Нью-йорк, 1 ноября 1902

Если бы Селия смогла открыть рот, то закричала.

Но столько всего нужно контролировать между теплом и дождем и Марко в её объятьях. Она сосредотачивается только на нем, вытаскивая все, что было между ними, когда она старается отстраниться. Держа в памяти каждое прикосновение его кожи к ее, каждую секунду, что она провела с ним. Проведенное им с ней.

Вдруг всё исчезает. Нет ни дождя. Ни огня. Простиралось спокойное белое ничто. Где-то в этом небытие, часы начинает отбивать полночь.

Стоп, думает она. Часы продолжают звонить, но она ощущает, где-то уже на подступах тишину и спокойствие.

Положить начало, это самая простая задача, понимает Селия. Вытащить их обоих - вот, где трудность.

Это напоминало залечивание её порезанных пальцев, когда она была ребенком, доведенная до крайности. Приходится отчаянно удерживать равновесие, пытаясь вновь отыскать эти крайности.

Это было так просто всё отпустить. Это было бы гораздо проще всё отпустить. И гораздо менее болезненно. Она борется с искушением, восставая против боли и хаоса. Борясь за контроль над собой и своего окружения.

Она выбирает место, чтобы сосредоточиться, знакомое место, о котором она может думать. И медленно, мучительно медленно, она переносит себя в безопасное место. Пока она не оказывается стоящей посреди собственного шатра, посреди арены, окруженная пустыми креслами.

Она чувствует себя легче. Выхолощенной. Голова слегка кружиться.

Но она не становится эхом себя прежней. Она снова целостна. Она вновь дышит. Она чувствует биение своего сердца, быстрое, но равномерное. Даже её платье прежнее на ощупь. Его ткань, ниспадающая каскадами вокруг неё, больше не мокрая от дождя.

Она вращается по кругу и тот вспыхивает вокруг неё. Головокружение сходит на нет, пока она собирает себя, всё еще поражаясь, что ей всё удалось.

Потом она замечает, что всё в шатре вокруг неё прозрачно. Стулья, фонарики над её головой, даже полосы на стенах, кажутся иллюзорными.

И она одна.

***

ДЛЯ МАРКО МГНОВЕНИЕ ВЗРЫВА длилось гораздо дольше.

Жар и свет, кажется, длятся бесконечно, и он через боль цепляется за Селию.

А потом она исчезает.

Ничего не осталось. Ни огня. Ни дождя. Ни земли под ногами.

Он видит то тени, то вновь свет, тьму сменяет всеобъемлющий белый, только для того, чтобы его опять поглотила тьма. Движение смены света и тьмы не прекращается.

***

ЦИРК ПЛЫВЕТ ВОКРУГ СЕЛИИ, словно жидкость, как одна из иллюзий Марко.

Она представила себе, где бы ей хотелось оказаться и вот она здесь. Правда, она не может сказать, сама ли сюда перенеслась или заставила перенестись цирк.

«Ледяной сад» тих и неподвижен, ничего кроме морозного воздуха, холодной белизны во всех направлениях.

Только в части зеркал в «Зеркальном зале» отражается её лицо, а другие только её мерцающие жемчужно-серое платье или движение лент, которые плывут вслед за ней. Ей кажется, что она может видеть мельком Марко, фалду его пиджака или яркое пятнышко его воротника, но она не уверена. Множество зеркал стоят пустыми и полыми в своих витиеватых рамках.

Туман в «Зверинце» медленно рассеивается, пока она ищет шатер и ничего не обнаруживает в нем, кроме бумаги.

Поверхность «Бассейна слез» спокойна и безмятежна, и она не может поднять камень и бросить его в воду. Она не может зажечь свечу на «Дереве желаний», хотя все «желания», которые уже есть на дереве, продолжают гореть.

Она идет от комнаты к комнате в «Лабиринте». Комнаты, созданные ей, ведут в те, что создал он и наоборот. Она может чувствовать его. Достаточно близко, поэтому она ожидает увидеть его за каждым поворотом, за каждой дверью.

Но здесь только парящие в воздухе перья да порхающие, словно бабочки, игральные карты. Серебристые статуи с невидящими глазами. Пол выкрашенный, как шахматная доска, с пустыми квадратами. Повсюду его следы, но нет ни одного на котором бы она смогла сосредоточиться. Ей совершенно не за что зацепиться.

В коридоре с разными дверьми, чей проход был устлан выпавшим снегом, виднеются следы, которые могут быть следами человека, а возможно это всего лишь тени.

И Селия не может сказать, куда они ведут.

***

МАРКО С ТРУДОМ ДЫШИТ, КОГДА ВОЗДУХ ЗАПОЛНЯЕТ ЕГО ЛЕГКИЕ, так словно он был под водой и не заметил этого. И первая его внятная мысль заключается в том, что он не ожидал оказаться в ловушке огня, чтобы почувствовать такой холод. Холодный воздух пронизывающий и обжигающий, и он может видеть, что повсюду белым-бело.

Как только его глаза привыкают, он может различить тень от дерева. Вокруг него раскинула свои ветви ива, которые были все в белом инее. Он делает шаг вперед, земля под его ногами неожиданно оказывается мягкой.

Он стоит посреди «Ледяного сада».

Вода в фонтане, находящегося в центре шатра, замерла, прежде она не переставала журчать и пузыриться. А ослепляющая белизна не дает сразу же разглядеть, что весь сад прозрачен.

Он смотрит вниз на свои руки. Их немного трясет, но они кажутся из плоти. Его костюм остается темным и не прозрачным.

Марко подносит свою руку к ближайшей к нему розе и его пальцы проходят сквозь её лепестки, встречая лишь мягкое сопротивление, как будто цветок был из воды, а не льда.

Он по-прежнему смотрит на розу, когда слышит, как у него за спиной раздается вздох.

***

СЕЛИЯ ЗАКРЫВАЕТ СВОЙ РОТ РУКАМИ, не веря собственным глазам. Марко стоит в «Ледяном саду», именно так она себе много раз и представляла, пока бродила в одиночестве меж ледяных цветов. И ей кажется это чем-то нереальным, несмотря на то, что его костюм выделяется темным пятном на фоне беседки из бледных роз.

А затем он поворачивается и смотрит на неё. Как только она видит его глаза, все сомнения исчезают.

На мгновение он выглядит так молодо, что она может разглядеть того мальчика, которым он был много лет назад, пока они еще не встретились, но уже были связаны, но всё же так далеки друг от друга.

Ей столько всего хочется сказать, всё то, что раньше, она боялась, что у нее никогда не будет возможности сказать ему снова. И только три слова кажутся действительно важными.

— Я люблю тебя, — говорит она.

Слова эхом разлетаются по шатру, тихо шелестя замороженными листьями.

***

МАРКО ТОЛЬКО СТОИТ И СМОТРИТ на неё, пока она приближается, думая, что это сон.

— Я думала, что потеряла тебя, — говорит она дрожащим шепотом, когда подходит к нему.

Она кажется такой осязаемой, такой, как и он, не прозрачной как сад. На фоне белого сада, она такая настоящая, щеки её горят румянцем, а темные глаза блестят от слез.

Он подносит свою руку к её лицу, и цепенеет, боясь, что его пальцы пройдут сквозь неё точно так же легко, как они прошли сквозь лепестки розы. Вздох облегчения, когда он ощущает, что она из плоти и крови, теплая и живая под его прикосновениями.

Он притягивает её в свои объятья, его слезы капают ей на волосы.

— Я люблю тебя, — говорит он, когда, наконец, обретает голос.

***

ОНИ СТОЯТ, ОБНЯВШИСЬ, никто не хочет размыкать руки.

— Я не могла позволить тебе пойти на это, — говорит Селия. — Я не могла позволить тебе уйти.

— Что ты сделала? — спрашивает Марко.

Он всё еще не совсем понимает, что произошло.

— Я использовала цирк как краеугольный камень, — говорит Селия. — Я не знала, получиться ли, но я не могла позволить тебе уйти, я должна была попытаться. Я пыталась забрать тебя с собой, а потом, когда я не смогла найти тебя, то подумала, что потеряла.

— Я здесь, — говорит Марко, поглаживая её по волосам. — Я здесь, с тобой.

Это не то, что он ожидал, будучи освобожденным от мира и восстановленным ​​в ограниченном пространстве. Он не чувствует себя ограниченным, только отделенным от мира, как будто он с Селией прилагаются к цирку, а не являются частью его содержимого.

Он оглядывается на деревья, длинные матовые ветви ивы, сбегающие вниз, фигурные стрижки кустов, которые тянуться неподалеку словно призраки.

Только тогда он замечает, что сад тает.

— Костер погас, — говорит Марко.

Теперь он это чувствует, какую-то пустоту. Он ощущает цирк повсюду вокруг себя, он висит на нем словно туман, словно он может потянуться и дотронуться до железной ограды, несмотря на то, что она находится на довольно большом расстоянии. Он может определить, где находится ограда, куда не взглянет, где расположен каждый шатер, даже темный двор и Цукико, стоящую на нем, почти без усилий. Он может чувствовать весь цирк, как рубашку кожей.

И единственное, что ярко горит для него здесь - это Селия. Но это пламя мерцает, оно такое же хрупкое, как огонек свечи.

— Ты держишь весь цирк единым целым, — говорит он.

Селия кивает. Это только начинает довлеть над ней, но без костра им управлять гораздо сложнее. Она не может достаточно хорошо сосредоточиться, чтобы сохранить все нюансы в целостности. Некоторые элементы уже ускользают от неё, капля по капле, как тающие цветы в «Ледяном саду». И она понимает, что если всё развалиться, то она больше не сможет собрать все кусочки воедино.

Она дрожит, и хотя она успокаивается, когда он нежно её обнимает, она продолжает трепетать в его объятьях.

— Отпусти его, Селия.

— Я не могу, — говорит она. — Если я отпущу его, произойдет катастрофа.

— Что произойдет с нами, если эта катастрофа произойдет? — спрашивает Марко.

— Я не знаю, — говорит Селия. — Я приостановила её. Цирк не сможет быть без нас самодостаточным. Ему нужен хранитель.

Дата добавления: 2015-10-02