Телячьи нежности

…Стояли звери около двери,

В них стреляли, они умирали.

Братья Стругацкие.

Мне необычайно тошно описывать эту просто наигнуснейшую историю, однако долг современного городского летописца, увы, заставляет, превозмогая собственные эмоции, взяться за перо, а точнее сказать – за клавиатуру. Главные герои моего повествования личных имён не имеют, им достаточно и кличек, - ибо их жизнеописание будет омерзительным, но коротким. Да и зачем скотам нужны человеческие имена? Имя было лишь у телёнка, несчастной жертвы полупьяных двуногих ублюдков.

Его звали Дима. Это слово было аккуратно выжжено на чёрно-пятнистом боку и бросалось в глаза практически сразу же. Луг, полный вкусной и сочной травы, где он пасся, был довольно-таки далеко от пригородов, зато рядом с лесом и железной дорогой. А ещё неподалёку был заброшенный бетонный бункер времён холодной войны, - там постоянно ошивались всевозможные бомжи, наркоманы, алконавты и прочая непотребная шантрапа.

В то безоблачное, щедро напитанное июльским солнцем, утро, из бункера выползли трое: Хрыч, Корявый, и Шептун. Годы и десятилетия общения с известной окаянной рептилией по имени зелёный змий раздули, отшлифовали и изуродовали лицевые части всех троих, сделав их на удивление похожими друг на друга. Пообщались со змием они ещё в восемь утра: – алкаши долго не спят.

И вот, плотно опохмелившись, трио, матерясь и шатаясь, кое-как выдавилось из мрачных недр длинной бетонной кишки:– такой вид имел лаз внутрь бункера. Выпитого им явно не хватало для достижения полной нирваны. Нужно было добывать где-то ещё – либо спиртного, либо денег на его покупку. Пошатываясь и распространяя вокруг себя алкогольные миазмы, Хрыч, Корявый и Шептун вышли на асфальтовую трассу и направились по ней в сторону города. До ближайшего квартала, состоявшего из одних только частных домов, оставалось не так уж и далеко.

В недалёком светлом березовом лесу с нескрываемой радостью перекликались разнообразные пташки и сквозь их разноголосье чётко пробивалось монотонное «ку-ку!». Коварная птица снова отсчитывала чью-то жизнь. Неподалёку прогрохотал поезд.

И тут Хрыч увидел Диму: - Смотрите-ка, мужики! Мясо пасётся. Телятинка – она нежная, тем более этот совсем уж молоденький, мясо аж во рту таять будет.

- Да уж, я бы сейчас от шашлычка под водочку не отказался. – Поддержал его реплику Шептун, а Корявый добавил, мечтательно закатив глаза: - Шашлычок… Телятинка с лучком, да под водочку… Эх, сейчас бы…

- А почему «Эх», а, Корявый? Отвязать по быстрому его, да и в лес. Деревенские даже и глаз продрать не успеют, как мы всё мигом обустроим. Шептун, у тебя перо есть? Нет? Жаль… Ладно, что-нибудь, да придумаем. Кстати, мясцо можно Нинке с мебельной фабрики толкнуть, она там постоянно через дыру в заборе спиртягой фарцует.

Идея была чётко и грамотно высказана и оформлена. Осталось всего лишь воплотить её в жизнь. Чем немедленно и занялись все трое под чутким руководством Хрыча, тощего потрепанного старикашки с морщинистой и словно бы дубленой кожей цвета пергамента.

Первым делом Диму, конечно же, отвязали. Словно бы чувствуя недоброе, он тут же упёрся в землю всеми четырьмя копытами, и жалобно замычал. Ответом на это действие был мощнейший пинок в заднюю часть: Шептун не любил подобных дерзких пререканий:

- Ишь, скот, рогом упёрся, б…ь! Пасть закрой, разревелся тут! Ну ничего, сейчас, сейчас…

Телёнок продолжал изо всех сил сопротивляться, громко мыча на всю округу. Тогда Шептун и Корявый, сняв брючные ремни, несколькими увесистыми ударами повалили Диму на траву и крепко спутали ему ноги. Голову его также обмотали какой-то попавшейся под руки тряпкой, – это чтоб не голосил, да и вообще не видел, куда его потащат разящие перегаром небритые дядьки. После чего, собственно говоря, и потащили в сторону леса. Хрыч руководил процессом:

- Ну, куда, куда опять свернули? Там же кочки одни! Волочь эту скотину по ним умотаетесь. Вон там вот, правее, и лужок ровный, и травка помягче.

- Много ты, Хрыч, понимаешь! Вот в Китае, например, когда хотят собаку на жаркое заколбасить, то лупят её до смерти палками. Тогда мясо её становится особенно мягким и приятным на вкус. Так вот, на этих кочках телятина как следует протрясётся, а потом…

- Да не в этом, мужики, дело. Мы этого телка и так в лесу палками забьём для дополнительной вкусности, поскольку ни ножа, ни топора не имеется. Главное – это до чащи его как можно быстрее дотащить, пока деревенские не хватились, и бучу не подняли. Забыли, что ль, как с гусями вышло?

И действительно, с гусями месяц назад у троицы вышла серьёзная неприятность. Выловив парочку-тройку доверчивых птиц прямо из мелиоративного канала, новоявленные Паниковские узрели вдруг пред собою двоих здоровенных парней из ближнего сельского пригорода. Колами, выдернутыми из первого же забора, те так отделали любителей водки и гусятинки, что Корявый хромает до сих пор, а у Шептуна так и не прошли огромные фингалы под обоими глазами. Впрочем, это могли быть и просто синюшные мешки, вызванные беспробудным хроническим пьянством. Что же до Хрыча, - тот просто отделался лёгким испугом, да парочкой ударов по сморщенному как у обезьяны рылу. Дальше его мутузить парни просто побрезговали.

И вот уже первые берёзки встретили алконавтов, отягощённых мелко вздрагивающей ношей, а там, далеко, где-то в глубине меж белоствольными деревьями, злая птица-подкидыш всё считала и считала чьи-то последние часы и минуты.

Поляна, на которую они вышли некоторое время спустя, обильно усеяна летними цветами с порхающими тут и там разноцветными бабочками над ними. Справа по ходу из-под узловатых корней огромного дуба, – наверное, ровесника Ивана Грозного – бил мощный ключ прозрачной хрустальной влаги. То был один из многочисленных родников, изобильно наводнявших речное побережье в окрестностях города.

Корявый подошёл к ямке ключа и, встав на колени, долго пил из неё ледяную воду – прямо из лужи, как животное, попутно умываясь и отплёвываясь. Поднялся он просветлённым. Видимо где-то в глубинах мироздания, откуда поднимался к свету родник, ему открылось нечто необычайно важное и возвышенное:

- Мужики, я это… Придумал, как нам телка заколбасить и разделать.

- Ну…

- Как наши троглодические предки мамонтов мочили. Во как! – С этими словами Корявый сунул руку в яму и извлёк из резко помутневшей воды огромный, угловатый и заострённый сбоку обломок кремня.

Обрадованные оригинальной идеей живодёры тут же освободили голову Димы от тряпки, предварительно оттащив того поближе к центру поляны – туда, где общий вид её слегка портило несколько подгнивших уже пеньков. Выбрав из них самый большой и просторный в диаметре, как наиболее подходящий для грядущей садистской экзекуции, Шептун и Корявый подволокли телёнка вплотную и кое-как взгромоздили его голову на импровизированный эшафот.

А Дима уже даже не пытался жалобно мычать, в попытке растопить жестокие сердца палачей, - нет. Теперь он просто тихо и почти беззвучно плакал, ибо даже своим небольшим мозгом окончательно понял, - что сейчас эти страшные двуногие с ним сделают. Их запах был агрессивен и абсолютно чужд всему, что окружало Диму раньше. Мама его, корова, и добрая старая человеческая женщина, что ухаживала за ним, и маленький мальчик, что с ним играл, пахли вовсе не так. А эти три существа источали лишь кровожадную злобу, и ещё одно непонятное: - нечто едко-химическое, уже полупереваренное и полусгоревшее в их жутких ненасытных утробах.

Слёзы были большие, кристально-прозрачные, и капали с глаза – того, что смотрел наверх, в небо, – часто-часто. Хрыч первым заметил это и тут же прокомментировал ехидным и скрипучим, как ворот гильотины, голосом:

- Гляньте-ка, мужики! Скот перед смертью тут свои телячьи нежности развёл!

Остальные двое тоже повнимательней присмотрелись и радостно загоготали:

- Х-ха, ишь ты, плачет… Ну, телок, плачь – не плачь, а нам – опохмелиться как следует надо, да и жрать охота. А уж на фабрике за кусок тебя кладовщица Нинка – нальёт, б..ь, по самые некуда. Любит она свежатину-то. Так что ты, х-ха – «Дима» – считай теперь себя посмертным спасителем части человечества от голода, а также весьма жестокого алкогольного похмелья!

А Дима продолжал всё так же беззвучно плакать. Правда, он попробовал, было дёрнуться пару раз, но Корявый с Хрычом тут же навалились дурно пахнущими гирями, намертво пригвоздив его к будущей плахе. Пора было начинать сам процесс умерщвления:

- Шептун, давай, ты поздоровей всех нас будешь. Вон, у родника специальный камень лежит. Так сказать, первобытное орудие нелёгкого первобытного труда. Не стесняйся, у тебя получится.

- Да я, в общем-то, и не стесняюсь! – тут же парировал Шептун - и, сбегав за камнем, с размаху нанёс первый удар.

Телёнок отчаянно закричал. Приблизительно подобным голосом вопит перед смертью заяц, холодной лунной ночью угодивший в клыкастую волчью пасть. В его пронзительном крике слышится иногда даже нечто одушевлённое, полудетское, почти человеческое…

Сейчас же человеческие интонации прозвучали так душевно и неподдельно, что Шептун в испуге выронил окровавленный камень:

- Слышь, мужики, не могу я. Как будто бы пацана какого убиваю. Мочите-ка его сами, а я – лучше подержу, чтоб особо не рыпался.

Теперь его место с камнем в руке занял Корявый – тот, кто этот обломок и нашёл в ручье под дубом времён Ивана Грозного. Димина шея была рассечена неровной бороздою, и из раны пульсирующими толчками выливалась тёмно-багровая, почти чёрная, кровь. Телёнок уже не кричал – он сдавленно хрипел, вздрагивая и дёргаясь в агонии, и из рваной дыры в едва видневшейся гортани пузырилась, вздымаясь, кроваво-мыльная пена.

Корявый, тщательно прицелившись, нанёс два удара подряд, но оба они оказались не совсем точными. Зато Дима вдруг снова заорал, и забился так мощно и отчаянно, что сбросил с себя и Хрыча и Шептуна. Кровь из порванных шейных сосудов хлынула чёрным фонтаном, заливая и без того грязные одежды садистов-вивисекторов.

Спустя мгновения на телёнка навалились уже все трое, и Хрыч – теперь камень оказался у него – с помощью острого скола кремня, точным и резким движением окончательно перерезал Диме гортань и артерии. Вскоре всё было закончено.

- Ты сделал это! – Радостно высказался Корявый, направляясь к ручью, чтобы отстирать в нём майку и штаны. Холодная вода очень хорошо смывает кровавые пятна и потёки. Шептун тоже пошёл к родниковой ямке, попутно раздеваясь:

- По зверски как-то получилось, мужики… Хуже фашистов.

- Это просто вы, олухи, ни хрена не умеете! – На всю поляну, так что даже бабочки чуть не попадали, ответил им Хрыч. Он тем временем сосредоточенно, всё тем же острым сколом каменюки, снимал с Димы нежную телячью шкурку: - Наши предки их предков простыми камнями колбасили да разделывали, а вам, б…ь, обязательно топор или тесак нужен.

Пока одежда сушилась под щедрым июльским солнцем, похмельное трио совместными усилиями разделало телячью тушу. Потроха выкинули в лес, запалили костёр, и полуголые, без соли - обваляв поджаренное мясо в пепле – они сожрали часть туши прямо тут же, возле остывающего, облепленного слетевшимися мухами трупа. Затем неизбежно встал на повестку ясного солнечного дня, следующий насущный вопрос. Вопрос был насквозь проспиртован и пророчил будущую опохмелку: - Ну что, кто к Нинке на фабрику отправится?

Кинули жребий, и на недалёкую фабрику школьной и детской мебели, поворчав для порядка и завернувши шмат мяса в найденный кусок целлофана, отправился не в меру находчивый Корявый. Ему в спину крикнули:

- И соли, смотри, не забудь!

А потом он вернулся, неся в просторном чёрном целлофановом пакете три бутыли технического спирта, буханку хлеба и полный спичечный коробок соли. Ещё там были пластиковые стаканчики в количестве трёх штук.

Пока Корявый работал гонцом, Шептун и Хрыч успели приготовить очередную партию телячьего шашлыка. Шампуров, конечно же, не было – зато были заострённые при помощи того же злополучного камня палочки. На них и насаживали неровные кусочки свежего окровавленного мяса, отрубленные, опять-таки, камнем.

И пришло долгожданное время выпить. Солнце уже поднялось в самую верхнюю точку, что возможна в подмосковных широтах, и теперь светило совершенно не ласково. Оно палило нещадно.

- Просто тропики какие-то – недовольно проскрипел Хрыч: - Давайте-ка тушу оттащим в тенёк к ручью – так дольше не испортится.

В конце концов, расчленённый труп телёнка не только отнесли к ручью, но и положили даже в родниковую яму, использовав её как естественный природный холодильник.

- Ну, мужики, за удачную охоту и упокой телячьей души! – Корявый попытался сострить. Выпили по первой. Закусили шашлычком с хлебом.

- Слышь, Корявый, вот ты всё прикалываешься, - а вдруг у этого Димы-телёнка и впрямь была душа? Ведь кричал-то он почти по-человечески, да и плакать так скотина не умеет.

- Что за ересь ты вдруг понёс, Шептун? Мозги наконец-то прорезались, не иначе как. – Хрыч теперь и сам решил вставить своё веское слово: - Уж если у баб даже людских, тех, что с мужиками спят да детей рожают – и у тех души как таковой нету, то что же о скотине безмозглой вспоминать? Просто мясо с глазами, поставленное на четыре кости, а что орал как резаный – так это инстинкт самосохранения сработал. Инстинкт – и только лишь. И вообще – то скот, а мы – люди. А человек – это звучит гордо. И вообще, твари ли мы дрожащие – или право имеем? Вот и поимели право, и тепереча бухаем да закусываем результатами поимения права. Кстати, человек – это вершина пищевой пирамиды на Земле, и это вполне естественно, что он питается телятами, например, гусями…

- А вот про гусей, Хрыч, лучше и не напоминай. Тебе тогда меньше всех досталось. Ребята старость твою пожалели, а мы вот – можем и не пожалеть. – Высказался Корявый и запел из «Бременских музыкантов» песенку далёкого счастливого детства:

А как известно, мы народ горячий…

И не выносим нежностей телячьих…

А любим мы зато телячьи души….

Любим бить людей,

Любим бить людей,

Любим бить людей,

- И бить баклуши!!!

Мы раз-бо-бо-бобойники!

Разбойники, разбойники!

Пиф-паф! – И вы покойники,

Покойники, покойники!

- Заткнись, Корявый, слуха у тебя нет. Лучше разлей ещё по одной. Не стоит делать слишком долгих пауз между приёмами лекарственного препарата.

Снова выпили. Ещё продолжая жевать остатками зубов отвратительно прожаренный шашлык, Хрыч спросил остальных:

- Слышь, мужики, а о чём мы до этого говорили?

- О людях, Хрыч.

- И о скотах. – Добавил Корявый: - К тому же, это ты говорил всё, а мы-то, в основном, молчали.

- А-а-а, вспомнил! – Так вот, немецкий философ Ницше с его идеей сверхчеловека…

Его прервал на полуслове отрывистый лай: облезлый бродячий пёс явился из лесных глубин на запах телячьих потрохов и жареного мяса.

- Слышь ты, немецкий философ, ну-ка кинь в него пару костей в качестве гуманитарной помощи.

- Чтобы получать гуманитарную помощь, следует быть, как минимум, гуманоидом. А это – всего лишь одичавший представитель семейства собачьих, то есть, по сущности, такая же безмозглая скотина, как и та, которую едим в данный момент. К тому же ещё и халявщик: ведь этот кобель вместе с нами не охотился. И вот, кстати, ещё одна тема для обсуждения: как известно, собака…

- Наливай, Корявый! Старого понесло, хрен теперь остановишь.

***

Ещё стакана через три-четыре:

- …А вот в человеке как разумном индивидууме, всё должно быть прекрасно: и ум, и красота, и скромность. Ведь не зря же так написал великий Толстоевский. И всякие твари дрожащие своим грязным копытом не смеют попирать идеалы мировых свобод и современной глобальной цивилизации…

Эпилог

Так они и уснули, в конце концов, все трое – опьянённые, на прекрасной цветущей поляне среди обглоданных костей возле догорающего костра. А кукушка вдали, в чаще среди берёз да осин - куковала, куковала – и вдруг как-то незаметно смолкла…

Однако всесильная Судьба, как правило, смотрящая сквозь пальцы на подобные мерзкие истории, на этот раз решила сделать мстительное исключение: полутрезвая Нинка-кладовщица сдуру перепутала канистры и разлила по бутылям метиловый спирт, на вкус и запах практически не отличающийся от обычного алкоголя.

В результате кровожадный философ Хрыч и остряк-самоучка Корявый так и не увидели следующего лазоревого рассвета. Что же до Шептуна, ещё помнившего о бессмертной душе и отказавшегося убивать, то и Судьба его тоже пощадила. Но не очень сильно: он остался слепым на всю свою грядущую хреновую жизнь.

Ну что тут сказать… Человек – венец природы. Терновый.

Денис Елисов. 18-22.06.02.

Дата добавления: 2015-10-28