История Джека: страх смерти и непрожитая жизнь

Джек, высокий, элегантный 60-летний адвокат, при­шел в мой кабинет с целым рядом разрушительных сим­птомов. Ровным, невыразительным голосом он поведал мне: его мучают навязчивые мысли о смерти, он не может спать, а его работоспособность катастрофически снизилась, что пагубно сказалось на его доходах. Он убивал многие часы, лихорадочно изучая актуарные таблицы смертности и подсчитывая, сколько месяцев и дней ему осталось. Дважды или трижды в неделю его бу­дили кошмарные сны.

Его доходы снизились из-за того, что он не мог брать­ся за наследственные дела, которые раньше составляли большую часть его практики: он был так зациклен на собственной смерти и своем завещании, что ему часто приходилось прерывать консультации из-за неотврати­мого приближения паники. Разговаривая с клиентами, он в смущении ловил себя на том, что начинал запинать­ся на словах «предшествовавшая смерть», «передаю­щий по наследству» «переживший супруг», «пособие по смерти», а иногда и вовсе не мог произнести их.

На наших первых сеансах Джек вел себя осторожно и отстраненно. Я пытался достучаться до него и как-то утешить, используя многие из описанных в этой книге идей, но все безуспешно. Мое внимание привлекла одна странная деталь: в трех его снах фигурировали сигаре­ты. В одном сне Джек шел по подземного переходу, пол которого был засыпан сигаретами. Тем не менее он ут­верждал, что не курит уже 25 лет. Когда я просил расска­зать, какие ассоциации вызывают у него сигареты, Джек долго не мог ничего предположить. Только в самом кон­це третьего сеанса он дрожащим голосом признался, что его жена каждый день курила марихуану, и так было всю их совместную жизнь. Он уронил голову на руки, замол­чал и, когда минутная стрелка его часов показала окон­чание сеанса, вышел из кабинета, не сказав ни слова и даже не кивнув на прощание.

На следующем сеансе он рассказал мне о том, чего всегда очень стыдился. Джеку больно было признать, что ему хватило глупости на протяжении сорока лет под­держивать отношения с наркоманкой, чей рассудок не­уклонно деградировал. Кроме того, она так плохо уха­живала за собой, что с ней стыдно было показаться на людях.

Джек был очень взбудоражен, но к концу сеанса по­чувствовал облегчение. Он никому и никогда не расска­зывал об этом, да и сам вряд ли осознавал проблему до конца.

На следующих сеансах он признал, что оставался в рамках этих нездоровых отношений, так как не верил, что заслуживает большего. Признал и то, как далеко за­шли последствия неудачного брака. Стыд и необходи­мость его скрывать привели к тому, что он совершенно выпал из всех кругов общения. Джек был настолько убежден, что все сочтут его дураком, что не доверял никому, даже собственной сестре.

Сейчас, в возрасте 60 лет, он был твердо уверен, что оставить жену не сможет: слишком стар, слишком при­вык к изоляции. Он ясно дал мне понять, что возмож­ность развода или даже угрозы развода даже не обсуж­дается. Джек любил свою жену, несмотря на ее наркоти­ческую зависимость; он нуждался в ней и супружеские клятвы были для него не пустым звуком. Джек решил, что у них не будет детей: жена не могла воздерживаться от травки даже в период беременности. Не могла она служить и хорошим примером для подражания.

Я понял, что его страх смерти связан с тем, что он прожил свою жизнь не в полноте, и всегда подавлял мечты о счастье и полной реализации. Страх и ночные кошмары пришли из осознания того, что время уходит, жизнь ускользает от него.

Особенно меня поразила его изолированность. Не­обходимость скрывать свой позор привела ктому,чтоон пресекал любое близкое общение, ограничиваясь про­блемными и противоречивыми отношениями с женой. Мне удалось проникнуть в его глубинные проблемы, де­лая акцент на наших взаимоотношениях. Начал я с того, что четко обозначил свою позицию: я никогда не сочту его дураком. Напротив, мне будет очень лестно сознавать, что он столь многим со мной поделился. Я проявил эмпатию по отношению к его моральному затруднению, связанному с тем, как следует относиться к больной суп­руге.

Страх Джека существенно снизился буквально за не­сколько сеансов. На его место пришли другие тревоги: в первую очередь отношения с женой и то, каким образом его стыд препятствовал установлению глубоких отноше­ний с другими людьми. Мы устроили «мозговую ата­ку» — как действовать, чтобы нарушить кодекс секрет­ности, который все эти годы не давал ему завязывать дружеские связи. Я предложил вариант групповой тера­пии, однако это показалось ему слишком пугающим: Джек отвергал саму мысль о какой-то там претенциоз­ной терапии, которая может поставить под угрозу отно­шения с женой. Со своей стороны, он назвал двух людей, с которыми готов был поделиться секретом — его сест­ра и человек, бывший когда-то его лучшим другом.

Я предложил ему сосредоточиться на вопросе само­реализации. Какие аспекты его личности все это время не были задействованы, но все еще могут быть реализо­ваны? O чем он мечтает? Чем он хотел заниматься в жиз­ни, когда был маленьким? Какие занятия доставляли ему наибольшее удовольствие?

На следующий сеанс он принес толстенную папку со своими, как он выразился, «каракулями». Там было не­сколько десятков стихов, многие — о смерти. Большая часть была написана в четыре утра, когда Джека будили кошмары.

— Как здорово, — сказал я, — когда человек может превратить свой страх во что-нибудь красивое...

После двенадцатого сеанса Джек сообщил, что дос­тиг своих целей: страх смерти заметно снизился, ночные кошмары трансформировались в обычные сны, лишь слегка затуманенные раздражением или разочаровани­ем. То, что он смог мне открыться, придало ему смелости довериться и другим, и Джек восстановил хорошие от­ношения с сестрой и со старым другом. Три месяца спус­тя он написал мне по электронной почте, что у него все хорошо, и что он стал участником интернет-семинара для пишущих людей и вступил в местное общество по­этов.

Моя работа с Джеком показывает, каким образом по­давляемая пружина жизни может расправиться в страх смерти. Конечно, он был охвачен страхом: как не боять­ся смерти, если собственная жизнь толком не прожита?

Многие писатели и мыслители на тысячи голосов го­ворили о том же самом: от ницшеанского афоризма «Ум­ри вовремя» и до строк американского поэта Джона Гринлифа Уитти: «Нет слов написанных и сказанных грустней,/ Чем «Эта жизнь могла бы быть моей!» (13).

Работа с Джеком также сопровождалась попытками помочь отыскать и оживить те участки его личности, ко­торые до этого располагались в «мертвой зоне». Здесь был и его поэтический дар, и жажда близкого общения. Психотерапевты признают, что гораздо лучше попытать­ся помочь пациенту расчистить путь к самоактуализа­ции, чем делать ставку на советы, подбадривания и уве­щевания.

Пытаясь ослабить изоляцию Джека, я не расписывал ему разные возможности общения, но указывал на ос­новные препятствия к установлению дружеских связей: стыд и предубеждение, что люди сочтут его глупцом. И конечно, очень важным шагом стало сближение со мной. Изоляция существует только в изоляции — еди­ножды нарушенная, она исчезает.

Дата добавления: 2015-10-24