Наступление монов и падение Авы

В 1733 г. на престол в Аве вступил царь Махадхаммаяза Дипати (1733—1752). Бирма по-прежнему была единым целым, и, хотя наместники городов и провинций чувствовали себя достаточно вольготно, формально они продолжали оказывать нужные знаки повиновения Аве. Покорны были моны, прекратились набеги осевших на землю шанов. Аракан, потесненный Великими Моголами и обескровленный в битвах с пиратами, также не причи­нял Аве беспокойства. И все-таки это спокойствие было [107] непрочным: достаточно было одного толчка, как в послед­ние годы существования Паганского государства, чтобы Авское царство зашаталось.

Под внешней гладью накапливались противоречия и вражда к Аве. Правители и наместники крупных обла­стей были недовольны замкнутой, оборонительной поли­тикой авского двора. Моны, так и не оправившиеся пол­ностью после войн XVI в., стремились к независимости и только ждали удобного момента, чтобы восстать. Горные племена, испытавшие налоговый и политический гнет авских чиновников, были также готовы к восстанию.

Толчок был дан извне, из Манипура. Это небольшое горное княжество в свое время было вассалом Байиннауна, но впоследствии отделилось от Бирмы. После вступления на престол в Манипуре Гхариба Неваза (1714—1754) манипурская конница стала грозой Верхней Бирмы. С каждым годом набеги манипурцев становились все опасней, и встречающие их бирманские отряды все чаще терпели поражения: за 100 лет изоляции бирман­ская армия, как и все бирманское общество, закоснела и скорее была годна для парадов и подавления бунтов в деревнях, нежели для войны с энергичным противником, который имел огромное преимущество в маневренности. Манипурский набег 1738 г. был особенно опасным для Бирмы: манипурцы дошли до Авы, сожгли Сагайн и опу­стошили долину Чаусхе. С наступлением дождей мани­пурцы, как всегда, ушли обратно в горы, но урон, нане­сенный ими, был так велик и бирманские войска были на­столько потрепаны, что Аве пришлось перебросить воен­ные силы с юга для защиты столицы.

Цепная реакция началась в одном из районов, кото­рые находились вблизи мест, опустошенных манипурцами, а именно в деревнях, населенных гве-шанами. Это племя было переселено с севера в район современного Мандалая и было одним из тех племен, которые использо­вались в качестве «государственных крепостных». Побли­зости жили находившиеся на таком же положении моны. Помимо трудовых повинностей крепостные платили высо­кие налоги, и положение их было весьма тяжелым.

В 1740 г. крепостные шаны и моны восстали и пере­били бирманских чиновников и надсмотрщиков. Подоб­ные восстания неоднократно случались и раньше и всегда жестоко подавлялись. Однако теперь это чисто локальное [108] выступление объединилось с восстанием монов на юге. Моны захватили Сириам и Мартабан и возвели на пре­стол своего царя Смимтхо Буддхакети. Таким образом, Ава оказалась во враждебном кольце: манипурцы про­должали ежегодные набеги, восставшие крепостные дер­жали в своих руках часть долины Чаусхе, а наступавшие с юга моны подошли к Прому и Таунгу.

Борьба затянулась на несколько лет. Нельзя забывать, что, несмотря на внутреннюю слабость, бирманская армия значительно превосходила военные силы повстан­цев. В 1743 г. бирманский наместник Прома даже ото­брал у монов Сириам, однако вскоре бирманцам вновь пришлось перейти кобороне.

Во время штурма и последующего разграбления бир­манцами Сириама были сожжены португальская, армян­ская и французская церкви и разрушены все склады ино­странных торговцев, за исключением английского склада и английской фактории, возглавляемой Джонатаном Смартом, который официально состоял на службе монов и даже был признан ими главой всех иностранных тор­говцев в Сириаме. Когда моны вернули себе Сириам, они, естественно, заподозрили Смарта в измене. Не поверив объяснению англичан, что им удалось отстоять факторию с помощью отряда индийских сипаев, моны выслали Омарта и его помощников из Бирмы.

В 1747 г. Смимтхо Буддхакети передал престол более энергичному монскому князю Бинья Дала. Одной из при­чин этого шага была неспособность царя монов сломить сопротивление Авы. Бинья Дала реорганизовал армию, и в 1752 г. монский полководец Талабан взял столицу Бир­мы. Свергнутый с престола последний царь Авы был уве­зен в Пегу.

Моны не стали завоевывать Верхнюю Бирму: для это­го у них не было ни сил, ни, очевидно, желания. Ава была в сознании монов символом угнетения, и с падением ее создалась иллюзия того, что покончено и с угнетением юга. Впрочем, осознание монской территории частью Бир­мы было распространено не только среди самих бирман­цев, но и среди монов. Характерно в этом отношении то, что сам Бинья Дала провозгласил себя наследником Байиннауна и предпочитал считать себя не монским, а обще­бирманским царем. Но бирманцы не могли воспринимать его, как такового, и вопрос о восстановлении бирманской [109] государственности был только вопросом времени. При этом нельзя не учитывать, что ресурсы собственно Бир­мы, каклюдские, так и материальные, намного превосхо­дили те, что были в распоряжении монов. Несмотря на помощь европейских купцов, несмотря на разорение Авы и непопулярность ее правления среди покоренных пле­мен я народов, претензии Бинья Дала на главенство в Бирме были обречены на провал.

Возвращение монской армии на юг было крупной стра­тегической ошибкой Талабана и Бинья Дала. Хотя Авы уже не существовало, бирманское государство не исчез­ло. И снова в наиболее трагический момент, когда Бир­ма, казалось, попала под власть чужеземцев, бирман­ский народ выдвинул энергичного и талантливого вождя. Как в XV в. Табиншветхи повел свои войска из Таунгу, так и в XVIII в. правитель городка Моксобо, располо­женного в 6 км ксеверу от Авы, отказался признать власть монов и отразил нападение монского отряда.

Весть об этой неудаче настигла монов в тот момент, когда они с добычей и царственными пленниками покида­ли Аву. Однако незначительный инцидент не задержал отбытия армии на юг. Упоенные победой, моны спешили домой. [110]

ГЛАВА V

Дата добавления: 2015-11-03