За два с половиной часа, просто невозможно было выспаться нормально!
Стоя в недлинной очереди за билетами, я клевала в мамино плечо носом, а та, то и дело, одергивала меня, - то по носу щелкнет, то за ухо дернет, «Не спать!», и смеется. Тряхнув головой, чтоб прогнать сонливость, я поняла, что это абсолютно бесполезно.
Расплатившись с кассиром, мама схватила меня, чуть ли не за шиворот, и поволокла к автомату.
- Пойдем, выпьем кофе. Еще тридцать минут до прибытия.
Она шла быстро, а мой вестибулярный аппарат, с утра, неважно работал, поэтому меня таскало из стороны в сторону.
- Мама Таня, - так ее звали. – Чего вы меня колыхаете? – сказала со смешком, опасаясь, что шутка юмора может не прокатить.
- Я тебе сейчас покажу маму Таню! На вокзале спать положу и без кофе оставлю. – и смешок.
Ан нет! Поняла забаву!
Мое обессиленное, сонное тело послушно поплелось за ней.
С утра, как известно, всегда прохладно. Стаканчик с горячим напитком обжигал ладони, - зато тепло. Кофеин еще боролся со сном, но чувствовала себя уже лучше. Появились силы для поддержания беседы.
- С Димой то все нормально? – спросила мама Таня, расчесывая свои непослушные волосы. Я промолчала, перекладывая маленький стаканчик то в одну, то в другую руку.
Убрав расческу в сумку, она проверила который час, допила свой кофе, сходила до мусорного ведра, вернулась и, терпеливо выжидая, села рядом. И только тогда я соизволила заговорить.
- Неа. Ссоры возвращаются в наш теплый дом.
- В смысле?
- В смысле, что я отдала ключи и возвращаюсь к любимой маме.
Молчание.
- Записку с оправданиями не забыла оставить? – это прозвучало не без сарказма. В общем, как и всегда.
- Конечно! – и мне тоже не удалось без него обойтись.
- Еще кофейку?!
Вскоре, монотонный женский голос из громкоговорителя дважды оповестил о том, что ожидаемая электричка прибывает на второй путь горнозаводского направления. А табло на здании вокзала показывало температуру в плюс десять градусов, и солнышко светило, но я все равно мерзла.
В вагоне тоже оказалось прохладно. Закинув сумки под сиденья, и сняв кроссовки, я забралась на него с ногами, укрылась курткой и отдалась в руки крепкого, обезоруживающего сна.
Мама разбудила меня еще до нашей станции, остановки за две. Дисплей злосчастного телефона оповещал о том, что времени уже больше двух часов и имеется так же сообщение о трех пропущенных вызовах.
- Дымящий человечек беспокоит?
- Ога. Ох, покою не дает.
Проигнорировав оповещение, я сладко потянулась, смотря в окошко. Наслаждаясь стуком колес и запахом вареных яиц, размышляла над смыслом слова «счастье».
В данное время, счастьем было находиться там, где сотовая связь ловит с трудом. То, что можно было запихнуть трендящую трубку на самое дно сумки, - где-то по соседству с носками, - вместе с его суетливостью и навязчивостью, и наслаждаться общением и звуками живой природы.
Практически выпав из тесного, переполненного, прокуренного тамбура, две наши утомленные персоны направились к автовокзалу. Автобус вот-вот должен был подъехать, так что бегущая толпа, практически несла нас до самой остановки. Никто не хотел простаивать в пыли еще два часа. А то и больше.
Как только табун человекообразных достиг своей цели, как из-за угла вырулил автобус: тот автобус, который нужен был большинству, судя по количеству людей, принявшихся толпиться у самого края невысокого бордюра. Остальные осторожно пятились назад, прижимая к себе сумки; опасаясь за их сохранность.
И так. Двери отворились и … оп! Первый, второй, пятый, десятый … О, чудо! На остановке стало значительно свободнее. Автобус был забит так, что с улицы можно было узреть по две, а то и три - торчащие из каждого маленького окошка, - корчащиеся от пыли, матерящиеся, недовольные рожицы.
«Булка» катила по ямам и ухабам. В салоне стояла тошнотворная духота. В дальнем конце салона какая-то женщина ругалась на кого-то, отдавившего ей ногу. За моей спиной кто-то громко чихал, с периодичностью в полминуты, но мне было все равно. Проспав больше четырех часов в электричке, я снова умудрилась задремать, стоя. Порой, любому организму просто необходима перезагрузка. Как говорится - это то, что доктор прописал!
На подъезде к поселку, мама Таня разбудила меня и сообщила, что благодаря тем самым ухабам надо мной потешалась добрая половина автобуса.
- Повеселила и хорошо. – рассудив ответила я.
Мы сошли на нужной остановке, и автобус укатил вдаль, оставляя нас в клубах густой черной пыли. Я окончательно проснулась и увидела голубое небо, яркую, насыщенную зелень, - она совсем не такая, как в городе, - и черные от угля дороги … Оказалось, мне дико не хватало всего этого. И вообще, странное дело! Я ожидала, что по приезду меня накроет чувство тревоги. Думала, что мне будет совершенно не комфортно вновь оказаться в местах, которые оставили себе все мои хорошие воспоминания, а взамен наградили теми, что на долгие годы поселили в душе обиду, злость, страх и неуверенность в себе, и была приятно удивлена тем, что ничего подобного не случилось.
Первым делом, дойдя до перекрестка, я посмотрела вслед удаляющемуся автобусу. Не конкретно на него, а на исчезающую за лесом дорогу. Дорогу в то, давно прошедшее, лето. И у меня случился такой подъем духа, что я аж невольно заулыбалась и рванула с места догонять маму.
- Мам! Мама!
- Ну, ты где пропала?
Я схватила одну сумку с ее плеча и, перекидывая на свое, поинтересовалась:
- Может, сегодня на дачу поедем?
- Ой, не знаю. Надо с дедом поговорить. – бросила она в ответ, между пыхтением и обливанием потом.
- Тебе тяжело? Давай сумку.
- Сама справлюсь. Ты давай до магазина беги.
- Сама, да сама! – фыркнула довольная я, передразнивая ее, но послушалась.
Затарившись, и вдохнув поглубже, обливаясь тройным потом, не спеша, мы потопали к дому № 59.
« Эх, лепота!» - беспрестанно звучало у меня в голове. Небо голубое, без единого облачка, как по заказу! Воздух разогрет настолько, что дышать трудно, а веяние прохладного ветерка - как ведро холодной воды после ядреной бани. Блаженство!
После подъёма в гору, наконец, добравшись до места назначения, даже на третий этаж поднимаешься с трудом. Тяжелые сумки и пакеты тянут к земле, задевая каждую ступеньку. Пот льется градом …
Двери открыла, явно удивленная, бабушка. Постепенно ее первоначальное удивление сменилось широкой, радостной улыбкой, а из комнаты, в конце коридора, послышался знакомый, с сипотой, голос:
- Кто там пришел?
- Таня с Ритой приехали. – осведомила деда бабушка, а мама Таня кинула пакеты прямо у порога и бросилась обниматься.
- Мама! Мамочка! Мамуля! – обнимала крепко-крепко и целовала. – Привет!
А это уже мне:
- Ритка! Иди сюда, помоги мне.
Поставив сумки, я обняла бабушку и пулей пролетела по коридору в комнату. А мама и ее мама пошли на кухню, чтобы опустошить пакеты и забить их содержимое в холодильник.
Зайдя в комнату, – откуда доносился зов о помощи,- я подметила, что уже три с половиной года прошло, а в комнате все осталось по-прежнему: - шкаф, кровать, шахматный резной столик, ковер на стене … - все вещи там же, где я их видела в последний раз. Зато балкон … дождался-таки апгрейда!
- Привет!
- Так, давай, помогай. – голос, немного сипловатый, с отдышкой. Сказано было вообще в приказном тоне.
- Ни здрасте, ни нас … кх, кх.- возмутилась я, переводя озорной взгляд с любимой лысины на глаза полные сдержанной радости.
- Сначала помоги мне, потом здороваться будем.
- А что ты делаешь? – поинтересовалась, подхватывая удочки. – Их на шкаф закинуть надо?
- Нет. Их в машину отнести нужно. Я позже на дачу поеду.
«Опа! Весьма своевременный ответ, на, еще не заданный мною, вопрос» - подумала я. Второй раз за день у меня случился подъем духа. Давно такого не было: - глаза загорелись, улыбка с губ не сходила, настроение было на высоте.
- Меня возьмешь?
- Хм, поехали! Обсуждайте вопрос и, если что, часа через два загружаемся. – проинструктировал дед, поднялся с колен и обнял любимую внучку. – Привет.
- Привет. – в переносице, вдруг, засаднило, от подступивших к глазам слез. Настолько я была рада его … их видеть.
- Давно ты не появлялась.
- Да. Я скучала.
«Только он умеет улыбаться глазами!» - пронеслось в голове, когда наши взгляды вновь встретились.
- Ладно, беги, разговаривай с матерью.
Развернувшись, я было, направилась к выходу, когда до ушей донеслось: «И никакого декольте здесь! Ишь ты, городская девочка приехала». Не видя смысла в том, чтобы спорить с людьми старой закалки, я лишь покорно кивнула и удалилась в сторону кухни.
А там моим глазам предстало печальное зрелище: - бабушка сидела на табурете, спиной опираясь о подоконник, а мама стояла над ней, прикладывая к ее лбу мокрую марлю.
- Что случилось? – обеспокоенно спросила я, присаживаясь на соседний стул.
- Да нормально все. Перегрелась просто слегка. Да давление подскочило. К вечеру оправится.
- Мда … - протянула я, с тяжелым вздохом. – Знаешь, бабушка, что отлично помогает в таких случаях? Открытые окна! Помещение нужно проветривать, а то духота неимоверная.
Пробежав по всей квартире, я распахнула все форточки, и балкон тоже; а возвратившись на кухню, поставила женщин в известность о том, что дед зовет всех на дачу. Бабушка усердно стала отнекиваться, - что всегда оставалось неизменным - несмотря на все уверения, что на свежем воздухе ей станет лучше. В итоге, сошлись на том, что мы с дедом поедем сегодня, а они приедут в субботу.
Отчасти я была огорчена. Но от другой части, просто в восторге! Это же, практически два дня, наедине с самой собой!
Решив проблему, я собиралась спуститься вниз, чтобы повидаться с отцом, пока было время.
- Это даже без разговоров. Беги. – поддержала мама.
Ну, я и побежала.
Стыдно признаться, но я не навещала отца, и не звонила ему, с тех пор, как была здесь последний раз, больше трех лет назад, считая, что если порвать все ниточки, связывающие меня с тем, не легким, периодом жизни, то будет легче его пережить. Поэтому сейчас, у меня все поджилки тряслись, от волнения.
Минут пять я простояла, разглядывая красивую, резную, деревянную дверь ручной работы, прежде чем постучать в первый раз. А решившись, ответа не дождалась.
Постучала снова.
Шебаршение, по ту сторону двери говорило о том, что дома кто-то есть, но не открывают.
- Папа! Открой, пожалуйста, дверь. – подала я голос и подошла ближе к дверному глазку, чтобы он смог разглядеть пришедшего. Дверь открылась моментально, и, оглядевшись, меня втащили внутрь, после чего дверь, за спиной, закрылась на множество замков.
- Ты когда приехала? – отец крепко обнял заблудшую дочь. Его усы щекотали левое ухо.
- Только что. Поездка вышла незапланированной.
- Хорошо, что приехала.
Он отодвинул меня от себя, на расстояние вытянутых рук, и внимательно стал разглядывать.
- Что-то не так?
- Да нет. Вроде, все осталось так же. Только выросла.
Улыбнувшись, он прошел широкими шагами по узкому коридорчику, на кухню, - любимое место, любого из поколений, нашей семьи.
Присаживаясь к столу я, не смело, поставила отца в известность о том, что зашла ненадолго, что дед ждет меня. Слова были похожи на оправдание, голос звучал неуверенно, и чувство вины не покидало меня. Хотелось пуститься в объяснения, но зная, что их пресекут уже на начальной стадии, я просто сидела и молчала. Сухое «Понятно», на некоторое время, положило конец, толком не начавшемуся, разговору. Он продолжал стоять ко мне спиной, а я, уткнувшись в нее взглядом, представляла, как смешно шевелятся его усы, когда он разговаривает.
Получив свою чашку чая с молоком, уткнулась в нее тупым взглядом.
Минутой позже мы обсудили обычные рядовые вопросы, помолчали. Теперь я беспрестанно пялилась на глиняную чашку, в его руках, в которой была налита черная, горькая жидкость, - под названием, кофе – и в ней плавали две бледно-коричневых, выжатых дольки лимона.
- Как ты пьешь эту гадость?
Вопрос, для разрядки обстановки, потерпел неудачу. Папа лишь ухмыльнулся, и вновь сделал глоток из своей чашки. А время поджимало. Нужно было делать повторный бросок.
– Слушай, пап. Я … я … хотела попросить у тебя фотокамеру. Свой фотоаппарат дома забыла. В смысле в городе. – «Черт!»
И неловко же как-то, просить что-то, при столь напряженных отношениях между нами. Но, как не странно, второй бросок, в ту же корзину, удался. Даже без колебаний, просто, - «Сейчас принесу», - мужчина встал и исчез за моей спиной.
Мое пребывание в шоковом состоянии продолжалось до тех пор, пока кружка не опустела.
Отца долго не было.
В моем небольшом желудке уместилось штук шесть свежеиспеченных, припудренных бубликов, так что, после съеденного, довольно тяжело было передвигаться. Очень вкусно, остановиться невозможно! До сих пор мне не удалось выведать его кулинарный секрет. Ну, да ладно. Я сделала над собой усилие и отправилась на поиски.
- Папа! Мне пора. - я намеренно говорила громко, в надежде, что он услышит и появится передо мной.
Я стояла посреди коридора и ждала.
Сейчас, по мою левую руку, находилась отцовская «волшебная» комната – та, где я когда-то сидела на полу и разглядывала его камеру. Я приоткрыла дверь, но его не обнаружила. Пойти бы искать дальше, да глаза оказались прикованы к окружающему. Любопытство взяло верх.
На окне и столах громоздились кучи разного хлама; на кровати лежали, собранные неаккуратными стопками, фотографии; на стеллаже торчали во все стороны молотки, отвертки и другие инструменты. И все на своих местах. Все так, как я запомнила. Проведя рукой по одной из полок, я машинально взглянула на ладонь:
- Хм, чистая! – проговорила вслух.
Мастерская без пыли. Очень странно, не правда ли?
Опустившись на диван, принялась перебирать стопки с фотографиями. Все в поселке знали, что отец всегда мог удачно поймать момент и показать красоту чего-либо, с более выгодной стороны. Но такого! Такие работы даже мне пришлось видеть впервые. В них не были спрятаны чувства снимающего, наоборот, показаны с глубоким откровением. В четырех фото-картинах были отражены все переживания художника, длиною в год, а может, и в несколько лет.
На всех фото было изображено одно и то же место, - очень мне знакомое,- в разные времена года.
Зимний пейзаж предлагал вдохнуть свежего студеного воздуха, ощутить ядреный морозец на щеках, полюбоваться ярко-красной рябиной, присыпанной белым серебром, и окунуться, - чуть ли не с головой! - в сугробы чистого снега. Но от всей этой красоты веяло странной пустотой.
Весенний пейзаж радовал набухающими почками и насыщенно-зеленой молодой травкой на проталинах. Пара птичек, воркующих на ветке и радующихся приходу тепла, весьма умилительное зрелище. Но, насколько этот вид был полон неописуемой романтики, настолько же он отдавал печалью и грустью.
Глядя на зеленую пущу в летний период, разглядывая листики земляники, так и хотелось, как в сказке, взять в руки волшебную дудочку и, с помощью ее чарующей трели, приоткрыть, скрывающуюся под ними, тайну. Но фотографу так же удалось передать полную отрешенность от всего этого великолепия. Читалось абсолютное безразличие ко всему, что его окружало.
Ну, а благородная осень, чье одеяние богато теплыми, яркими оттенками, звала насладиться поэтической тишиной, в которой можно было услышать, даже собственные мысли. Но эти мысли, были полны скорби и одиночества.
Все нереально красиво, но неописуемо грустно.
- А та коробка, внизу, полна твоих фотографий. – послышался спокойный голос из-за спины.
Я вздрогнула, от неожиданности. Папа стоял позади и грустными глазами смотрел на меня. Немного шокированная увиденным, я какое-то время молчала. Папа протянул черный тяжелый чехол, я приняла его и с улыбкой подметила:
- Все тот же «Canon»!
- Эта камера долговечна. Бери.
- Спасибо. Слушай, а что это за место? - я протянула ему одну из фотографий.
Он скользнул по ней взглядом и полез в, ту самую, коробку, что была полна моих фотографий. Порывшись в ней недолго, он протянул картинку, А3 формата, с золотой подписью, - «Моя маленькая Ритка на «Земляничной опушке»». Лето 1998 года. И я … такая маленькая и веселая. «Опа! Теперь понятно, откуда столько тоски в, мною увиденном». Запас слов просто испарился: я не знала, что сказать, и не было сил даже взглянуть на него.
Все так же, не поднимая глаз, усердно рассматривая геометрический узор на линолеуме, я прошла в прихожую и неуклюже стала натягивать кроссовки.
- Мне пора бежать.
- Беги. Только … не пропадай больше на долго. – отец протянул чехол с камерой.
- Я … постараюсь.
Он лишь грустно улыбнулся и, придерживая дверь, пропустил на лестничную площадку.
- Ну, беги. – он отвел взгляд и закрыл за собой дверь.
- Пока … – только и могла, что прошептать.
Больно …
Попрощавшись с бабушкой и мамой до субботы, охваченная ожиданием, шементом проскочив все лестничные проемы, я летела к машине. Дед, завидев раскрасневшуюся меня, закричал на весь двор: - «Шевелись!». Закинув вещи на заднее сиденье, кроме фотоаппарата, я рефлекторно помахала отцу, точно зная, что он наблюдает из окна, - даже не по себе стало - и, подняв камеру над головой, прокричала:
- Буду беречь, как зеницу ока! – и запрыгнула в машину.
Не успела пристегнуться, как дед надавил на газ и УАЗик резко тронулся с места, с ветерком унося меня в прошлое.
«И уносит меня, и уносит меня
По пыльной дороге туда,
Где ветер свежей, и трава зеленей,
И пение птиц веселей!»
Напевала я себе под нос, сидя в машине, если можно так сказать, - меня кидало во все стороны, несмотря на то, что была пристегнута ремнем безопасности. Подпрыгивания с места в потолок задавали ритм моему задорному, сбивчивому пению.
Знаете, меня всегда интересовал вопрос: как приходят мысли в голову? Вот была она пустой, проветривалась, задуваемым в окошко ветром, и раз … и ты уже думаешь о чем-то. А думала я, точнее, в который раз, прокручивала в голове, свою самую первую эротическую фантазию, ведь она родилась как раз там, куда мы направлялись. Желания ее воплощать больше не было, нет. Просто потому, что если вдруг что-то пойдет не так, то все пропало. Одного раза хватило, чтобы это понять. А так - она идеальна! И пусть остается таковой.
Она оставалась хороша в моем воображении и только благодаря этому, не теряла своей притягательности.
Весь путь я была занята делом, - фотографировала, то салон машины, то лысого мужчину, сидящего за рулем. Щелк! И еще раз! И … ООО … этот недовольный рык, непонятно откуда исходящий, - «Хваааатит!» - страшный такой! Он заставил меня переключиться на что-то другое. Но, на что? За окном, пока, не было ничего, кроме берез, елок и пыли, выбивающейся из-под колес: а подобных снимков на камере уже будь здоров! Поэтому, оставалось только сидеть смирно, вжавшись в сиденье, и, всматриваясь в густую чащу, ждать.
А ожидание дольше длится, без музыки! В общем, я решила в корень извести деда! Так давно уже не случалось. Начало «срывать крышу» ко всем чертям!
Покопавшись в бардачке, достала первую попавшуюся кассету, без футляра, и сунула ее в магнитолу. Из колонок позади, всеми любимый, Леонид Агутин начал уверять меня в том, что мне не страшны ни дождь, ни слякоть. В общем-то, он был прав!
Так мы и катили, подпрыгивая с места в потолок, и распевая веселые «старые песни о главном», минут сорок. За это время я успела приметить пару белочек, скачущих с ветки на ветку; лису, рыжим пламенем пронесшуюся в гуще зеленых кустов; и лося, невозмутимо поедающего растительность с деревьев, довольно близко к дороге.
Завидев впереди поворот, - по сути, ни чем не отличающийся от остальных,- схватила камеру и высунулась в окно. Кто-то сказал бы, что это просто поворот, и что таких множество; но для меня, это был поворот, проезжая который, каждый раз, оживали глубинные струны моей памяти - я освобождалась от толстой корки проблем, усталости, обид и негативных мыслей, и вдыхала полной грудью.
Тут, наверно, и дед вздохнул с облегчением, потому что внучка, наконец, замолчала. А мне было не до разговоров. Высунувшись из окна практически на половину, оставив в машине молчаливую часть своего тела, я направила объектив вдаль, запечатлевая величественный вид, открывшийся передо мной.
Дата добавления: 2015-09-02; просмотров: 45 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Глава 2 | | | Глава 4 |