По методике семантического дифференциала 2 страница

требностей ребенка, ограждают его от каких-либо забот, уси­лий и трудностей, принимая их на себя.

По сути, диктат и опека родителей — явления одного по­рядка. Различия в форме, а не в существе. Разумеется, диктат предполагает насилие, приказ, жесткий авторитаризм, а опека — заботу, ограждение от трудностей, ласковое участие. Однако результат во многом совпадает: у детей отсутствуют самосто-; ятельность, инициатива, они так или иначе отстранены от ре­шения вопросов, лично их касающихся, а тем более общих про­блем семьи.

Возникающий еще в раннем детстве импульс «я сам» ус-| тупает место вялому безразличию («пусть мама или папа сде-I лают, решат, помогут»). Иногда возможен «диктат снизу» — I деспотизм ребенка как оборотная сторона чрезмерной опеки, I утверждающей его в позиции маленького «божка». Однако I опека вовсе не обязательно порождает крайности деспотиче-I ского поведения детей. Если родители не теряют чувства соб-| ственного достоинства и умеют заставить себя уважать, этого & может и не быть. Однако и в этом случае негативные послед-| ствия опеки как тактики семейного воспитания обязательно Г скажутся. Вопрос об активном формировании личности ребен-Ц ка отходит на второй план. В центре воспитательных действий 1 оказывается другая проблема — удовлетворение потребностей I ребенка и ограждение его от трудностей. Опека как воспита-I тельная тактика — откровенный враг трудового воспитания, i потому что опекаемого прежде всего ограждают от усилий и I ответственности.

Родители, которые постоянно озабочены тем, чтобы их ре- Jt бенка не коснулись какие-либо житейские трудности, берут на' I себя бесперспективный труд дублирования всего, что положе-1 но делать именно ему, а не кому-либо иному. Они, по суще-I ству, блокируют процесс серьезной подготовки своих детей |, к столкновению с реальностью за порогом родного дома, ока-I зывая им, в конечном счете, дурную услугу. Именно поэтому | дети, сформированные в условиях атмосферы опеки, оказы-| ваются самыми неприспособленными, субъективно и объек-| тивно неблагополучными, не способными к личной и коллек-I тивной ответственности.

138 Раздел III. Межличностное взаимодействие

Вместе с тем по данным психологических наблюдений имен­но эта категория подростков дает наибольшее число срывов в переходном возрасте. Как раз эти дети, которым, казалось бы, и жаловаться не на что, начинают восставать против чрез­мерной родительской опеки.

Как свидетельствуют данные возрастной психологии, цен­тральным новообразованием в подростковом возрасте стано­вится формирующееся в условиях усиления процесса инди­видуализации «чувство взрослости», стремление если не быть, то, во всяком случае, считаться взрослым. Возникающая жизнен­ная позиция подростка, который всячески стремится утвер­дить свою независимость, вступает в противоречие с повсед­невной опекой, и это становится почвой, порождающей конф­ликты и протест. Бунт против навязчивой опеки отца и матери по своим последствиям мало чем отличается от борьбы про­тив родительского жесткого диктата. Форма протеста может быть разной — от холодной вежливости, отстранения и отчуж­дения до грубого, безжалостного отпора. Она зависит от ин­дивидуальных особенностей личности подростка и характера реакции родителей на складывающуюся ситуацию.

Подобный конфликт не возникает в семьях, ^!где, не отказы­ваясь от контроля, без которого немыслимо воспитание чело­века, родители сводят опеку до разумного минимума еще с раннего детства ребенка. Удерживая «стратегические высо­ты» семейной педагогики, а именно контролируя соблюдение норм морали, заботясь, чтобы ребенок не рос/иждивенцем, включался в посильную для него трудовую деятельность, что­бы он выполнял свой общественный долг, хорошо учился в школе, родители вместе с тем предоставляют ему максималь­ную самостоятельность в решении постоянно возникающих тактических задач, вмешиваясь лишь тогда, когда не вмешать­ся невозможно, а не по каждому поводу и случаю.

Система межличностных отношений в семье, строящаяся на признании возможности и даже целесообразности незави­симого сосуществования взрослых и детей, может порождать­ся тактикой невмешательства. При этом предполагается, что могут сосуществовать два мира: взрослые и дети, и ни тем ни другим не следует переходить намеченную таким образом де­маркационную линию.

Л. В. Петровский. Трехфакторная модель значимого другого 139

Обособленность миров детей и взрослых нередко букваль­но декларируется: пусть ребенок растет самостоятельным, независимым, раскованным, свободным. Чаще всего этот тип взаимоотношений имеет основанием пассивность родителей как воспитателей, уклоняющихся от активного вмешательства в жизнь и судьбу ребенка или подростка, предпочитая ком­фортное и не требующее душевных затрат сосуществование с ним. Однако став на путь формирования индивидуалиста, ро­дители пожинают и плоды индивидуализма. Тогда семья как центр притяжения, как своего рода эмоциональный магнит, как семейный очаг для ребенка не существует. Жизнь родных, I их радости и невзгоды оказываются закрытыми для него. Но при этом рано или поздно наступает критический момент — беда, болезнь, трудности, — когда от него потребуют и участия, Е и включения в общесемейные проблемы. Убедившись в его I неспособности ко всему этому, родители сетуют по поводу не-| состоятельности юноши как сына, девушки как дочери. Меж-I ду тем в этом случае им необходимо отдавать себе отчет в том, I что это несостоятельность сложившейся системы семейных | отношений.

Четвертый тип взаимоотношений в семье, выступающий как предпосылка и результат принятой в ней тактики воспи­тания, — сотрудничество. С отрудничество предполагает опо-средствованность межличностных отношений в семье общи­ми целями и задачами совместной деятельности, ее организа-; цией и высокими нравственными ценностями.

Именно в ситуации сотрудничества преодолевается эгоис­тический индивидуализм ребенка. Семья, где ведущим типом взаимоотношений является сотрудничество, обретает особое ^качество, становится группой высокого уровня развития — ^коллективом. Сотрудничество — это способ организации свя- \ зей и взаимодействия старшего и младшего поколений в се-

|

мье, который для осуществления целей нравственно оправ­данного воспитания является оптимальным в противополож­ность диктату, опеке и невмешательству. Понимание сотрудничества как тактики воспитания не сво­дится к ориентировке лишь на участие детей в домашнем тру-. Де (посильная уборка, закупка продуктов, мытье посуды, уход

в ■

140 Раздел III. Межличностное взаимодействие

за младшими братьями и сестрами и т. п.), хотя это и суще ственная сторона совместной деятельности взрослых и детей. Значение ее необычайно возрастает в сельской местности, где дети сплошь и рядом надежные и ответственные помощники родителей во многих видах трудовой деятельности. Но суще­ственна и другая сторона сотрудничества поколений в семье.

Общество предъявляет высокие требования к каждому его члену — и к взрослому, и к ребенку. Этот набор требований зафиксирован в социальных и производственных нормах, пра­вилах поведения, нравственных критериях и т. д. Социальная оценка человека.— независимо от его возраста — определяется тем, насколько он этим критериям, правилам и нормам соот­ветствует, эти обязательства выполняет. И здесь открывается еще один аспект сотрудничества детей и родителей — «соуча-ствование» (или коллективистская идентификация).

Великий русский мыслитель и революционер А. Н. Ради­щев, говоря о человеческих достоинствах, подчеркивал: «...че­ловек паче всех есть существо соучаствующее». «Соучаство-вание» — эмоциональное действенное включение в дела дру­гого человека, активная помощь, сочувствие, сопереживание — цементирует взаимосвязь поколений в семье, не оставляет ме­ста равнодушию, черствости, эгоизму. Отзывчивость при бе­дах и затруднениях, стремление немедленно откликнуться — форма проявления «соучаствования» и свидетельство готов­ности к сотрудничеству и поддержке. Гармония семейных от­ношений предполагает взаимность в проявлении соучаствова­ния. Конечно, родители, предлагая сотрудничество и поддерж­ку в делах ребенку (помогая ему учиться, обучая трудовым и спортивным навыкам, входя в его обстоятельства и т. п.), об­наруживают «соучаствование». Вместе с тем необходимо.спе-

¹ Жизнь взрослого человека изобилует сложными, трудными, иногда дра­матическими ситуациями. Для того чтобы повысить сплоченность семьи, нельзя ограждать подростка и даже ребенка младшего возраста от горес­тей и радостей взрослого человека. Необходимо сделать его не только сви­детелем преодоления трудностей, но и прямым соучастником этого про­цесса, причем идти на это надо как можно раньше, давая доступные (с учетом возраста) разъяснения. Если в семье возникла тревожная ситуация (на­пример, отцу предстоит подвергнуться серьезной хирургической опера­ции), зачастую возникает вопрос: должен ли сын знать о мере опасности, не травмирует ли это его. Безусловно — должен знать. Следует найти не-

А. В. Петровский. Трехфакторная модель значимого другого 14i

циально выделить задачу формирования ответного «соуча­ствования» ребенка¹.

Семья, три-четыре человека, соединенные родственными связями, могут стать, а могут и не стать семейным коллекти­вом в зависимости от того, какой характер приобретут меж­личностные отношения. Будет ли это диктат, опека или без­различное сосуществование или же, напротив, сотрудниче­ство, порождающее «соучаствование», которое в равной мере предполагает отказ от альтруистического всепрощения и жерт­венности и от эгоистического потребительского отношения к ребенку. При этом имеется в виду действенная забота о де­тях, об их благе и в то же время предъявление им требований, которые родители предъявляли бы себе, находясь на их месте. Исходить из единой нравственной нормы (к себе как к друго-I му, к другому как к себе) и дома, и на работе, — вот тип отно­шений, который в наибольшей степени отвечает истинной гу­манности и общечеловеческим нравственным ценностям.

Как же проявляет себя «значимый другой» (взрослый или ребенок) при реализации каждой из описанных тактик вос­питания?

В условиях преимущественного использования в семье так­тики диктата дети в глазах взрослого обретают, как это и мож­но было ожидать, ряд негативных черт. Даже еслис их сторо­ны нет прямого и последовательного сопротивления (а веро­ятность последнего весьма велика), деспотизм родителей не может не встретить те или иные формы скрытого недоволь­ства и протеста, а следовательно порождает встреч'ную нега­тивную эмоциональную реакцию («Щенок, а позволяет себе огрызаться!»). Референтным ребенок для взрослых в этом слу­чае не только не может быть, но и, напротив, вызывает прямо противоположное отношение («Ах, это твое мнение? Забудь о нем! Будет как раз все наоборот!»). То же самое можно сказать

обходимые слова, не запугивать, не сгущать краски, обязательно поделить­ся надеждами на благополучный исход, но ни в коем случае не оставлять его в неведении. Ребенок будет волноваться, окажется огорчен, но это не ■ должно останавливать — он член семьи, со всеми правами и обязанностями. Совместные переживания, радости, горе, надежды, мечты — все это силь­но сплачивает семью, укрепляет ее основы. Таким образом завязывается «соучаствование», без которого немыслимо сотрудничество поколений.

142 Раздел III. Межличностное взаимодействие

о статусе. В качестве бесправного объекта воспитательных действий директивного толка ребенок имеет нулевой статус, а в каких-то случаях уровень признания его прав находится даже ниже уровня нулевой отметки. Графически можно пред­ставить «значимость» ребенка для авторитарного сторонника жестких способов достижения воспитательных целей следую­щим образом (рис. 3.2).

Как же выглядят в глазах ребенка деспотичные взрослые? То, что они значимы, это бесспорно. Но что представляет со­бой их значимость, каковы ее составляющие? Можно ли рас­считывать на высокие показатели аттракции деспота в оценке угнетенных и подавляемых? Очевидно, нет! Между тем ста­тус его высок, права и власть непререкаемо велики. В то же время референтность (а это, напомним, не ролевая, а личност­ная характеристика), будучи отделена от властных полномо­чий, может быть весьма незначительной. Выйдя даже на ко­роткое время из поля зрения деспотически подавляющих отца или матери, подросток при решении многих жизненно важных проблем будет ориентироваться на эталоны и позиции сверст­ников и поступать заведомо вопреки насильственно внедряв­шимся в его сознание и поведение принципам и правилам. Построим вероятностную модель родителя как «значимого другого», придерживающегося тактики диктата (рис. 3.3).

Рис. 3.2. Отраженная субъектность ребенка (в условиях диктата) Z — ребенок как «значимый другой» для взрослого

Тактика опеки, применяемая в воспитании, оставляя ре­бенка значимым для взрослых, прежде всего предполагает его

А. В. Петровский. Трехфакторная модель значимого другого 143

несомненную аттракцию для них. Однако при этом равно ве­роятным представляется как его высокий статус (дитя — ку­мир, самовластно и капризно командующий взрослыми), так и низкий («Он же несмышленыш, его еще за ручку водить надо!»). Что касается параметра референтности, то ее наличие в ситуации опеки более чем сомнительно. Коль скоро взрос­лые (родители, воспитатели вообще) берут на себя решение всех затрагивающих его проблем, то, естественно, они не нуж­даются в обращении к его личностной позиции. Исключение, казалось бы, составляет случай, когда ребенок находится в положении маленького семейного тирана. Но и тогда мы не можем говорить о его референтности. Это скорее авторитет вла­сти, нежели власть авторитета. Таким образом, построим две возможные модели (I и II) ребенка как «значимого другого» для опекающего его взрослого. На этот раз модель не будет расположена в трехмерном пространстве (рис. 3.4).

Рис. 3.3. Отраженная субъектность взрослого (в условиях диктата) Z — взрослый как «значимый другой» для ребенка

Каковы же особенности значимости взрослого в семье, где принята тактика опеки? Статус его, очевидно, достаточно вы­сок, поскольку именно он определяет характер взаимодей­ствия с младшими членами семьи (исключение составляют семьи, в которых властвует маленький деспот). О реальной референтности взрослого для детей судить весьма трудно, по­скольку очень возможно, что, выйдя из-под опеки (надолго или временно), они, может быть, не станут видеть окружающее и самих себя, действовать, ориентируясь на его позицию и точку

144 Раздел III. Межличностное взаимодействие

зрения. И здесь авторитет власти превалирует над властью авто­ритета. Третий параметр — аттракция — не может быть по своему знаку (плюс или минус) однозначно охарактеризован. Представляется относительно равно вероятным как существо­вание эмоциональной привлекательности взрослых (они ба­луют ребенка, избавляют его от забот и неприятностей, и по­тому их любят), так и отсутствие их аттракции («У меня попе­рек горла стоит эта забота! Шагу не дают ступить! Они скоро за меня в туалет будут ходить!»). Впрочем, возможно, статис­тика даст преимущество первому варианту, что мы попыта­лись передать графически. Опять-таки приходится строить для этого типа значимости взрослого две вероятностные мо­дели (I и II) в двухмерном пространстве (рис, 3.5).

Рис. 3.4. Отраженная субъектность ребенка (ситуация опеки)

В условиях построения педагогического взаимодействия как сотрудничества, где опосредствующим звеном межличност­ных отношений являются совместная деятельность, общие интересы семьи и связанное с этим общение, следует с боль­шой вероятностью ожидать прежде всего взаимной референт­ное™ и аттракции, хотя было бы преувеличением говорить о равновеликих показателях для взрослых и младших членов семьи. Это относится и к характеристике статусов. В связи с тем, что освоение окружающего мира осуществляется ребен­ком при посредничестве взрослых людей, которые организуют и направляют его деятельность и общение, ведущим фактором развития личности оказывается деятельностно-опосредство-ванный тип взаимоотношений со взрослыми. Референтность представителей старшего поколения, как и их статус, выше,

А. В. Петровский. Трехфакторпая модель значимого другого 145

чем референтность и статус ребенка. Что касается аттракции, то она при этом типе взаимоотношений является взаимно по­ложительной. Вместе с тем следует подчеркнуть динамичность и изменчивость этих взаимоотношений, их зависимость от воз­раста и успешности совместной деятельности, активности при включенности в семейные проблемы. Референтность и статус

- подростка существенно выше, чем у младшего школьника, а \ тем более дошкольника (очевидно, при равных показателях

- аттракции). Весьма вероятно и аналогичное изменение рефе-, рентности и статуса взрослых, выражающееся в некотором I снижении их индексов по мере взросления подростка (это I подтверждается экспериментально), а также в случаях ослаб-■ления внутрисемейного сотрудничества. Поэтому здесь це-I лесообразно построить четыре вероятностные модели «значи-Гмого другого» с учетом возрастных различий (рис. 3.6 и 3.7).

Оптимальный вариант тактики сотрудничества (при постро-I ении педагогического взаимодействия по Ш. А. Амонашвили)! предполагает повышение статуса и референтное™ воспитан­ника, не сопровождающееся снижением этих показателей у I педагога. Тогда у первого образуется зона ближайшего разви-| тия личности, определяющая и реализующая перспективные I линии педагогического процесса.

Рис. 3.5. Отраженная субъектность взрослого (ситуация опеки)

Вполне понятно, что нельзя построить вероятностную мо-[ дель, характеризующую взаимную значимость старших и млад-[ ших членов семьи, при осуществлении в ней тактики невме-j; шательства, даже если она носит характер мирного сосуще­ствования. Попытаться измерить и выразить графически статус,

146 Раздел III. Межличностное взаимодействие

аттракцию и референтность, разумеется, можно. Однако при отсутствии совместной деятельности и наличии своеобразной отчужденности членов семьи друг от друга результат здесь будет явно непредсказуемым. Он выступит не как следствие внутрисемейного взаимодействия, а как последействие каких-то внешних по отношению к семье влияний и обстоятельств.

Проблема «значимого другого» — это во многом ядро кон­цепции персонализации: продолжить себя, каким-то образом транслировать себя другому, что и означает быть для него так или иначе значимым.

Какие основные выводы необходимо сделать? Нам пред­ставляется, что предложенная трехфакторная модель лично­сти «значимого другого» позволяет ответить на некоторые тео­ретические вопросы, связанные с дальнейшим развитием кон­цепции отраженной субъектности.

Как известно, развиваемое нами представление о наличии в структуре личности интраиндивидных и метаиндивидных со­ставляющих дает общее представление о происхождении и сущ­ности метаиндивидных репрезентаций личности, предлагает ме­тод их выявления (метод отраженной субъектности; его эффек­тивность подтверждается на значительном экспериментальном материале), но до настоящего времени не прояснилось само внут­реннее строение метаиндивидности в личности человека.

Рис. 3.6. Значимый взрослый для ребенка (I) и подростка (II) в ситуации сотрудничества

В существовавших до нынешнего времени описаниях лич­ности интраиндивидные и метаиндивидные проявления все­гда были «свалены в одну кучу». Тревожность соседствовала с добротой, авторитетность с децентрацией, высокий коэффи-

А. В. Петровский. Трехфакторная модель значимого другого 14

-------------------------- '---------------------------------------------------------------

| Рис. 3.7. Отраженная субъектность ребенка (I) и подростка (II) в ситуации сотрудничества

циент интеллекта с умом и т. д. Казалось бы, все эти характе ристики личности — явления одного ряда. Между тем это да леко не так. Высокий IQ —это исключительно интраиндивидна. характеристика человека, между тем оценка его как умноп; или глупого складывается в метаиндивидном пространств! I в результате его персонализации. Для одних он будет челове I ком «величайшего ума», а для других неприспособленный I к жизни чудаком и, возможно, даже глупцом или простаком i Насколько разработаны принципы анализа внутренней струк-I туры интраиндивидных проявлений (к примеру, участие ло-I куса контроля и наличие ситуативной тревожности в структуре феномена ответственности), настолько пока оставались в тени I основания анализа метаиндивидной аттрибуции. «Уважае-I мый человек» — это, бесспорно, метаиндивидная представлен-I ность личности в тех людях, которые проявляют к нему ува- щ жение. Но остается невыясненным, за что его уважают. За вы-I сокий пост, который он занимает, покровительствуя тем, кто Оплатит ему уважением? За страх, который он внушил, или за ■неизменную доброту? Или за то, что он всегда может дать доб-^; рый совет? Этими вопросами мы высветили некие вероятные ■факторы, детерминирующие отраженную субъектность этого [человека, его личностную значимость, которая прослеживается вва обобщенной и многозначной характеристикой «уважаемый I человек». Мы видим за понятием «значимый другой» только I три описанных выше ортогонально расположенных фактора: власть авторитета, авторитет власти и аттракция. Все это при по-рярности положительного и отрицательного векторов. Предлага-

148 ____________ Раздел HI. Межличностное взаимодейств ие

емая гипотеза нуждается, разумеется, в дальнейшей проверке. Первая публикация, где формулировался общий подход к этой проблеме и была описана трехфакторная модель «значимого дру­гого», относится к началу 1988 г.

Пока справедливость нашего предположения получает под­тверждение лишь при опоре на житейский опыт каждого из нас.'Привлекательность субъекта может быть утрачена, но тем не менее авторитетность остается и властные полномочия со­храняются. Возможно и такое: случай показал, что авторитет­ность человека была совершенно необоснованна и даже ин­формацию, получаемую от него, надо брать под сомнение, но он остается начальником и притом добродушным и даже благо­желательным человеком («милый лжец» в руководящем кресле). Наконец, общеизвестны (а в наше время размаха реконструк­тивных процессов даже более чем вероятны) случаи, когда че­ловек утрачивает положение власти, сохраняя аттракцию и референтность; бывает и наоборот: некто неожиданно приоб­ретает эти, казалось бы, личностные атрибуты, получив высо­кий пост. Жизнь предлагает ближайшему окружению такого «падшего ангела» или же другого, неожиданно вознесенного «на вь!соту», своего рода тест на лицемерие. Есть основания на­деяться, что в будущем нам удастся смоделировать подобную ситуацию и, таким образом, заложить основы для соответству­ющих диагностических процедур.;

Е. В. Сидоренко

ЛИЧНОСТНОЕ ВЛИЯНИЕ

И ПРОТИВОСТОЯНИЕ ЧУЖОМУ

ВЛИЯНИЮ¹

Проблема индивидуального психологического влияния осо­бенно актуальна именно теперь, когда отношения людей даже в деловой обстановке уже не столь формально регламентиро-

¹ Психологические проблемы самореализации личности / Под ред. А: А. КрЫ' лова, Д-.А. Коростылевой. - СПб.: Изд-во СПбГУ, 1997. - С. 123-142.

I

I Е. В. Сидоренко. Личностное влияние и противостояние... 149

ваны. Каждый человек становится мишенью влияния множе-

I ства других людей, ранее не имевших возможности на кого-

L либо влиять вследствие отсутствия у них соответствующего

[ статуса и полномочий. С другой стороны, расширились воз-

|

можности не только влияния, но и противостояния чужому влиянию, поэтому успех влияния стал в гораздо большей сте­пени зависеть от индивидуальных психологических возмож­ностей тех, кто влияет, и тех, кто испытывает влияние. Как показывает опыт практической работы, и прежде все­го группового психологического тренинга, для многих людей становится привычно безнадежным мучением поиск психо­логически корректных способов воздействия на других лю­дей — будь то собственные дети, родители, подчиненные, на­чальники, деловые партнеры и т. п. Характерно, что для боль­шинства актуальной проблемой является не столько то, как влиять на других людей, сколько то, как противостоять их влиянию. Субъективно гораздо большее психологическое стра­дание вызывает ощущение безнадежности собственных по­пыток преодолеть чужое влияние или отстраниться от него психологически оправданным образом. Собственная неспо­собность влиять на других людей переживается гораздо ме­нее остро. Иными словами, большинству людей кажется, что методами влияния они владеют в достаточной для них степе­ни, а вот методами противостояния чужому влиянию — явно ре в достаточной. Между тем методы влияния, осознанно или неосознанно, используемые участниками группового тренинга, также дале­ко не всегда являются оправданными с морально-этической "точки зрения, психологически безошибочными и эффектив­ными. Трудности усугубляются еще и тем, что эти три харак­теристики относительно независимы друг от друга и могут '. встречаться в разных сочетаниях. Влияние может быть «не­праведным» с морально-этической точки зрения, но в то же Ьремя весьма искусным и сиюминутно эффективным, как, на­пример, манипуляция. С другой стороны, оно может быть «лра-Ёедным», но совершенно безграмотно, с психологической точ- ЩА зрения, построенным и неэффективным.

204 Раздел IV. Социальная психология группы

к отдельным членам группы. С одними пионерами Виктор А-в беседовал, обсуждал, другим приказывал и указывал. По срав­нению с лидерством Саши Т-на «надзирательские» акции и контроль Виктора А-ва в целом были более приемлемы, все-сторонни, хотя жестоки и прямолинейны. Вскоре влияние на группу полностью перешло в руки Виктора А-ва. Так, в усло­виях двух различных групповых задач возникли две совер­шенно различные внешние картины лидерства.

Результаты социометрических измерений. Как в первом, так и во втором случае социометрические показатели засвиде­тельствовали наличие напряженности во взаимоотношениях и большой удельный вес отрицательных выборов. В первом случае индекс социометрической связности группы по перво­му критерию был равен 0,9±3,7 выбора, по второму — 2,9±2,9 выбора; во втором случае по первому критерию он составил 0,15±7,02 выбора, по второму — 1,6±5,5 выбора. Вторая задача несколько снизила степень связности группы (разница, однако, недостоверна), но резко повысила диапазоны возможных по­веденческих образцов. Коррелирование вариационных рядов персональных величин социометрических статусов по первому и второму критериям в первом случае показало отсутствие связи между вертикальной и горизонтальной структурами вза­имоотношений в формальной организации группы (r_{t 2} = 0,13); во втором случае отмечена прямая и сильная связь этих структур (г₁₂ = 0,68).

Принципиальных изменений в общей картине статисти­ческого распределения поведенческих образцов в измерениях не обнаружилось. Отмечено только, что диапазон величин ста­тусов во втором случае особенно растянут по первому крите­рию, что свидетельствует о появлении редких сверхвысоких и сверхнизких величин. Хотя качественный анализ показывает, что структуры первого и второго срезов принципиально раз­личны и даже противоположны (лица, занимавшие позиции звезд и лидеров в первом случае, например Саша Т-н, попали на позиции неиредпочитаемых и даже отвергнутых во втором случае), закон распределения почти не изменился. Следова­тельно, социометрический анализ подкрепляет и дополняет данные наблюдений.

Дата добавления: 2015-09-02