Читайте также:
|
|
Всю первую часть вечера Бейли в компании Поппет и Виджета исследует Лабиринт. Головокружительное хитросплетение комнат, соединенных между собой коридорами с множеством дверей. Вращающиеся комнаты и комнаты, вместо паркета вымощенные лакированными шахматными досками. Один из коридоров доверху набит чемоданами. В другом идет снег.
– Как такое возможно? – спрашивает Бейли, разглядывая тающие на обшлаге куртки снежинки.
В ответ Поппет запускает в него снежком, а Виджет просто ухмыляется.
Пока они бродят по Лабиринту, Виджет так красочно описывает легенду о Минотавре, что Бейли каждую секунду кажется, будто чудовище вот‑вот выскочит из‑за угла.
Наконец они попадают в помещение, похожее на огромную птичью клетку. Сквозь прутья видна лишь черная бездна. Люк, через который они попали внутрь, захлопывается и запирается на засов, так что отпереть его никак не удается. Другого выхода из клетки нигде не видно.
Виджет прерывает рассказ, и они начинают ощупывать серебряные прутья в поисках потайных дверей или замка с секретом. Поппет явно становится не по себе.
Они проводят взаперти довольно долгое время, когда Бейли, наконец, находит ключ под сиденьем качелей, подвешенных посреди клетки. Стоит ему повернуть ключ, как качели взмывают ввысь, верх клетки откидывается, и все трое выбираются наружу. Они попадают в тускло освещенный храм, охраняемый Белым сфинксом.
В храме не меньше дюжины дверей, но Поппет безошибочно указывает на ту, что приводит их обратно в цирк.
Она по‑прежнему кажется встревоженной, но Бейли не успевает спросить, что тому виной, поскольку Виджет, взглянув на часы, обнаруживает, что они опаздывают на свое выступление. Договорившись вернуться к Бейли чуть позже, близнецы растворяются в толпе.
За последние дни Бейли видел их представление столько раз, что запомнил его в мельчайших подробностях, поэтому он решает побродить по цирку самостоятельно, пока его друзья не освободятся.
На пути, по которому он решает отправиться, не видно дверей, это всего лишь проход между шатрами – бесконечная череда полосатых стен, подсвеченных мерцающими фонарями.
Наконец он замечает легкий сбой в чередовании черного и белого.
В стене одного из шатров виднеется брешь: разрез в парусине, по краям которого вдеты серебряные петли. Сверху свисает черная лента. Видимо, предполагалось, что разрез должен быть ею наглухо зашнурован. Бейли гадает, не могло ли случиться так, что кто‑то из сотрудников цирка попросту забыл это сделать.
Затем ему на глаза попадается табличка размером с большую почтовую открытку. Она висит на черной ленте, словно визитка с именем дарителя на подарочной коробке, примерно на уровне его глаз. Перевернув табличку, Бейли обнаруживает рисунок: черно‑белую гравюру, изображающую кроватку с ворохом пышных подушек и лежащего в ней ребенка под клетчатым одеялом. Кроватка почему‑то стоит не в детской, а прямо под открытым ночным небом, усыпанным звездами. Обратная сторона таблички белая, и на ней черной тушью выведена каллиграфическая надпись: «Сказки на ночь. Сумеречные рапсодии. Антология памяти. Будьте осторожны при входе, но не бойтесь открыть то, что закрыто».
Бейли не может понять, относится эта вывеска к бреши в стене шатра или же ее откуда‑то случайно перевесили. У большинства шатров таблички деревянные и висят на видном месте, а вход издали бросается в глаза. Эта же, судя по всему, вообще не предназначалась для того, чтобы быть обнаруженной. Посетители, перемещаясь из одной части цирка в другую, проходят мимо Бейли, но они слишком увлечены разговором и не обращают внимания на подростка, разглядывающего небольшую табличку сбоку шатра.
Набравшись храбрости, Бейли робко раздвигает незашнурованные фалды шатра и заглядывает внутрь в попытке разобраться, что же это: отдельный аттракцион, задворки шатра акробатов или какой‑нибудь склад. Он видит лишь несколько мерцающих огоньков и неясные силуэты, которые могут быть мебелью. Все еще не понимая, что это, он раздвигает фалды пошире и делает осторожный шаг внутрь, следуя рекомендациям на табличке. Осторожность оказывается оправданной, поскольку он тут же натыкается на стол, уставленный пузырьками, бутылочками и баночками, которые откликаются на его вторжение дребезжанием и звоном. Бейли останавливается как вкопанный, надеясь, что ничего не опрокинул.
Он попадает в продолговатое помещение размером со столовую. Впрочем, не исключено, что такое сравнение приходит Бейли на ум из‑за стола, вытянувшегося во всю длину шатра. Вокруг остается немного места, чтобы можно было протиснуться. На столе собрана посуда самых разных видов. Здесь есть обычные банки для консервов, глиняные горшочки и разноцветные пузатые скляночки. Винные и коньячные бутылки и флакончики из‑под духов. Сахарницы с серебрящими крышками и какие‑то вазоны. Кажется, что все предметы расположены беспорядочно, как будто кто‑то их просто сгрудили на поверхности. Банки и бутылки можно найти не только на столе: часть стоит прямо на земле, другие расставлены на ящиках или высоких книжных полках.
Единственное, что связывает обстановку шатра с изображением на табличке, – это черный потолок, усеянный мерцающими огнями, отчего создается впечатление открытого звездного неба.
Обходя вокруг стола, Бейли гадает, какое отношение это может иметь к ребенку в кроватке и сказкам на ночь.
Он вспоминает, что табличка предписывала не бояться открывать то, что закрыто, и пытается угадать, что может быть внутри этих банок. Большинство стеклянных кажутся пустыми. Добравшись до противоположного конца стола, он берет наугад одну из склянок – небольшой глиняный сосуд, покрытый блестящей черной эмалью, с крышкой с круглой витой ручкой. Бейли приподнимает крышку и заглядывает внутрь. Наружу вырывается облачко дыма, но сосуд кажется пустым. Однако, приблизив нос к отверстию склянки, Бейли чует запах костра, а еще снега и жареных каштанов. Заинтригованный, он сильнее втягивает носом воздух. Появляются ароматы глинтвейна и карамели, перечной мяты и курительного табака. Свежий запах рождественской елки. Свечного воска. Бейли чудится холодное прикосновение снега, радостное возбуждение, сладость мандарина. Он одновременно испытывает и головокружение, и восторг, и тревогу. Чуть погодя он закупоривает крышку и бережно ставит сосуд на стол.
Он с любопытством разглядывает стоящие перед ним склянки, не зная, какую выбрать. Остановившись на банке из матового стекла, Бейли отвинчивает серебристую металлическую крышку. На сей раз банка не пуста: на дне перекатывается горстка белого песка. Исходящий от него запах ни с чем невозможно спутать. Это дыхание моря. Ясный солнечный день на побережье. Бейли слышит плеск волн, набегающих на песок, и крики чаек. Все это так таинственно, так невероятно. Ему мерещится черный флаг пиратского корабля на горизонте, мелькнувший среди волн хвост русалки. И запах, и навеянные им ощущения напоминают о приключениях и безудержном веселье с привкусом солоноватого морского бриза.
Бейли закрывает крышку, и запах, а вместе с ним и ощущения, отступают, прячась в банку матового стекла с горсткой песка на донышке.
Гадая, есть ли какое‑то различие между склянками на столе и вокруг него и существует ли какой‑то тайный принцип, по которому здесь расставлены эти странные сосуды, следующий он снимает с полки на стене.
Это высокая бутылка с узким горлышком и пробкой, привинченной серебристой проволокой. Он с трудом откручивает проволоку, и пробка с хлопком выходит из горлышка. На дне бутылки что‑то есть, но что именно, ему не разглядеть. Из бутылки доносится нежный цветочный аромат. Розовый куст с множеством бутонов, усыпанных каплями росы, чуть плесневелый запах влажной земли. Ему кажется, что он идет по цветущему саду. Слышится жужжание пчел и трели певчих птиц в ветвях деревьев. Он вдыхает глубже, и рядом с розами расцветают лилии, крокусы, ирисы. Раздается шелест листьев от набежавшего теплого ветерка и звук чьих‑то шагов неподалеку. Ощущение, что о его ноги трется кот, настолько правдоподобное, что Бейли опускает глаза, ожидая увидеть его внизу, но на полу шатра нет ничего, кроме банок и бутылок. Закупорив бутылку, Бейли возвращает ее на полку, а затем выбирает следующую.
В глубине одной из полок прячется маленький пузатый флакончик с коротким горлышком и стеклянной крышечкой. Он осторожно берет его в руки. Флакончик оказывается тяжелее, чем он ожидал. Откупорив крышку, Бейли чувствует разочарование: поначалу запах и ощущения остаются прежними. Затем появляется аромат карамели, принесенный дуновением осеннего ветра. Запах шерсти заставляет его почувствовать, будто на нем надето теплое пальто, а шею согревает мягкий шарф. Его окружают люди в масках. Аромат карамели смешивается с дымом костра. А потом – какое‑то движение, мелькнувшая перед глазами серая тень. Резкая боль в груди. Ощущение падения. Странный звук: то ли завывание ветра, то ли женский крик.
Встревоженный не на шутку, Бейли закрывает крышку. Не желая, чтобы это стало его последним впечатлением, полученным в шатре, он ставит странный флакончик на полку, чтобы перед уходом выбрать еще один, прежде чем отправляться на встречу с Поппет и Виджетом.
На этот раз он берет одну из стоящих на столе коробочек – деревянную полированную шкатулку с тиснеными вензелями на крышке. Внутри шкатулка обита белым шелком. Бейли слышит запах курящихся благовоний, терпкий и пряный. Он чувствует, как дымок вьется возле его головы. Горячий сухой воздух пустыни. Палящее солнце и мягкий песок. Щеки начинают пылать от жары и от чего‑то еще. Прикосновение струящегося шелка к коже. Еле различимые звуки музыки. Не то флейта, не то свирель. И смех. Звонкий смех, сливающийся с музыкой. Сладковато‑пряный привкус на языке. Атмосфера роскоши и веселья, а еще чего‑то таинственного и чувственного. Ощутив прикосновение чьей‑то руки к плечу, он вздрагивает от неожиданности и захлопывает крышку.
Ощущение моментально покидает его. Под мерцающими на потолке звездами рядом с Бейли нет ни души.
Он решает, что с него довольно, и осторожно, стараясь не задеть ни одной из склянок, пробирается к выходу.
Снаружи он останавливается и, сам не зная зачем, поправляет подвешенную на ленте табличку, чтобы ее было лучше видно. Изображение спящего под звездным небом ребенка в колыбели теперь бросается в глаза, но трудно сказать, тревожные или приятные сны ему снятся.
Бейли пускается в обратный путь, чтобы отыскать Поппет и Виджета, гадая, не согласятся ли они заглянуть на главную площадь и перекусить чего‑нибудь.
До него доносится запах карамели, и он внезапно понимает, что на самом деле не успел проголодаться.
Он бредет по извилистым тропинкам, погруженный в мысли о сосудах, полных тайн. Свернув за угол, он натыкается на постамент с замершей на нем живой статуей, но это не та заснеженная женская фигура, которую он видел раньше.
Бледная кожа женщины поблескивает, словно перламутр; длинные черные волосы, перевитые множеством серебристых ленточек, спадают на плечи. Бейли кажется, что ее белое платье украшено черной узорной вышивкой, но, подойдя ближе, он понимает, что на самом деле черные узоры – это написанные на ткани слова. Когда он подходит так близко, что может их прочесть, он узнает в них любовные письма, написанные от руки. Слова нежности и любви обвивают ее талию и струятся по ниспадающему с постамента подолу.
Статуя стоит неподвижно, но ее рука вытянута вперед. Только теперь Бейли замечает, что напротив стоит девушка в красном шарфе: она протягивает окутанной облаком любовных писем статуе пурпурную розу.
Движение настолько трудноуловимое, что почти неразличимо для глаз. Медленно, чрезвычайно медленно статуя принимает розу из рук девушки. Статуя раскрывает ладонь, и девушка терпеливо ждет, когда она вновь сомкнет пальцы на тонком стебельке, и отпускает цветок, лишь убедившись, что он уже не может упасть.
Кивнув на прощание статуе, девушка скрывается в толпе.
Статуя держит розу в руке. На фоне белого с черным платья цветок кажется ярче прежнего.
Бейли все еще глазеет на статую, когда Поппет хлопает его по плечу.
– Это моя любимая, – говорит Поппет.
– Кто она? – спрашивает Бейли.
– У нее много имен, – объясняет Поппет, – но чаще всего ее называют Парамур – влюбленная. Я рада, что сегодня ей подарили розу. Я и сама иной раз это делаю, если у нее нет цветка. Когда его нет, мне кажется, что ей чего‑то не хватает.
Статуя медленно поднимает розу к лицу. Веки неспешно опускаются.
– Что ты делал, пока нас не было? – спрашивает Поппет, пока они идут от Парамур к главной площади.
– Я наткнулся на шатер с кучей склянок и всякой всячины, но я не уверен, что мне можно было туда заходить, – начинает рассказывать Бейли. – Там было… как‑то странно.
К его удивлению, Поппет заливается смехом.
– Это шатер Виджета, – объясняет она. – Селия специально устроила это место, чтобы он мог хранить свои истории. Виджет утверждает, что это гораздо проще, чем их записывать. Кстати, он сказал, что хочет немного поглазеть на людей, покопаться в чужом прошлом, так что мы встретимся с ним попозже. Он время от времени так делает, чтобы пополнить свою копилку. Скорее всего, мы найдем его в Зеркальной комнате или в Чертежном зале.
– Что такое Чертежный зал? – спрашивает Бейли. Он собирался спросить, кто такая Селия, поскольку раньше Поппет ни разу не называла этого имени, но желание узнать о новом шатре оказывается сильнее.
– Это шатер с черными стенами и целой кучей мелков, там можно рисовать, где захочешь. Некоторые просто пишут свои имена, другие рисуют картины. Иногда Виджет записывает там небольшие рассказы, но может и нарисовать что‑нибудь. Он у нас на все руки мастер.
Когда они выходят на площадь, Поппет уговаривает его попробовать какао с пряностями. Напиток хорошо согревает и немного пощипывает за язык. Бейли обнаруживает, что все‑таки проголодался, и они на двоих съедают тарелку клецек и упаковку съедобных открыток, рисунки на которых показывают, какими они окажутся на вкус.
Они заходят в шатер, где среди повисшего густого тумана им встречаются бумажные звери. Свернувшиеся в клубок белые змеи с трепещущими черными язычками; птицы, разгоняющие дымку взмахами черных как смоль крыльев.
На ботинки Поппет на мгновение ложится черная тень какого‑то существа и тут же исчезает из виду.
Девушка клянется, что в шатре водится огнедышащий бумажный дракон, и хотя Бейли даже не думает сомневаться в ее словах, ему трудно представить, как из бумажной пасти может извергаться пламя.
– Уже поздно, – спохватывается Поппет, понимая, что они уже довольно долго бродят от шатра к шатру. – Тебе еще не пора домой?
– Я могу задержаться еще немного, – говорит Бейли. Он изрядно поднаторел в том, чтобы пробираться в дом, никого не разбудив, и поэтому с каждым разом уходил из цирка все позже и позже.
К этому времени гуляющих по цирку посетителей остается все меньше, и Бейли замечает у многих на шее красные шарфы. Они бывают разные, от теплых шерстяных до легких шелковых платков, но обязательно алого цвета, который на черно‑белом фоне кажется особенно ярким.
Он спрашивает Поппет, что это значит, поскольку понимает: такое обилие красных пятен вокруг не может быть случайностью, и вспоминает, что алый шарф был на шее и у девушки с розой.
– У них такая форма одежды, – объясняет она. – Это сновидцы. Многие ездят за цирком по всему миру. Они всегда остаются дольше, чем обычные посетители. По красным шарфам они узнают друг друга в толпе.
В голове Бейли роится множество вопросов по поводу сновидцев и их шарфов, но прежде чем он успевает что‑либо спросить, Поппет тащит его в очередной шатер, и он, пораженный увиденным, замолкает на полуслове.
Это напоминает ему первый снег и те первые несколько часов зимы, когда все окутано мягким белым покровом – и тишиной.
В этом шатре все белое. Ни одного черного пятнышка, не видно даже черных полос на стенах. Ослепительная, сияющая белизна. Деревья, цветы, газон вокруг извилистых тропинок, засыпанных галькой, каждый листик и лепесток – все безупречно белое.
– Что это? – спрашивает Бейли, не успевший прочитать вывеску перед входом в шатер.
– Ледяной сад, – отвечает Поппет и тянет его за собой. Тропинка выводит их на открытую площадку, посреди которой журчит фонтан, разбрызгивая пышную белую пену по гладкому покрытому морозным узором льду. По периметру шатра растут молочно‑белые деревья, и с их ветвей слетают резные снежинки.
Кроме Поппет и Бейли, в шатре никого нет. Ничто не нарушает царящий здесь покой. Бейли разглядывает бутон розы, и хотя он белый и заиндевевший, наклонившись поближе, Бейли чувствует нежный аромат. Это запах розы и льда, и немного сахара. Он напоминает ему о цветах из сахарной ваты, которые продаются на главной площади.
– Давай играть в прятки, – предлагает Поппет, и он опрометчиво соглашается. Она тут же снимает пальто и оставляет его на замерзшей скамейке. Белоснежный костюм делает ее почти невидимой.
– Так нечестно! – кричит он ей вслед, когда она исчезает за склоненными ветвями плакучей ивы. Он пускается вдогонку, огибая деревья и кусты, пробираясь сквозь заросли плетистых роз и дикого винограда, среди которых то и дело мелькают ее рыжие волосы.
Дата добавления: 2015-10-02; просмотров: 41 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Лондон, пятница, 13 октября 1899 г. | | | Лондон, март 1900 г. |