День тридцать первый

В то время как карета ехала к дому миссис Кассел, Стивен мрачно размышлял, в самом ли деле ему остается жить всего тридцать один день. Насколько точна может быть эта цифра? Три месяца – самый минимум, возможно, он протянет и значительно дольше. Именно так он до сих пор полагал. Но теперь Стивен серьезно засомневался, что выдержит третий месяц. Он остро сознавал, что жизненный ритм его организма меняется и вместе с тем неуклонно наступает физическая деградация.

В скором времени он перейдет незримую границу и уже не сможет даже имитировать нормальную жизнь. А если боль будет все возрастать, смерть придет как желанное избавление.

Но он не хотел умирать. Не хотел умирать. Он смотрел на профиль Розалинды, четко вырисовывавшийся на фоне окна. Ему хотелось еще так много узнать о ней. Хочется сделать так много вместе с ней и для нее. По утрам его день начинается с ее сонной улыбки, а по вечерам, когда она укладывается в постель, заканчивается тихим вздохом. Со времени их последнего посещения прихода святой Екатерины под глазами у нее лежат тени, но для него у нее всегда наготове улыбка. Она постоянно дарует ему тепло, дарует самое себя. Роза, его дивно-прекрасная роза.

Итак, тридцать один день. Может быть, больше, может быть, меньше. «Внемли моей просьбе, если Ты существуешь. Господи: пусть будет больше».

Карета остановилась перед домом миссис Кассел. Они опоздали, и когда дворецкий впустил их, уже начали играть клавикорды. Граф и графиня кончили принимать гостей и хотели уже идти в салон, где начинался концерт, но возвратились, чтобы радушно приветствовать новоприбывших.

Лорд Кассел представился Розалинде, тогда как его супруга, высокая, державшаяся с большим достоинством женщина, которой шел уже шестой десяток, протянула руку Стивену.

– Я так рада, что вы смогли приехать, Ашбертон. –:

Она понизила голос и насмешливым заговорщицким тоном сказала: – Я просто умираю от желания увидеть новую герцогиню. Все говорят, что она – само очарование и красота.

– И они не ошибаются. – Он склонился над рукой ее сиятельства. – Извините, что опоздали. Захромала лошадь. Надеюсь, мы будем прощены и допущены на музыкальное празднество.

– Герцог может опаздывать повсюду, кроме священных пределов королевского дворца, – не без некоторого ехидства сказала графиня.

– Да. И все же человек воспитанный не должен опаздывать. – Он повернулся к Розалинде, которая смеялась какой-то шутке Кассела. – Я хочу познакомить тебя с хозяйкой, дорогая.

Розалипда с улыбкой обернулась. В шелковом, янтарного цвета платье она казалась в этот вечер особенно лучезарной.

– Присутствовать здесь – большое удовольствие, леди Кассел. Клавикорды звучат просто божественно.

Леди Кассел протянула – и тут же уронила руку. Глядя на Розалинду, она смертельно побледнела. И вдруг совершенно неожиданно упала в обморок.

Стоявший совсем рядом Стивен успел ее подхватить, поэтому она не упала на мраморный пол.

– Энн! – воскликнул лорд Кассел и, подбежав к жене, поддержал ее.

Ее веки, затрепетав, открылись.

– Со мной… со мной все в порядке, Роджер. Помоги мне дойти до библиотеки. Ашбертон, и вы тоже идите с нами. – Она посмотрела на Розалинду и опять задрожала. – И ваша жена тоже.

Обменявшись с Розалиндой недоуменными взглядами, Стивен помог Касселу отвести нетвердо стоявшую на ногах женщину в библиотеку, примыкавшую к вестибюлю. Муж усадил ее на диван, дворецкий поднес ей бокал бренди и тут же, по знаку графа, удалился.

Леди Кассел глотнула бренди, и ее лицо чуть порозовело.

– Извините, что напугала вас всех. – Она перевела взгляд на Розалинду. – Дело в том, что вы поразительно, я бы даже сказала, сверхъестественно похожи на мою младшую сестру, Софию. Моя девическая фамилия Уэстли. Нет ли между нами какой-нибудь родственной связи? Розалинда напряглась:

– Я… я не знаю. Я найденыш. Когда меня удочерили, мне было три года.

– Когда и где вас нашли? – резко спросила графиня. Розалинда поудобнее устроилась в кресле, схватившись руками за подлокотники. – Меня нашли на набережной здесь, в Лондоне, летом 1794 года.

В воцарившемся молчании были хорошо слышны сладостные звуки моцартовской сонаты, доносившиеся из салона. – Силы небесные! – Прижав руку к груди, леди Кассел посмотрела на своего мужа. – Неужели такое возможно, Роджер?

Притихшая Розалинда напомнила Стивену кролика, ожидающего нападения лисы. Он подошел к ее креслу и успокаивающим жестом положил ей руку на плечо.

– Расскажите нам о своей сестре, – обратился он к графине.

– София была замужем за французом, Филипом Сан-Сиром, графом дю Лаком. Оба они погибли во время террора. У Софии была дочь Маргарет, тогда ей было три с половиной года. Мы предполагали, что этот ребенок погиб. – Леди Кассел нетерпеливо нагнулась вперед. – Вы очень похожи на Софию, герцогиня, только глаза у вас карие, как у ее мужа Филипа. А вы не помните, как оказались в Лондоне?

– Нет. – Розалинда откинулась на спинку, ее лицо было пепельно-серым, голова покачивалась. Клавикорды заиграли быстрее и громче.

Не сводя обеспокоенных глаз с жены, Стивен сказал:

– Ее перевезла через пролив какая-то старая женщина, которая умерла, как только они высадились в Лондоне Несколько недель Розалинда жила впроголодь на набережной, потом ее подобрали молодые люди, которых звали Томас и Мария Фицджералд. Недавно, в полусне, она вдруг заговорила по-французски, хотя никогда прежде не упоминала, что знает этот язык.

Леди Кассел дрожащей рукой отставила бокал.

– Наша старая няня, миссис Стэндиш, поехала во Францию вместе с Софией, потому что сестра хотела, чтобы ее дети умели говорить по-английски. – Ее голос оборвался. – В последнем своем письме София написала, что ее дочь говорит очень хорошо как по-французски, так и по-английски. Она… она очень гордилась, что ее дочь такая способная.

– Может быть, тут простое совпадение, – сказал лорд Кассел, рассматривая лицо Розалинды. – Все это произошло тридцать лет назад. Не преувеличиваешь ли ты сходство?

Однако даже Стивен заметил сходство между Розалиндой и графиней: она была почти такого же роста и сложения, со светло-рыжими, тронутыми серебром волосами.

Сжав плечо Розалинды, он ответил за нее:

– Моя жена помнит очень немногое из времен своего раннего детства. Но у нее был вышитый цветами платок с буквой «М «в одном углу и стилизованным львом в другом.

– Лев входил в герб Сан-Сира. Моя мать вышила два таких платка для дочери Софии. – Со слезами на глазах леди Кассел протянула руку. – Дорогая девочка, ты моя племянница. Должно быть, миссис Стэндиш спасла тебя и привезла домой, в Англию. Маргарет…

– Не называйте меня так! – вздрогнув, воскликнула Розалинда.

– Почему? – спокойно спросил Стивен. Музыка играла все громче, крещендо. Розалинда вставай беспокойно заходила по комнате.

– Когда мы побежали, нас догнали солдаты. Они сказали, чтобы я никогда не называла своего настоящего имени. Никогда.

– Вы убегали из Пале дю Лак? – спросила леди Кассел. – Это поместье твоей семьи в окрестностях Парижа. Огромный дворец из белого камня, с башнями и озером, где плавали лебеди.

– Лебеди? О Боже! Я хорошо помню лебедей. Кормила их с руки. – Розалинда внезапно остановилась. Нагнув голову, она прижала пальцы ко лбу. – Я… я бежала к детской, к Стэнди. Я громко кричала, и она ударила меня но лицу, чтобы я замолчала. Сказала, что я должна вести себя тихо. И она плакала. Никогда не видела, чтобы она плакала.

Леди Кассел нерешительно спросила:

– Но почему ты кричала? Солдаты жестоко расправлялись с людьми?

Не отвечая на ее вопросы, Розалинда хрипло продолжила:

– Стэнди отвела меня к черному ходу. На дворе уже темнело. У двери висели плащи слуг. Она взяла два. Когда мы проходили мимо озера, то увидели, что солдаты перебили всех лебедей. Их белые тела плавали на поверхности. – Розалинда с трудом перевела дыхание. – Мы бежали и бежали, пока совсем не выбились из сил. Но сзади нас по-прежнему слышались крики. Стэнди взяла меня на руки и понесла. Она опять повторила, чтобы я не называла своего настоящего имени. И еще велела вести себя тихо-тихо, чтобы никто не обратил на нас внимания, пока мы будем возвращаться в Англию. Но она все время плакала и плакала, никак не могла остановиться.

– Ей, вероятно, пришлось повидать много ужасного, Энн, – сказал лорд Кассел таким тихим голосом, что Розалинда даже не расслышала его слов. – Не расспрашивай ее больше.

Мысленно согласившись с этой просьбой, Стивен подошел к Розалинде и обнял ее напрягшиеся плечи. Затем усадил ее на диван и сел рядом. Она спрятала лицо у него на груди и зарыдала в безысходном отчаянии.

– Хотела бы я знать, что именно случилось с Софией и Филипом, – вся посерев, прошептала графиня.

– Я думаю, их настигла ужасная мгновенная смерть, – мрачно сказал ее муж. – Мы должны благодарить судьбу за то, что по крайней мере это произошло очень быстро.

Стивен крепко держал Розалинду в объятиях, думая, какие еще кошмарные воспоминания могут таиться в темных уголках ее памяти. Неудивительно, что она побежала прочь, когда увидела на набережной сторожа, похожего на солдата. Неудивительно, что научилась так успешно превозмогать боль. Неудивительно, что стала такой милой и послушной приемной дочерью, такой образцовой женой.

Он охотно принимал щедрые дары ее великодушного характера, ибо для него так было много проще. Какой же он эгоист, что не замечал мук, которые она испытывала каждый раз, когда речь заходила о ее происхождении. В благодарность за то, что Фицджералды сделали для Розалинды, он должен подарить им все эти распроклятые лондонские театры. Они ведь не только удочерили ее, но и своей постоянной любовью излечили если и не все, то, во всяком случае, многие душевные раны.

В салоне отзвучали клавикорды, послышались громкие рукоплескания. Потом они постепенно утихли, и поплыли полные неизъяснимого очарования звуки нового музыкального произведения.

Рыдания Розалинды начали постепенно затихать. Стивен вложил ей в руку носовой платок и сказал:

– Не отвезти ли тебя домой, дорогая?

– Может быть, чуть попозже. – Она села и высморкалась.

Лицо ее как будто окаменело, а глаза смотрели спокойно.

– Извините, леди Кассел. Сожалею, что не могу ничего больше припомнить.

– Это я должна извиниться перед тобой, дорогая девочка, за то, что пробудила в тебе такие кошмарные воспоминания. – Ее тетя заставила себя улыбнуться. – Зато мы нашли тебя, и это величайшее счастье.

Стивен ласково убрал со лба влажные волосы Розалинды.

– Итак, оказывается, Розалинда – графиня дю Лак. Много ли у нее родственников с французской стороны?

– Кажется, несколько кузенов, – задумчиво сощурив глаза, сказал лорд Кассел. – Теперь, когда Бонапарт в изгнании и на троне снова французский король, ваша жена, по-видимому, обладает значительным состоянием.

Так оно, видимо, и есть. Но Стивен сомневался, что во всей Франции найдется достаточно денег, чтобы вознаградить Розалинду за все пережитое.

Глава 27

Долгие годы Розалинда размышляла, кто мог ждать в Лондоне девочку, которая так и не завершила своего путешествия, но ей и в голову не приходило, что сестрой ее матери может оказаться такая аристократка, как леди Кассел.

– Пожалуйста, расскажите мне о вашей семье, – попросила она свою новообретенную тетю. – Вернее, о моей семье.

– Зовите меня тетей Энн, – сказала графиня, с радостью обращаясь от прошлого к настоящему. – Есть еще мой младший брат лорд Уэстли, его жена и четверо детей. У нас с Роджером двое сыновей и дочь и еще трое внуков. Наше родовое гнездо в Суффолке. – Она рассеянно похлопала мужа по колену, хотя при обычных обстоятельствах вряд ли допустила бы столь интимный жест на людях. – У нас, конечно, много кузенов. И есть моя мать, вдовствующая леди Уэстли. Она живет в Ричмонде, женщина она очень хрупкая, болезненная. Ты должна как можно скорее повидать ее, Маргарет.

– Я Розалинда, – возразила она, чувствуя сильное отвращение к своему французскому имени. – Так зовут меня почти всю мою жизнь, и я не хочу менять имя.

– Как хочешь, дорогая, – примирительно сказала тетя. – А теперь расскажи мне о твоих приемных родителях. Ашбертон, кажется, сказал, что их зовут Фицджералдами. Это благородная ирландская семья?

– Мои родители – бродячие артисты, – без обиняков сказала Розалинда. – Я выросла в театре, который гастролирует по Уэст-Мидлендсу.

– О Боже, – тихо сказала леди Кассел. – Я кое-что слышала, но… Я уверена, что эти Фицджералды очень хорошие люди.

– Они моя семья, леди Кассел. – Уловив вызывающие нотки в своем голосе, Розалинда перешла на более мирный тон. – Когда я оправлюсь от шока, то, конечно, буду очень рада, что нашла вас. Я так часто думала, кто же мои родные. Но вырастили меня Томас и Мария, и сделали они это только по своей доброте.

– Я горжусь тем, что породнился с ними. Они и моя семья, – вставил Стивен.

– Значит, и я тоже буду гордиться. – Леди Кассел подалась вперед. – Для моей матери будет такой радостью знать, что дочь Софии жива. Завтра я расскажу обо всем твоей бабушке, постараюсь сделать так, чтобы эта новость не ошеломила ее. Не могли бы вы приехать в Ричмонд? Скажем, послезавтра. Я хотела бы пригласить моих детей и семью моего брата.

Не в состоянии сама принять решение, Розалинда посмотрела на Стивена. Он подбадривающе пожал ее руку.

– Мы приедем, – сказал он. – Только постарайтесь, пожалуйста, чтобы народу было не так много.

Она почувствовала облегчение оттого, что он угадал ее мысли. Боже милостивый, так у нее есть бабушка. Тети, дяди, кузины, фамильные гнезда. Это было больше того, что Розалинда могла переварить.

– Мы можем поехать домой, Стивен? – шепнула она.

– Конечно. – Он помог ей встать.

– Простите нас, пожалуйста, – сказал он хозяевам. – Но Розалинде надо отдохнуть. Скажите мне, когда и куда мы должны приехать в Ричмонд.

Леди Кассел кивнула, затем встала и подошла к Розалинде.

– Сестра была мне очень дорога, – мягко сказала она. – Не могу тебе передать, как я счастлива, что она продолжает жить в тебе. – Она теплыми губами слегка коснулась щеки Розалинды.

Розалинда заставила себя улыбнуться в ответ, но не могла выговорить ни слова. Впоследствии она, вероятно, будет радоваться тому, что случилось сегодня вечером. Но только не сейчас. Не сейчас.

Стивен не докучал ей никакими расспросами. Вызвал карету, отвез домой и умело снял с нее всю одежду. Раздевшись и сам, он задул свечи и скользнул под одеяло, рядом с ней. Она прижалась к нему, находя в соприкосновении их тел некое первозданное утешение.

– Как ты себя чувствуешь? – шепнул Стивен, крепко сжимая ее в объятиях.

Необходимость честно ответить ему заставила ее попытаться собраться с мыслями.

– Я ошеломлена. Странно опустошена. Кто я? Во всяком случае, не Розалинда Фицджералд. Но Маргарет Сан-Сир умерла много лет назад.

– Но ведь ты герцогиня Ашбертон, это-то несомненно. – Его теплая рука заскользила вниз по ее спине. – И еще ты моя жена.

Как ей повезло, что у нее есть он. Ее все еще преследовали кошмарные видения, чудилось, будто за ней гонятся, но в объятиях Стивена она чувствовала себя в безопасности. «Какие еще воспоминания могут таиться у меня в голове?» – подумала она и тут же решительно отмела эту мысль.

– Какое необыкновенное совпадение, что я встретилась со своей тетей!

– Это не так уж и удивительно, – сказал он спокойным тоном. – Если бы ты не принадлежала к аристократическому роду, тебе не пришлось бы бежать из Франции. А если учесть, что ты, как выяснилось, очень похожа на свою мать, как только ты стала бы появляться в высшем свете, тебя непременно узнали бы. Это лишь вопрос времени.

А ведь она решилась постараться войти в высшее общество, когда узнала, что у нее будет ребенок. Розалинда притронулась к животу. В скором времени она уже сможет поделиться этой новостью со Стивеном. – Но если я французская графиня, – озарило ее вдруг, – наш брак отнюдь не мезальянс. Смешно, но это так.

– Еще задолго до этого вечера я знал, что заключил очень удачный брак. – Он обласкал ее нежной, ничего не требующей рукой от плеч до бедер. – Надеюсь, теперь, когда тебе известно твое происхождение, ты уже не думаешь, что недостойна быть моей женой. Это была глупая мысль, ты знаешь.

Однако от того, что она узнала о своем происхождении, болезненные уколы, нанесенные ее самолюбию в то время, когда она была актрисой, сами собой не зажили. Хотя исцеление началось. Она слабо улыбнулась в темноте.

– Подумать только, я графиня! К этому не так-то просто привыкнуть. Но что подумает моя семья? – Она запнулась, затем сказала: – Что подумают Фицджералды?

– Они по-прежнему твоя семья, моя прелестная роза, – спокойно произнес он. – У тебя теперь несколько семей. Семья, где ты родилась. Семья, где тебя воспитали. И наконец, у нас с тобой тоже семья. Не всем так везет.

Вероятно, ее новое положение сделает ее более приемлемой для Кеньонов. Интересно, раскается ли Клаудия? Розалинда вздохнула. Но на это трудно надеяться.

Неверно истолковав ее вздох, Стивен сказал:

– Должно быть, очень нелегко – узнать, кто твои родители, и тут же, что они погибли насильственной смертью. Но ведь это произошло много лет назад. – Он поцеловал ее в висок. – Твои родители обрели вечный покой. Конечно, ты не можешь не оплакивать их, но твоя жизнь, твое счастье – лучший памятник, который ты можешь им воздвигнуть.

Она знала, что он прав. Но боль, которую она испытывала от всего, что ей открылось, сливаясь с мыслью о неминуемом уходе Стивена, причиняла ей нестерпимые муки. Она обвила его руками. Он такой теплый, такой сильный, такой полный жизни. Но слишком худой, с острыми ребрами, они буквально вонзаются в ее груди. Сколько же времени у них еще остается?

Она не могла об этом говорить, но и не могла удержаться, чтобы не шепнуть с горечью:

– Я не хочу быть одна.

Он поцеловал жилку, бьющуюся на ее шее, его губы были такие знакомые и ласковые.

– Я не могу быть с тобой всегда. Но сейчас я с тобой. Его губы коснулись ее губ. Они ничего от нее не требовали, только утешали.

Она поняла, что он старается закутать ее в защитный кокон. Для этого использует не слова, а древнюю силу прикосновения, наделенную куда большими возможностями Боже милосердный, что бы она без него делала?

Ее губы раздвинулись в молчаливой мольбе об утешении. Завтра, Бог даст, она будет сильнее. Но сегодня она нуждается в нем, вся во власти отчаяния, которого даже не стыдится.

Угадав ее мысли и чувства, он стал все жарче целовать и ласкать ее, уже не только добрый защитник, но и возлюбленный. Медленно разгорающаяся страсть постепенно прогревала ее до самого мозга костей. Минувшее хоть и не забылось, но отошло куда-то на задний план, отодвинутое все усиливающимся желанием.

Их тела с самого начала ощущали себя как идеально подходящие друг другу. Сегодня он использовал свое глубокое знание ее словно виртуоз-музыкант, играющий на своем любимом инструменте, для создания обжигающе чувственной мелодии.

И когда ее дыхание стало хриплым и частым, он заполнил ее пустоту, овладев ею с такой яростной нежностью, которая была почти неотличима от любви. Слияние их тел начало врачевать свежие раны, нанесенные совсем недавно ее душе. Стивен – ее муж. Отец ее ребенка. Ее возлюбленный.

Извечный танец завершился долгой и сильной кульминацией, которая наполнила их существа истомным теплом. О Боже, сколько еще раз она будет вот так сжимать его в объятиях, разделяя с ним безумное блаженство, а затем глубочайший покой. Сколько раз еще сможет ощущать соленый вкус его кожи и настойчивую силу его страсти.

После того как ее дыхание стало ровнее, туго напрягшиеся тела расслабились, а в их объятиях осталась только нежность и ласка, она с трудом подавила наплыв слез. «Довольно для каждого дня своей заботы»^[8]. Теперь, когда она так отчаянно нуждается в Стивене, он рядом. Надо радоваться и этому.

– Спи спокойно, моя маленькая Маргарет, – прошептал он. Эти слова должны были успокоить ее, но вместо этого вскрыли в ее памяти целый пласт погребенных воспоминаний. Те же слова сказала ей старая англичанка, когда укрылась с ребенком в амбаре. На нее обрушилась целая лавина образов.

– Боже милостивый! – в ужасе выдохнула она. – Я… я знаю теперь, как умерли мои родители.

– Ты там была? – резко спросил Стивен. Его руки плотно сжали ее.

Она кивнула, чувствуя, что все ее тело холодеет.

– В дом ворвались эти грязные животные – солдаты с бутылками вина в руках. Мама и папа были в гостиной, пили послеобеденный кофе. Мне полагалось быть в детской, но я со своей куклой пряталась в музыкальной галерее. Так я делала довольно часто.

– Чего хотели солдаты? – спросил он спокойным и твердым голосом.

Она беспокойно заворочалась в его объятиях. – Они… они кричали, что всех аристократишек надо отправить на гильотину. На их языке это звучало: «Познакомить с мадам Гильотиной». Папа пытался возразить, говорил, что всегда был другом революции, но какой-то солдат ударил его, и он упал. Мама закричала и бросилась к нему, но кто-то из них схватил ее. «Очень даже миленькая аристократочка», – сказал он. И они начали смеяться. Третий солдат сказал: «Отдавать такую дамочку мадам Гильотине просто грех. Почему бы с ней не позабавиться?»

Сердце Розалинды било тяжелыми громкими ударами, которые заглушали все остальные звуки, оставляя ее наедине со своими воспоминаниями.

– Они… они повалили мою мать на пол и стали срывать с нее одежду.

Стивен сделал глубокий вздох:

– Жутко подумать, что ты была там и все это видела. Ужас, накапливавшийся в Розалинде все эти годы, выплеснулся короткими, обрывистыми фразами:

– Солдаты забыли о папе. А он, пошатываясь, поднялся и подошел к столу. Там у него на всякий случай хранился пистолет. Он вынул его и сказал… – Она отчаянно забилась, как животное в клетке. – Он сказал: «Да простит меня Господь, Софи». А потом… потом…

Ее голос прервался, она не могла вымолвить ни слова.

– Успокойся, моя дорогая, – шепнул Стивен. – Что бы ни случилось тогда, сейчас ты в полной безопасности.

Она плотно закрыла глаза, как бы стараясь вытравить сцену, словно каленым железом запечатленную в ее памяти.

– Он застрелил маму. В самое сердце, – сказала она с мучительной болью. – Выстрел прозвучал громко, совсем рядом, дым чуть не выел мне глаза. Я плохо поняла, что случилось, даже когда мама перестала шевелиться. Ее лицо было… таким спокойным. Но солдаты были в ярости. «Эта свинья убила шлюху, прежде чем мы смогли ею попользоваться», – завопил один из них.

Розалинда с трудом перевела дух.

– Солдат вытащил шпагу и… пронзил ею горло моего отца…

Стивен вполголоса выругался и прижал к себе ее голову, как бы стараясь оградить от ужасов.

Смутно сознавая, что не смогла бы вспомнить все это, если бы не чувствовала себя под надежной защитой Стивена, она прошептала:

– Боже, сколько там было крови! Целые реки! Я закричала. Вожак этих солдат заметил меня: «Это их дочка, Маргарет. Тащите ее сюда. Сойдет и она».

Солдаты стали искать меня в галерее. «А ну-ка иди сюда, Маргарет!» – крикнул один. У него был такой отвратительный голос…

Она вновь перевела дух.

– Я выбежала из галереи и увидела Стэнди. Остальное ты знаешь. – Она так сильно прильнула к Стивену, что даже слышала биение его сердца. Или, может быть, это было ее собственное?

– Родная моя, то, что ты рассказываешь, просто какой-то кошмар, – сказал Стивен. Его голос обладал целительной силой бальзама. – Мое сердце просто разрывается оттого, что ты это видела. Тем не менее все так быстро закончилось. У твоего отца хватило силы воли и мужества, чтобы спасти твою мать от гнусного поругания. – Он пригладил ее растрепанные волосы. – Он, видно, очень ее любил. Очень-очень.

Розалинда подумала о том быстром ужасном решении, которое вынужден был принять се отец.

– Он не только спас ее, но и избавил себя от излишних мучений, – нерешительно проговорила она.

– Твой отец был смелым человеком, – сказал Стивен. – Не знаю, хватило ли бы у меня смелости нажать на спусковой крючок на его месте.

– Ты сомневаешься в своей смелости, когда каждый день со спокойным достоинством смотришь в глаза смерти, – мягко сказала она. – Ты самый смелый человек, которого я знала.

– Не самый смелый, но, безусловно, один из самых счастливых. – Он поцеловал ее в висок. – Подумать только, что в целой Англии я выбрал именно то место, где встретился с тобой.

Он проявлял большую нежность, чем даже во время их недавнего слияния. Она начала медленно расслабляться.

– Я рада, что вспомнила, – сказала она, размышляя вслух, сама удивленная тем, что испытывает облегчение. – Всю жизнь я знала, что в темных закоулках моей души таятся невидимые чудовища. Теперь мне известно, что это за чудовища.

– Чудовища гибнут от света. – Он повернул ее на другой бок. – Спи, моя прелестная роза. Ты в полной безопасности.

Успокоенная его лаской и заботой, она забылась усталым, лишенным каких-либо видений сном.

Глава 28

В воздухе кружились пышные пушинки снега, усугубляя мрачность пейзажа северного графства. В этом году зима в Шотландии наступила рано. Майкл смотрел в окно на снег, время от времени прикладываясь к фляжке с горячим пуншем и виски.

К нему кто-то подошел, тоже с флягой. Не поворачивая головы, он знал, что это Джордж Блэкмер. Совместное путешествие по Англии хотя и не сделало их друзьями, по крайней мере как-то сблизило.

– Вы думаете, из-за этого снега мы можем застрять здесь? – спросил Блэкмер.

– Не больше чем на день-два, – Майкл вздохнул, чувствуя усталость во всем теле. – Но эта метель – знак, что нам пора повернуть к югу.

– Я думал, вы не из тех, что сдаются, – сухо сказал Блэкмер.

– Отступление иногда необходимо. Может быть, это только суеверное предчувствие старого солдата, но, по-моему, на этом нашем путешествии лежит проклятие. Мы ищем вот уже много недель, но всегда не там и не тогда, где и когда надо было бы искать. – Стараясь согреться, Майкл еще глотнул пунша. – Но глупее всего было то, что мы приехали не за тем экипажем в эту проклятую Шотландию. Мне следовало вести себя более разумно и дождаться возвращения брата домой.

– Почему же вы так не поступили?

После долгого совместного путешествия Майкл был еще менее, чем раньше, расположен признаться, что хотел бы проконсультировать Стивена у другого врача.

– Я чувствовал потребность сделать хоть что-нибудь, – уклончиво ответил он. – Что-нибудь. Видимо, это какая-то примитивная форма магии. Как будто усиленные поиски могут продлить жизнь моего брата. – Произнеся эти слова вслух, он еще отчетливее осознал, насколько неоправданна была эта инстинктивная надежда. Он посмотрел на своего компаньона и, плохо владея собой от усталости, спросил с грубым любопытством:

– Но вы-то зачем отправились в это путешествие? Я понимаю, что Ашбертон – ваш самый именитый пациент, но это недостаточный повод, чтобы бросать свою практику.

– Меня толкнуло на это чувство ответственности. Или, может быть, вины. – Лицо доктора перекосилось. – Если бы... если бы я действовал иначе, герцог, возможно, не уехал бы невесть куда.

– Если мой брат умирает, вы вряд ли сможете ему помочь – Майкл заглянул во флягу с дымящимся напитком. – А если ваш диагноз ошибочен и он чувствует себя хорошо, вы ему просто не понадобитесь.

– Возможно. – Блэкмер покачал головой. – Чем больше времени проходит с нашей последней встречи, тем труднее предсказать его нынешнее состояние. Просто не знаю.

– Для врача вы довольно честны. Ваши коллеги обычно предпочитают напускать побольше тумана.

– Вы не очень-то жалуете врачей? – напрямик спросил Блэкмер. – Почему, любопытно? Майкл пожал плечами.

– Пилюли, отвары, сложные схемы дозировки. Все это придумано, чтобы вытягивать деньги из доверчивых пациентов. Я имел дело главным образом с хирургами. – Вспомнив о Яне Кинлоке, он едва не улыбнулся. – Те, кого я знал. кровожадные малые с острыми ланцетами и пилами. Этих мне понять гораздо легче.

В затянувшемся молчании они смотре ли на мягко сыплющийся снег и быстро наступающие сумерки. Затем Блэкмер сказал:

– Я лечил старого герцога, когда он бывал в аббатстве, но я совершенно его не знаю. Легко ли было жить с таким отцом?

Майкл невесело улыбнулся, испытывая облегчение при мысли, что врач даже не понимает, какая ирония звучит и его вопросе.

– Трудно.

– И все-таки лучше иметь отца, с которым трудно жить, чем вообще никакого.

Майкл вспомнил о жестоких взбучках и порках, о еще более неприятных выволочках, глумливых насмешках и подумал, что Блэкмер не прав. Но для найденыша, вероятно, вполне естественно романтизировать то, чего у него никогда не было.

– Семьи бывают раем или адом. Вы были избавлены и от того, и от другого.

Семья, в которой рос Майкл, была адом. Его жизнь с Кэтрин была раем. Лучше уж так, чем наоборот.

Кэтрин! Он вдруг почувствовал, как сильно соскучился по ней за это время. Как хорошо было бы оказаться вместе с ней. Хоть на миг перестать терзаться мыслями о Стивене в ее объятиях. И, конечно, предаваться с ней любви. До бесчувствия.

Как раз перед тем как он получил письмо от Блэкмера и отправился в эту безумную погоню, она сказала, что им надо завести еще одного ребенка. А он так хочет еще ребенка.

Несколько дней назад он написал Кэтрин письмо с просьбой, чтобы она приехала в Лондон. Если в Ашбертон-Хаусе Стивена нет, они смогут вместе поехать в аббатство. Стивен любит это трижды проклятое место и, вероятно, предпочтет умереть именно там.

Неужели Стивен может умереть? Эта мысль просто не укладывается в голове.

С медленным глубоким вздохом Майкл отвернулся от окна. Пора возвращаться домой.

Глава 29

Дата добавления: 2015-10-24