Часть пятая. Отражения таинств

Трагедия

В IV веке до Р.Х. в Афинах из дионисийского танца роди­лась драма, в частности трагедия. Особую роль в этом элли­ны отводили Феспиду (ок. 535 года до Р.Х.). Немецкие клас­сики в своем понимании древней трагедии основывались вовсе не на созданных в 472 году "Персах" Эсхила (525— 456), хотя это, вероятно, самое древнее сценическое произ­ведение, а на его же "Прометее Прикованном", который был поставлен в 458 году. Именно в "Прометее" они усмат­ривали начало греческой драмы, сравнивая его с библей­ским рассказом о грехопадении человека и спасении его благодаря нисхождению во ад и воскресению Христа. Авто­ры более позднего времени, например М. Крюгер в своей книге "Лики трагического. Драма и инициация", также ве­дут отсчет от этой трагедии Эсхила.

И в сказании о Прометее, и в библейском символе рая присутствует мотив вины, связанной с обретением зна­ний и умений. Тут и там вопрос, не увидят ли далекие потомки в как будто бы виновном наставнике — победи­теля, оставлен открытым. У Эсхила один за другим дер­жат речь титан Прометей, титан Океан, гонимая Герой смертная девушка Ио — ее роль вполне под стать мис-ту — и олимпийский бог Гермес. Громовержец Зевс дей­ствует, но не произносит ни слова. Смысл истории куда глубже, чем полагает правящий готовым миром Зевс. И страждущий титан Прометей знает об этом.

Прометей слышит гром, чувствует удар молнии и кри­чит: "И всю эту бурю послал на меня разгневанный Зевс, чтоб меня устрашить!" Титан нисходит в Тартар, в сти­хию земли, зная о грядущем восхождении в огне, — для людей в этом заложено знание о силе преображения в таинствах. Таинства воспринимают грядущую метамор­фозу личностно; поэтому главное в драме — имя божест­венного владыки будущего.

Создав первых людей, Прометей подарил им небес­ный огонь. Он знал, чтб делает, хотя в наказание висит с тех пор крестообразно распятый на утесах Кавказа. Его палач и страж Гефест, как и он сам, властвует огнем, особенно подземно-вулканическим. Гермес тщетно стара­ется выпытать у Прометея, которому открыто грядущее, имя и происхождение будущего властелина мира; Проме-,тей молчит. Лишь посещающим его богам воды и ветра он кое на что намекает.

В таинствах на первом месте было, скорее всего, боже­ство ветра, то есть Артемида или здесь — Гера со своей посвященной Ио; лишь затем следовал Посейдон как вла­дыка вод. Перестановкой древний поэт маскирует мисте­рию. В остальном же трагедия повторяет строение элев-синских таинств, коль скоро путь через стихии отвечает порядку ветер — вода — земля — огонь.

В основе едва ли не каждой аттической драмы V века лежит заданный мистериями образец, который отчетли­во просматривается в комедии Аристофана "Лягушки" (405 г.). Мы видим здесь Диониса, которого Геракл ведет в Гадес, у Ахерона ему надоедают лягушки — души, не обретшие избавления. Но вблизи Плутонова дворца оба они слышат музыку флейт: это процессия душ, что были посвящены в Элевсинии и теперь, после смерти, направ­ляются в Элизий. Мертвые мисты поют те же песни, какие пели, шагая из Афин к Элевсину. Перед троном Плутона решится, который из великих трагиков столетия — Эсхил, Софокл или Еврипид — наиболее велик. Ситуация напо­минает вторую сцену в Гадесе из "Одиссеи", где к концу эпоса Агамемнон и Ахиллес оценивают свой земной путь. В таинствах решение приходится на Третью оргию, и принимают его боги огня; зовутся они, как правило, Ге­фестом и Прометеем-Дионисом. Если Первая оргия — под знаком ветра и речи — напоминает странствия Иисуса-учителя, то Вторая — под знаком стихии воды — напоми­нает страсти, о которых повествуют Евангелия, а Третья — под знаком стихии земли и огня — смерть и нисхожде­ние Спасителя во ад. (Евангелия об этом умалчивают, но зато говорит христианский Символ веры). Воскресение его стоит под знаком света и соответствует явлению боги­ни в желанном "созерцательном образе" во время Третьей оргии.

Дата добавления: 2015-10-24