Взглянуть в глаза бездне

Над пропастью

A A A A Размер шрифта: Цвет текста: Цвет фона:

Взглянуть в глаза бездне

Скорпиус

Первый официальный визит в «Нору». Ничего конкретного я не ожидал. Сложно предсказать реакцию этого героического семейства с учетом прошлого моей семьи. Лили щебетала без умолку о садовых гномах, вкуснейшей выпечки бабушки Молли и квиддичных поединках перед обедом. А я смотрел на нее и улыбался. Юная, солнечная, эфемерная. Сказочная фея, одним словом. Моя. Сердце в груди сжалось от щемящей нежности. И чем я заслужил такое счастье?

«Нора» встретила нас оглушительным шумом, избытком гормонов и юношеского максимализма. Взрослые степенно распивали чай на веранде, парни вовсю гудели, вспоминая недавние проказы в Хогвартсе и придумывая новые, а девушки обсуждали маггловские и магические модные новинки и последние сплетни — кто с кем спит, какие мероприятия состояться в ближайшем будущем и десять правил, чтобы понравиться парню. Я усмехнулся, потому что большая часть из сказанного была откровенным бредом, разве что педики бы купились. Буйство красок резало глаза, а могло ли быть иначе, когда все, по большей части, рыжее семейство Уизли-Поттеров собиралось вместе? Я почти позволил себе расслабиться, пока не увидел за стареньким пианино девушку. Она была абсолютно другой, не похожей ни на одного из присутствующих здесь. Яркая блондинка с отстраненным видом излучала почти осязаемые волны холода и презрительности.

— Лил, а это кто? — я чуть заметно кивнул в сторону незнакомки.

— Это, — Лили замялась, явно не желая, отвечать, — Доминик, младшая сестра Виктуар. Мы не особенно ладим.

— Разве у Мари есть сестра? — признаться, я был несказанно удивлен: мы довольно много с ней общались, но она никогда даже не упоминала, что у нее сестра, говорила только, как ей нравится баловать маленького брата Луи.

— Да, но они так и не смогли найти общий язык, поэтому Виктуар и не особенно распространялась о ней, — Лили явно было неудобно говорить об этом. — Возможно, поэтому Дом и уехала учиться в Шармбатон, когда перед ней встал выбор. Вернулась еще более отчужденной, холодной и даже немного враждебной. Если честно, я не припомню, когда в последний раз видела, чтобы кузина улыбалась, — Лили задумалась, кинула грустный взгляд в сторону Доминик и произнесла: — Пойдем к родителям, а то они уже, наверное, волнуются, — я ласково улыбнулся своей девочке и позволил утащить себя на веранду.

Знакомство с семьей прошло на удивление спокойно. Никаких двусмысленных шуток, насмешек и подколов. Признаюсь, меня поразила атмосфера дружелюбия и домашнего уюта в этом семействе, уж слишком отличалась она от привычной помпезности и официоза Малфой-мэнора. Мать была ярой поборницей этикета и обязательно несколько раз в месяц устраивала светские приемы, созывая всю элиту магического общества — по крайней мере, так она считала. Отец давно махнул рукой. Он слишком любил ее, чтобы в чем-то отказывать, чем мама и пользовалась без зазрения совести.

— Доминик, может, ты нам сыграешь? — неожиданно произнес Артур Уизли.

— Да, конечно, дедушка, — несмотря на ласковую, казалось бы, фразу, на ее лице даже мускул не дрогнул. Оно все так же напоминало маску холодной неприступности, словно она нисходила до общения с ними, а не была частью семьи. Почему-то стало неуютно. Складывалось впечатление, что здесь разыгрывается любительский спектакль на тему «Идеальная семья». Неуловимо атмосфера за столом из дружеской стала неловкой и даже натянутой, но это перестало меня волновать, как только Доминик коснулась клавиш инструмента.

Я замер и обратился в слух, настолько это было прекрасно. Каждая нота оседала мурашками на коже, горьковатым привкусом на языке и отпечатывалась большими буквами в сердце. Тонкие пальцы так невесомо скользили по клавишам, словно бабочки касалась щеки прозрачными крылышками. Неощутимо, но сильно и ярко. Тело прошила мелкая дрожь, откликающаяся на каждую сыгранную гамму. Музыка парила в воздухе, примиряя врагов и сглаживая шероховатости в отношениях. Эйфория охватила мою малфоевскую сущность. Испытывал ли такое когда-либо? Ни разу. И это осознание сбивало с толку и заставляло желать большего. Лили неловко заерзала на стуле.

Доминик

На моем лице застыла маска вежливой учтивости, но в душе я усмехалась. Смешные. Стоило мне начать играть, как все замерли, ловя каждое движение пальцев. А блондинчик ничего, под контролем эмоции держит. Чувствуется аристократ. Как Лили умудрилась его захомутать? Смазливая, конечно, но сомневаюсь, что такого может соблазнить внешность. Уж ему-то есть из кого выбирать. В памяти всплыл Уильям. Потомственный аристократ, холодный, надменный, презрительный, но до чего был хорош в постели. Все смеялся, что не пристало дворянину развлекаться с юными девственницами. Правда, после первой ночи резко изменил мнение. Я едва не рассмеялась в голос, вспомнив, как у него вытянулось лицо от осознания, что он не первый. Ей-Мерлин, повеселил. Пожалуй, и этот должен кое-что уметь. Как там его? Милтой? Малрой? Нет, не то. Малфой. Точно.

О, малышка Лили нервничает. Вон как завертелась на стуле. Забавная, но скучная. Схватила за рукав своего кавалера и что-то быстро-быстро говорит. Ему что, действительно, интересно? А, нет. Опять на меня смотрит. Слушает. Похоже, он здесь единственный, кто может по достоинству оценить мою игру. Жертва? Едва ли, такой только охотник. Он не позволит поиграть с собой и выбросить, как никчемный хлам. Слишком самодостаточный.

Последняя нота замирает в воздухе, недоигранная, недозвучавшая, недосказанная. Я намеренно обрываю ее. Не желаю играть роль послушной внучки на публику. Для чего? Чтобы произвести впечатление на этого Малфоя? Если им хочется, пусть сами и изображают гостеприимство и радушную приветливость. Они мне никто, да и я им тоже. Внучка, племянница, кузина, сестра, дочь… Лишь по крови. На деле мы давно чужие. И меня это устраивает. Они еще не знают, как только мне исполнится семнадцать, я возьму мамину девичью фамилию. Доминик Делакур куда благозвучнее Доминик Уизли. Мне повезло родиться не в той семье, но если родителей не выбирают, то жизнь складывается так, как мы ее строим. И сегодня я играю последний раз. Больше они меня не увидят. Впрочем, не думаю, что кто-то огорчится.

Лили

Кто ей позволил так бесцеремонно пялиться на Скорпиуса? Хоть бы родителей постыдилась. Вертихвостка. Меня переполняли гнев и отчаяние. Я еле сдерживалась, чтобы не вцепиться в ее идеальные волосы и не выцарапать глаза. Кем она себя возомнила? Подумаешь, ослепительная блондинка с ногами от ушей и кровью вейлы в жилах. Кадрила бы французов на своей Ривьере, а не на чужих парней зарилась. Но мой Скорпиус не такой, его не интересуют безмозглые куклы. Ведь так?

Я повернулась к нему. Взгляд устремлен вдаль. Руки напряжены и сцеплены в замок. На лице ни одной эмоции. А глаза горят лихорадочным огнем. Никогда не видела его таким. Черт, черт, черт! Стоп, приличной девушке не пристало так ругаться, даже мысленно. Скорп, посмотри же на меня. Возьми за руку. Поцелуй ладонь. Скажи, что все хорошо.

Пожалуй, я себя накручиваю.

Да, я всегда завидовала Доминик. Когда мы были совсем маленькими, мечтала подружиться с ней. Вместе играть, обмениваться куклами и гонять гномов по саду, но она не приняла меня. Презрительно морщила нос и отворачивалась. Тогда я долго плакала на чердаке, а Джеймс обещал ей кровожадную расправу. Говорил, отомстит за каждую слезинку. Так глупо и по-детски. Мы и были тогда детьми. Неразумными птенчиками, привыкшими, что все достается просто так, потому что родители — герои. А Доминик не удосужилась снизойти до меня. Как посмела! Шли годы и старые обиды спрятались в самом потаенном уголке души, но не забылись. Я поступила в Хогвартс, Дом уехала в Шармбатон, стало не до детских непониманий. Только где-то глубоко внутри сидел противный червячок, грызущий внутренности и нашептывающий, что обычная Лили Поттер не достойна дружбы блистательной Доминик Уизли.

Она всегда была особенная. Вторая дочь у дяди Билла и тети Флер, неожиданно родившаяся, когда они уже отчаялись завести второго ребенка. Врачи разводили руками, говоря, что после пережитого стресса первых родов организм так и не оправился. И тут появилась Доминик. Лучик света в их царстве отчаяния. И она соответствовала этому образу. Светлые волосы, переливающиеся всеми оттенками золота на солнце. Выразительные синие глаза, взглянув в которые, кажется, что утопаешь в морской пучине. Тонкие черты лица, будто вылепленные из мрамора. Пухлые, четко очерченные губы, призванные очаровывать и соблазнять. «Совершенство», — восклицали все вокруг. Она была настолько идеальной, насколько и холодной. Нет ничего красивее огромного айсберга в призрачном лунном свете. Нет ничего совершеннее его ледяной поверхности, отражающей разноцветные блики воды. Нет ничего пленительнее картины крушения корабля об этот айсберг, потому что он разрушается, крошится, взрывается миллиардами своих уменьшенных копий, и в мире становится намного больше совершенной красоты. И именно такой была Доминик — идеальной, но абсолютно холодной глыбой льда. И разве могла я ей что-то противопоставить? Кто я рядом с ней? Недалекая малышка Лили с россыпью смешных веснушек. Корабль, разбившийся от столкновения с величественным айсбергом.

Джеймс

Что же ты делаешь с собой, Доминик? В кого превращаешься или уже превратилась?

Я сидел на мягком диване, наблюдая, как её длинные пальчики едва касаются клавиш, создавая нечто удивительное. Никогда не разбирался в искусстве, но, чтобы влюбиться в музыку, создаваемую ею — это и не нужно. Я сидел и понимал, что, как никто другой виноват в губительной метаморфозе, произошедшей с моей маленькой кузиной.

«Джеймс Сириус Поттер и совесть — вещи несовместимые, — расстроено говорили родители и родственники. — Имена».

О да, имена винить легче, чем признать, каков я на самом деле.

«Козёл. Бесчувственный, — захлёбываясь в слезах, кричали девушки. — Я ненавижу тебя!».

И это правда.

Но, оказывается, совесть у меня есть, и теперь она медленно разъедает меня, заставляет вновь и вновь ненавидеть себя за один единственный проступок. Сейчас бы я многое отдал, чтобы с моих губ никогда не сорвалось обещание отомстить за каждую слезу Лили. Она всё равно не узнала, что я его исполнил. Она была ребёнком, таким же, как Доминик.

Но я — Поттер, а Поттеры всегда исполняют клятвы.

Глупо, мерзко, отвратительно.

Результат не стоил какой-то выполненной клятвы.

Я устало прикрыл глаза и в памяти тут же всплыли воспоминания. Мерлин, как я хочу от них избавиться. Спальня, усыпанная бутылками из-под сливочного пива и разбросанной одеждой. Обнажённая Доминик, укрытая тонкой простынёй; её золотистые волосы разметались по подушке, а пухлые губки чуть приоткрыты. Длинные ресницы подрагивают, но она мирно спит. Моя гордость за выполненную месть, обещанную сестрёнки. Я же, Мордред подери, расквитался за её детские обиды.

Только мне она разрешала называть себя «Никки», и при этом так красиво улыбалась. Она всегда умела красиво улыбаться. Доминик была влюблена в меня с самого детства, и ей было плевать на то, что я её кузен. Мерлин, дядя Билл и мама — родные брат и сестра, а я… сделал женщиной его дочь, воспользовавшись наивной детской влюблённостью. А потом я разбил ей сердце, рассмеявшись мечте о хэппи-энде в лицо.

В ту ночь она была живой, яркой, вся такая блестящая, красивая, со сводящей с ума улыбкой и кожей, пахнувшей карамелью. Она была такой, какой и должна быть пятнадцатилетняя девчонка.

«Она этого заслуживает, — говорил я себе. — Она ведёт себя, словно королева».

Два года назад я считал свой поступок оправданным, а значит правильным.

Мерлин, как я ошибался!

На самом деле она была ребёнком: маленьким, хрупким, нежным, ранимым. Но в то же время представляла себя настоящей принцессой.

Ирония жизни: теперь я мечтаю о той нежной, ласковой Доминик с глазами цвета неба, которые согревали, но теперь она всего лишь фарфоровая кукла. И она не станет прежней, да и вообще есть ли за этими многочисленными слоями льда, та малышка, так неуверенно и трепетно целовавшая меня?

Сейчас она играет на пианино в «Норе» в футболке, которая была на мне, когда я поймал снитч на седьмом курсе, она среди семьи, но Доминик Уизли — одиночка. Она отвергла традиции и правила этого дома, она перестала считать нас семьёй. В этом виноват только я.

Я отнял у неё детство своей жестокостью и мнимым «благородством» перед Лили. Я — Джеймс Сириус Поттер, на которого она вообще не смотрит, будто меня не существует. А если смотрит, но в её глазах, лице нет ничего: ни презрения, ни отвращения, ни ненависти. Лучше бы открыто презирала, чем закрывалась в себе.

Я открыл глаза, возвращая взгляд к Доминик. Вижу, как она скользит взглядом по Малфою, как дергается Лили, и понимаю, что открыл ящик Пандоры, только вот Надежда умерла первой.

Мы в ответе за того, кого приручили, но я не имею ни малейшего представления, что мне теперь с этим делать.

Дата добавления: 2015-10-24