Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Источники по IV Крестовому походу как пример преобразования рыцарской психологии

Примеры рыцарского благородства и следствия недобросовестности по источникам | Отношение рыцаря к смерти | Духовно-рыцарские ордена как исключительный аспект рыцарской психологии |


Читайте также:
  1. C. ВОЗМОЖНОСТИ ПРЕОБРАЗОВАНИЯ
  2. E. Примерные темы СРС
  3. F. Примерные темы курсовых проектов (работ)
  4. G. Примерные темы контрольных работ
  5. H. Примерные темы рефератов
  6. I. Примеры неподлинных или устаревших принципов пространства
  7. Longivity купе (примерно до 9 лет).

Само наличие идей о первостепенности религиозных ценностей, как видно из источников, способствовало тому, что у самих рыцарей существовала своя система ценностей, в которой церковь играла ведущую роль. Так, в «Завоевании Константинополя» Жоффруа де Виллардуэна, маршала провинции Шампань, как и в одноименном труде мелкопоместного феодала Робера де Клари, авторы постоянно подчеркивают огромную важность причастности Бога к историческим событиям и человеческим поступкам. Однако, как пишет М.А. Заборов в своих комментариях к двум вышеперечисленным источникам, мировоззрения авторов носят, особенно у Робера де Клари, скорее формальный, традиционный характер.[17],[18] То есть даже сама религиозность и провиденциализм отходят на задний план перед «мирскими» целями хроник именно потому, что во многом, но не во всех случаях, являются лишь определенным общепринятым стереотипом, сложившимся в рыцарской среде, консервативным и своеобразным способом изложения повседневной жизни.

Таким образом, мы видим, что в системе рыцарских ценностей, церковный фактор хоть и занимает лидирующее положение, однако, с течением времени его тенденция к отдалению от верховенства религии над сознанием приобретает двойственный характер. Так, с одной стороны рыцарь остается человеком заведомо религиозным, обязанным служить церкви, но с другой, он все менее убежден в глубине божественного вмешательства в реальные события. На этапе XIII века мы видим, что в сознании рыцарей уже отсутствует такое чувственное отношение к религии, характерное даже светским хронистам начала Крестовых походов.[19]

IV Крестовый поход (1202-1204 гг.) в историографии считается переломным моментом, настоящим кризисом идеологии движения крестоносцев, поскольку впервые силы «пилигримов», собравшихся ради освобождения Святой Земли, пошли войной против христианского государства, Византии. Впервые на передний план отчетливо вышли политические и экономические причины, религиозность в данном случае была вынуждена отступить.[20]

Конечно, нельзя не обратить внимания на то, что вина в случившейся войне лежит не только на крестоносцах, однако, их согласие на войну с Византией подтверждает, что «принятые» крестоносцами кресты, символизирующие их святой долг, потеряли всякий смысл. Теперь рыцари выступили уже не как представители христианства, воюющего за освобождение от неверных Гроба Господня в Иерусалиме, захваченного Салах-ад-Дином в 1187 г.[21], а как представители Запада, к тому времени накопившего массу противоречий к Востоку, в данном случае, к Византии, и имеющего к нему серьезные претензии на превосходство в Европе.

Более всего этому способствовал тот факт, что Венеция, быстрорастущая морская торговая держава, хотела окончательно свести счеты с Византией как с ранее наибольшим торговым центром, связывавшим Европу и Азию. То есть и венецианцы, особенно, ее властвующая верхушка была заинтересована отнюдь не в религиозных, а в экономических целях. Используя крестоносцев в своих целях, она избавляла себя от того, чтобы воевать с Византией один на один.

Дело в том, что Венеция, наряду с другими крупными торговыми городами Северной Италии, являлась одним из крупнейших арендаторов морского транспорта. Так, крестоносцы уже не раз пользовались ее услугами, ради переправления своих сухопутных сил к берегам Сирии, Египта и Кипра, захват которого в ходе III Крестового похода был одной из причин нарастания конфликта между Западом и Византией.[22] В 1201 г. крестоносцы заключили соглашение с Венецией о предоставлении ею необходимого количества судов в обмен на сумму 94 тыс. марок.[23]

Назначенная сумма являлась необычайно заоблачной, она равнялась сумме годовых доходов Англии и Франции.[24] Безусловно, венецианцы прекрасно осознавали, что такое условие невыполнимо. В июне 1202 г., когда предполагалось отплытие на Восток, лишь треть всех ожидавшихся рыцарей находилась в Венеции, что, кстати, еще раз подчеркивает отсутствие фанатичного энтузиазма в создании единого войска, как это было в I Крестовом Походе. Остальные рыцари направились через другие города или же просто задерживались.[25] Когда прибывшие рыцари отдали столько, сколько могли, сумма аренды не была выплачена даже наполовину, поэтому дож Венеции, Энрико Дандоло, предложил крестоносцам заключить новую сделку, на которую они согласились. По ее условиям «франки» должны были помочь венецианцам возвратить под их контроль торговый город Задар, некогда конфликтовавший с Венецией и отнятый ранее у нее королем Венгрии, между прочим, тоже принявшим крест[26], а венецианцы давали им отсрочку для уплаты оставшейся суммы долга.[27] Данное отклонение от своей цели показывает крестоносцев, собирающихся на войну против, что крайне важно, своих братьев, католических христиан, далеко не в благоприятном свете, однако, захват Задара явился впоследствии лишь предтечей вопиющего кризиса крестоносной идеологии.

Жоффруа де Виллардуэн был очень заинтересован, как видно из источника, в том, чтобы доказать будущим читателям правильность и искренность поступков крестоносцев, «обелить» их движение. Там, где логичнее и яснее перед нами предстает недобросовестность крестоносцев, он доказывает обратное путем упорного акцентирования внимания на том, что так было угодно Богу. В частности, он активно хулит тех представителей рыцарей, которые не направились в Венецию, а связались с другими городами для аренды судов или по иным соображениям. Здесь же он, наоборот, толкует последующие события с ними как явное доказательство того, что тенденция избегать отношений с Венецией гневило Бога.[28] Несмотря на обильность идеологических соображений, которые, безусловно, присутствовали у рыцарей, все же прослеживается большое чувство корысти рыцарей и, тем более, венецианцев.

Ситуацию с Задаром отягощали, тем не менее, многие факторы. После осады и взятия Задара в ноябре 1202 г. последовало крупное разграбление города, которое, кстати, не упоминается у Жоффруа де Виллардуэна. У него лишь присутствуют утверждения о том, что по предложению венецианского дожа крестоносцы остались зимовать в городе, предоставив одну половину города венецианцам, а другую – «пилигримам». Также несколько глав говорят о том, что в Задаре произошло крупное военное противостояние между захватчиками.[29] В примечаниях М.А. Заборова к хронике Жоффруа де Виллардуэна автор указывает на то, что дож намеренно хотел оставить рыцарей на зиму в городе, дабы побежденные жители Задара разорились, поставляя завоевателям продовольствие и фураж для их коней, а также предоставляя им жилище на зиму.[30]

Из хроники Робера де Клари мы узнаем, что Задар располагал грамотой, присланной ему из Рима с целью уберечь город от возможного захвата или нападения. В грамоте говорилось, что любой агрессор против города неминуемо отлучается от церкви. «С добрыми послами» жители Задара отправили дожу данную грамоту, но он в присутствие баронов заявил, что возьмет город даже против воли Папы Иннокентия III. Лишь два рыцаря отказались быть отлученными от Церкви.[31] Хотя мы и сомневаемся в достоверности данного источника, логично предположить, что такая грамота действительно существовала, как попытка Рима противостоять росту влияния Венеции.

Итак, венецианский дож, принявший крест, как и те крестоносцы, что были с ним, открыто проигнорировали запрет того, кто является их религиозным лидером. Это прекрасно доказывает то, что ни о какой религии речи быть уже не могло – поход уже превращался в чисто коммерческую авантюру, предводительствовало которым светское государство. Церковь, как ни парадоксально, потеряла власть над устроенным собой же походом, а само статусное название «крестоносцы» окончательно утратило свою силу.

Жоффруа де Виллардуэн в данном случае сообщает лишь одно: имел место быть протест некоего аббата, представителя ордена цистерцианцев, который от лица Римского Папы запрещал «пилигримам» нападать на братьев-христиан. Однако автор хроники передает это в таком свете, чтобы возникло впечатление, что отказаться от захвата города французам не позволяло чувство данного слова, а также то обстоятельство, что, по словам источника, та часть рыцарей, «которая хотела, чтобы войско распалось» пыталась убедить жителей, что нападения на город не будет.[32] Таким образом, «настоящие» «пилигримы» должны были смыть позор со своих недобросовестных спутников.

Несмотря на все вышесказанное, отлучение рыцарей от церкви Папа в скором времени отменил, не желая прекращения похода и дальнейшего распада крестоносного войска.[33] Ясно видно, что сам Папа стал узником своего решения об организации похода: отменить Крестовую кампанию на Восток было невозможно в силу того, что это противоречило всем устоявшимся тогда обычаям – война с неверными – Священная война, нельзя инкриминировать в несоблюдении догматов так много ее участников.

Вероятно, история могла бы пойти по другому пути, поскольку обещание крестоносцев в оказании поддержки противника Византии было выполнено, и теперь они вместе, переждав зиму в захваченном городе, должны были отправиться на Восток. Однако вдруг произошло новое событие, которое не только отдалило крестоносцев от возвращения Святой Земли христианам, но и в итоге так и не позволило им до нее добраться.

Речь идет о результате внутренних междоусобиц в Византийской империи: император Исаак II Ангел в 1195 г. был смещен с престола, а также над ним была проведена часто встречающаяся в средневековье процедура детронизации – ослепление. Трон захватил его брат, император Алексей III, заключивший Исаака и его сына, тоже Алексея, в тюрьму. Однако последнему удалось бежать из Константинополя, откуда он направился к королю Германии Филиппу Швабскому, чья жена приходилась царевичу Алексею сестрой.[34] Через свою жену Филипп мог в будущем претендовать на власть над Византией, поэтому он, заручившись обещанием царевича признать впоследствии главенство Рима над византийской церковью, направил послов к маркграфу Бонифацию Монферратскому, предводителю похода, который вместе с другими крестоносцами уже после взятия Задара в январе 1203 г. заключил с ним договор.[35] Условиями договора были таковы, что после возвращения на престол Алексей должен был предоставить в подчинение Римскому Папе всю «империю Романии» (т.е. Византию), а сверх того обеспечить крестоносную армию весьма богатой материальной поддержкой. Несмотря на явную для войска выгоду, о которой, конечно, заботилась верхушка рыцарского командования, данные условия, как и само предложение, направиться войной не в Сирию, а в Константинополь, вызвало массовое негодование в войске.[36]

Здесь же мы видим, что, как ни стараются хронисты, идея о помощи законному престолонаследнику вызвала среди крестоносцев бурные противоречия. Все-таки старый религиозный фактор продолжал главенствовать в сознании рыцарей той эпохи, хотя, как мы видели ранее и увидим позже, изрядно пошатнувшись. Многие люди бежали из войска крестоносцев, после подписания его руководителями договора с царевичем Алексеем. И тут же автор хроники обрушивается на всех беглецов суровой критикой, обвиняя их в желании разобщить войско и уклонении от данных их руководителями обязательств. В качестве аргументов своей правоты автор вновь приводит тот факт, что всех дезертиров постигли всевозможные несчастья, давая понять, что кроме как сделало его окружение, т.е. «настоящие» крестоносцы, других «богоугодных» вариантов действий быть не может.[37]

Как наблюдалось, рыцарство из сословия подвассального церкви с ходом времени все более переходит в независимое сословие. Для этого, как правило, оно старается оправдывать свои корыстные мотивы поступков с помощью синтеза религиозных мнений и идеалов рыцарской этики. И Робер де Клари, и, в большей степени, Жоффруа де Виддардуен, именно так и отражают попытки на страницах своих одноименных хроник. В лучшем случае, данный синтез удается, тогда и со стороны церкви, и со стороны рыцарства отношение к тем или иным личностям имеет исключительно положительный характер. Однако, естественно, реалии жизни достаточно редко позволяли сбыться такому стечению обстоятельств. И тогда, как мы уже видели, даже «принявшие крест» пренебрегают интересами духовными, предпочитая отстаивать свой рыцарский долг или же просто материальный интерес.


Дата добавления: 2015-10-24; просмотров: 120 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Взаимоотношения рыцаря и церкви, религиозный фактор мышления| Проблемы военной рыцарской этики и права

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.007 сек.)