День пятьдесят пятый

Не слушая успокоительных замечаний пожилого викария, Стивен беспокойно расхаживал по залитой солнцем лужайке, где должна была состояться церемония. Окаймленная высокими деревьями во всем их осеннем великолепии, лужайка была как нельзя более подходящим местом для бракосочетания. Еще до прибытия жениха и невесты собралось довольно много народу, причем многие женщины, как и Розалинда, были наряжены в театральные костюмы.

Присутствовали и некоторые жители Бери-Сент-Джеймса, которые за долгие годы сдружились с членами труппы, среди них и завзятый театрал – сквайр, в чьи владения входила и эта лужайка. В то время как оркестр наигрывал Генделя, гости воздавали должное яствам, которыми были уставлены столы на краю лужайки. Стивен заказал свадебный завтрак на открытом воздухе, хозяин гостиницы со своей стороны обеспечил холодные мясные закуски, на костре жарилась большая говяжья нога. Разложенную по столам пищу охраняла старая Нэн, которая, словно шекспировская ведьма, набрасывалась на всякого, кто пытался стянуть какой-нибудь лакомый кусочек.

Расхаживая по лужайке, Стивен молился Богу, в которого не верил, чтобы Он уберег его от неожиданного приступа боли. В этот день – лучший из всех дней – он не хотел никаких неприятностей.

Джереми Джоунз, который был шафером, утешительно сказал:

– Вы примнете всю траву, если будете так нетерпеливо расхаживать, Стивен. Да не беспокойтесь вы. Роза скоро придет, никуда не пропадет. – Он улыбнулся своей неожиданной рифме. – Дженни Ландерс и Мери Кент не подкачают ни в какой роли, но нам будет не хватать Розалинды как умелого распорядителя. Представляю себе, какой хаос воцарится теперь у нас в театре.

А что, если роза передумает? Стивен до сих пор не мог понять, почему она согласилась выйти за него замуж, хотя и знала, в каком он состоянии. Конечно, не ради материальных благ, потому что все Фицджералды равнодушны к деньгам. Вероятно, она приняла его предложение из жалости.

Пусть даже из жалости, только бы она не передумала. Он продолжал ходить взад и вперед по лужайке.

Оркестр перестал играть. Повернувшись, он увидел, что с противоположной стороны приближается невеста со своим окружением. Розалинда была так хороша, что просто слепила глаза. Пышные складки ее необыкновенно элегантного, цвета слоновой кости платья ниспадали до самой земли. Ей очень шли темно-красные цветы в волосах. Шнуровка на спине подчеркивала стройность фигуры. Во всем – простота, свойственная Розалинде. С ней не могла бы сравниться ни одна Офелия, которую ему доводилось видеть на сцене. Возлюбленная Гамлета была слабым, хрупким существом, тогда как Розалинда так и излучала тепло и была щедро наделена женственной силой.

Стивен занял свое место у алтаря Джереми стал рядом. Музыканты заиграли торжественный марш. Невеста грациозно ступала по траве, сопровождаемая по одну сторону отцом и Брайаном и по другую – Марией и Джессикой. В сборе была вся семья Фицджералд.

Стивен почувствовал ком в горле. Ведь у него нет права разлучать Розалинду с семьей, которую она так любит. И все же он не может осуждать себя за свой эгоизм.

Когда Фицджералды подошли ближе, Томас сказал театральным шепотом, явственно слышным по всей лужайке:

Как следует о ней заботься, малый,

Не то ты пожалеешь, что на свет

Родился…

– Уж постараюсь, сэр. – Стивен с улыбкой взял Розалинду за руку. Никогда в жизни не видел он такой необычной свадьбы. И ни одна свадьба не нравилась ему больше, чем эта.

На пожатие его руки она ответила таким же твердым пожатием. Ее темные глаза так и лучились. Он с трудом подавил желание поцеловать ее тут же, не дожидаясь конца церемонии. Они оба подошли к викарию, тогда как остальные присоединились к гостям.

Викарий заговорил почти таким же сочным голосом, как Томас Фицджералд. Стивен выслушал знакомые слова как что-то совершенно для него новое, вероятно, потому, что в первый свой брак он вступил не по своей воле.

Собравшиеся озадаченно зашевелились, когда викарий назвал фамилию Кеньон, но никто не высказал вслух своего недоумения. Стивен пережил трудный момент, когда священник произнес: «Столько времени, сколько продлится жизнь ваша».

Розалинда невольно посмотрела в его сторону, и он увидел в ее глазах отражение собственных горестно-сладостных чувств.

– Да, согласен, – твердо сказал он. Крепче сжал ее руку, и она ответила ему трепетной улыбкой.

Когда настал черед Розалинды, она произнесла «Я согласна» ясным, хорошо поставленным голосом, в котором не слышалось ни малейшего колебания.

Джереми извлек кольцо эффектным театральным жестом.

Надев кольцо на палец Розалинды, Стивен сказал очень серьезно:

– Это кольцо – знак того, что я объявляю тебя своей женой, чту тебя всем существом своим и одаряю тебя всеми своими земными богатствами.

Розалинда улыбнулась, даже не взглянув на кольцо. Заметит ли она, подумал Стивен, что оно усыпано небольшими, дивной формы бриллиантами. Ведь он хотел подарить ей не только бездомного котенка, но и самые изысканные драгоценности. Ведь она подарила ему самое себя.

И чтобы отблагодарить ее за этот чудеснейший из даров, он готов отдать ей все, чем только обладает.

– Я объявляю вас мужем и женой.

Церемония была закончена, и Стивен мог поцеловать свою радостно сияющую невесту, теперь уже жену. Их губы лишь слегка соприкоснулись, но, крепко прижимая ее к себе, он чувствовал, что ее сердце бьется совсем рядом с его сердцем. Да, отныне Розалинда, эта безупречнейшая из роз, – его жена.

Со всех сторон им желали счастья, мужчины похлопывали Стивена по спине, жали ему руку, женщины обнимали новобрачную. Окружающая обстановка придавала поздравлениям особую естественность.

Когда всеобщее возбуждение улеглось, Стивен обнял свою жену за талию:

– А теперь пойдем завтракать?

– Минутку, – сказал Томас, сдвинув брови. – Викарий упомянул, что ваша фамилия Кеньон?

– Стивен сказал мне об этом сегодня утром, – вмешалась Розалинда, бросая нежный взгляд на мужа. – Я неверно расслышала его фамилию, когда он назвал ее в первый раз, но как истинный джентльмен, он не стал меня поправлять.

Кругом послышались смешки, но Томас отнюдь, не был удовлетворен этим объяснением.

– Странная фамилия. – И тут вдруг его глаза широко открылись от изумления. – Кеньон. Аш. Ашбертон. Но ведь герцога Ашбертона зовут Стивеном Кеньоном.

Стивен внутренне напрягся. Случай был не самый подходящий, чтобы объяснить, кто он такой на самом деле, но, к сожалению, Мария помешала сделать это раньше.

Он посмотрел на жену и обнял ее еще крепче:

– Да. А герцогиню Ашбертон зовут Розалинда Фицджералд Кеньон.

Глава 18

Все ошеломленно молчали. Розалинда вопросительно смотрела на мужа. Конечно, он шутит? Но в его глазах не было обычного поддразнивания, в них можно было прочесть смирение с неизбежностью.

Стало быть, Стивен – Ашбертон, один из богатейших аристократов во всей стране.

– Если это не розыгрыш, а сущая правда, понятно, почему папа все время поручал тебе исполнение роли герцога.

Стивен слегка скривил губы:

– Это не розыгрыш, Розалинда.

– Что за дурацкая шутка, Ашбертон! – взорвался Томас. – Вы воспользовались поддельной лицензией, чтобы совершить бракосочетание, которое является недействительным?

– Разумеется, нет, – невозмутимо ответил Стивен. – Бракосочетание является совершенно законным. Все. что я говорил о себе, правда. За исключением фамилии.

Прежде чем Томас успел что-нибудь сказать, Мария положила свою ладонь на его руку:

– Сдерживай свой ирландский темперамент, дорогой.

– Он солгал, – проворчал се муж. – и этому нет прощения.

– Нет? – Мария посмотрела на Стивена пронизывающим взглядом. – Томас, любовь моя, мы с тобой можем сыграть любую роль на сцене, а затем, позабыв о том, что делали, уйти. Куда труднее позабыть о том, что исполняешь роль герцога. И не на сцене, а в жизни.

– Совершенно верно. Если бы и хотел, я все равно не мог ни на миг забыть о том, что я лорд. – Стивен обвел ироническим взглядом круг свадебных гостей. – Посмотрите, как все вдруг отступили назад, как от больного проказой, и вы поймете, почему мне так нравилось быть просто мистером Ашем.

Джессика шагнула вперед.

– Что до меня, то я считаю, что это замечательно. Как приятно будет говорить: «Я только что ужинала со своим зятем – герцогом Ашбертоном». Или вот так: «Видите эту шаль? Это подарок моей дорогой сестры, герцогини Ашбертон». Так и знайте, я буду пользоваться вашим титулом без всякого зазрения совести. – Она крепко обняла Стивена. – И я вас очень люблю, хотя вы и такой безнадежный аристократ.

Молча благословляя сестру за ее своевременное вмешательство, Розалинда сказала:

– Он пытался сказать мне, папа, но мама помешала ему это сделать.

Инстинктивно стараясь загладить возникшую неловкость, Розалинда, однако, испытывала сильное потрясение. Она посмотрела на мужа, не в состоянии представить себе все, что вытекает из ее нового положения. Она герцогиня? Розалинда Фицджералд Джордан, найденыш, актриса и вдова?

Она взглянула на обручальное кольцо. Все в сверкающих бриллиантах, оно было целым состоянием. Она закусила губу. Даже кольцо убедительно свидетельствует, что они принадлежат к разным мирам.

Но обо всем этом еще будет время подумать. Сейчас же она должна как-то подтвердить, что Стивен остался для нее таким же, как и был.

– Мне понадобится бриллиантовое ожерелье для моего котенка, дорогой, – шутливо сказала она. Черты его лица разгладились:

– Если таково твое желание, Порция получит ожерелье.

Томас по-прежнему сохранял недовольный вид. Конечно, он сердит, что его обманули, это понятно, и все же, видимо, дело не только в этом. Любому отцу нелегко расставаться со своей дочерью. Что до его гнева, то он скоро пройдет, ее приемный отец отходчив.

Прежде чем Томас успел что-нибудь сказать, Брайан заговорил голосом Пэка:

– Достопочтенные дамы и господа, позвольте смиренно напомнить вам, что уже пора начать свадебный завтрак. – Тут он поглядел своими плутовскими глазенками на новобрачных. – Я уверен, что даже герцоги и герцогини не обходятся без завтрака.

Дружно рассмеявшись, все направились к банкетным столам. Стивен продолжал обнимать жену. Это ее приятно успокаивало. Но мысль о том, как круто изменилась ее судьба, не покидала Розалинду.

Свадебное пиршество явно имело большой успех, но Розалинда была слишком взволнованна, чтобы отдать должное выставленным на столе лакомствам. Она весело смеялась, приветливо со всеми разговаривала и молча поддерживала усилия Марии, которая старалась, чтобы Томас и Стивен находились подальше друг от друга.

Если поначалу члены труппы пришли в некоторое смятение оттого, что заставляли герцога таскать декорации, большое количество поглощенных яств и выпитых горячительных напитков быстро развеяло их беспокойство. Стивен вел себя совершенно естественно, был очень обаятелен, и к тому времени, когда новобрачные собрались отбыть, почти все склонны были расценивать происшедшее как замечательную шутку.

Розалинда обняла всех присутствующих по крайней мере по разу, а членов семьи и дважды, после чего Стивен усадил ее в нанятый им элегантный экипаж. По крайней мере Розалинда решила, что он взял его напрокат, если, конечно, не купил на карманные деньги. Затем, держа в руке коробку с Порцией, он тоже забрался в экипаж и сел спиной к кучеру, напротив Розалинды.

Она улыбнулась и махала рукой провожающим, пока они окончательно не скрылись из виду. Лошади – а это были очень хорошие лошади – все убыстряли бег, и в конце концов она откинулась на бархатную спинку сиденья и подняла глаза на своего новоиспеченного мужа. Теперь, когда она оправилась от первоначального смятения, ей уже не казалось удивительным, что он является одним из пэров государства. С самого начала было ясно, что он настоящий джентльмен, к тому же в нем чувствовался человек, привыкший повелевать. Одним взглядом он сумел усмирить разбушевавшегося сторожа Крейна. Если до сих пор она не обращала особого внимания на эту сторону характера Стивена, то только потому, что он был очень обходителен с ней и ее друзьями.

Итак, он один из самых могущественных людей в Англии. С его мнением вынужден считаться сам принц-регент. Закрыв глаза, она потерла виски.

– Болит голова? – с участием спросит Стивен.

– Самую чуточку. Джессика слишком туго уложила волосы. – Розалинда вытащила заколки и привядшие хризантемы. Когда распущенные волосы упали наконец широкой волной на плечи, она с облегчением вздохнула. – К тому же у меня такое ощущение, будто я каким-то чудом оказалась в легенде о царе Кофечуа и нищенке^[5].

Его лицо потемнело.

– Я не царь, а ты не нищенка.

– Как сказать. – Она стала расчесывать волосы пальцами, стараясь, чтобы они лежали как можно свободнее. – Если джентльмен женится на актрисе сомнительного происхождения, это уже скандальная история, а если такое случается с герцогом, это уж нечто неслыханное. Все будут считать меня типичной охотницей за состоянием, а на тебя будут смотреть как на сумасшедшего.

– А что особенного в нашей женитьбе? – резко сказал он. – Ты была воспитана в семье джентльмена, который избрал карьеру актера. По своей речи, манерам и утонченности ты настоящая леди. Каждый, кто знаком с тобой, подтвердит это. Мне же он будет просто завидовать и, уж конечно, не примет за сумасшедшего.

Что это, наивность? Уверенность, что повсеместно оказываемое ему почтение будет простираться и на нее даже в его отсутствие? С горькой иронией она подумала, что в краткосрочности их брака есть по крайней мере одно преимущество – хотя его мир и не примет ее, ей недолго придется терпеть это унижение.

Но в конце концов, разве это важно? После того как ужасное предсказание доктора сбудется, она сможет вернуться к своим. Между тем…

– Скажи, чего ты хочешь от меня, Стивен? Каковы общественные обязанности герцогини? Он был явно изумлен.

– Я хочу, чтобы ты была моей женой, Розалинда. Моим другом. Моим компаньоном. Моей госпожой. Что до твоих общественных обязанностей, то тут все зависит исключительно от твоего желания. Хочешь – занимайся ими, хочешь – нет, твоя воля. Если хочешь, я представлю тебя при дворе. Если ты не хочешь даже заходить ни в один фешенебельный салон, никто тебя не будет принуждать. Выбор за тобой, только за тобой.

Казалось, он предлагает самое простое решение, но она ему не поверила.

– Твой титул накладывает на тебя определенные общественные обязанности. Есть, вероятно, много людей, которые от тебя зависят.

– А как ты думаешь, почему я убежал? – спросил он с нескрываемой горечью.

– Неужели это так ужасно – быть герцогом? Подавляя эмоциональный взрыв, он сказал:

– Унаследовав два года назад титул, я понял, что гораздо приятнее быть герцогом, чем наследником. Теперь и могу делать почти все, что захочу. Могу даже какое-то время вести себя как всякий обычный человек.

– Тебе понравилось быть мистером Ашем? После недолгого колебания он спокойно произнес:

– Я никогда еще не чувствовал себя в такой степени самим собой. Никто не имел обо мне заранее составленного представления, не ожидал, что я буду вести себя так-то и так-то и говорить то-то и то-то. Я чувствовал себя как освободившийся от пут сокол.

Его предыдущее высказывание заинтересовало ее.

– Ты сказал, что быть наследником гораздо хуже, чем герцогом. Почему? Он посуровел.

– С того самого мгновения, как я сделал свой первый вдох, я был маркизом Бенфилдским. Вся моя жизнь была только приготовлением к высокому положению, которое мне предстояло занять. Будущий герцог не может плакать, потому что расстроен, потому что его побили. А взбучку получает достаточно часто. Он избегает всего, что его недостойно – в частности, не общается с детьми не аристократов. Он должен первенствовать в учебе и спортивных играх. Не имеет права жаловаться, если к нему пристают старшие ребята. Никогда не уклоняется от выполнения долга, не извиняется перед низшими, то есть почти ни перед кем. Он чтит короля, даже если это дурно воспитанный выскочка из так называемой Ганноверской династии. Он выбирает свое окружение среди себе подобных. А женится… – Стивен резко оборвал свой негодующий монолог.

Она посмотрела на него, изумленная:

– Но это звучит ужасно.

Он стал бессознательно растирать живот под самой грудной клеткой – это было несомненным признаком боли.

– Ты еще убедишься, что воспитание укоренилось во мне недостаточно глубоко. Отец был просто в бешенстве от того, что я придавал не слишком большое значение герцогскому титулу. Он считал меня излишне мягким. Упрекал в недостатке достоинства. – Стивен иронически улыбнулся. – Я не отвечал и не отвечаю его критериям.

И все же многое из того, чему его воспитывали, укоренилось достаточно глубоко. Неудивительно, что Стивен умеет так хорошо скрывать боль. Если бы не его врожденная порядочность, чувство справедливости, он и в самом деле мог бы превратиться в чудовище, каким, по-видимому, был его отец.

– Предусмотрена ли в кодексе поведения герцога любовь? – спокойно спросила она. Он перевел взгляд на окно.

– Любовь не входит в эту программу. Разврат, однако, допускается. У обоих моих родителей были печально известные романы. Но любовь была для них иностранным языком. – Его лицо дрогнуло. – Я думаю, что способность любить, как и способность изучать иностранные языки, следует развивать еще в юности.

Стало быть, даже если он и любил свою жену, он, быть может, никак не выражал своих чувств, с состраданием подумала Розалинда. Оставалось надеяться, что прежняя герцогиня могла слышать то, о чем он не говорил вслух.

– Слушая тебя, я радуюсь, что выросла среди простых людей. Впрочем, ты не так уж плох, как можно было бы ожидать.

– Значит, ты не раскаиваешься, что вышла за меня замуж?

Вопрос прозвучал как бы шутливо, но по его глазам она видела, что он говорит совершенно серьезно. Господи, почему они болтают о таких пустяках, как общественные условности, когда у них остается так мало времени?

– Конечно же, нет, я поздравляю себя с блестящим выбором. Сначала я думала, что ты просто очень милый и привлекательный, хотя и не без греха, человек. Но теперь выясняется, что мне необыкновенно повезло с мужем, – сказала она поддразнивающим тоном. – Если я о чем-нибудь и сожалею, то только о том, что ты сидишь далеко от меня.

– Ну, это дело поправимое. – Он встал, перешагнул через корзинку с Порцией и уселся рядом с Розалиндой. В тесном экипаже их тела соприкасались от плеч до бедер.

– Куда мы едем и когда мы доберемся до места? – Она переплела свои пальцы с его пальцами. – В предотьездной суматохе я даже забыла спросить об этом.

– У меня есть маленький дом на берегу моря, недалеко от Честера. Дом очень красивый, уютный, обслуживают его всего двое слуг – супружеская чета. Мы должны прибыть туда еще до заката.

– И сколько же у тебя домов? – с любопытством спросила она.

На какой-то миг он задумался.

– Шесть. Помнишь, я спрашивал, понравилось бы тебе окруженное аркадами аббатство? Таково наше фамильное гнездо, Ашбертонское аббатство. Это очень красивое место.

Итак, еще вчера у нее не было собственной крыши над головой, а сегодня она совладелица шести домов. Эта мысль позабавила ее, но она тут же зевнула. Прикрыв рукой рот, она сказала:

– Извини. Я почти не спала вчера ночью.

Он обвил ее правой рукой. – Можешь использовать меня как подушку. Уютно свернувшись, она прижалась к нему. Положила голову ему на плечо. Как хорошо им вместе! Именно это, а не разница в общественном положении, самое главное. Чувство покоя и еще это жгучее предвкушение – вот что ей прежде всего нужно от мужа.

С улыбкой на губах она тут же погрузилась в глубокий, без сновидений, сон.

Когда они проезжали через лесистые чеширские холмы, Стивен наслаждался теплом, исходившим от тела доверчиво прильнувшей к нему жены. Он чувствовал… удовлетворение. Большее, чем когда-либо. За последние недели он научился ценить мгновения, а эти были прекраснейшими. И тут по его пищеводу, а затем и по всему телу прокатилась обжигающая волна боли. Он весь напрягся, подавляя инстинктивное желание согнуться в три погибели. Нет, только не сейчас. Только не сегодня.

Его рука теснее прижала Розалинду, и она издала какой-то тихий нечленораздельный звук. Нет, нет, он должен приложить все усилия, чтобы не разбудить ее. Удивительно, конечно, что она не чувствует алого пламени боли, пылающего в нескольких дюймах от ее округлой щеки. Не чувствует холодного пота, выступившего на его правой руке, обнимающей ее талию.

Но она только слегка пошевелилась и продолжала сладко спать, успокаивая его одним своим присутствием. Левой рукой он осторожно вытащил из внутреннего кармана пилюлю опия. Он уже принял одну пилюлю после свадебного завтрака и предпочитал бы не принимать пока вторую. Жаль проводить остающееся время в слегка помутненном сознании, хотя в конце концов слабость, вероятно, пересилит его колебания. Многие люди в его положении стараются заглушить боль большими дозами опия, предпочитая принять «безболезненную смерть».

Но если с помощью пилюли опия он сможет скрыть от Розалинды этот приступ боли, игра стоит свеч. Он проглотил лекарство с некоторым трудом, закрыл глаза и стал ждать. Боль постепенно стала отступать, оставляя за собой легкое оцепенение. Какое счастье, что его не вырвало, обошлось и без других неприятных признаков болезни.

Счастье? Ничего себе счастье! Боже, какой ад!

Стивен ласково погладил руку Розалинды.

– Пора просыпаться, леди Калибан. Мы почти приехали.

– М-м-м. – Она несколько минут понежилась в такой приятной близости Стивена. В тот момент, когда экипаж остановился, что-то прохладное и влажное коснулось ее щеки. Открыв глаза, она увидела мордочку Порции. – Мне снится сон или на груди у меня в самом деле сидит котенок?

– Я выпустил ее из клетки. Чуточку пометавшись, Порция решила, что ты очень мягкое и удобное ложе. – Его глаза насмешливо блеснули. – В чем я, разумеется, не мог с ней не согласиться.

Покраснев, она выпрямилась и слегка потянулась.

– Мы уже прибыли?

– Да, прибыли. – Стивен схватил Порцию и сунул ее обратно в корзинку. – Ты, оказывается, порядочная соня. Мы дважды меняли лошадей, а ты даже не пошевелилась.

– Для бродячей актрисы очень полезно умение спать где угодно. – Она выглянула из окна. – Ухоженные леса впереди постепенно спускались к мерцающим пескам. Далеко на горизонте кроваво-красное солнце садилось в море, его лучи окрашивали облака в ярко-коралловый и темно-синий цвета. – Какая красота! Где мы?

– Керби-Мэнор. Ты смотришь через устье реки Ди на Ирландское море. – Он откинул запор на дверце и помог ей выйти наружу. – Дом позади нас.

Он хотел было повернуться, но она схватила его за руку.

– Дом может подождать.

Они молча проследили, как солнце погрузилось в волны. И небо, и облака потемнели. День быстро подошел к концу. Она подумала о том, что скоро ожидает Стивена, и поперек горла у нее встал комок.

Она повернулась к дому. Керби-Мэнор был построен в местном стиле из дерева и камня. Приземистый, с изогнутыми стропилами и ромбовидными окнами, ловившими последние золотистые отблески дня, этот черно-белый дом был очень красив. Она с восхищением залюбовалась деревянной обшивкой в елочку.

– Дом, конечно, изумительный, но в моем понятии, его никак не назовешь маленьким.

– Это самая маленькая моя резиденция. Всего пять спален.

Перед ними предстали мужчина и женщина, очевидно, ожидавшие, когда герцог обратит на них внимание.

– Добро пожаловать в Керби-Мэнор, ваша светлость. – Мужчина наклонил голову, женщина присела. – Надеюсь, вы останетесь довольны. К сожалению, у нас было очень мало времени, чтобы приготовиться…

– Если главные комнаты чисты и у вас есть хорошая чеширская еда, это вполне нас устроит. – Стивен подвел к ним Розалинду. – Розалинда, это мистер и миссис Найленд. Позвольте мне представить вам, – обратился он к слугам, – герцогиню Ашбертон.

Она едва не вздрогнула, когда миссис Найленд снова присела, а ее муж неловко поклонился. Ну какая она герцогиня, просто актриса с волосами, зачесанными за уши, как у школьницы. И все-таки она герцогиня, и если не ради себя, то хотя бы ради Стивена должна вести себя, как подобает настоящей герцогине.

И тут ее вдруг осенило. Почему бы не сыграть роль герцогини, как она сделала бы это в театре? Она наклонила голову и приветливо, но без фамильярности улыбнулась:

– Вы вполне заслуживаете похвалы за то, что сумели так быстро подготовиться. Когда будете вносить мой багаж, обратите внимание на корзинку с Порцией – так зовут моего котенка. Она неплохо переносит дорогу, но, вероятно, изрядно проголодалась.

Забрав Порцию и весь багаж, Найленды поспешили в дом. Кучер поехал в конюшню, а Розалинда и Стивен рука об руку поднялись по парадной лестнице. Он открыл парадную дверь, затем неожиданно наклонился и рывком поднял ее на руки. Рассмеявшись, она крепко ухватилась за него, стараясь, чтобы он не потерял равновесия.

– Конечно, это не Ашбертонское аббатство, но все же мой дом и порог тоже мой.

– И так будет повторяться во всех шести домах? – спросила она, когда он внес ее в дом.

– Если пожелаешь. Но я не думаю, что ты захочешь посетить охотничий домик. Там везде темные деревянные панели, головы животных.

У них просто не будет времени побывать во всех его шести домах.

– Ты прав, – сказала она сдержанным голосом, – в твоем описании охотничий домик выглядит ужасно мрачно.

Он пронес ее по темному коридору в довольно просторный холл, устланный мягкими коврами и отделанный резными дубовыми панелями. Тут он поставил ее на пол и медленно притянул к себе.

Она сильно волновалась, дышала прерывисто. Никто из них уже не смеялся. Он смотрел на нее с мрачным лицом, точно стараясь запечатлеть ее в своей памяти. Затем поцеловал с мучительной нежностью. Ее рот приоткрылся, вся она затрепетала. Четыре дня, прошедшие с того времени, когда они так страстно любили друг друга, показались вдруг целой вечностью.

Почувствовав, как в его руках она истаивает точно воск, он поднял голову и хрипло спросил:

– После того как мы приведем себя в порядок и поужинаем, могу я зайти к тебе в комнату?

Она удивленно уставилась на него, потом рассмеялась:

– Стивен, мой дорогой муж, пожалуй, ничто так убедительно не показывает разницу в нашем общественном положении, как эти твои слова. Среди людей, меня окружавших, никому даже и в голову не могло прийти задать подобный вопрос. Всякая пара, естественно, живет в одной комнате, делит одну постель. Это, вероятно, помогает быстро улаживать ссоры. – Она зачесала его волосы назад, открыв лоб. На язык рвались слова любви. – Ты всегда будешь желанным гостем в моей постели. Более того, я буду чувствовать себя обиженной, если ты будешь спать отдельно. Он пристально взглянул на нее.

– Стало быть, я могу заключить, что твой ответ – да.

– Конечно. – Она облизнула губы. – День был такой долгий и утомительный, может, нам обойтись без ужина? Сразу лечь в постель?

– Нет. – Он отодвинулся и крепко сжал ее руку. – В первый раз все произошло слишком быстро. Но сегодня мы должны в полной мере вкусить радость ожидания.

Слишком долгое ожидание могло превратить ее в пантеpy. Но он прав. Никакой необходимости спешить нет, – зато есть много причин, чтобы терпеливо дожидаться своего времени.

– Ты говоришь вполне разумно, хотя сейчас я, пожалуй, не склонна рассуждать разумно. – Она наклонила голову. – У меня есть одно предложение. Покажи мне дом, пока будет готовиться ужин. После этого мы можем спокойно поужинать в одной из комнат.

– Отличная мысль. – Он поцеловал кончики ее пальцев и предложил ей руку. И заговорил тоном хорошо вышколенного дворецкого: – Это, дорогая герцогиня, главный холл, или зал.

Предполагается, что самая старая часть дома была сооружена в начале пятнадцатого века. Пожалуйста, обратите внимание на великолепные лепные украшения.

Она рассмеялась, думая, что он обладает несомненным талантом комического актера.

– Они в самом деле великолепны, ваша светлость, – сказала она тоном восхищенного посетителя. – Но не кажется ли вам, что совокупляющиеся херувимы выглядят на потолке зала не слишком пристойно?

– Они отнюдь не совокупляются, мадам. Их соединяют чисто дружеские отношения. Они очень дружны. – Он провел ее по первому этажу, показывая все, что заслуживало внимания, и вызывая ее смех своими комичными комментариями.

Как и во всех полудеревянных-полукаменных домах, полы здесь были шаткие, окна скошены, во всем доме не было, казалось, ни одной прямой линии. И это ей нравилось. Ей также нравились как бы случайные соприкосновения, которые постепенно разжигали огонь в их крови.

Когда они стали подниматься по лестнице, она спросила:

– Как часто ты здесь бываешь?

– Ну, может быть, раз в год. Когда приезжаю по делам. И обычно провожу здесь несколько дней. – Он печально улыбнулся. – Я знаю, что ты хочешь сказать. Конечно, жаль, что дом все время стоит пустой.

Она удивленно вскинула голову:

– Разве у тебя нет каких-нибудь бедных кузенов, которые нуждаются в жилище?

– Есть. Но все они предпочитают жить на юге. Ближе к цивилизации. Один из кузенов живет в норфолкском поместье, куда я отправил Элли Уорден и ее сына. – Он насмешливо улыбнулся. – Что бы я ни говорил, кузен Куинтус и его жена непременно решат, что ребенок – мой, а стало быть, за ним будут хорошо приглядывать.

– Я рада за Элли и ребенка, хотя их появление у тебя в поместье и может повредить твоей репутации.

Когда он ввел ее в освещенный лампами, неправильной формы холл, она прижала к себе его руку. Она много мечтала о своем доме, но даже в мечтах не представляла такого великолепия. Может быть, какой-нибудь кузен все же оценит его.

Когда они прошли холл, он сказал:

– Комната хозяина – слева, комната хозяйки – справа. Между ними находится гардеробная и дверь, соединяющая обе комнаты. – Он открыл дверь справа.

Едва она вошла, у нее словно оборвалось дыхание. В левом конце большой комнаты стояла массивная, под красивым пологом кропать, справа находился диван, удобные кресла и другая мебель. Здесь можно было посидеть, отдохнуть. Но что больше всего поразило ее – так это обилие роз. На столиках по всей комнате были расставлены вазы с красными, розовыми и белыми цветами, ярко сверкающими в отблесках камина. Воздух был напоен опьяняющим ароматом.

Она удивленно притронулась к алой розе.

– Стивен, это просто поразительно. Как ты сумел так украсить спальню?

– Полагаю, у меня есть дар декоратора. – Он поцеловал ее в необыкновенно чувствительное место, там, где шея переходит в плечо. – Идея родилась как бы сама собой. Розы для моей безупречной Розы.

Сглотнув, она понадеялась, что он никогда не узнает, насколько неприменим к ней эпитет «безупречная».

– Цветы необыкновенно хороши. Но они так недолговечны.

– Может быть, именно поэтому они так и хороши, – спокойно отозвался он.

На какой-то миг их взгляды встретились. Даже в эту их первую брачную ночь невозможно было уйти от мысли о бренности всего сущего. Но пока ее муж жив, решила Розалинда, они постараются насладиться каждым мигом радости, который подарит им быстролетящее время.

Глава 19

Стивен отхлебнул вина из кубка, не сводя глаз с Розалинды, которая сидела с противоположной стороны круглого столика. Она свободно распустила волосы, и теперь при каждом движении ее головы их пышная волна играла темно-золотыми и янтарными переливами. Ее предложение поужинать в спальне оказалось очень удачным: здесь царила интимная обстановка, которую никак не удалось бы создать в большой столовой.

Все с этой комнате с пылающим камином, казалось, дышало предвкушением. Сознание того, что их ожидает после ужина, придавало особый вкус каждому съеденному куску еды, выпитому глотку вина.

Стивен ощущал странное раздвоение. С одной стороны, он хотел Розалинду, хотел яростно, неистово. Мечтал ласкать ее до полного удовлетворения, проспать остаток ночи в ее объятиях, затем проснуться и начать все сызнова.

С другой стороны, он чувствовал себя как неопытный, совсем еще зеленый юнец. Перед первой своей женитьбой Стивен вел обычный для богатого молодого человека образ жизни, имел несколько легких связей с самыми красивыми лондонскими куртизанками.

С женитьбой все это прекратилось. Луиза вряд ли стала бы упрекать мужа, заведи он себе любовниц. Она была воспитана в убеждении, что жена не должна замечать любовных похождений своего мужа. Но гордость Луизы была бы уязвлена, а, пожалуй, единственное, что он мог для нес сделать, это хранить верность. К тому же его отвращал пример отца, который не таясь предавался распутству.

Сначала Стивену было трудно ограничиваться холодным, безрадостным супружеским ложем. По ночам, беспокойно ворочаясь, он страстно мечтал о том, чтобы зарыться в мягкую уступчивую женскую плоть. Но со временем смирился. Тем более что не отличался сверхстрастным темпераментом и знал, что идти по праведному пути часто бывает очень и очень нелегко.

Оказалось, однако, что он сильно недооценивает свой темперамент. То, что он испытал в объятиях Розалинды, перевернуло его мнение о себе. Никогда в жизни в его жилах не полыхал подобный огонь, никогда в жизни не ощущал он столь глубокого удовлетворения. Это было что-то вроде чувственной бури, очень, к сожалению, непродолжительной. А он хотел, чтобы и сегодня и во все последующие ночи эта буря длилась как можно дольше.

Но сумеет ли он полностью удовлетворить Розалинду? Она женщина горячая, бурно отзывающаяся на ласки. А ведь он, с тех пор как женился на Луизе, даже не видел обнаженного женского тела. Его жена питала глубокое отвращение к физической стороне брака, поэтому считала, что исполнять супружеские обязанности можно только во тьме, только под одеялами и в ночных рубашках. Луиза решительно отвергала всякие попытки выйти за пределы самого элементарного секса. Поэтому в тонкой науке любви Стивен был неопытным новичком. И для изучения этой науки у него оставалось не так уж много времени. Впервые в жизни ему представлялась возможность восполнить упущенное, но боль не позволяла забыть, что тело становится все слабее. Возможно, уже недалек тот день, когда он попросту не сможет быть хорошим мужем для Розалинды. Конечно, она слишком добра и отзывчива, чтобы упрекать его за это. Но Стивен всей душой хотел, чтобы у нее остались об их любви такие яркие воспоминания, которых впоследствии не смог бы затмить ни один другой мужчина. А это означало, что он должен хорошо научиться владеть собой, своим телом, не допуская той лихорадочной спешки, которая возникала как бы сама собой, вопреки его воле. При мысли о необходимости самообуздания он кисло усмехнулся: до того ли ему сейчас, когда его буквально сжигает желание.

Розалинда все еще была в костюме Офелии, и его бросало в жар всякий раз, когда он смотрел на ослепительно сверкающую грудь в глубоком вырезе платья. На сеновале он смог разглядеть ее лучше, чем Луизу за долгие годы супружеской жизни. Даже сейчас он видел больше, чем когда-либо позволяла ему видеть Луиза.

Розалинда была не только дивно хороша собой, она еще и умела развлекать собеседника. Весь ужин она рассказывала занимательные истории из театральной жизни. Наконец, положив пилку, закончила очередной рассказ:

– Сцена была в самом разгаре, когда кот, который, если верить театральному распорядителю, отличался необыкновенно смирным нравом, проснулся и высунул голову из корзины. Мама затолкала его обратно и твердым голосом сказала: «Если ты думаешь, что мы играем „Дика Уиттингтона“^[6], ты сильно ошибаешься. Сиди тихо». Стивен рассмеялся:

– Жаль, что я этого не видел. А что, в самом деле есть пьеса о Дике Уиттингтоне и его коте?

– Да. – Ее глаза заискрились. – Пьеса довольно посредственная, но я с удовольствием вспоминаю, как совсем еще маленькая играла кота.

Он представил ее себе в виде усатого длиннохвостого кота и опять рассмеялся. Очаровательная, вероятно, была картинка. Отставив кубок с вином, он отрезал несколько небольших ломтиков сыра.

– Не хочешь ли попробовать этого превосходного чеширского сыра?

Розалинда взглянула на него из-под томно приспущенных век:

– С удовольствием.

Нагнувшись вперед, он протянул ей ломтик сыра. Она взяла сыр губами, прямо из его пальцев.

– Сыр просто прелесть, – пробормотала она. – А ты сам не хочешь съесть кусочек?

– Пожалуй, я не прочь.

Она взяла ломтик и поднесла к его губам. Пальцы у нее были тонкие и сильные. Он чувственно обласкал их языком.

Она медленно отняла руку.

– Тебе не кажется, что тут слишком жарко?

– Может быть, убавить пламя в камине?

– У меня есть идея получше. – Она встала и повернулась к нему спиной. – Рядом со мной нет Джессики, поэтому тебе придется самому расшнуровать мне платье.

Ощущая сильный прилив крови, он встал и развязал узел в самом верху сделанной крест-накрест шнуровки. Даже без туфель она доставала головой до его носа. Ему нравилось, что она такая высокая и полнотелая, не то что хрупкая Луиза.

Но к чему вспоминать Луизу? Сравнивать этих двух женщин – значит не отдавать должного ни одной из них. Вытаскивая шнурок из петельки, он сказал:

– Это самое красивое свадебное платье, которое мне доводилось видеть. Просто жаль, что оно предназначено для такой жалкой плаксы, как Офелия.

Она усмехнулась:

– Я всегда думала, что это платье предназначено для королевы. Или для герцогини.

Когда он кончил расшнуровывать платье, оно распалось сзади надвое, открыв изгиб спины Розалинды. Кожа у нее была атласно-гладкой и походила своим теплым цветом на сливки.

Ей еще раньше понравилось, когда он целовал ее плечо. Теперь, нагнувшись, он слегка ущипнул ее затылок через поблескивающие волосы. Тихо вздохнув, она выгнула шею.

В надежде еще раз услышать этот – бесконечно милый – вздох он стал целовать ее шею и ласкать языком краешек уха.

Все ее тело пронзила томная дрожь.

– Оказывается… так приятно обходиться без услуг служанки, даже если эта служанка – твоя сестра.

– Моя единственная цель – доставлять тебе удовольствие, дорогая герцогиня. – Окончательно вытащив шнурок, он стянул с нее платье. Помогая ему, она, словно танцуя какой-то живой танец, ловко вывернула тело. При этом лиф и рукава закруглились вокруг ее талии. Чувствуя, что у него пересохли губы, он стянул тяжелое шелковое платье через крутые бедра. Платье с волнующим шорохом упало на пол, и она осталась в сорочке, чулках и подбитом ватой корсете, который обычно надевали под облегающее платье. Он обнажил ее правое плечо, чтобы целовать безупречную плоть.

– Я почти разделась, но мне стало еще жарче, чем было, – заявила она с чуть заметной улыбкой.

– Значит, надо раздеться совсем. – Расшнуровать корсет оказалось еще легче, чем расшнуровать платье. Он снял нижнюю рубашку и обнял ее за гибкую талию.

– Так и в самом деле гораздо лучше.

Она откинулась к нему спиной. Чудесный аромат ее тела сливался с густым ароматом роз. Боже! О Боже! Он взял в руки ее теплые упругие груди. Как большие сочные плоды, лежали они на его ладонях. На эту его ласку она отозвалась трепетным вздохом.

– Не слишком ли долго длится предвкушение? – спросила она глубоким грудным голосом, упираясь в него своими круглыми ягодицами. Он почувствовал сильное напряжение в паху.

Нет. Им остается слишком мало таких ночей, как эта. Но она права: в комнате слишком жарко. Стивен скинул камзол и хотел уже снять свой вышитый жилет, когда Розалинда повернулась и стала расстегивать пуговицы.

– Теперь моя очередь, ваша светлость, – поддразнивая его, сказала она.

Расстегнув последнюю пуговицу, она бросила жилет через плечо на диван, который стоял под прямым углом к камину. И стала легкими скользящими движениями поглаживать его плечи и грудь.

Его сердце учащенно забилось, каждое ее прикосновение находило в нем волнующий отклик.

Развязывая галстук, она восхищенно оглядывала его.

– Тебе просто не повезло, что ты герцог. Ведь ты мог бы сделать головокружительную карьеру в театре, играя бесстрашных героев. Зрительницы просто обмирали бы от обожания. Откинув скомканный галстук, она прохладными пальцами погладила его шею.

Схватив ее руку, он поцеловал ладонь.

– У меня нет никакого желания очаровывать неких безымянных воображаемых зрительниц. Достаточно, если я нравлюсь тебе.

Подняв на него затуманенные желанием темные глаза, она сказала:

– Ты мне очень нравишься, Стивен. Больше, чем все мужчины, которых я когда-либо знала.

Ее губы были невероятно пышными, чувственно возбуждающими. Он нагнулся, чтобы поцеловать ее. От нее пахло чудесным французским вином, которое она пила. Запах был сладковато-терпкий. Опьяняющий.

Завороженный ее бесконечно долгим поцелуем, он даже не заметил, как она раздвинула полы его рубашки и расстегнула бриджи. Затем через тонкую ткань белья погладила напрягшееся естество.

Он застыл в полной неподвижности, чувствуя, как стучит кровь в висках. Кровать была слишком далека, в противоположном конце комнаты. Он подхватил ее и отнес к стоявшему рядом, всего в двух шагах, дивану. Положив ее на потертую парчу, он лег рядом, охваченный безумием. Сколько еще раз они смогут быть вместе, вот так? Его жизнь и страсть подобны горящей во мраке свече. Вот-вот, ярко вспыхнув в последний раз, эта свеча погаснет. Сколько еще раз он будет гладить шелк ее золотисто-рыжих волос? Вдыхать таинственный, опьяняющий аромат ее тела? Чувствовать языком соль ее кожи? Сколько еще раз его кровь будет полыхать жарким огнем, который только она может погасить.

Он припал губами к ее левой груди. Приглушенный стон прозвучал, словно отголосок сладостной райской мелодии. Сосок, который он ласкал языком, напрягся, отвердел.

– Стивен. О Боже… Стивен. – Она теребила его волосы резкими движениями, странно перекликавшимися с ее прерывистым дыханием.

Он приподнял нижнюю кайму рубашки над коленями. Ее чулки оставались на подвязках, расшитых розовыми бутонами. Он отвязал зубами правую. Когда подвязка упала, он стал ласкать языком внутреннюю сторону ее бедра, чувствуя, как гладкая плоть пульсирует под его языком.

Мягкие волосы между ее бедрами были темнее, чем на голове: скромного каштанового цвета. Она слегка вскрикнула, когда он пошевелил нежные завитки своим теплым дыханием. В этом крике ощущалось удивление. Удивление и в то же время удовольствие. И еще – нетерпение.

С опьяняющим чувством власти над ее покорным телом он погрузил язык в глубокую влажную складку. Она вся изогнулась, содрогаясь от ритмических движений его языка.

Ее бедра содрогались все сильнее и сильнее. Он продолжал возбуждать ее языком, пока содрогание не ослабло и она не поникла, распластанная на подушках дивана.

Хотя и с трудом дыша, он все же не поднимал головы. Ее рука блуждала по волнам его волос.

– Как хорошо, – шепнула она. – Я даже не представляла себе, что может быть так хорошо.

Некоторое время они оба лежали недвижимо. Затем, весь дрожа от напряжения, Стивен раздвинул ее ноги своими бедрами. Когда он наконец погрузился в нее, то уже почти не мог сдерживать свое возбуждение. Его ласково обволакивало шелковистое тепло.

Она жадно глотнула воздух, ее глаза широко открылись. Затем она подняла правое колено к спинке дивана, одновременно опустив левую ногу на пол. Ее руки обвили его спину. Бедра начали двигаться в едином ритме с его телом. Вновь и вновь погружался он в нее, чувствуя, как его обдает жаром безумное наслаждение. Впечатление было такое, будто он возносится высоко в небо. Парит вровень с тучами.

Истаивая в экстатическом наслаждении, он прижался щекой к ее лицу. С его губ срывались беспомощные стоны. Кульминация наступила быстро, но затянулась надолго. Смерть и преображение.

Какое-то время, тяжело дыша, он, совершенно обессиленный, лежал на ней. Когда к нему вернулась наконец способность двигаться, он приподнялся на одном локте и посмотрел на ее раскрасневшееся лицо. На лоб ниспадали золотисто-рыжие колечки, глаза сияли в удовлетворенной истоме. И глядя на нее, он тоже испытывал удовлетворение. Хотя у него не такой уж и большой опыт физической любви, он все же сумел доставить ей большое наслаждение, да и сам тоже испытал ни с чем не сравнимое блаженство. Он поцеловал ее в висок.

– Просто не верится, что я вновь проявил недостаточную выдержку, – с сожалением сказал он. – А ведь у меня были такие благие намерения. Я хотел растянуть время подольше, хотел воздать должное каждому дюйму твоего тела.

– А то, что я воздала должное каждому дюйму твоего тела, не считается? – шутливо сказала она.

Рассмеявшись, он привстал и сел на краю дивана.

Скомканная рубашка скорее обнажала, чем скрывала ее прекрасное тело.

– Ты самая восхитительная плутовка, какую я когда-либо знал.

Ее лицо вдруг передернулось, и он понял, что совершил ошибку. Вероятно, она усмотрела в его словах намек на свое артистическое прошлое. Он коснулся ее лица, убрал влажные завитки со лба. – То, что я сказал, чистейший комплимент, и ничего больше. Мне самому очень часто приходится сдерживать свои чувства в угоду требованиям условностей, поэтому я особенно ценю твою открытость. Твою отзывчивость.

Черты ее лица разгладились, но чувство стыда возвратилось. Она оправила рубашку, прикрыла груди и колени.

Он задул свечи, погрузив комнату в полумрак, в котором лишь неярко мерцал камин, и предложил ей руку. Когда они подошли к кровати, он повернулся и положил руки ей на плечи. Хотя желание было полностью удовлетворено, ему все равно нравилось смотреть на нее. Это желание не только не проходило, но и усиливалось.

Истинный джентльмен обязан был бы уважать ее скромность, но человек, чьи дни сочтены, просто не может позволить себе такую роскошь. Он опустил руки к ее талии и взялся за рубашку.

– Разреши мне, пожалуйста, помочь.

Она в некотором смущении кивнула. Он стянул с нее рубашку через голову. Затем опустился на колени и отвязал вторую подвязку – на этот раз пальцами – и спустил вниз чулки. Он хорошо чувствовал ладонями, какие стройные у нее икры и лодыжки.

Это зрелище было настоящим пиршеством для глаз. Избавленная от тиранической власти одежды, она была великолепна. Казалась просто созданной для любви, чтобы дарить и получать наслаждение.

– Как ты красива, – хрипло сказал он. – Просто невероятно красива, неотразима. Ее гладкая шея дрогнула.

– Слушая тебя, я начинаю верить, что так оно и есть.

– Это несомненно, Розалинда. – Он помог ей взобраться на высокую, под балдахином кровать. Затем разделся и сам. Болезнь еще не оставила на нем никаких признаков, кроме, пожалуй, худобы. Оказывается, у него есть и еще один порок, о существовании которого он не подозревал, а именно тщеславие. Он влез на кровать. – Признаюсь, я устал, но мне не хочется, чтобы этот день закончился так быстро.

– Хороню тебя понимаю. – Она коснулась руки Стивена. Он лежал на боку, пристально за ней наблюдая. В комнате и в самом деле было очень тепло, но по взаимному согласию они не стали закрывать окно в изножье кровати и лежали, свободно раскинувшись, на прохладных простынях. Только руки их были соединены.

Она с удовольствием любовалась мужем. Любовалась изысканно-красивыми прядями его волос, ниспадавших на грудь и ниже. Любовалась ярко выраженной мужественностью, которая не нуждалась ни в каких подтверждениях, чтобы быть тем, чем была.

Для них обоих это был вечер неожиданностей. Прежде всего она обнаружила, что обладает очень страстным темпераментом. Между нею и Чарлзом были обычные здоровые семейные отношения. Физическая любовь у них длилась недолго и каждый раз заканчивалась тем, что Чарлз скатывался с нее и тут же засыпал. Не так уж часто обретала она удовлетворение, обычно подолгу лежала без сна, глядя в темноту и дожидаясь, пока ее разбудораженные чувства улягутся. Первая же брачная ночь показала ей, что Стивен куда более пылкий и куда более изобретательный любовник, чем ее прежний муж.

Лежать бок о бок нагишом казалось вполне естественным. И даже очень приятным.

– В старые времена о нагих говорили «облаченные в небеса». Не правда ли, красивый образ?

– «Облаченные в небеса»? – повторил он. – В самом деле красивый. Тебе очень идет нагота. Просто жаль, что ты не можешь все время разгуливать без одежды. В нашем английском климате это вряд ли возможно. – Тон его вдруг утратил шутливые нотки. – Хотя, честно сказать, я бы не хотел, чтобы кто-нибудь другой видел тебя неодетой.

Она вспомнила свое недавнее прошлое.

– А ведь я играла в бриджах по всему Уэст-Мидлендсу. Тебе это, наверное, не понравилось бы?

– Как я могу осуждать тебя за то, что ты делала еще до того, как мы познакомились?.. Хотя… – Он заколебался. – Это, конечно, не мое дело, но мне все же хотелось бы знать, был ли у тебя кто-нибудь, кроме Джордана?

– Ты хочешь знать, были ли у меня любовники? Никогда. – Она закатила глаза. – Конечно, в желающих переспать с актрисой, тем более такой пышнотелой, как я, никогда не было недостатка. Но когда после утомительного спектакля тебя пытается, прости за грубое выражение, облапить какой-нибудь невежа, это надолго отбивает всякое желание иметь дело с местными свиньями.

– Пышнотелая – неудачный эпитет по отношению к тебе. – Он вытащил из вазы, стоявшей на прикроватной тумбочке, розу с длинным стеблем и пощекотал цветком ее грудь. – Ты совершенна именно такая, как есть.

Она засмеялась, ощущая прохладное скользящее прикосновение лепестков к своей коже и какой-то тонкий аромат, отличный от густоты запаха, стоявшего в комнате.

– Конечно, я не лишена привлекательности, а это, несомненно, важно для актрисы, тем более если она не обладает особыми талантами. Но вряд ли можно назвать меня совершенной. – Воспользовавшись тем, что он заговорил о прошлом, она, отвернувшись, спросила: – А у тебя было много женщин?

Едва задав этот вопрос, она тут же пожалела о нем. Люди столь влиятельные и богатые, как Стивен, могли обладать самыми красивыми женщинами Англии, и не только куртизанками, но и распущенными женами подобных им аристократов. Она слышала, что многие аристократы пользуются любой возможностью увеличить счет своих побед, а Стивен, видимо, из тех людей, которые своего не упускают.

К ее удивлению, он ответил:

– Только до женитьбы. Меня никогда не прельщало распутство, и после смерти Луизы… у меня почему-то не было ни малейшего желания завести любовницу.

Стало быть, он все-таки любил свою первую жену. Розалинда вынуждена была нехотя признаться самой себе, что ей, возможно, было бы приятнее слышать о многочисленных любовных похождениях. «Господи, какая же я дура! – мысленно выругала она себя. – Сейчас он здесь, принадлежит мне, разве можно желать большего». Вслух она просто сказала:

– Я рада это слышать.

Стивен мягко провел розой от одной груди к другой.

– Вероятно, в глубине души я знал, что меня ожидает нечто много лучшее. Вернее, некто много лучший.

– У тебя какое-то особое пристрастие к романтике, – рассеянно сказала Розалинда, с приятным расслаблением чувствуя, как твердеет ее сосок под его пальцами.

Он усмехнулся:

– Боюсь, что ты путаешь романтику с искренностью. Роза спустилась к ее пупку, затем стала лениво выписывать узоры на животе. Убаюканная замшево-мягкими прикосновениями, она пробормотала:

– Странно, что мы никогда не поженились бы, если бы не твоя болезнь. – Она резко остановилась, спохватившись, что ее слова могут быть восприняты как совершенно неуместный намек на его состояние, но, подумав, сочла за лучшее продолжать: – Если бы ты просто видел меня на сцене, ты вряд ли хоть когда-нибудь вспомнил обо мне.

– Ты не права, – возразил он, водя цветком между животом и бедрами. – Я заметил тебя сразу же, как только ты сняла костюм Калибана. – Будь мы в Лондоне, я бы тоже отправился за кулисы, присоединившись к толпе пахнущих элем наглецов. И, – он запнулся, потом попробовал неуклюже вывернуться, – все было бы по-другому. Его слова повисли в воздухе, от них повеяло на обоих легким холодом. Розалинда хотела было переменить тему, но потом вдруг подумала, что им никуда не уйти от того, что так беспокоит обоих, и мягко сказала:

– Твоя болезнь похожа на слона, заполнившего собой нею эту комнату. Он такой чудовищно большой, что забыть о нем совершенно невозможно. Я не знаю, как говорить на эту тему. И по-моему, ты тоже не знаешь. – Она заглянула ему в глаза, пытаясь угадать, что он думает. – Может быть, ты хочешь, чтобы я обращалась с тобой, как с человеком совершенно здоровым? Или, может быть, я должна говорить о твоей болезни деловым тоном, как, скажем, о наступлении зимы или налогах. Как, мол, это ни прискорбно, но тут ничего не поделаешь.

Стивен долго молчал с совершенно неподвижным лицом. В тишине можно было даже слышать легкий шорох от прикосновения лепестков к ее коже.

– Слон в комнате? – наконец проронил он. – Оба мы стараемся как можно осторожнее ходить вокруг того факта, что мои дни сочтены. – Раздумывая, он продолжал гладить ее цветком. – Что до меня, то я предпочитаю полную искренность. И я хорошо знаю, что делаю. У нас нет ни одного лишнего мгновения, чтобы ходить вокруг да около.

При этих его словах она испытала сильнейшее облегчение. Тут ей стало понятно, в каком напряжении она была нее это время, боясь заговорить на волнующую обоих тему.

– Ты просто замечательный человек!

– Я? – с изумлением переспросил он. – Во мне нет ничего замечательного, кроме того, что я удачно выбрал себе предков.

Она рассмеялась:

– Ты в самом деле веришь в то, что говоришь. Знаешь ли, в своей жизни я встречала людей из самых разных слоев общества, и далеко не всегда они представали передо мной в лучшем виде. Так вот, я могу утверждать с полной уверенностью, что ты в самом деле замечательный человек, каких бы предков себе ни выбрал.

Улыбнувшись, он покачал головой.

– Мне приятно, что ты так думаешь.

Цветок с бархатной ласковостью достиг того места, где смыкались ее ноги. У нее перехватило дух, когда приятное ощущение переросло в нечто более сильное.

Он остановился.

– Прости. Я делаю тебе щекотно?

– Если и так, то ты только доставляешь мне удовольствие, – ответила она, почувствовав, что где-то в глубине начали вновь разгораться тлеющие там угольки. – Но я удивлена, что во мне так скоро возродилось желание. После всего того, что между нами было.

– Любопытно. То же самое чувствую и я, – пробормотал он. – Роза ткнулась головкой в мягкие завитки между ногами. Теплое тело ясно ощущало ее прохладу.

– Но ведь это какая-то несообразность. Я еще никогда не слышала, чтобы кого-то можно было соблазнить цветком, – сказала она со смехом, в котором скрывалось некоторое смущение.

– Я думаю, что наверняка есть какая-нибудь греческая легенда, повествующая о том, как Зевс перевоплотился в подсолнечник, чтобы соблазнить нимфу, – сказал Стивен с притворной серьезностью. – Или, может быть, то была репа?

– Царь богов – и репа? Никак не вяжется, – со смешком запротестовала она. Разбуженная чувственность истомно сомкнула ее веки. Ее ноги раздвинулись, и, будя волнующие ощущения, цветок коснулся заповедных тайн. Кровь быстрее запульсировала в ее теле. Бедра беспокойно двигались, ожидая тяжелого упругого давления, куда более ощутимого, чем слабое прикосновение цветка. В этот момент она перестала ощущать почти призрачное касание розы. Ее глаза широко раскрылись.

– О, злой человек! Или, может быть, я должна сказать: злой цветок. Ты не можешь остановиться.

– А я и не хочу останавливаться. Но на этот раз я надеюсь, что главную работу сделаешь ты сама.

Он подтянул ее ближе и усадил на себя. Нетерпение бурлило в нем так же сильно, как и в ней. Хотя Розалинда никогда не предавалась любви в такой позе, она хорошо представляла себе, что делать. Она присела на колени и обняла его. Затем, вся истаивая в блаженном удовольствии, села на напряженное древко. Мышцы ее напружинились.

Он жадно глотнул воздух и схватил ее за бедра.

– Так кто же из нас злой?

С громким смехом Розалинда положила голову ему на плечо, а ее бедра медленно сблизились с его бедрами. На этот раз все происходило не в такой отчаянной спешке, как прежде: чувственная истома как бы разливалась по всему ее телу, а не сосредоточивалась в каком-то определенном месте. Ей нравилось, что она может контролировать ритм. Она даже слышала, как учащается биение его сердца, когда вбирала в себя упругую плоть. Но больше всего ей нравилось, как хорошо они чувствуют друг друга. Их слияние на этот раз сильно отличалось от той страсти, которая еще недавно сотрясала их, однако чувства, которые они при этом испытывали, были не менее глубокими.

Истома постепенно превращалась в нетерпеливое желание, Розалинда крепко вцепилась в его плечи, оставляя многочисленные следы ногтей. На ее вскрик Стивен ответил каким-то гортанным звуком.

Покрытые легким потом, их тела мало-помалу расслабились. Он начал ласкать ее, теплой ладонью поглаживая спину. Никто не проявлял желания отодвинуться. Ей нравилось, что их тела близки, хотелось, чтобы они навсегда оставались сплетенными.

Погружаясь в сон, Розалинда почувствовала, что на глазах у нее выступают слезы: ей было жаль, что мучительно-сладостная красота их любви скоро увянет, как роза.

Глава 20

Дата добавления: 2015-10-24