Глава 15. Настя видела море, она слышала его, она чувствовала и ощущала его

Настя видела море, она слышала его, она чувствовала и ощущала его. Его сердце билось волной о берега, вторя пульсу девочки. И кто сказал, что море – не живое? Оно живо, совершенно точно живо. Вот оно, дышит, и никто не скажет иначе.

Ветер здесь совсем не как в городе. Он не треплет волосы, а щекочет за ушами. Не прорывается сквозь многоэтажки, а веет с горизонта. Он ласковый и нежный, он пахнет йодом и солью, морем, миром и солнцем.

Настя стояла на берегу, смотрела вдаль и не видела второго берега, хотя знала, что где-то далеко он все же есть. И, быть может какая-нибудь маленькая девочка на другом берегу смотрит сейчас на море и думает, что оно бесконечно.

Пианист стоял рядом и молчал. Его глубокий вздох заставил Настю открыть глаза. Со скоростью света плыли облака, скрывая за собой тучи взволнованных птиц.

Настя подошла к самой кромке воды, и волна защекотала ей пальцы. Девочка прошлась по берегу, взяла песок в ладони и пустила его по ветру сквозь пальцы. Она улыбнулась. Ей было хорошо здесь, как и говорил Пианист. Ее сердце успокоилось и билось так же ровно, как волны разбиваются о скалистые берега.

Пианист тоже зашел в воду по щиколотку, не снимая сандалий. Он все еще не открыл глаз, а только принюхивался и прислушивался. Место, которое он выбрал, было безлюдно. Поэтому, никакой лишний шум не мешал ему наслаждаться.

Наконец, появились чайки. Настя ждала их. И они, похоже, ждали ее. Они прилетели целой стаей, порхали в небе и отпускались до самой воды, кружились в неистовом приветственном танце, и при этом печальным голосом выкрикивая: «Синяя чайка! Синяя чайка!» Так слышала Настя. И пианист, похоже, тоже. Когда прилетели птицы, он заулыбался по-другому.

И тут девочка подумала: раз не сейчас, то когда? Стараясь говорить тише, она задала очень важный вопрос, который хотела задать очень давно:

- Пианист, почему Синяя чайка?

Он засмеялся и глубоко вздохнул, прежде чем ответить.

- А как ты думаешь, Настя, почему не Синяя чайка? – он внимательно посмотрел на девочку, а та лишь склонила голову на бок. Она поняла, что больше Пианист не скажет ничего.

Оставался один вариант из двух – либо он и правда вложил в это прозвище какой-то тайный смысл, который не хочет выдавать, либо, он так любит чаек, что хочет, что бы одна из них всегда была рядом.

После недолгой молчаливой паузы Пианист сказал:

- Пойдем, Настя. Думаю, пора тебе кое-что показать и кое-что, наконец, объяснить.

Они поднимались вверх по крутому каменистому берегу и спускались по скользким камням. То поднимались куда-то в горы, где было не видно даже море, то спускались к самой кромке воды. Путешествие проходило в полном молчании, ни Настя, ни пианист не сказали ни слова. Море не только успокаивает, но и, будто, отнимает голос. Все мысли о нем, а другое отходит на задний план. И вроде хочется что-то сказать, но говорить не о чем.

Вскоре, Пианист остановился и жестом попросили девочку дальше идти тише. Он крался куда-то к камышам, а Настя осталась стоять на утоптанном морском берегу, где и людей-то, похоже, никогда не было. Пианист достал из холщевой сумки, которая висела у него через плечо, неизвестно откуда взявшийся белый хлеб и протянул его девочке. Та в нерешительности приняла его.

Жестами и губами Пианист показал девочке, что бы она раскрошила хлебный мякиш по берегу, а затем, совсем скрылся в высоких камышах.

Еще секунда – и откуда-то вылетели чайки. Их было очень много. Они подлетели к девочке и стали клевать хлеб. Настя стояла в центре птичьей стаи и боялась даже пошевелиться.

Вблизи кормящиеся чайки показались девочке взбалмошными, глупыми обжорами, и не было в них ни тайны, ни загадки. Настя по-настоящему разочаровалась в них и перестала кормить птиц. Они жестоко боролись за каждую крошку, издавали гортанные звуки и топали лапами, не обращая внимания на девочку.

- Ну, пошли, пошли отсюда, глупые птицы! – Пианист разогнал всех чаек. – А теперь, пойдем, сядем.

И они пошли, но не в ту сторону, откуда прибыли, а в противоположную, где на утоптанном песке не было ни единого следа.

Они сели на землю по-турецки и Пианист начал говорить.

- Ты видела этих птиц. Они глупы, им нужна только еда, а на людей они не обращают внимания, мы им безразличны. Но такие они только на земле. В небе, над морем, когда вода отсвечивает голубым на их белых животах, и они сливаются с морем…нет, тогда чайки другие. Помнишь, я говорил когда-то, что чайки, летящие над морем – прекрасны вдвойне? Я был не прав. Смотри! – голос подала далекая одинокая чайка, - видишь, как она печальна и задумчива? Ты не видишь ее близко, как тех птиц и думаешь, что она прекрасна…Я назвал тебя Синей чайкой, потому что люблю этих птиц всем сердцем, но только там, в небесах. Люблю смотреть на них, люблю слушать их крики. А когда они спускаются на землю, то перестают существовать для меня. Они превращаются в этих тупых и бесполезных животных. Поэтому – Синяя чайка. Птица, летящая над морем в неистовом полете.

***

От моря до гостевого дома, где предстояло жить Насте и Пианисту, было довольно далеко. Их поселок раскинулся на отшибе, поэтому друзьям предстояло идти в гору.

В рядок, словно выросли из-под земли, стояли одинаковые аккуратные домики с выбеленными стенами и малиновой черепичной крышей. Сезон был в самом разгаре, и во многих домиках копошились люди. Был час дня, поэтому в некоторых окнах люди весело беседовали за обедом. Все это Настя разглядела, пока они с Пианистом шли по дороге, выискивая свой дом. Без записанного на бумажку номера дома, с которой постоянно сверялся Пианист, они не нашли бы свой, потому что нужный им, с номером «48», ничем не отличался от десятков предыдущих.

Комната в гостевом доме была маленькой, но очень уютной. Две кровати, устланные белоснежными прошитыми покрывалами, стояли друг напротив друга. Между ними у окна дубовый столик, маленькое окошко, из которого видно всю бесконечную широту моря, было занавешено тонкой тюлью.

Настя выбрала для себя кровать и плюхнулась в нее с разбегу. Пианист закинул чемоданы на верхнюю полку шкафа-купе и ушел куда-то на поиски еды.

Настя осталась в комнате одна. Ее убаюкивал прибой и крик одиноких чаек. Она растворилась в них, как в мягкой перине. Из полусна ее вывел короткий стук. Настя приоткрыла глаза. Через несколько секунд стук повторился, но был уже резче и отчетливее. Девочка поняла, что стучали в окно.

Она осторожно приподнялась и увидела, что за стеклом, пытаясь устоять на скользком карнизе, топталась чайка и смотрела черными глазами-бусинками прямо на Настю. Та встала и подошла к окну, аккуратно постучала пальцем в окно. Птица недовольно взглянула на девочку и отвернулась. Настя усмехнулась, чуть приоткрыла окно и протянула руку. Чайка попятилась, но поскользнулась и, чуть подлетев, осталась на карнизе. Девочка дотронулась до хвоста, провела рукой по гладким, шелковым перьям, но мгновение – и нежная спина птицы ускользнула из-под ее пальцев. Чайка раскрыла широкие крылья и улетела в небеса.

Была ли это посланница из далеких стран, которой предстояло поприветствовать девочку? Или, может, носительница райской человеческой души, заменяющая белых голубей, которые прилетают, что бы успокоить людей, если их умершие родственники попали в рай? А может, просто, чайка искала еды и, не обнаружив ее, улетела? «Нет, - подумала девочка, - не может быть, что все так просто»

Настя провожала белоснежную птицу взглядом до тех пор, пока она не стала точкой и не скрылась за горизонтом. Только теперь девочка увидела, какой вид открывается из маленького окошка гостевого дома. Голубое небо и голубая вода слились в единое целое, и только приглядевшись, можно было различить тонкую линию горизонта и белоснежное облачко вдалеке. Справа Настя увидела горы и пляж. Там было очень много людей, жарившихся на солнце и обливающихся водой. В тот момент девочка подумала, что она стоит на самой высокой горе, на верхушке мира и смотрит на всех - не с высока, а с высоты птичьего полета. И, будто, на мгновение, почувствовала себя белоснежной чайкой.

***

День прошел незаметно быстро. После обеда Настя и Пианист не вылезали из воды, скрываясь там от жгучего солнца, а вечером гуляли босиком по пляжу, звонили маме, папе и Алисе Алексеевне, а потом ужинали пиццей в маленьком пляжном ресторанчике. Без особых происшествий прошла половина дня. Похоже, жизнь дала Насте передохнуть и просто предоставила часы спокойствия и умиротворения, что бы днем позже дать новые приключения? Как бы то ни было, день прошел спокойно и гладко. Это был настоящий отдых, в котором девочка так нуждалась. И Пианист нуждался не меньше.

Уже ночью, когда друзья забрались в свои постели, обоих мучила бессонница. Переживания последних дней не давали уснуть, не помогала даже морская прохлада, веющая из приоткрытого окна.

- Ты спишь, Синяя чайка?

- Нет.

- И я нет.

- Давай тогда поговорим о чем-нибудь интересном и приятном, - предложила Настя.

- Я даже не знаю, что и сказать, - Пианист зевнул, - мы поговорили уже, как будто, обо всем.

- Тогда, давай спать. А утром расскажем друг другу сны.

Дата добавления: 2015-09-02