Записки Степной Волчицы 14 страница

— Неужели? — поежилась я. — Но ведь еще недавно вы, кажется, чудесно ладили?

— О да, ладили. Пока я не познакомился с одной удивительной особой. Ее покровительство открыло бы для меня все двери. Мимолетная знакомство, но новая женщина бросила мне ниточку — надежду на следующую встречу. У меня, наконец, появился настоящий шанс вырваться из нашего убожества, из этого подлого станционного борделя. Ничего не подозревая, я рассказал Агнии о моей новой знакомой. Мне казалось, она порадуется вместе со мной… А она вдруг заявила, что сама любит меня, и я должен принадлежать только ей. Конечно, я сказал, чтобы она даже не мечтала об этом. Но она почему-то вбила себе в голову, что может командовать мной, как шлюхой из своего заведения.

«Я у тебя шлюхой не работал», — сказал я ей.

«Что же ты делал в моем заведении, когда одну за другой дамочек клеил?» — зашипела она.

«Может, я себе невесту присматривал, жениться решил», — усмехнулся я.

«Тогда женись на мне, Стёпушка!» — предложила она.

«На тебе?!» Мне даже смешно сделалось. «Нет, на тебе не могу жениться. Ты мне неприятна. Даже отвратительна».

«А мне это безразлично!»

«Нет, на тебе я теперь из принципа не женюсь. Ты предала наши добрые отношения».

Тогда Агния заявила, что я задолжал ей кучу денег. Один билет на бал-маскарад, чтобы я мог встретиться с особой, стоил столько, сколько, наверное, стоит пригласительный билет на президентский банкет в Кремль.

«Ты же всегда уверяла, что помогаешь мне исключительно по дружбе, по большой и чистой любви, — удивился я, — что мы с тобой, как родные люди».

«Ничего подобного, чисто деловые отношения. Брал — изволь отдать. Или отрабатывай…»

Такая у нее оказалась любовь. Вцепилась мертвой хваткой.

«Отдам я тебе твои поганые деньги», — говорю.

«Конечно, отдашь. Попробуй не отдать!» И на своих дуболомов кивает. «А пока не отдашь, принадлежишь мне, как собственность. Я тебя, пока ты не упорхнул в заоблачные выси, теперь у себя на фазенде на цепочку в бункер посажу. На наркотики. Станешь моим верным псом… У тебя, — повторяет, — только два выхода: либо жениться на мне, либо просто так обслуживать, как обслуживал своих дамочек. А может, и то и другое, ха-ха!..» — И погрозила кулаком.

— Вот бы никогда не подумала! — изумилась я.

— Да, да! Настоящая волчица! Вцепилась в горло, тащит в свою нору, — грустно, даже устало вздохнул Стива и снова показался мне заблудившимся в лесу ребенком.

— Теперь я понимаю, — сказала я и облизала его.

— А давай, Александра, — вдруг предложил мне Стива, — мы с тобой возьмем — и поженимся. Распишемся ей назло. Тогда ей меня не достать. Натянем Агнии нос!

— Глупенький, — нежно промурлыкала я, — нельзя.

— Ты, наверное, хочешь продолжать встречаться с Николяшей? Я не буду возражать. Только давай поженимся-распишемся!

— Глупенький, — повторила я еще нежней, — как же мы с тобой можем расписаться, если я еще с мужем не разведена?

— Разведешься.

— Не могу.

— Тогда она засадит меня в погреб, в каменный мешок.

— Нет, я не могу, — вздохнула я. — У меня детки. А вдруг муж вернется? В один прекрасный день, когда я буду сидеть и ждать его на солнечном крылечке… Что я ему скажу?

— Ну да, помню, — печально согласился Стива, — ведь это твоя главная мечта. И чтобы потом вы с ним оба умерли в один день, улегшись в одном гробу…

— Разве это не чудесно? — восторженно подхватила я.

— Еще бы!

— Послушай, Стёпушка, — горячо зашептала я, — что я придумала!..

И я выложила ему всё о моих маленьких финансовых «махинациях» — с кредитами под квартиры и дачу. Я придумала еще лучше! Разжившись деньгами, решила издать наши с мужем книги. Ведь пока мы были в разлуке, он успел написать гениальную книгу. Уверял, что заработает ею миллион долларов! Я дам ему денег на издание книги. Во-первых, назло его теперешней подруге-поэтессе. А во-вторых, пусть узнает, оценит мою любовь и благородство. Я издам его роман, раскручу книгу, сделаю мужа, как он мечтает, всемирно знаменитым писателем. Кстати, вот и господин N. не раз уверял меня, что при нынешних безнравственных и подлых временах, всем правят деньги. При соответствующей рекламе, при достаточной раскрутке и обыкновенной водопроводной водой можно успешно торговать, как чудодейственным эликсиром. А уж книгами-то и подавно… Словом, муж получит нобелевскую премию, и тогда… Тогда, может быть, поймет, что потерял в моем лице, и, может быть, вернется ко мне…

— В общем, мы фантастически разбогатеем, Стёпушка! Сбудутся все наши мечты! — пробормотала я, улыбаясь, словно пьяная, этим прекрасным грезам. — Я дам денег мужу, дам денег тебе, ты отдашь долг Агнии, сможешь встречаться, с кем пожелаешь!

— Она посадит на цепочку, накачает наркотиками...

— Она просто женщина. Ей адски не хватает любви. Ты взгляни на нее без предубеждения, — дружески поучала я.

— …Будет насиловать двадцать раз на дню, пока не сойду с ума или коньки не откину.

— Мне даже кажется, — убежденно провозгласила я, — что вы с Агнией, в конце концов, помиритесь и…

Стива заплакал. Может быть, он плакал от умиления? Удивительно: еще недавно он казался мне таким сильным, мудрым, всезнающим. Слезы катились по его щекам, сладенькие слезки, я слизывала их языком. Мне очень хотелось как-то помочь ему, утешить. Но я не знала, как.

— Ты подожди, полежи здесь чуть-чуть, — сказала я. — Я очень скоро вернусь!

Я оставила Стиву на охапке валежника среди волшебных цветов Иван-чая и поспешила на поиски Агнии.

Но я немного заблудилась. Я даже запыхалась. Это была странная, какая-то сказочно запутанная местность. Когда мне наконец удалось выбраться из рощи, я увидела под холмом совершенно сусальную деревеньку. Мне сразу припомнилось, как однажды муж мечтал, что хорошо бы снести, срыть Москву бульдозерами подчистую, а на ее месте распахать поля, настроить таких вот одухотворенных русских деревенек. Чтобы светило летнее солнышко, чтобы потягивало навозцем. Хорошо-о! Хорошо!.. И нигде не будет так славно, как на Родине.

«А вдруг, — подумала я, — его фантазия счастливо сбылась хотя бы на этом малом клочке земли?»

Одна из избушек показалась мне чрезвычайно знакомой. То есть я сразу подумала, что она похожа на дом моей свекрови. У меня упало сердце. Мамочка мужа была психически не совсем нормальным человеком. Слегка дегенераткой. Не в ругательном смысле, а сугубо медицинском. Я хотела развернуться и поскорее уйти, даже убежать, но из раскрытого окошка уже манила меня пальцем какая-то женщина. Я вежливо поздоровалась и, близоруко щурясь, подошла. Что-то неладное творилось со зрением. И не удивительно: был предрассветный час, солнышко только-только собиралось взойти, и глаза еще пощипывал густой туман. А может быть, это был не туман, а повисшая в воздухе дымка от сжигаемых листьев…

Но ведь я искала Агнию!

Это и была Агния. Возбужденная, я еще чувствовала во рту вкус сладких слез бедного Стёпушки. В то же время лицо Агнии расплывалось в дымке и продолжало смахивать на физиономию свекрови. Вряд ли я бы спутала мою свекровь с кем-нибудь еще. О, она первая обрадовалась, когда муж ушел от меня — запела, заплясала. А чему, собственно, было радоваться? Видно, постарев, лишилась последнего ума. Ее можно было только пожалеть.

— Подумать только, — как бы в сторону проворчала Агния-свекровь, — на какое ничтожество, на какую шляющуюся дрянь польстился мой сыночек!

— Мы прожили с вашим сыном почти двадцать лет, — обиженно напомнила я. — Я родила ему двух чудесных детей. А вы, словно дьявольское заклинание, повторяете обо мне одни и те же гадости. Вы ведь прекрасно знаете, какой он слабенький, внушаемый, и всё-таки вливаете ему в уши этот яд: что я прижила детей на стороне. Полная ерунда, но подозрение гложет его всю жизнь!

— Во-первых, — с презрительным спокойствием усмехнулась она, — ты, ведьма, ты разбила его первую любовь. Да будет тебе известно, бессовестная, что у него до тебя в родной деревне была крепкая любовь. Вот послушай…

— Да я уж слышала, — поморщилась я. — Он мне и сам рассказывал миллион раз.

— Слышала, — как ни в чем не бывало снова усмехнулась она, — так послушай еще, уважь! Бог ведь приказал уважать родителей... Видишь, вот тот аккуратный домик, что под кленами? На окнах гераньки, на крыше петушок! Ах, как она была мила и приятна его душе!..

Мне захотелось заткнуть уши. Муж действительно много раз пересказывал историю своей первой любви. С какой-то маниакальной, толстокожей бестактностью, словно смакуя, рассказывал одно и то же. При этом ссылался на авторитет великого русского писателя Льва Николаевича Толстого, который тоже не отставал от супруги, пока не заставил от корки до корки прочесть свои скабрезные дневники. Муж пошел дальше Льва Николаевича. Когда мы приезжали навещать его мать, всякий раз тащил меня к известному дому, словно это была великая местная достопримечательность, вроде дома-музея. Одно облегченье: его возлюбленная давным-давно переехала бог весть куда, а в ее доме жили какие-то другие люди. Однажды он завел разговор с новыми хозяевами, а затем потащил меня прямо в дом.

Обычная история. Они полюбили друг друга, когда он еще учился в школе. Она была старше чуть не на десять лет, преподавала у них в классе химию, математику и музыку. И, кажется, рукоделие для девочек. Да еще мать троих собственных детей. Да еще замужем за директором школы. Каждый год сообщает статистика: столько-то учениц забеременевает от учителей, столько-то учительниц забеременевает от учеников. Вначале способный мальчик ходил к ней заниматься дополнительно, а затем в обоих проснулось неукротимое половое влечение. Не только его родители, ее супруг, директор школы, но и односельчане были до такой степени возмущены этой связью, что от стыда и позора учительница несколько раз пыталась наложить на себя руки. Видя ее страдания, юноша совершенно потерял голову, и однажды тоже ходил в лес вешаться на березе. Насилу уследили.

— До того меня довели, — откровенно признавался муж, — что только чудом никого не убил: себя, ее, родную мать, директора школы. На худой конец — агронома.

— А агронома-то за что? — удивлялась я.

— Не знаю. Просто от тоски.

Его счастье — забрали в армию. От подобных любовных фантазий армия лечит радикально. (Увы, одно лечит, другое калечит.) Тем более что угодил на глухую степную РЛС: ни тебе бани, ни клуба, ни медпункта. Одни радары и тушканчики. Зато «Голос Америки» совершенно без помех. Полтора года не мылся, следил за показаниями секретных приборов и слушал этот вражий голос. А через полтора года густо пошел от грязи прыщами и чирьями — от шеи до пяток. Особенно, воспалились ягодицы. Большое удовольствие — день и ночь давить чирьи. Это бы еще ничего, но случилась и другая напасть: воспалилась десна, раздуло громадный флюс. Не отправлять же солдата из-за какого-то флюса за триста км в лазарет. Тем более, что до дебмеля и так осталось всего ничего. Старшина, когда-то недоучившийся в медицинском училище, решил провести за операцию собственноручно. Благо необходимые медикаменты, в том числе спирт, а также кое-какие инструменты (пассатижи, отвертки, стамески) имелись. Примерявшись, недоучившийся медик-старшина стукнул стамеской под десну, вскрыл вредный флюс, но немного не рассчитал, стамеска соскочила и пробила дыру в носовой перегородке. Вышло небольшое осложнение. В результате всё-таки пришлось отправляться в лазарет, своим ходом, то есть на лыжах. Зато прямо из лазарета, едва залечив воспаление легких, его досрочно уволили в запас — по состоянию здоровья.

— В родную деревню сыночек вернулся, — с придыханием рассказывала Агния-свекровь, — едва волоча ноги: весь в прыщах и чирьях, а как начнет кашу кушать, так она (гречка, пшенка или перловка) у него из носа, прыг-прыг, — через дырку в носовой перегородке свободно выскакивает. А начнет щи хлебать или кисель, так и всё у него через ту же дырку течет. Ужасно намучился, бедный. А тут еще учительница опять стала его к себе заманивать-зазывать. Супруга-то директора как раз на ответственную конференцию в район вызвали, — так она сыночка-то сразу — на супружеский диван, бессовестная. Такая уж ведьма, кривобокая, кривоногая, опять захотела раздуть в нем безграничную половую страсть… — В этот момент, одолеваемая злобой и слабоумием, свекровь начинала немного путаться, и было совсем уж непонятно, кого она теперь именовала «ведьмой» — учительницу или меня, или нас обоих… — …Захотелось ведьме молодого баловства. Но куда моему, бедняжке, — во-первых, ослаб после армейской службы. Во-вторых, из носа перловка прыгает или щи текут. В-третьих, весь зад в прыщах и чирьях…

— Не знаю, — со своей стороны повествовал муж, — но чувствую: куда-то любовь испарилась. Лежу, как дурак, у нее на диване в полутьме — никакого полового влечения. Только от скуки потихоньку сковыриваю под одеялом подсохшие головки чирьев, скатываю гной в аккуратные катушки и засовываю подальше между диванными подушками. Она же, интеллигентная душа, никаких упреков или ревности себе не позволяет, но с досады снимает со стены гитару и поет мне дрожащим голосом элегию Массне «Грёзы любви», все громче и страстнее, пока детей не перебудит. Тогда я одеваюсь и иду домой. В общем, пока супруг с совещания не вернулся, я этих гнойных катушков ей в диван бог знает сколько успел насовать… Потом взял да уехал в Москву — поступать в институт. После армии меня ведь везде с распростертыми объятиями ждали. Существенно укрепил здоровье и потенцию, а потом и женился. Моя же первая любовь переехала с супругом куда-то на Дальний восток, адреса не оставила… Кто знает, наверное, мои катушки в ихнем диване до сих пор натыканы…

— А ты пойди, погляди! — подстрекала меня Агния-свекровь. — Этот диван казенный, школьный, после них новым хозяевам достался. Когда любишь, каждый чирик поцелуешь. «Грёзы любви-и-и!..» — Ернически затянула она.

— Нет и нет, — твердо сказала я, — меня это абсолютно не интересует!

Но все-таки пошла. Дело в том, что меня интересовал не столько диван, набитый дурацкими катушками, сколько сам дом, его атмосфера и аура. Мне хотелось понять, проникнуть в тайну его первой любви, к несчастью, так и не разгаданную мной. Если бы в свое время я разгадала ее, может быть, всё пошло бы иначе. Может быть, и сейчас еще не поздно?.. Я остановилась перед домом с гераньками на окнах и петушком на крыше.

Нет, я заклялась делать ту же ошибку: путать реальность с литературой, а жизнь с поэзией. Поэтому прежде всего одернула себя, напомнила, что это не мог быть тот самый дом. Что гораздо важнее, меня осенила догадка: этот домишко был потрясающе похож на ту хибарку, которую в пику тестю, моему отцу, муж купил в степной деревеньке, перестроил, чтобы основать там собственное «родовое гнездо» — нашим детям, внукам и правнукам. Вот, значит, что бессознательно им двигало!..

Слезы навернулись мне на глаза, а сердце больно защемило. Еще бы: ведь усевшись на крылечке этого дома, я мечтала дождаться возвращения моего любимого мужчины и супруга. Чтобы светило солнышко, в доме все полы были выскоблены, вымыты, а на столе, застеленном новой клеенкой, приготовлены порезанная крупными кусками селедочка пожирнее, с молоками, дольки луковицы, дымилась картошечка, а также стояла бутылка (нет, не мексиканской текилы!) простой русской водки…

Но осенний утренний туман был густым и едким. Небо нависало всё ниже. Скорее всего, теплое солнышко было лишь красивой, несуществующей сказкой, как красивые, но несуществующие боги в древнегреческой мифологии. Да и сам наш милый домик безнадежно канул в холодно-ртутной мути.

Агния догнала меня только на перекрестье двух проселочных дорог. На этот раз в ней было что-то от учительницы, первой любви мужа. Я сделала жест ладонью, как протирают глаза. Позади быльем поросшее прошлое. Впереди окутанное неясной дымкой будущее. Как советовал Стива, я максимально сосредоточилась и постаралась вернуться к своему первоначальному естеству. Иначе познание Истины было невозможно. Теперь, остановившись на перекрестке (несомненная символичность происходящего), я реально ощутила ответственность за свои дальнейшие решения. Две женщины взялись за руки. Опасный союз. Наши судьбы никак не пересекались. Ее внешнее сходство с первой любовью моего мужа было, конечно же, мнимым. Ее интересовал исключительно Стива. Впрочем, если бы она и оказалась первой любовью мужа, то я заранее отказывалась за него бороться, признавая за ней исключительное право владеть и распоряжаться тем, кто так любил ее, тем, кого именно она сделала мужчиной. Любовь — это святое. Если мне не суждено быть счастливой, пусть хотя бы эти двое будут счастливы.

— Послушай, — поинтересовалась Агния, — в самом деле, куда подевался Стёпушка? Ведь я его давно ищу!

От ее мрачного тона у меня прошел по коже мороз. Я вспомнила про погреб-зендан и железную цепь. Видно, не зря он так упрашивал, чтобы мы поженились. От такой всего можно ожидать.

К счастью, на этот раз Стива не вышел нам навстречу из туманной рощи. Я была готова поспорить, что он, наоборот, решил скрываться.

— Я его люблю, я за него беспокоюсь, — решительным тоном продолжала Агния. — Только мне известно, какой Стёпушка беспомощный, какие опасные мечты его терзают. Ты только подумай, — зашептала она, склонившись ко мне, словно к своей лучшей подруге, — он встретил какую-то новую женщину. Ему кажется, что эта особа — то, что ему нужно. Якобы опять танцевал с ней на этом сумасшедшем бал-маскараде, и она даже дала ему ниточку, дала надежду на новую встречу. И уж строит планы, подходы…

— Кто же она?

— О, конечно, выпорхнула оттуда — из-за кремлевских стен, спустилась к нему прямо с небес! Ни больше, ни меньше, как императорских или королевских кровей. Президенты, олигархи, банкиры, генералиссимусы — лучшие ее друзья. Неудивительно, что он совершенно потерял голову. Уже видит ее своей новой, всесильной покровительницей. Глупый мальчишка, не замечает, что и теперь ведет себя, как примитивный альфонсишка. Просто умом тронулся. Выпрашивает у меня денег на клубы, надеется еще раз с ней пересечься. Я его хозяйка, любовница, подруга, а он ведет себя так, словно я его усыновила, словно я его мамочка. А ведь я вовсе не его мамочка. По крайней мере, не в этом смысле… — Агния усмехнулась — Ты меня понимаешь?

— Кажется, да, — кивнула я.

— А ты знаешь, кто его мамочка? — вдруг спросила она, страшно прищурив глаза.

— Кто? — испуганно пробормотала я.

— Да ты ведь с ней была знакома! — как безумная расхохоталась Агния. — Ты ее, мою любимую подругу, лесбиянку, нимфоманку, извращенку, скотоложницу, кровосмесительницу, еще в больнице с «самоваром» навещала!

— Ты хочешь сказать, что покойная Мася — его мать?! — в страхе прошептала я.

— Ну, сам-то он ее и за мать не считал. Больше того, смертельно ненавидел. У них были ужасные отношения. Он ей при всех в лицо бросал: «Ты мне не мать, а б…. Ты с младенчества меня испортила. Тебя убить мало!..» Она от него шарахалась. Больше своей болезни боялась, как бы родной сынок не пробрался к ней в больницу и не перерезал горло … Ах, бедная моя Мася действительно была великая грешница! Впрочем, как все мы. Об этом он тебе, постороннему человеку, конечно никогда не расскажет, не признается. А я ему — самая близкая женщина…

Как ни странно, но, узнав тайну Стивы, я ощутила к нему лишь безграничную жалость. Я представила, как он, несчастный, неприкаянный, дергаясь во сне, как обреченный на смерть ягненок, спит там, где я его оставила — в холодном тумане на груде валежника, затаившись среди пышных зарослей отцветающего Иван-чая.

— В общем, он без меня — беспомощный дурачок, юродивый, воображающий себя великим ученым, гением. Даже мои бандиты считают его ничтожным шизиком. Еще бы, при такой мамочке. Удивляются, что я вообще с ним нянчусь. Одно мое слово, и они его живого на куски порвут.

— А может быть, вопреки всем несчастьям и трудностям, из него действительно выйдет большой ученый? — в отчаянии воскликнула я. — Ему лишь нужна поддержка, чтобы проявить себя. Как всей нашей науке. И не только науке. Искусству. Литературе… Если бы ты знала, как без такой поддержки мучился и страдал мой муж!

— Ты ведь знаешь, где он, — горячо зашептала она мне на ухо. — Ты мне скажешь? Скажешь?

Это было произнесено в такой странный, двусмысленный момент, что я испугалась еще больше. Оттого, что она застала меня врасплох. Оттого, что я растерялась и не понимала, о ком она у меня допытывается — не то о Стиве, не то о моем муже… А точнее, я почти не сомневалась, кто ей нужен. Краем глаза косясь на нее, я видела, что она определенно напоминает нынешнюю подругу и любовницу мужа. Она подавляла меня своим черным взглядом. Где-то в глубине сознания мелькнула спасительная мысль: ничего страшного не случится, если я расскажу ей, где искать Стиву. Кто знает, может быть, окажется, что они действительно созданы друг для друга. Агния любит его, помогает деньгами, желает добра. Она поможет ему сделаться нормальным мужчиной. По сравнению со мной, у нее куда больше возможностей обеспечить ему прекрасные условия для работы и творчества. Может быть, они создадут семью. Может быть, он сам не понимает своего счастья.

В крайнем случае, она просто в нем разочаруется, и они расстанутся друзьями…

— Если ты пойдешь по этой тропинке, — немеющими губами выговорила я, — то найдешь его в ближайшей роще среди отцветающих, но все еще чудесных цветов Иван-чая…

Мы расстались. Я развернулась и, не оглядываясь, отправилась назад.

У меня в голове вертелись обрывки мыслей — о том, что всё, что я делала, я делала из самых добрых побуждений. Если я лучше него знаю, что ему нужно, я просто была обязана решить за него.

Вспомнились мудрые рассуждения господина N., который полагал, что поступать «по-христиански» — не значит отстраняться от всякого решительно поступка, а наоборот — значит уметь брать на себя ответственность. Вплоть до парадоксальной крайности: ради спасения чужой души, поступиться своей собственной.

Но, с другой стороны, не на этом ли держится философия всякого мерзкого лицемерия и предательства, вплоть до убийства? Не так ли рассуждал Иуда?..

Я всматривалась в туман. Не зря говорят: надежда умирает последней. Почти на ощупь я отыскала свое крылечко и уселась на ступеньки, прислонившись плечом к перилам. Я видела лишь очертания крыльца. По причине тумана казалось, что, кроме крыльца, вообще ничего нет. Я решила не двигаться с места, пока что-нибудь не произойдет.

Усталость, бессонная ночь, взяли свое. Едва я закрыла глаза, как тут же провалилась в сон. Мое сердце радостно заколотилось. По крайней мере хотя бы во сне я ощутила, как меня пронизывают горячие солнечные лучи. Я оглянулась вокруг и с удовольствием обнаружила, что нахожусь в деревне. В той самой, которую так любил муж, где так славно потягивало навозцем и парным молочком… К сожалению, на этом приятная часть сна закончилась, и началась неприятная. Я узнала, что муж и в самом деле, недавно приехал сюда, чтобы побыть в одиночестве, собраться с мыслями, поработать над книгой. Два дня он нюхал родные запахи, угощал соседей-мужиков водкой, надрался сам, завел с местными бесконечно-глубокомысленный разговор о коммунизме и христианской идее, а на третий день у него вышла драка с пьяными философами и деревенские пырнули его ножиком в живот. Абсолютная патриархальность: ни обычного телефона, ни мобильного. Кое-как отвезли на телеге в ближайший городишко в местную больничку, но был поздний вечер, больничка оказалась на замке, а местный доктор тоже валялся неизвестно где пьяный. Временно раненого поместили в полуподвальную пристройку-мертвецкую и, за неимением коек, уложили на один из двух столов. На соседнем столе лежало нагое тело какой-то старушки, которую местный санитар добросовестно прихорашивал для завтрашних похорон. Сначала санитар и раненый вели осмысленный разговор на ту же важную философскую тему, но к утру раненому, который периодически пытался поправить поврежденные внутренности, сделалось гораздо хуже, он стал кричать, потом впал в забытье и через два часа скончался…

Тогда я проснулась. Меня по-прежнему окружала сизая муть.

Я стала кружить по смирной, чахлой местности. Как голодную волчицу, меня тянуло к невидимому в тумане жилью, где можно было хоть чем-нибудь поживиться, и в то же время враждебные запахи заставляли настороженно принюхиваться, шерсть становилась дыбом, обнажались желтые клыки.

До чуткого волчьего уха доносились обрывки разговоров людей — то ли живых голосов, то ли звучащие из радиоприемников или телевизоров. Бессмысленные звуки заполняли пустое пространство. Волчица воспринимала их в виде совершенной невнятицы, только на эмоциональном уровне.

Вполне возможно, это были обрывки слухов. Например, о том, что в местных рощах всё чаще обнаруживают неопознанные трупы, кое-как закиданные валежником. В пышных зарослях Иван-чая. Может, месть. Может, ревность. Может, передел собственности. Собственно, и опознавать, как правило, бывает нечего. Кости, клочки ткани, изъеденные кислотой. Ничего индивидуального. Проведение генетических экспертиз всё еще чересчур дорогое удовольствие.

Можно сказать, я в очередной раз проснулась и попыталась восстановить связи. Какое пробуждение считать истинным, а какое ложным? Пожалуй, это уже не имело значения.

Нет-нет, я ни на минуту не забывала, что все мы находимся под воздействием необычайно сильного реального наркотика. Реальность как наркотик. Этот тезис был похож на кончик Истины, который торчит, словно кончик платка из сумочки.

Солнце по-прежнему не всходило…

Так бывает: прекрасно знаешь, что твое подозрение насквозь ложное и даже глупое, а все равно продолжаешь задыхаться в нем, как в единственной реальности. В данном случае, я серьезно подозревала, что сизая муть окончательно поглотила мир. Ночь прошла, а утро не наступит никогда.

Я сидела на крылечке, привалившись плечом к перилам.

Но что я должна была почувствовать, когда из мути показался мой давешний безлицый и жуткий избранник — Никто. Я обмерла от страха, а он поднялся по ступенькам и, не останавливаясь, медленно прошествовал мимо меня, устремив невидящий взгляд в никуда.

Я ждала, пока он не исчез в дверном проеме, а потом, словно загипнотизированная, продолжая обмирать от ужаса, я поднялась вслед за ним по ступенькам. По логике я должна была оказаться в избе, в комнате. Но никакой комнаты внутри не было. Точнее, в этот момент я уже не могла определить, где я нахожусь — внутри или снаружи. Что же касается моего безлицего Никто — теперь он смотрел на меня отовсюду. А мне, чтобы увидеть его, нужно было заглянуть в собственную душу.

Я присела на корточки. Такое кровотечение зловещий симптом. Как больно! Я обнюхала место. А затем побежала. Пробегу немного, посижу — оглянусь вокруг. Пробегу, присяду — снова оглянусь. Повсюду пусто. Как-то тускло, серо. Пустое поле, вроде степи. Вечное пространство-поле. Бесконечно пустое и плоское. Мне бежать по нему вечно.

...

Дата добавления: 2015-09-04