Октября 1989 – я бы хотела, чтобы каждый день был как прошлое воскресенье. но Эдвард сказал, что это невозможно. Я не в состоянии доказать, что он ошибается.

Насколько я помню, это была холодная осень. На моей памяти каждый день был серым и дождливым с брызгами оранжевых и желтых листьев, падающих с деревьев. Все это я наблюдала через окно из объятий Эдварда.

Мы лежали обнаженными, запутавшиеся друг в друге перед камином, и оранжевое пламя играло в его зеленых глазах, заставляло тени танцевать на нашей коже.

Мы медленно целовались, как будто у нас было все время мира, пока руки Эдварда ласкали каждый изгиб и впадинку. В конце концов, он обхватил пальцами мое бедро и положил его на свое, открывая меня огню и себе, потому что он опять был готов.

Его глаза не отрывались от моих, когда он вошел в меня.

- Боже, ты, - пробормотал он. - Твою мать.

Итак, мы трахались. Почему нет? Я знала, как выгнуть спину, чтобы заставить его хватать ртом воздух и закрыть глаза, и он знал какой темп установить, чтобы медленно дразнить меня и неуклонно вести меня выше, постепенно заставить потерять себя. Он знал тайные местечки, куда мне нравилось, чтобы меня целовали, и он делал это с открытыми глазами. Я перекатилась на него сверху и запустила руки в его волосы – дергая и заставляя его шипеть, когда моя грудь терлась о его обнаженную грудь. Меняя угол наклона моих бедер, шепча о том, что я чувствую, когда он трахает меня, я каждый раз заставляла Эдварда кончить. Мне нравилось смотреть, как его веки закрываются, а губы приоткрываются, нравилось смотреть на то, какие чувства я заставляю его переживать. И удовлетворенная, я прижималась к нему. Я целовала его в шею и пробегалась руками по груди, играла с его мягкими волосами, позволяя им успокаивать меня.

- Боже мой, моя маленькая всё. Ты..., - выдохнул он. - Ты... я...

Я перестала дышать в ожидании, что Эдвард закончит свою мысль.

Однако, он не закончил. Он просто запечатал незаконченное предложение поцелуем в лоб.

- Ты... уважаешь меня? - спросила я, когда он качал меня в своих руках, как в колыбели. Я была не в состоянии выкинуть из головы слова его матери.

- Что? - усмехнулся Эдвард.

- Ты. Уважаешь. Меня, - повторила я и потерлась носом о его нос и чмокнула его в губы. У меня есть инсайдерская информация о том, что ты... высоко ценишь меня.

- Белла, - начал он. Я снова ждала, но он ничего не добавил к моему имени.

- Я тебе нравлюсь, так? - спросила я.

- Ты зовешь меня... всё.

Эдвард улыбнулся, и мое сердце затрепетало. Я могла представить себе его улыбку, но была абсолютно уверена, что в те дни она появлялась все чаще и чаще.

- Мое всё, - пробормотал он. - Это большая разница.

Единственным адекватным ответом с моей стороны было прикоснуться губами к его губам, приоткрыть их и впустить его... и очень скоро мы оказались перед вероятностью того, чтобы потерять себя друг в друге снова. Не было сомнений к чему бы все пришло, поэтому я отстранилась.

Я не могла не отстраниться.

- Итак... уважение будет следующим естественным шагом? - спросила я, убирая волосы с его глаз.

- Белла.

- Я тоже высоко ценю тебя, Эдвард. И сильно... уважаю.

- Белла, - повторил он, держа меня за плечи, останавливая меня.

- Что?

- Я плох в этом.

- Позволю себе не согласиться, - сказала я, ерзая в месте нашего соприкосновения.

- Черт, Белла, - он отодвинул меня назад, заставляя сидеть смирно. - Ты, я... пожалуйста.

Я пристально смотрела ему в глаза, удивляясь, если любовь всегда так сложно обнаружить в себе, то я все больше уверялась, что любовь в первую очередь не нужно скрывать. Эдвард должно быть любит меня. Я была почти уверена в этом. Я прижалась своими бедрами к его бедрам, как будто хотела помешать ему встать и уйти и избежать этих эмоций.

Он провел руками по моим рукам, держал мои бедра. Я ждала. Он вздохнул.

- Ты значишь для меня больше, чем кто-либо во всем свете, Белла... и вовлечь тебя в это. Во все это... я клянусь, что никогда бы не сделал этого. И потом, с тем, кто мне небезразличен, с тобой...

Как я и боялась, он сел.

- Не уходи, - выдохнула я.

Он не ушел. Вместо этого он обнял меня, прижал мою голову к своей груди.

- Я знаю, что ты ищешь, Белла, и я не могу тебе этого дать, - пробормотал он.

- Никогда? Я имею ввиду, что я даже не знаю, что ищу, - возразила я. Однако, это была ложь. Я очень хорошо знала и нашла в себе мужество продолжить. - Я просто хочу услышать, что ты... любишь.

Тело Эдварда напряглось, он закрыл глаза и сильно прикусил губу, что я была уверена, что почувствую вкус крови, если поцелую его.

- Послушай меня, Белла. Все, в чем я могу быть уверен, это здесь и сейчас. Следующая неделя, две недели, два месяца... О тебе позаботятся, если хочешь, но я не могу гарантировать больше, чем это. Я не очень хорош для любого, и меньше всего для тебя.

Я отодвинулась от его груди и попыталась вырваться из его объятий, но Эдвард крепко держал меня.

- Как ты можешь говорить такое? - с жаром произнесла я. - Это... это действительно хорошо. Правда, правда хорошо.

- Ты делаешь все лучше, Белла... А я все рушу.

Дождь стучал в окна. Угли потрескивали в камине.

- В этом нет смысла.

- Я знаю... и это несправедливо. Впустить тебя в мою жизнь, позволить этому случиться... это самая эгоистичная вещь, которую я когда-либо делал. Это говорит о чертовски многом. - Эдвард покачал головой, но я заставила его посмотреть на меня.

- Эгоистичная? Я хочу этого. Я хочу тебя. Ты хоть представляешь как удивительно... это для меня?

Эдвард, казалось, улыбнулся против воли, он убрал мою руку и держал ее в своей. - Сейчас все удивительно. Сейчас, черт, все хорошо. Не сомневайся в том, что ты сделала. Никогда. Но так не будет вечно, Белла.

- Почему?

- Я не оставлю все так, и не буду... не с тобой. Я не заманю тебя в ловушку, из всех людей... только не в этом. Безумие закончится на мне. Я решил так давным давно.

- Ты кто, типа, доктор Джекилл? - спросила я, нервно рассмеявшись и ненавидя себя за это.

- Я не шучу. Если я пойму, что это приближается, что я влюб... Я не хочу, чтобы ты была здесь.

Его слова рвали мне грудь.

- Я не нужна тебе?

- Я хочу для тебя большего. Всё, для моего всего. Хотелось бы, чтобы это был я. - Его глаза выглядели, как стеклянный зеленый огонь, зажженный пламенем моего сердца.

- Ты – лучше. Ты можешь быть тем человеком, - тихо спорила я, желая, чтобы это было правдой. Никогда не будет никого другого. В этом я была уверена.

- Я даже близко не подхожу, Белла.

- Для меня ты лучший, - молила я, чтобы он согласился.

- Нет.

Я поцеловала его. - Да.

- Белла, шшш, - шикнул он и поцеловал меня в ответ.

Я обвила его ногами, когда села ему на колени. Эдвард ходил голым примерно в течение месяца, но тем днем, впервые, он казался обнаженным, и льнул ко мне, когда я пыталась не замечать трещины, потоками распространявшиеся по моему сердцу – сердцу, которое открыто любило и умирало, в то время, когда его отвергли.

- Боже, Эдвард, - пробормотала я, сместившись, он поднялся.

- У нас есть сейчас, и оно прекрасно, Белла, - настаивал он.

Оно было прекрасным... мы обменивались идеальными прикосновениями, поцелуями и проводили дни за написанием и чтением. Я слушала, как альбом Эдварда обретал форму, становился более ясным и определенным с каждым часом, который мы проводили вместе. Каждый день мы рассматривали, как подарок.

- Ты написала это? - спросил Эдвард однажды утром, когда я вышла из душа и нашла его в моей кровати, с одной из моих записных книжек на коленях.

- Ты читал ее? - сглотнула я.

- Она была открыта.

- Не могу поверить, что ты читал... это.

Я выстроила историю вокруг, ну, секса. Она не обязательно была обо мне и Эдварде, но чувства, как физические, так и эмоциональные, были те же. Это была история, которая шла от сердца; что-то, купающееся в солнечном свете, скольжение кожи о кожу – трагедия в десяти тысячах слов.

Не могла не заметить, что Эдварду, кажется, правда понравилось. Я отвернулась, внезапно почувствовав себя неловко из-за того, что нахожусь в одном полотенце, мои щеки горели.

- Ты чертовски удивительная, - сказал он, притягивая меня на себя. Я не могла смотреть на него и спрятала лицо у него на груди.

- Ты не должен читать вещи других людей, - спорила я.

- Для тебя это было также? - спросил он, и его руки нашли дорогу под полотенце, на лице его была неудержимая улыбка. - Для тебя это было также, как ты написала?

- А для тебя это было не так? - спросила я и ахнула, когда его пальцы нашли путь внутрь.

- Я никогда не мог написать так, - удалось сказать ему, прежде чем его губы заявили права на мои, его пальцы дразнили мой сосок, и его колено раздвинуло мои бедра. - Но ты можешь. Ты... трахни меня, - хмыкнул он и вошел в меня.

- Поразительно... захватывающе... красиво, - Эдвард высказывал прилигательные с каждым толчком.

Страницы исчезли из моей записной книжки, но кого это волновало? Мы парили, трахались, и я сделала вид, что его слова предостережения были только сном... пока не явилась Элис и не вернула меня на землю.

-

Наши дни

Настолько насколько я ненавидела Элис в самом начале, настолько она помогла мне в конце. В конце концов, мы расположили к себе друг друга. А как могло быть иначе? Мы обе учитывали интересы Эдварда. Оказалось, что Элис стала заботиться обо мне также, как об Эдварде. Я не могу представить, как нелегко сохранять нейтралитет между двумя сторонами, но она это сделала. Не только со мной, но также и с Джаспером. Элис удивительная... и беспощадная. Я многим ей обязана.

Можно ли было поставить Эдварду точный диагноз осенью 1989 года? Не уверена, даже сегодня. Ему так много раз ставили ошибочный диагноз, что он не утруждался объяснить мне названия. К тому времени он был человеком настроения – и не стал бы оставлять без внимания, как случайную болезнь.

Я знаю, он дал зарок не употреблять медицинские препараты – как в конце концов мне сказала Элис. Препараты, которые были доступны в то время, заставляли его чувствовать себя мертвым внутри. Они забрали всю радость из его жизни и заменили взлеты и падения на бесконечные, мрачные и непродуктивные месяцы. Они держали его от края пропасти, но погрузили во тьму.

Однако, я не понимала. Вы не можете понять, пока не пройдете через это не понаслышке.

Эдвард боролся с того момента, как увидел меня в том переулке. Возможно, ему нужно было оставить меня в оплаченном гостиничном номере и обеспечить содержание. Это изменило бы мою жизнь и спасло сердце. Если бы он оставил меня одну, я бы никогда не узнала, насколько сильно мое сердце может любить. Я бы никогда не узнала, как глубоко его можно ранить.

Я благодарна, что он не отпустил меня. Я вынесу боль. Я думаю, он согласится. Вообще-то, я знаю, что согласится.

Дата добавления: 2015-10-28