Каковы элементы автобиографического повествования в творчестве Аввакума до Жития?

Обычно в качестве основных подготовительных этапов автобиографического повествования в Житии Аввакума упоминаются его устные беседы с друзьями по заключению, его письма и челобитные, из которых в этом плане анализируется лишь «первая» челобитная Аввакума царю Алексею Михайловичу. Действительно, эпистолярное творчество Аввакума сыграло очень большую роль в развитии его автобиографического повествования. Уже его первое письмо, дошедшее до нас (письмо Ивану Неронову от 14 сентября 1653 г.), по существу является подробным автобиографическим рассказом «духовному отцу» о первом аресте Аввакума. Однако письмо Неронову, как и другие подобные письма Аввакума своим единомышленникам, — это частная переписка. От частного письма до общественного акта, каким является создание Жития, еще далеко.

Бесспорно, очень существенным и, по-видимому, начальным звеном в возникновении самой идеи автобиографического повествования была «первая» челобитная Аввакума царю Алексею

Михайловичу (1664 г.). Челобитная написана человеком, четко осознавшим свое место в развернувшейся церковной борьбе («А душа моя прияти ево новых законов беззаконных не хощет... мерзок он пред богом, Никон» — РИБ, стб. 728). Своеобразие этой челобитной, требующей от царя отложить Никоновы «затейки дурные» (РИБ, стб. 729), заключается в том, что Аввакум включил в несомненно публицистический текст автобиографический материал — перечень «бед» и «напастей», которые пришлось перенести ему в Нижегородском уезде, Юрьевце-Повольском, в Москве и Сибири. Но значение автобиографических эпизодов «первой» челобитной не только в том, что это первый письменный опыт его автобиографии. Важнее другое: челобитная показывает, как именно происходило у Аввакума становление идеи общественной значимости автобиографической темы.

Возможно, что непосредственным поводом к автобиографическим фрагментам челобитной послужило чисто практическое требование: челобитная Аввакума кончается просьбой о личном свидании с царем («Свет-государь! Пред человеки не могу тебе ничтож проговорити, но желаю наедине светлоносное лице твое зрети и священнолепных уст твоих глагол некий слышати мне на ползу, как мне жити» — РИБ, стб. 730). Стремление к личному свиданию с царем, к личному убеждению Алексея Михайловича в «еретичестве» никоновских реформ вполне соответствовало настроениям Аввакума тех лет, да и много позже он не оставлял мысли о личном воздействии на царя (ср. его «пятую» челобитную из Пустозерска в 1669 г.: «Аще правдою спросиши, и мы скажем ти о том ясно с очей на очи и усты ко устом возвестим ти велегласно...» Аввакуму нужно было напомнить царю о своих мучениях, о притеснениях от Никона, заинтересовать царя своей личностью, своими мыслями. Именно так поступил, например, в свое время Афанасий Филиппович, добиваясь в 1638 г. аудиенции у русского правительства: в форме послания Михаилу Федоровичу он описал историю своего путешествия в Москву, и «после этого послания царю Филипповича приветливо и гостеприимно приняли в Посольской избе».

Дата добавления: 2015-09-02