Глава 13 Любимый враг 6 страница

Взрослые обитатели дома, занятые более важными делами, старались не обращать внимания на взаимоотношения подростков, вынужденных теперь жить под одной крышей. Тем более, многие знали об антипатии между парнями, которая зародилась еще в детстве, а с годами переросла в настоящую вражду. Члены Ордена Феникса не придавали этому особого значения до тех пор, пока между подростками не случились две серьезные стычки, одна из которых закончилась банальным, пошлым маггловским мордобоем. Импульсивный Гарри, которому почти всегда сложно было сдерживать эмоции, обозвал Драко «геморройным очком» и двинул кулаком в челюсть, стараясь отстоять правоту в вопросе дележа имущества. Малфой, на удивление, не растерялся, и вместо того, чтобы схватиться за палочку, врезал Поттеру в ответную по морде, обозвав его «гнойным сифилитиком». Исход переговоров по имущественному вопросу принял угрожающий оборот и мог иметь весьма плачевный исход, если бы Аластор Грюм не оттащил Гарри в одну сторону, при этом хорошенько его встряхнув, а Северус Снейп Драко – в другую. Дальнейшее ведение переговоров на этом этапе стало невозможно, и был объявлен тайм–аут.
Дележ совместного имущества грозил перерасти в затяжной, кровопролитный конфликт, и не потому, что Гарри оказался крохобором и жмотом, просто каждый из подростков стал действовать по принципу «чтобы врагу не досталось». Поттер, смирившись с неизбежным, настаивал на дележе «по совести», чтобы все было поровну, Малфой был не против, но «поровну» подразумевало распиливание стульев на две равные части и битье тарелок на равные осколки. Гарри было плевать на все это древнее барахло и рухлядь Блэков, которую он собирался выкинуть, но не доходили руки, но он готов был пилить стулья и бить тарелки, лишь бы досадить подлому Малфою, наложившему лапы на дом Сириуса. Драко в свою очередь настаивал, чтобы опись имущества производил независимый оценщик и дележ проходил в присутствии адвокатов, нотариусов и судебных приставов, иначе Поттер, лучше него знающий дом и находящееся в нем имущество, «мог его обворовать, где–нибудь что–нибудь припрятав». Гарри весьма грубо и оскорбительно отозвался об умственных способностях Драко, заявив, что дом является штаб–квартирой секретной организации и никто не позволит, чтобы здесь шастали всякие канцелярские крысы и крючкотворы, поэтому «пусть бледная плесень обломается, потому что ему не удастся подкупить продажных чиновников, чтобы прибрать к своим грязным, липким ручонкам имущество Сириуса». Относительно мирно возобновленные переговоры обещали снова перерасти в масштабные боевые действия, грозящие членовредительством противоборствующих сторон, и в дело пришлось наконец–то вмешаться самому Дамблдору, который и объяснил, что никого из судебных приставов и адвокатов сюда приводить нельзя, но чтобы все было по справедливости, дележ имущества будет проведен в присутствии его старинного друга, который пользуется его исключительным доверием и уже не один десяток лет является нотариусом с безупречной репутацией. Обе заинтересованные стороны согласились с доводами старого волшебника, и спустя неделю Драко Малфою отошел весь третий этаж, где он занимал до этого комнату, Гарри, соответственно – второй. Первый этаж, где находились такие стратегически важные объекты, как кухня, был объявлен нейтральной территорией, в равных долях принадлежащей обеим противоборствующим сторонам, которые были вынуждены согласиться с доводами старого волшебника и его друга–нотариуса, так как раздел первого этажа «по совести» не представлялся возможным. Тогда Гарри заявил, что разработает график посещения «нейтральной территории» по часам, чтобы, таким образом, живя под одной крышей со слизеринцем, не встречаться с ним годами.
График был составлен и вывешен на каждом этаже, напоминая план эвакуации в случае пожара. Более того, Поттер, владелец второго этажа, запретил Малфою проход по лестнице через свой этаж и наложил на ступени такое заклятие, что стоило только Драко на них встать, они становились липкими и покрывались подозрительной жидкой массой желтовато–коричневого цвета, источающей жуткое зловонье. Пройти пролет второго этажа по такой лестнице для Малфоя не представлялось возможным, для других же обитателей дома лестница оставалась прежней, со скрипучими ступеньками, но вполне безобидной. Драко Малфой теперь трансгрессировал со своего этажа на первый, минуя этаж Поттера и заговоренную лестницу, ступени которой покрывались фекальными массами при приближении слизеринца. Драко, в свою очередь, чтобы предотвратить проникновение гриффиндорца на свой этаж с целью диверсионных действий, скрытого мантией–невидимкой, наложил жуткие фамильно–родовые охранные чары, и стоило бы только Гарри пробраться на третий этаж или случайно там трансгрессировать, его ожидала масса неприятных сюрпризов, по сравнению с которыми фекальные ступеньки выглядели милым пустячком.
Несмотря на составленный график посещения «нейтральной территории», Малфой нарушил его в первый же день после дележа дома. Поттер, привыкший «работать» по ночам, а отсыпаться днем, как всегда, поднялся поздно и, натянув на голое тело пижамные штаны, мятую футболку и всунув босые ноги в тапки, пошел на кухню, продолжая широко зевать, но вдруг замер с открытым ртом, увидев холл, заставленный многочисленными ящиками, коробками, чемоданами, дорожными сумками, упаковками для шляп, огромным фортепиано и прочим барахлом, на котором присутствовал вензель «Д. Л. М.»
«Малфой вселяется», – тоскливо подумал Гарри, рассматривая груду вещей своего ненавистного соседа.
И тут появился сам владелец всего этого многочисленного имущества. Драко, в элегантной мантии, как будто только купленной в элитном магазине «Твиафитт и Таттинг», опираясь на трость, шествовал по коридору, а следом за ним семенящими шажками трусили штук пять или шесть эльфов, видимо, приобретенных им только что, так как одного Кикимера ему явно было недостаточно.
«Похоже, это серьезно и надолго», – была вторая грустная мысль, которая посетила Поттера, потерявшего сразу же и аппетит, и настроение на весь день.
– Мои апартаменты на третьем этаже, – произнес Малфой, и эльфы, врассыпную бросившись к вещам, стали хватать коробки и чемоданы, вырывать их друг у друга, чтобы выслужиться перед новым господином, и торопились доставить их наверх, исчезая в воздухе с громкими хлопками, и вскоре появлялись снова.
– Вселяешься, Малфой? – мрачно поинтересовался Поттер, не скрывая обреченности в голосе, когда один из прытких эльфов, столкнувшись с ним, уронил тяжелый саквояж Гарри на ногу.
– Да, кузен, – легким, светским тоном ответил Драко, с ехидной улыбкой посмотрев на Гарри.
Поттер, мрачный как туча, в мятой пижаме и с торчащими во все стороны крашеными волосами, исподлобья смотрел на суетящихся домовиков, двое из которых устроили мордобой, пытаясь вырвать один у другого чемодан с вензелем «Д.Л.М.»
– Я же просил не называть меня кузеном, – процедил сквозь зубы Гарри. – И ты нарушил график посещения нейтральной территории, – помолчав, добавил он.
– Боюсь, Потти, что мне сегодня придется весь день нарушать установленный тобой распорядок. Понимаешь ли, у меня много вещей и холл мне будет нужен весь день, – ответил Малфой. – Новоселье – это так хлопотно, кузен.
– Не нарывайся, хорек, – процедил бывший гриффиндорец, – а то, знаешь ли, трудно собирать выбитые зубы поломанными руками.
После этого Гарри развернулся и пошел обратно к лестнице, на второй этаж – у него окончательно пропал аппетит, к тому же, согласно графику, сейчас было малфоевское время посещения кухни. Скорее всего, он что–то напутал в составлении распорядка посещений, и отстраненно подумал о том, что все эти графики – дерьмо собачье, и спокойно жить с Малфоем под одной крышей они не будут.
Весь день Поттер находился в состоянии прогрессирующего пессимизма, а непрекращающийся шум наверху не давал ему ни на секунду забыть о том, что Малфой обустраивается в доме Сириуса. Когда раздался жуткий грохот и с высокого потолка на Гарри посыпалась древняя штукатурка вместе с паутиной и дохлыми насекомыми, Поттер догадался, что это эльфы уронили малфоевское фортепиано. Гарри, тоскливо глядя наверх, загрустил окончательно. Фортепиано, преднамеренно установленное в комнате над ним, не предвещало ничего хорошего, и наверняка Малфой, в силу своего природного сволочизма, будет музицировать именно в предрассветные часы. Гарри в глубине своей благородной гриффиндорской души очень надеялся, что эльфы, уронив фортепиано, окончательно угробили малфоевский инструмент, но когда услышал музыкальные аккорды – видимо, хорек бросился проверять фортепиано, Поттер, со словами: «С детских лет счастья нет» потянулся за пачкой сигарет, спрятанной под подушкой. Эту пачку он совсем недавно обнаружил в комнате Сириуса. Сигареты оказались раритетными, двадцатилетней давности, видимо, крестный их там припрятал, а потом забыл, и только спустя два десятка лет ими воспользовался Гарри. Сначала он боялся курить. Снейп, излечив его от наркомании, пообещал, что в случае повторного приема дозы он может умереть. Гарри не знал, распространяется ли это и на табакокурение, но все–таки решил проверить, сделав маленькую затяжку, и с облегчением выдохнул, поняв, что Снейп целенаправленно лечил его только от пристрастия к кокаину.
И теперь Гарри с задумчивым видом выпускал дым, наблюдая, как он медленно растворяется в воздухе, и подумывал о том, не нанять ли ему какое–нибудь бездомное и неприкаянное привидение, чтобы оно начало выживать Малфоя из этого дома. Но от этой идеи Гарри вскоре вынужден был отказаться – у хорька, выросшего в замке и проведшего шесть лет в слизеринских подземельях, наверняка уже выработался стойкий иммунитет на привидения и чтобы выжить отсюда слизеринца, будет мало целой толпы оголтелых призраков, тем более, Гарри понятия не имел, чем можно оплачивать услуги фантомов – деньги им явно были не нужны, а что было в ходу у неприкаянных душ, Поттер не знал.
У Малфоя опять что–то уронили, и Гарри, чтобы этого не слышать, решил пойти в гостиную, надеясь встретиться с Люпином или Тонкс. Однако никого из членов Ордена Феникса он не застал. Расположившись на пыльном диване, парень снова вернулся к тоскливым размышлениям о будущем совместном проживании со слизеринской сволочью. Погруженный в невеселые думы, он безразлично смотрел на старый гобелен с генеалогическим древом Блэков, который ему однажды показал Сириус, вкратце рассказав о своих родственниках, благодаря которым Гарри теперь и был вынужден терпеть присутствие ненавистного хорька. Парень снова закурил, пока в гостиной никого не было, и подошел к стене поближе, начав рассматривать вышитые имена и тянущиеся к ним золотые нити, соединяющие узами брака или родства. Он отлично помнил тот момент, когда год назад Сириус рассказывал ему о том, что его имя выжгли с этого гобелена за то, что он в шестнадцать лет сбежал из дома. Поттер легко нашел на гобелене прожженную дыру и, касаясь ее пальцами, прошептал: «Сириус». От того места, где раньше было вышито имя его крестного, вверх тянулась одиночная золотая нить к именам Ориона и Вальбурги Блэк, тех самых, которые вместе с Кигнусом Блэком когда–то поделили этот дом между своими наследниками. Гарри сразу же увидел имя Драко в самом низу гобелена, но Нимфадоры Тонкс здесь не было вообще, а имя ее матери было выжжено точно так же, как имя Сириуса.
Раньше у Поттера не было времени детально рассмотреть старый гобелен, сейчас же парень с интересом читал имена тех, кто был в родстве не только с Сириусом, но и с Малфоем. Гарри стало интересно узнать о предках Драко, которыми он и его папаша так гордились. Поттер уже выяснил, что дедом Малфоя по материнской линии был некий Кигнус Блэк, приложивший в свое время руку к разделу имения, и Гарри легко нашел его имя, вышитое золотыми нитями. Рядом с ним была большая прожженная дыра, и Поттер вспомнил, как Сириус рассказывал ему о своем дяде Альфарде, который оставил ему по завещанию очень приличное наследство, за что и был удален с генеалогического древа. Дядя Сириуса приходился родным братом деду Драко. Эти родственные хитросплетения так увлекли Гарри, что он даже не заметил, как истлела сигарета, пока она не обожгла ему пальцы. Парень невольно вскрикнул и ругнулся сквозь зубы, уронив ее на пол, и чтобы не устроить пожар в старинном доме, быстро затушил окурок и закурил новую сигарету.
Пробираясь сквозь дебри малфоевских родственников по линии Блэков, Поттер обнаружил еще одну знакомую фамилию – Крэбб. Дед Драко Кигнус Блэк был сыном Поллукса Блэка и Ирмы Крэбб. Через прабабку хорек состоял в дальнем родстве со своим неизменным телохранителем Винсентом Крэббом. Гарри провел пальцем по длинной золотой нити, которая соединяла имя Поллукса с Кассиопеей Блэк, его сестрой, а дальше обнаружил еще одну выжженную дыру, следом за которой шло имя Дори Блэк, второй сестры Поллукса, на которое Гарри взглянул мельком, задумавшись о том, кем был брат или сестра прадеда Драко, и за что это имя вытравили с родового древа. Видимо, и в чистокровных родах Блэков и Малфоев не все было идеально, и тот, чье имя выжгли, или родился сквибом, став позором семьи, или связал себя узами брака с магглом, обесчестив и предав таким образом «благороднейших и древнейших», чьим девизом был слоган «Чистота крови навеки», а того, кто не следовал этому принципу, выжигали как проказу. Парень задумчиво выпустил сигаретный дым, осторожно потрогав пальцами прожженную дыру. Его взгляд снова остановился на имени Дори Блэк, и вдруг Гарри невольно вскрикнул от неожиданности и удивления, увидев рядом с ее именем свою фамилию «Поттер»! Две золотые нити соединяли Дори Блэк с Карлусом Поттером. Гарри замер, чувствуя, как учащенно забилось сердце. На родовом древе Блэков он нашел ветвь своего семейства. Дори Блэк, родная сестра прадеда Драко Малфоя, выйдя замуж за Карлуса Поттера, стала родной прабабкой Гарри. Когда гриффиндорец очнулся от шока, он стал пристально изучать ту небольшую и, судя по всему, незначительную ветвь, которая объединяла его предков с предками Сириуса и Драко.
Дори и Карлус Поттеры имели одного сына, деда Гарри, который приходился деду Драко двоюродным братом. Сердце Гарри забилось еще быстрее, а от волнения у парня перехватило горло и он, сделав большую затяжку, поперхнулся дымом и закашлялся.
– Быть этого не может, – хрипло произнес Поттер, постигая свое близкое родство с семьей Драко.
У его деда был один сын, Джеймс, имя которого тоже выжгли с гобелена. Джеймс Поттер, женившись на грязнокровке Лили Эванс, запятнал род Блэков, и на этом этапе ветвь прекратила свое существование – имени Гарри здесь уже не было, так же, как и имени Нимфадоры Тонкс. Теперь перед Гарри открылась вся ужасная правда его родственных связей с Малфоем – их деды были двоюродными братьями, Джеймс Поттер и сестры Блэк состояли в родстве в третьем колене, а он с хорьком – в четвертом, поэтому Малфой в последнее время стал ехидно называть его кузеном – ведь они приходятся друг другу четвероюродными братьями. Поттер почувствовал, как от одной этой мысли ему поплохело. Узнать о родстве с Малфоем было уже пренеприятнейшей новостью, а о том, что они братья в четвертом колене, было так противно, что Гарри побоялся, что его сейчас стошнит.
– Наградил же Бог родственниками, – мрачно произнес Поттер, глядя на вышитое золотыми нитями имя Драко и на пустое место, где могло быть его собственное имя, женись Джеймс Поттер на чистокровной волшебнице. – Что ни кузен – то сволочь, – процедил Гарри и со злостью вдавил тлевший окурок в имя Драко с намерением выжечь еще одну дыру на генеалогическом древе Блэков.
Поттер ругнулся сквозь зубы, через несколько мгновений поняв, что прожечь старинный магический гобелен простой маггловской сигаретой ему не удастся, и тогда, вытащив палочку, парень задумался, пытаясь вспомнить какое–нибудь подходящее для этого случая заклятие и почти сразу же в его сознании всплыло «Полиинсендио», вызывающее магический огонь, гораздо сильнее обычного пламени. На конце палочки тут же вспыхнул небольшой огонек, и бывший гриффиндорец злорадно усмехнулся, наблюдая за тем, как на старинном гобелене сначала начало обугливаться имя Драко Малфоя, шипя, подобно змее, а затем заговоренная ткань поддалась волшебному огню, и через пару минут там, где только что золотом сверкало имя ненавистного слизеринца, осталась безобразная дыра, будто бы рана, с обуглившимися черными краями.
– Asta La Vista, кузен, – процедил Поттер, вспомнив фразу еще из одного маггловского фильма, коих пересмотрел множество в свободное время, когда жил в борделе у Веймара.

Драко отлично понимал, что, отсудив у Поттера половину дома, тем самым озлобит гриффиндорца еще больше, но, тем не менее, пошел на этот шаг. Он твердо решил для себя никогда не возвращаться в Малфой–Мэннор. На те деньги, что перешли ему во владение после смерти родителей, парень мог приобрести новое имение, но он не хотел упускать такую возможность – остаться жить в доме Блэков, под одной крышей с Гарри, и надеялся, что со временем их отношения изменятся. Но он ошибался, и если взаимоотношения между бывшими школьными неприятелями изменились, то только в худшую сторону. Малфой старался не идти на открытые конфликты, избегать стычек, и часто отмалчивался, предпочитая стерпеть оскорбление, но поведение Поттера чаще всего было вызывающим и возмутительным. Если раньше Драко сам провоцировал конфликты, пытаясь лишний раз привлечь внимание Гарри, то сейчас инициатором был гриффиндорец, который прилюдно не скрывал своей ненависти и презрения, и не стеснялся в выражениях. За лето Гарри сильно изменился, и теперь многих шокировал своим поведением. Когда гриффиндорец уже переходил все границы дозволенного, Малфой огрызался, а один раз у них даже возникла драка, и если бы не растащившие их в разные углы Аластор Грюм и Северус Снейп, они бы поубивали друг друга. Драко сильно переживал из-за этого, хотя на людях своих чувств не показывал и даже старался в этой ситуации вести себя достойно и хладнокровно, но чаще всего Поттеру двумя-тремя словами, презрительной усмешкой, ненавидящим взглядом или плевком под ноги удавалось вывести Драко из себя, и тогда слизеринец начинал хамить в ответ. Малфой отлично понимал, что такие выходки ведут к еще большему отчуждению друг друга, но не знал, как выйти из этого тупика.
После дележа дома Сириуса Блэка Поттер возненавидел Малфоя еще больше, а когда узнал об их родстве, выжег имя Драко со старинного гобелена. Слизеринцу было неприятно узнать об этом, и дело было не в старинной пыльной тряпке со множеством дыр, Поттер стремился выжечь Драко из своей души, из своего сердца, из своей жизни. Малфой делал вид, что ему на это наплевать, но в ту ночь, оставшись один на один со своими мыслями, так и не смог уснуть, терзаясь обидой и отчаянием.

Кроме душевных страданий, Драко испытывал и физические – природа брала свое, и семнадцатилетний парень почти каждую ночь вынужден был заниматься мастурбацией, чтобы получить разрядку, не имея возможности заниматься нормальным сексом. Последний раз, когда он имел полноценные сексуальные отношения, был в ночь на восемнадцатое апреля. Тогда он сильно психовал перед предстоящим дисциплинарным слушанием и не мог уснуть. Чтобы хоть как-то снять нервное напряжение, он сам пришел к своему другу Блейзу Забини, а позже к ним присоединилась и Пэнси Паркинсон. Слизеринцы устроили дружескую оргию, пытаясь отвлечься от неприятных мыслей о предстоящем выступлении на дисциплинарном слушании, где они должны были оклеветать Поттера, чтобы оправдаться самим. Пэнси заметно нервничала, Драко, хотя и держался при сокурсниках хладнокровно, но был напряжен и долго не мог расслабиться. Из всей компании любовников как всегда спокоен и даже равнодушен был только Блейз Забини, которого на заседание комиссии не вызвали.
– Я вас умоляю, перестаньте психовать, все обойдется, – лежа между Драко и Пэнси, закурив ментоловую сигарету, гнусаво произнес Забини. – Все будет хорошо, мы же слизеринцы.
…Но хорошо не стало, через сутки Блейз был мертв, Драко – арестован, а Пэнси – на грани самоубийства, лишившись двух любовников, одного из которых любила искренне.
С тех пор Малфой ни разу не имел полноценного секса, и сейчас, находясь рядом с Гарри Поттером, к которому имел противоестественное влечение, слизеринец вынужден был заниматься самоудовлетворением, представляя из ночи в ночь горячее тело Гарри в своих объятиях – такое же доступное и желанное, как в тот раз, когда он ухаживал за бессознательным гриффиндорцем. Драко бросало в жар при воспоминании о смуглой коже, покрытой бисеринками пота, красивой маггловской татуировке на ягодице и гладко выбритом лобке Гарри. Думая о том, как он ласкал это тело, как терся об упругие ягодицы гриффиндорца своим возбужденным членом, Малфой, закусив губу, принимался быстро мастурбировать, получая болезненно–приятное наслаждение.
Драко часто задумывался о том, как Поттер решает свои сексуальные проблемы – так же занимается самоудовлетворением, терпит, или же, побывав сексуальной игрушкой в руках похотливых магглов, теперь вообще испытывает к сексу стойкое отвращение? Иногда, лежа на своей кровати и лаская себя, Малфой представлял, что Гарри в этот момент занимается тем же самым, как по его обнаженному телу проходит волна удовольствия, когда сперма брызгает на его плоский живот и выбритый лобок. Драко казалось, что он рано или поздно тронется умом, если из ночи в ночь будет предаваться таким сексуальным фантазиям о Гарри, а днем продолжать конфликтовать с ним, обмениваясь оскорблениями. Малфой понимал, что у него вряд ли появится реальная возможность заняться любовью с Поттером, скорее даже шанса такого не будет, который представился ему, когда гриффиндорец был без сознания после исцеления от пристрастия к маггловской отраве.
В голове Малфоя уже долго формировалась одна идея, но он никак не мог решиться на ее исполнение. Лишь узнав о том, что Поттер выжег его имя с гобелена и окончательно уверовав в то, что у него нет никакой возможности на улучшение отношений с гриффиндорцем, Драко все-таки решился. Он знал, что в Лютном переулке за деньги можно найти все, вопрос был только в цене. Там можно было купить не только любое запрещенное зелье или артефакт, но и любое самое извращенное удовольствие. Существовали тайные многосущные бордели, где маг, имея приличные средства, мог удовлетворить любое сексуальное желание, каким бы странным и извращенным оно ни было. Самыми дорогими шлюхами в таких борделях были вейлы, самыми дешевыми – сквибы. Имея золотые галлеоны и связи, можно было удовлетворить свои желания даже с такими экзотическими существами, как русалки и гарпии. Ходили слухи, что некоторые развратные ведьмы платили хорошие деньги продажным кентаврам, удовлетворяя свою похоть, но это казалось столь неправдоподобным, что мало кто верил в такое и о подобном в ханжеском магическом обществе предпочитали умалчивать. Но Драко Малфой сам однажды был в таком борделе вместе с Люциусом – отец привел его туда, посчитав, что сын уже достаточно взрослый и ему пришло время стать мужчиной. Драко знал, что его отец, пресыщенный и распутный, часто посещал подобные заведения, а Блейз Забини и сам любил переодеваться шлюхой, будучи на каникулах у родственников во Флоренции.
Малфой долго вынашивал свою идею и, наконец, решил ее осуществить. Для удовлетворения своих порочных желаний ему необходим был метаморф-проститутка, способный принять облик Гарри, с которым Драко хотел заняться любовью. Многосущные бордели были секретными местами, поэтому не каждый желающий, даже с деньгами, мог получить туда доступ. Обычно в такие места можно было попасть только по рекомендации кого-то, и Драко решил обратиться к владельцу магазина «Горбин и Бэрк», который хорошо знал и Люциуса, и его, и которому в Лютном переулке были известны все злачные места.
В один из вечеров, поплотнее запахнувшись в мантию, надвинув пониже капюшон и надев на лицо маску, Драко трансгрессировал в Лютный переулок.

Кутаясь в мантию и скрывая лицо, Драко шел по узкой улице между полуразрушенными домами с забитыми досками окнами и большими замками на дверях. Место было незнакомое, улицы – безликими и неузнаваемыми в темноте, и чтобы определить, где он сейчас находится и как пройти в лавку «Горбин и Бэрк», Малфой свернул под каменную арку, ведущую в проходной двор, и остановился, чтобы осмотреться в поисках знакомых указателей или вывесок. Но вдруг парень ощутил резкую, острую боль в затылке и спустя мгновение он провалился в пустоту, теряя сознание…
Он пришел в себя от того, что чьи–то влажные пальцы бегали по его коже, а в воздухе нестерпимо пахло перегаром. Малфой ни одним лишним движением не выдал того, что очнулся. Медленно и незаметно для посторонних он приоткрыл глаза. Его обыскивали двое бродяг, один из которых сквиб, а другой, тот самый, который его оглушил, был магом и мог стать довольно серьезным противником. Драко выждал еще немного, пока не убедился, что грабители уверены в его беспомощности и продолжают шарить по его карманам. После этого слизеринец действовал стремительно и беспощадно. Одного из бродяг, сквиба, не ожидавшего сопротивления, он ударил ногой в пах, на время исключив из числа возможных противников, однако маг, находившийся дальше, успел выпустить ранящее заклятие, которое угодило Драко в голову. Боль и кровь из рассеченной брови ослепили Малфоя, и спустя мгновение он ощутил сильный толчок в грудь. Драко понимал, что напавшим на него в темном переулке терять нечего, такие типы могли лишить жизни за жалкий сикль, а те сотни золотых галлеонов, что находились у него в кошельке, становились для него смертным приговором. Малфой, не обращая внимания на кровь, лившую из рассеченной брови в глаз, уже направлял свою палочку на противника, а через миг вспыхнула яркая молния, рассекая темный переулок, и врезалась в нападавшего. Драко не видел, куда выпустил заклятие, но раздавшийся хрип и липкая жидкость, брызнувшая ему в лицо, свидетельствовали о том, что он не промахнулся и режущее заклятие угодило в горло бандита. Вор рухнул замертво, а Малфой, поднявшись с земли, поспешно убрал с лица кровь – свою и лежавшего у его ног мертвого грабителя. Второй бродяга, сквиб, все еще лежал скрючившись, и даже не пытался отползти. Его затравленный взгляд был прикован к палочке, зажатой в руке Малфоя.
– Не убивайте меня, сэр, – закрываясь руками, жалобно заскулил оборванец.
Вероятность встретиться с бродягой еще раз на задворках Лютного переулка была достаточно мала и не уравновешивала греха, которым являлось, по мнению Драко, убийство беззащитного сквиба, пусть даже пытавшегося на него напасть, обокрасть и убить. Малфой старался по мере возможности не усугублять своих и без того уже немалых прегрешений и считал излишним дразнить силы, которые могли потревожить и призвать к ответу его бессмертную душу в запредельном царстве теней. Он выругался почти так же грязно, как Поттер, вырывая из скрюченных пальцев свой кошелек с деньгами, надел маску, которую грабители успели сорвать с его лица, и, перешагнув через труп вора, растворился в черной тени высокого забора.

Драко Малфой дошел до перекрестка улиц и встретил сквиба–мусорщика, уныло ступавшего рядом с не менее унылой клячей. Лошадь тянула за собой повозку, нагруженную отходами, и, видимо, знала дорогу не хуже хозяина. Мусорщик скользнул по фигуре человека в маске взглядом униженного и настороженного существа и сразу же отвел глаза. Малфой заговорил с ним и выяснил, что находится вблизи от того места, куда он и стремился попасть. Бросив мусорщику под ноги сикль за оказанную услугу, Драко скрылся в боковой улочке.
Остановившись у лавки «Горбин и Бэрк», предлагавшей, судя по вывеске, широкий ассортимент зловещих магических предметов, Малфой осмотрелся по сторонам и, убедившись, что поблизости никого нет и он остался незамеченным, парень открыл дверь и скользнул внутрь. Владелец лавки, мистер Горбин, сутулый человечек с маслянистыми волосами, испуганно вздрогнул, увидев вошедшего незнакомца, скрывающего лицо.
– Добрый вечер, – поздоровался Драко, сбрасывая капюшон и снимая маску.
– Мистер Малфой, – узнав своего гостя, облегченно вздохнул владелец лавки, низко кланяясь, как когда–то кланялся Люциусу Малфою. – Чем могу служить? – Горбин застыл в почтительном смирении перед своим высокопоставленным гостем. – Желаете что–нибудь приобрести?
– Желаю, – медленно произнес Драко и после паузы добавил: – Удовольствие.
– Понимаю, понимаю, дело молодое, – подобострастно улыбаясь, закивал головой владелец лавки. – Я могу устроить вам встречу с любой девочкой, – прошептал Горбин, заискивающе улыбаясь. – Для вас, господин Малфой, это будет стоить сущие пустяки.
– С мальчиком, – помолчав, так же тихо ответил слизеринец.
– С мальчиком? – удивленно подняв брови, переспросил лавочник, но, увидев нахмурившееся лицо своего тайного посетителя, вмиг исправил свою оплошность и, низко кланяясь, забормотал: – Разумеется, разумеется, господин Малфой, с мальчиком, как будет угодно.
– Ты можешь это устроить, Горбин? – нетерпеливо спросил Драко.
– Могу, сэр, – подтвердил лавочник.
– Мне нужен парень–метаморф, – произнес слизеринец.
– Метаморф? – снова слегка удивился Горбин и задумался.
– Какие–то проблемы? – насторожился Драко.
– Нет, господин Малфой, только на это уйдет немного времени. Шлюх–метаморфов в Лютном переулке не так много, тем более парней. Боюсь, что сегодня вечером ничего не получится, о таких встречах надо договариваться заранее. Я смогу организовать ваше свидание, но на это уйдет время и будут кое–какие расходы… сами понимаете, вопрос деликатный…
– Сколько и когда? – приподняв подбородок, надменно спросил Драко, вынимая кошелек.
– Сто галлеонов, – облизнув губы, ответил лавочник, в глазах которого заблестел алчный огонек.
– Всего? – криво усмехнулся Малфой, медленно раскладывая на прилавке стопки золотых монет.
– Сто галлеонов за услуги проститутки, – снова кланяясь, подобострастно ответил лавочник. – Мои услуги обойдутся вам дополнительно еще в пятьдесят галлеонов.
– Даже вейлы стоят вполовину дешевле. Думаю, в первоначальную цену ты уже заложил стоимость своих услуг, Горбин, – холодно процедил Драко. – Так что не пытайся меня обмануть, иначе пожалеешь.
– Что вы, господин Малфой, как я могу… ни в коем случае, сэр, – забормотал лавочник, сгребая монеты с прилавка.
– Когда я его получу? – спросил парень, снова надевая маску на лицо и опуская пониже капюшон.
– Завтра, в это же время. Я дам знать, куда приходить. Он будет вас ждать, сэр.
Громко звякнул дверной колокольчик и Драко вышел из лавки.
– Рад услужить вам, господин Малфой. С вами приятно иметь дело, как и с вашим покойным отцом, сэр, – глядя в удаляющуюся темную фигуру, произнес лавочник, и через несколько минут, повесив на стекло табличку «Закрыто», вышел через заднюю дверь и поспешил по темному лабиринту улиц на постоялый двор «Волшебный фонарь», который являлся тайным многосущным борделем, где шлюхами работали самые различные магические существа, в том числе и метаморфы.

Дата добавления: 2015-10-02