отныне можно чисто полицейскими и административными мерами.

Однако британская администрация ошибалась. Бир­манское крестьянство было охвачено все растущим недо­вольством. Крестьянскому поколению 20-х годов независимая Бирма уже стала представляться «золотым веком», веком без ростовщиков, без старост, без иностранных тор­говцев, когда у каждого крестьянина была собственная земля, а «свой» феодал или чиновник вершил суд по обы­чаю и закону предков. И бирманский крестьянин верил, что, как только прогонят индийских ростовщиков и анг­лийских чиновников, все вернется на свои места.

Дата добавления: 2015-11-03