Читайте также:
|
|
Настасья Марковна родила своего сына-первенца, а через несколько дней ей вместе с изгнанным из селения мужем пришлось пешком пуститься в далекий путь. Когда же Аввакум осмелился восстать против Никона, Настасья Марковна изведала все тяготы сибирской ссылки: тонула в бурных реках, мерзла, голодала, хоронила и оплакивала гибнущих детей. Но Аввакум вспомнил лишь один эпизод, когда она, обессилев, упрекнула мужа. В дороге пять недель пришлось двигаться по голому льду. Имущество и детей пристроили на подводы, а Аввакум и его жена, истощенные и усталые, "брели пеши, убивающеся о лед": "Протопопица бедная бредет-бредет, да и повалится, — скольско гораздо! В ыную пору, бредучи, повалилась, а иной томной же человек на нее набрел, тут же и повалился; оба кричат, а встать не могут <…> Я пришол, — на меня, бедная, пеняет, говоря: "долго ли мука сея, протопоп, будет? " И я говорю: "Марковна, до самыя до смерти!" И Настасья Марковна, справившись с собой, просто и ободряюще ответила мужу: "Добро, Петрович, ино еще побредем". Но были ситуации, когда протопопица оказывалась сильнее духом, чем ее супруг. Когда их вернули после первой ссылки в Центральную Россию, Аввакум был поставлен перед трудным выбором: или покривить душой и примириться со своими противника-
сми, или вновь проповедовать свои убеждения и обречь семью на новые бедствия. Ему было жаль настрадавшихся жены и детей, и он не знал, на что решиться. Настасья Марковна, заметив задумчивость мужа, с участием начала выспрашивать: "Что, господине, опечалился еси?" Аввакум поведал ей о своих колебаниях: "Жена, что сотворю? <…> говорить ли мне или молчать? — связали вы меня!" Но оказалось, что для Настасьи Марковны не существовало никаких сомнений. Она и помыслить не могла, чтобы даже ради собственного спасения можно было предать идеалы высшей правды, и твердо ответила мужу: "Аз тя и с детьми благословляю: дерзай проповедовать слово Божие по- прежнему, а о нас не тужи; дондеже Бог изволит, живем вместе; а егда разлучат, тогда нас в молитвах своих не забывай…" И растроганный Аввакум отвесил верной своей спутнице земной поклон. Однако как ни любил, как ни жалел Аввакум свою "горемычную" протопопицу, иногда и он бывал к ней несправедлив. Покаянно он рассказывает, как однажды вернулся домой, обозленной бурной стычкой с "никонианами". Ему, расстроенному и утомленному, хотелось в кругу родных обрести успокоение и утешение. "А в моем дому, — пишет Аввакум, — в то время учинилося нестройство: протопопица моя со вдовою домочадицею Фетиньею меж собой побранились". Реакция протопопа была бурной и неожиданной: "И я, пришед, бил их обеих и оскорбил гораздо, от печали; согрешил пред Богом и пред ними" (с. 71). Потом он со слезами и поклонами просил у них прощения. И все-таки Аввакум признает, что самый сильный человек иногда не в состоянии владеть собой, выплескивая свои стихийные эмоции прежде, чем их проконтролирует разум. В одной из редакций жития Аввакум, описывая этот эпизод, признавался перед читателями: "Да и всегда-таки я, окаянной, сердит, дратца лихой. Горе мне за сие!" (с. 71 ). Трудно представить, чтобы герой канонического жития был "дратца лихой" и несправедливо оскорблял самых близких, любимых людей.
Если в ранней средневековой литературе человек изображался схематично, либо положительным, почти идеальным, либо отрицательным, и писателя интересовало не своеобразие его личностной индивидуальности, а прежде всего общественно-социальная значимость его поступков, то Аввакум одним из первых открыл перед читателями сложность и противоречивость внутреннего мира человека, душа которого способна вмещать самые неожиданные контрасты. В произведении Аввакума немало реалистических, самобытных портретов его современников. Но одним из самых ярких и колоритных стал образ воеводы Афанасия Пашкова, под начало к которому Аввакум попал в сибирской ссылке. Пашков, человек властный, крутой и вспыльчивый, не терпел противоречий. Он привык, чтобы перед ним трепетали и беспрекословно ему повиновались. Попытки же Аввакума вступаться за обижаемых им людей и напоминания о Божьем суде приводили его в такую ярость, что воеводу аж кидало в дрожь. Аввакум не раз был жестоко бит по его приказу. Старший сын воеводы Еремей, втайне сочувствуя Аввакуму, однажды попытался заступиться, но Пашков, вспылив, "со шпагою погнался за ним". А вскоре судно, на котором плыла семья Афанасия, на одном из речных порогов село на камень, и вода начала его заливать. Пашков, ехавший по берегу с казаками, был бессилен помочь родным, гибнущим на его глазах. А тут еще Еремей сунулся к нему с нравоучением: "Батюшко, за грех наказует Бог! напрасно ты протопопа тово кнутом тем избил; пора покаятца, государь!" Пашков "рыкнул на него, яко зверь", и, забыв, что передним собственное дитя, выхватил у ближнего казака пищаль, "приложася на сына, курок спустил, и Божиею волею осеклася пищаль. Он же, поправя порох, опять спустил, и паки осеклась пищаль" (с. 42). С гневом воевода швырнул оружие на землю. Когда же казак, поднявший пищаль, тронул курок — грянул выстрел. И тогда воевода опомнился. И как у человека неуемных страстей и резких крайностей, безудержный гнев у Пашкова вдруг сменился безутешным отчаянием: "Сел Пашков на стул, Шпагою подперся, задумав-ся и плакать стал, а сам говорит: "Согрешил, окаянной, пролил кровь неповинну, напрасно протопопа бил; за то меня наказует Бог!" В это время напор воды смыл судно с камня, и его удалось вывести на тихое место. Пашков, увидев в этом знак Божий, покаянно просил прощения у сына. Однако просить прощения у самого Аввакума, жестоко избитого им, ему и в голову не пришло.
Воеводская гордость не позволяла виниться перед каким-то протопопом, да еще попавшим в опалу. И этот случай не застраховал Аввакума от дальнейших расправ. Но в глубине души Афанасий все же способен был осознать несправедливость своих поступков. Когда Аввакум вылечил его любимого внука, своенравный воевода "низенько" поклонился протопопу, благодаря: ""Спаси Бог! отечески творишь, — не помнишь нашева зла". И в то время пищи довольно прислал". И тут же, без перехода, Аввакум сообщает: "А опосле тово вскоре хотел меня пытать"
Пашков решил отправить Еремея с казаками на завоевание земель, находившихся под властью монгольского хана. Аввакум предупреждал, что это слишком рискованное предприятие: немногочисленное, истощенное тяготами сибирской жизни войско, оказавшись в чужой, незнакомой и суровой местности, не умея ориентироваться в тайге, обречено было на гибель. Но воеводе так хотелось отличиться и снискать царское благоволение, что он, христианин, велел привести шамана, требуя, чтобы тот погадал по-своему, "удастся ли поход". Шаман, опасаясь рассердить грозного начальника, сказал то, что хотелось слышать Пашкову, пообещав, что войско вернется "с победою великою и с богатством большим". Когда же сбылось предсказание Аввакума и отряд Еремея безвестно пропал в чужих просторах, то Пашков всю вину возложил на протопопа, якобы накликавшего беду. Он поступал, как все представители власти, которые никогда не каялись перед народом в своих ошибках, но всегда находили жертву, чтобы взвалить на нее всю полноту ответственности. От пытки и неминуемой гибели Аввакума спасло возвращение израненного Еремея, потерявшего все свое войско. Воевода был "яко пьяной с кручины". А в это время Аввакум бесстрашно явился в воеводский дом, чтобы приветствовать и благословить Еремея. Пашков поднял на протопопа такой свирепый, пронзительный взгляд, что напомнил "медведя морского белого" — "жива бы меня проглотил". Но ради возвращения сына воевода сдержал свой гнев и только горько вздохнул: "Так-то ты делаешь? Людей тех погубил столько!" Возразить Аввакум не успел. Еремей, по опыту зная, что настроение отца может мгновенно перемениться, поскорее выставил Аввакума за дверь, говоря: "Батюшко, поди, государь, домой; молчи для Христа!"
Строптивость дерзкого протопопа, упорно стоявшего за правду и не желавшего преклониться перед властью гневливого воеводы, испортила Пашкову немало крови. Недаром Аввакум с усмешкой подводил итог их конфликтов: "Десеть лет он меня мучил или я ево — не знаю; Бог разберет…"
Дата добавления: 2015-09-02; просмотров: 68 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Образ протопопа, двойная сущность героя: высокое и низкое | | | Взаимоотношения Аввакума с представителями церкви |