|
Читайте также: |
«Любимый мой Мильтос!
Я нахожусь в Эрзеруме. Не спрашивай, как я оказалась здесь. Я многое испытала. Раны мои глубоки.
15 февраля русские захватили город, в первый раз мы посылаем письма по русской почте.
Мильтос, 20 марта 1915 года ты стал отцом. Твоему сыну 11 месяцев и 10 дней. Он делает первые шаги, говорит «папа» и «мама». Зовут его Илиас и крестил его Димитрис, шестилетний сирота, которого мы приютили.
Илиас вылитый ты, в его зеленых глазах, любовь моя, я вижу твои.
С приходом русских в городе наступил мир, греки и турки живут гармонично, но за пределами русского влияния жизнь христиан напоминает ад.
Мои родители высланы в Гиоскати. Панайотис служит резервным врачом в турецкой армии в Палестине. О твоих родных у меня нет никакой информации. Прошу тебя ради нашего сына не совершать безумия, не рисковать своей жизнью. Русские скоро войдут в Константинополь. Там мы и встретимся. Наша безумная мечта сбудется: мы обвенчаемся в церкви святой Софии!
Мильтос, мы выстоим. Наш народ добьется освобождения!
Испытания сделали меня сильной и зрелой.
До освобождения Константинополя ради нашего ребенка прошу тебя оставаться в Париже.
До встречи!
Твой сын смотрит на меня и улыбается. Он играет с маленьким Димитрисом. У него уже выросли первые зубки. Посылает тебе свои поцелуи!
До смерти твоя.
Ифигения».
Эрзерум, 28 фев. 1916
В ту ночь Мильтос не смог уснуть. Целовал письмо, перечитывал его, снова целовал его и все сначала. Видел Ифигению, прекрасную, нежную мать, склонившуюся над люлькой сына. Представлял Илиаса, улыбающегося ему. И будто он, радостный отец, поднимает его высоко, кидает до небес... играет... играет с ним... Затем мысли его вновь вернулись к Ифигении. Как она попала в Эрзерум? С кем живет? Может быть, ему надо поехать и найти ее?
События в Греции удержали его в Афинах. Болгары захватили Восточную Македонию. Четвертый военный корпус греческой армии был унижен. Пленных офицеров и солдат доставили в немецкий концентрационный лагерь в Герлиц. Сотни греков погибли в Серресе, Драме, Кавале.
Захаров тайно приехал в Афины и закрылся в центральной гостинице столицы. Тайно встретился с Венизелосом и убедил его поехать в Салоники и возглавить движение национального спасения. Этот план был одобрен премьер-министром Франции, в операции должны были участвовать французские военные, находящиеся в Салониках и в Афинах.
14 сентября Мильтос был приглашен на суаре к госпоже Серпиери. Там он встретил членов известных богатых семей: Авероф, Камара, Негрепонти, Циримикос, Эмбирикос и других. Французский капитан Скузе, выпив лишнее, опрометчиво начал болтать и выдал план Венизелоса о скором вступлении Греции в войну на стороне Антанты. На следующий день все филогерманские газеты обвиняли Венизелоса в том, что он хочет вести греческий народ на бойню.
Мобилизованные военные группы, поддерживающие короля, атаковали сторонников Венизелоса в Афинах и в провинции.
Все это ускорило события. С утра 24 сентября во французской школе начали собираться сторонники Венизелоса, политики и офицеры. Весь день вплоть до побега Венизелоса на Крит, в Афинах и в Пирее происходили небывалые сцены, отличившиеся изобретательностью, смелостью и дезориентацией. В подготовке всей операции помог и Мильтос.
Греки официально разделились на две части. У них было два правительства. Одно в Афинах, другое — в Салониках. Последовали раздор, голод, бедствия и унижение.
Англичане и французы захватили греческие военные корабли. По договоренности с русскими выдворили из Греции послов Германии, Австрии, Болгарии, Турции, а также пресловутого руководителя немецкой пропаганды барона Шенка. 1 декабря состоялась блокада пирейского порта и, когда совместный десант французов, англичан и итальянцев, направлялся к Афинам, произошли кровавые столкновения вокруг Заппио и королевского дворца. Выступления в Афинах продолжались три дня. Погибли французы, англичане и греки.
Мильтос писал в своем дневнике:
«...Ифигения, сердце мое обливается кровью. Мы с французским капитаном Морисом Сабсором оказались свидетелями жестокой расправы, которую учинили вооруженные сторонники короля над персоналом почты.
Грек Макс Димадис, выходец из Константинополя, сошел с ума от ударов. Мы его отправили в Керкиру на лечение.
2 декабря 1916 стрелки, укрепленные в домах Ипсиланти и Теотокиса, стреляли по дому димарха Афин Бенакиса. Затем ворвались в дом, ограбили и ранили старого димарха, потащили его окровавленного по улицам Афин. Мне стыдно и больно за наше моральное падение.
Я не хочу больше оставаться в Греции!...»
После ухода Венизелоса из Афин немцы поняли, что проиграли игру в Греции. И дали зеленый свет туркам: «Продолжайте высылку греков». Зима для этого была подходящим временем. Верная смерть ждала тысяч греков из Понта, отправляемых по снежным дорогам в ссылку.
Султан Абдул Хамид оказался прав, когда в июле 1908 года, разделив своим мечом семь яблок, символизирующих семь наций, проживающих в его империи, предвидел участь двух яблок, упавших и расколовшихся на части: «они символизируют греков и армян в Турции, младотурки уничтожат их!».
* * *
Мильтос сообщил Захарову о своем желании покинуть Грецию и вернуться в Париж, чтобы сдать отчет о расходах на операцию по пропаганде французских позиций. Он намеревался попросить освобождения от всех своих обязанностей, так как впредь не мог жить вдали от Ифигении и сына.
Срочной телеграммой Захаров сообщил, что ждет его в Париже 29 января 1917 года.
Рождество 1916 года было названо жителями Афин и Пирея «черным Рождеством». По всей Греции южнее Олимпа англичане и французы конфисковали продукты, народ голодал.
Преследование сторонников Венизелоса королевскими военными группировками приняло характер эпидемии.
Итальянский консул Босдари, преследуя мечту Италии «о Новой Римской империи в Восточном Средиземноморье», создал в стране агентурную сеть, чтобы сильнее
разжечь ненависть друг к другу двух противоборствующих политических сил. Победа Венизелоса нарушила бы его планы.
Накануне Рождества столица была скорее скорбной, чем праздничной. Без света, украшенных елок, без ритуальных рождественских каланд. На лицах афинян подозрительность, голод и тревога о настоящем и будущем.
Блуждая по улицам Пирея, Мильтос встретил у Государственного Театра высокого худого парня без правой руки, продающего баранки. Он пожалел его и решил чем-то скрасить ему рождественский праздник. Вздрогнул, когда в несчастном юноше узнал Лефтериса, брата жены Платона, потерявшего руку в битве под Сарантапоро-сом в 1912 году.
Молодые люди тепло обнялись и, сев на мраморных ступеньках Театра, вспомнили о прошлом.
—А ты помнишь, Мильтос, как мы вместе танцевали танец «Пиррихио» на свадь
бе Фемиса в августе 1912 года в вашем доме в Синопе? — с явным волнением спросил
Лефтерис.
—Все я помню, даже красивых девушек, которые нежно смотрели на тебя, —
улыбнулся Мильтос, тряся головой и имитируя движения военного танца греков.
—Расскажи о себе, вы с Ифигенией поженились? Где живете?
—Пока нет, но поженимся, а живем в Париже, — ответил Мильтос, не пускаясь
в подробности и не желая расстраивать Лефтериса.
—А ты чего такой худой? Почему торгуешь баранками? У тебя материальные
трудности?
—Да, как тебе сказать? В пенсии мне отказали, якобы, я «оттоманский гражда
нин» и в Греции не имею права на пенсию. Служащий пенсионного отдела на мое
возмущение заявил: «Негодные сторонники Венизелоса, турецкое семя, убирайтесь
в Турцию, там вам покажут меметы!»
—Что за проклятие висит над Грецией! За эти месяцы я многое видел, стыдно
вспоминать. Это долгий разговор. Сегодня Рождество и мы его отметим вместе.
Оставь свои баранки нищим, ты больше не будешь продавать их.
Два дня они провели вместе. Затем Мильтос, заплатив за целый год, снял Лефтерису комнату на площади Вати. Рядом с домом открыл маленькую лавку. Улыбка вновь осветила лицо Лефтериса.
Первое января нового года Мильтос написал очередное письмо Ифигении:
«Любимые мои Ифигения и сыночек!
Наступил новый год. Во дворе идет снег.
Я постоянно думаю о вас, и слезы надвигаются на мои глаза.
Люблю вас и скучаю!
Это седьмое мое письмо. Но ответа от вас нет. Я очень беспокоюсь.
Позавчера я попросил русского военного атташе в Афинах полковника Гудина Левковича через Генеральный штаб России вывезти вас в Грецию или во Францию. Захаров подключил все свои знакомства и связи, чтобы помочь вам.
Скоро закончатся наши испытания, и мы наконец-то встретимся.
Рождество я провел с Лефтерисом, братом Христины. У него все хорошо и он кланяется вам. Обещает станцевать на нашей свадьбе «Пиррихио», как в 1912 году в Синопе.
Ифигения, ты такая же красивая?
Как новобранец, в ожидании встречи с тобой, считаю каждый день. Поклонись и передай привет семье, с которой живешь, и Димитрису. До встречи!
С любовью и беспокойством. Мильтос». Афины, 1 янв. 1917.
* * *
До отъезда из Афин Мильтос получил телеграмму от Захарова, в которой сообщалось, что их встреча состоится в южной Франции, в Болье-сир-Мер, в вилле его друга археолога Теодора Ренаха.
В 11 часов утра в конце января 1917 года Мильтос постучал в дверь знаменитой виллы эллинофила, археолога и композитора. Его удивил слуга, открывший дверь. Юноша был одет, как одевались в эпоху Перикла, в V веке до рождества Христа. На мозаичном полу коридора заглавными буквами было написано «ЗДРАВСТВУЙ». Чуть в глубине висела четырехугольная рамка с петухом и курицей, символизирующими в древности семью. А в проходе во весь рост стояла мраморная статуя древнегреческого трагика Софокла.
Слуга провел его в четырехугольный двор, в «перистиль», окруженный двенадцатью колоннами и розовым олеандром в середине, деревом Аполлона.
На восточной и западной стенах висели солнечные часы. Под восточными часами надпись гласила:
«Повесил здесь эти часы, где отмечены двенадцать делений солнечной орбиты на восточной стороне, на стороне зефира.
Чтобы каждый издали мог видеть время труда и время отдыха».
Из перистиля прошли в амфитеатр, где была мраморная лохань с бронзовым краном в форме головы льва.
Слуга дал ему хламиду и попросил искупаться.
Мильтосу все это казалось странным, напоминало шутку. Но в этот момент появился хозяин дома в древней белой мантии и вежливо и радушно представился:
— Теодор Ренах, владелец этого дома. Юноша, не удивляйтесь. Этот дом похож
на дома в древней Греции, здесь одеваемся и живем, как жили ваши древние предки.
Пожалуйста, наденьте вашу мантию и следуйте за мной. Господин Захаров вас ждет
в «андроне».
«Андрон» представлял собой просторный зал. Пол был покрыт художественной мозаикой, напоминающей многоцветный ковер. В середине сцена Тесея, сражающегося с Минотавром в лабиринте. Все — стены, колонны, скамейки, столы - было четкой имитацией древности. В глубине зала находился мраморный алтарь, посвященный «Неизвестному богу».
В «андроне» на греко-египетском троне в красной мантии сидел Захаров и ждал Мильтоса.
Хозяин дома удалился со словами:
— Оставляю вас одних. Когда завершите беседу, приходите в «икон», где соберут
ся остальные гости. Я сыграю свою музыку, затем ужин.
После ухода господина Ренаха, Мильтос с улыбкой, скрывавшей любопытство и досаду, сказал:
— Господин Захаров, не понимаю, почему мы встретились здесь? Ведь недалеко
отсюда находится ваша вилла, мы могли бы поговорить там.
Захаров усмехнулся и встал с трона. Несмотря на свои шестьдесят шесть лет, он оставался моложавым и привлекательным. В красном хитоне он выглядел внушительнее. Подошел к Мильтосу и дружески положил руку на его плечо:
—Сейчас у меня гостит моя приятельница из Испании. Господин Ренах и его
супруга пригласили нас провести выходные дни в этом фантастическом древнем
строении. Предлагаю тебе ночевать здесь. На втором этаже есть специальное поме
щение для гостей. Моя идея понравилась господину Ренаху.
—Благодарю за гостеприимство, но сегодня вечером в Марселе меня будет ждать
наш общий друг, мой земляк Константинос Константинидис.
—Тогда не стану настаивать. Что ты думаешь о событиях в Греции? Выиграем?
Поддержат ли в Греции революцию Венизелоса?
—В настоящее время не греки определяют свою судьбу. Во Фракии и в Восточной
Македонии на них нападают болгары. В Турции, особенно в Понте, происходит
настоящий геноцид. В Македонии и в Эпире англичане и французы ведут себя, как
колонизаторы. Итальянцы, формально вступив в Антанту, тайно и коварно подры
вают авторитет Греции. На юге король остается рабом своих филонемецких чувств,
вооруженных групп и изоляции Англии и Франции. Греки умирают голодной смер
тью. Короче, Греция находится на краю пропасти.
—Ты прав, Мильтос! Положение серьезное, но нам удалось сделать многое. Мы
не дадим Греции погибнуть, не позволим уничтожить эллинизм. Будем продолжать
нашу пропаганду, нашу борьбу до тех пор, пока не свергнем Константина. И тогда
там вновь рассветет солнце надежды. Я мечтаю увидеть мою родину процветаю
щей, где греки найдут свои настоящие корни и будут радоваться жизни. Мы не
отступим. Ты снова поедешь в Грецию. Ты здорово потрудился. Не оставишь дело
на полпути!
—Господин Захаров, я не могу больше жить в Греции. Прошу временно освобо
дить меня от моих обязанностей.
—Что ты говоришь? Испугался первых трудностей? Нет, Мильтос. Тебе уже двад
цать семь лет, у тебя знания, опыт, перед тобой открываются богатые перспективы.
Ты прирожденный лидер.
— Все, что вы говорите, правильно. Но меня тревожит судьба Малой Азии и
Понта. Я в долгу перед женой, сыном и родными. Мое место рядом с ними. У гос
подина Константинидиса есть связи с беженцами. Он поможет мне поехать в Ана
толию.
Захаров, выйдя из себя, посмотрел своим диким вороньим взглядом на Мильтоса и заорал:
— Куда ты поедешь? Мы обратились к русскому правительству переправить
Ифигению и твоего сына сюда. Если целая империя не сможет помочь нам, что ты
один сделаешь? И Ифигения просит тебя проявить благоразумие. Что ты строишь
из себя героя?
— От Ифигении давно не было известий. На свои письма я не получил ответа.
Наверное, что-то случилось. Я должен спасти своих родных. Кроме того, положение
русских на кавказском фронте остается неизменным. России угрожает революция.
— В 1912 году ты воевал против турков в Македонии. Когда Ифигения сказала
тебе, что твоим родителям будет угрожать опасность, если станет известно, что ты воюешь против турков, ты заявил, что ставишь родину выше своих родителей! Что изменилось теперь?
Мильтос молчал. Захаров более мягко добавил:
— Мильтос, потерпи немного! В марте мы поедем в Лондон. Оттуда отправишься
в Россию, чтобы проконтролировать работу наших предприятий. Меня интересуют
наши военные заводы в Царицыне. Затем можешь уехать в Эрзерум. Согласен?
Мильтос утвердительно кивнул головой.
В «иконе», в комнате, посвященной богу Дионису, их ждали супружеская чета Ренах, профессор из Ниццы с супругой и очаровательная любовница Захарова, испанская герцогиня Виллафранка.
Господин Ренах выдвинул из стенного укрытия пианино, единственный предмет в доме, который не был древнегреческим. Сел удобно и сыграл «Гимн Аполлону», который он сам расшифровал по символам, обнаруженным в 1893 году в Дельфах. Инструментовка принадлежала его другу Габриелю Форе.
Бурными аплодисментами гости встретили выступление хозяина дома. Взволнованный господин Ренах не скрывал своего восторга:
— Господин Павлидис, Греция заслуживает вновь стать «великой»!
В зале «триклинос» гостей ждал роскошный банкет. Хозяин дома поднял бокал вина и, лежа на диване, как, впрочем, и все гости, согласно обычаям древних греков, произнес тост:
— Мои дорогие, как вы знаете, в древности женщины ели отдельно от мужчин.
Сегодня своим присутствием нас чтит герцогиня Виллафранка, и мы делаем исклю
чение. Я приветствую вас. Поднимаю бокал за ваше здоровье и величие Греции!
* * *
В Марсель Мильтос приехал поздно ночью. На назначенную встречу с Константинидисом не успел. В воскресенье посетил своего земляка рано утром, желая до ухода в православную церковь застать его дома.
Было очень холодно, с Пиринейских гор дул зимний ветер. Удобно устроившись у горячего камина, они начали беседу.
—Положение в Понте трагическое, — с явной тревогой сказал господин Кон
стантинидис. — Там совершается настоящий геноцид. Мы должны действовать.
—Что мы должны предпринять?
—Скоро в Марселе соберутся понтийские греки со всего мира. На этой встрече
мы обсудим и согласуем свои действия. С минуты на минуту в войну вступит Аме
рика, значит, близок конец немецких и турецких союзников. Мы должны организо
ваться в Понте, во-первых, чтобы спасти жителей, а во-вторых, усилить вооружен
ное сопротивление. До прошлого лета в горах Понта находились только молодые
люди, дезертировавшие из рабочих батальонов или отдельные лица, у которых турки
убили любимых или родственников. Там они пытались выжить. Но с сентября с
началом систематических ссылок смерти, поняли, что их ждет участь армян, поэтому
по договоренности с нашими соотечественниками в России и с русской армией на
Кавказе мы укрепляем группы, сопротивляющиеся врагу.
—А почему вы об этом не сообщили мне и господину Захарову?
—Ошибаетесь, мы сотрудничали с господином Захаровым, и он выделил нам
значительную сумму денег. Мне казалось, что вам это известно.
—Чем я могу быть полезен?
—Господин Павлидис, по долгу службы вы часто ездите по всему миру. Все нас
игнорируют, даже Греция равнодушна к нашей судьбе. Расскажу вам о некоторых
характерных преступлениях, совершенных в последний год против наших земляков.
Никто не заговорил о них, никого это не тронуло.
С января 1916 года димарх Керасунда Топал Осман и его банда совершили десятки убийств, изнасилований, бросили в тюрьмы видных греков, среди них и моего зятя Янниса Делигеоргиса и вашего брата Платона.
—Платона?
—Простите меня, думал, что вы знаете об этом.
—Как это произошло?
—Священник церкви святого Николая, другие греки и Платон прятали в своих
домах и в подвале дома священника детей-сирот, армянских и греческих, родители
которых погибли или пропали в ссылках. Однажды вечером четы Топала Османа
обнаружили детей, погрузили их на баржи...
На глазах Константинидиса появились слезы, он замолчал.
—Прошу вас, продолжайте, - попросил Мильтос.
—Одни баржи направились в открытое море, где четы зарезали детей, тела бро
сили в море. Другие остановились у острова Арития и передали детей другой банде.
Те хватали за ноги детей и, вращая, разбивали их черепа о скалы...
Рассказ взволновал их обоих. Ненадолго воцарилась тишина.
—Что с моим братом? — прервал тишину Мильтос.
—Платона и священника допрашивал сам Топал Осман. Подверг их жестоким
мучениям. Послал группу молодчиков во главе с Поламоглу Сабаном в дом Платона,
где они по очереди изнасиловали его жену Христину, а затем...
—Что произошло потом? Не скрывайте от меня правду, какой бы чудовищной она
ни была.
—Двухлетнюю дочь вашего брата задушил Сабан и бросил ее тельце на окровав
ленную мать...
—Господи, какая жестокость! — зарыдал Мильтос.
—Мужайтесь! В Понте ежедневно совершаются подобные преступления. 13 но
ября выслали 12 тысяч греков из Триполи. Их доставили в снежные горы Карахи-
сара. Живыми остались около тысячи ссыльных, остальные умерли от бедствий,
болезней и пыток. В апреле 1916 года подобным испытаниям подверглись и ссыль
ные Родополи. Во время перехода моста через реку Притани 26 девственниц прыг
нули с моста. Они предпочли бесчестью смерть в ледяных водах...
—Надо что-то предпринять, так дальше не может продолжаться, — прервал со
беседника Мильтос. — Во-первых, мы должны проинформировать мировое обще
ственное мнение об этих преступлениях. Во-вторых, направить греческих офицеров
в Понт для координации действий повстанцев по защите безоружных людей. В-
третьих, после войны на международных конференциях надо добиваться независи
мости Понта, подготовив для этого всю документацию.
—Уверен, что вы сможете помочь осуществить этот план.
— Сделаю все, что смогу. Буду держать вас в курсе, — прощаясь, заверил земляка
Мильтос.
Он ушел потрясенный, захватив с собой доклад Константинидиса о преступлениях турков в Понте.
* * *
При личных контактах, со страниц газет Мильтос, Захаров и Константинидис информировали правительства и общественное мнение иностранных государств о драме понтийских греков. Однако за три года мир привык к ужасам войны. Его не трогали новые трагедии и зверства. Он ничему уже не удивлялся. Можно было рассчитывать только на русских, только они могли предотвратить зло и освободить Понт.
К сожалению, боги вновь оказались суровы с греками.
В 1917 году в России вспыхнула революция. Царь Николай отрекся от престола. Правительство Керенского было неспособно противостоять войне и внутренним беспорядкам. 16 апреля ссыльный вождь коммунистов Ленин специальным поездом, нанятым немцами, прибыл в Россию.
А кто же должен был отправить греческих офицеров для организации повстанческого движения в Понте? Король Константин или же Венизелос? Один стремился удержать власть, а другой — взять ее. К несчастью понтийцев, не нашелся смельчак, подобно Павлосу Меласу, чтобы помчаться в пограничный край эллинизма и защитить соотечественников.
Революция застала врасплох Захарова и его партнеров, вложивших огромные капиталы в судостроение и в военную промышленность России. Мильтосу было поручено срочно поехать в Россию, на месте изучить положение и предложить свои соображения о решении проблем, вызванных русской революцией.
17 апреля 1917 года Мильтос уехал из Парижа. На следующий день в Марселе сел на французский военный корабль, отправляющийся на Кипр, который тогда находился под английским владением. Через шесть дней высадился в порту Амахосты, красивейшего города Средиземноморья, окруженного хорошо сохранившейся древней стеной.
Был полдень 23 апреля. Иностранца, посещающего Кипр с апреля по октябрь, поражает опьяняющий аромат жасмина, неотъемлемое украшение домов и парков. Мильтосу город напомнил Константинополь. Он вспомнил, как впервые, 26 июля 1908 года, увидел Ифигению во дворе султанского дворца с лавровым венком и цветами жасмина на голове. Кипр и Ифигения символизировали одно и тоже: рабыни своей судьбы, благоухающие жасмином.
Сирены скорой помощи, крики и стоны раненых вернули его в действительность. Из Палестины причалил корабль с тяжело ранеными солдатами. Мильтоса охватило дурное предчувствие, какая-то тяжесть сжала его грудь. Он стал расспрашивать врачей и медсестер:
— Откуда столько раненых? Кто победил? Есть ли среди них солдаты-мусульмане?
— Только один врач, грек, — поспешно ответил молодой английский врач.
Мильтос побежал за ним, чтобы узнать имя грека, но не успел. В тот момент
два санитара несли Панайотиса. Он был без сознания. Тяжело раненых солдат
главный врач отправлял в Никосию, остальных везли в больницу Амахосты. Панайотиса забрали в Никосию. Прервав свою командировку, Мильтос поехал вместе с ним, чтобы поддержать брата своей любимой. Обе ноги Панайотиса были заражены гангреной, он горел от высокой температуры. Врачи решили ампутировать обе ноги.
Двое суток Панайотис боролся со смертью, и все это время рядом с ним неусыпно оставался Мильтос. На третий день он пришел в себя. Открыв глаза, увидел Мильтоса рядом с собой. Улыбка осветила его измученное лицо, и он прошептал:
—Мильтос, скажи, что это не сон!
—Это я, Мильтос. Молодец, ты победил саму смерть!
—Смерть победил, а жизнь не смогу, - со слезами на глазах ответил Панайотис.
—Крепись, Панайотис! Ты многое пережил, но ты спасся. И это важнее. А раны
заживут.
—Мильтос, я хирург, знаю, что мне ампутировали обе ноги. Раны на ногах за
рубцуются, раны в моей душе будут мучить меня всю жизнь.
—Врачи сообщили, что тебя ранило в бою под Газой 28 марта. Но теперь все
позади. Ты сильный, забудь все...
—Забыть? — прервал Панайотис с видом человека, помнящего кошмарные сце
ны. — Ни один грек, служащий в рабочих батальонах, не спасется. Греки, врачи и
фармацевты, служили в подразделениях на передней линии. Они козлы отпущения,
на которых турки вымещают свой гнев за поражения. От нас ждут чудес: чтобы
раненые не умирали, солдаты не болели. По любому поводу нас ругают, бьют и
подвергают смертельным наказаниям. Не дай бог, если окажем медицинскую по
мощь раненым англичанам!
10 апреля 1916 года в бою под Хантзар-и-хар, в пустыне Синая, турки не разрешили моему шурину Яннису Пападопулосу оказать помощь 60 английским раненым. По трое погрузили их на верблюдов, издевались над ними и наслаждались страданиями несчастных. Все они умерли медленной смертью.
Яннис пригрозил командиру, что пожалуется на него. Тот привязал Янниса к брошенному танку. Английские и турецкие снаряды, как дождь, падали рядом с ним. После боя его, оглушенного, потерявшего рассудок, нашли англичане и отправили на лечение в Каир в психиатрическую больницу...
—Панайотис, не мучайся, все уже в прошлом. Надо думать о будущем.
—Я не успокоюсь, пока мир не узнает о жестокостях турков. Во время отступ
ления в бою под Газой приказали убить английских раненых солдат, попавших в
плен. Я заступился за них, пытаясь предотвратить это преступление. Англичан рас
стреляли. Командир части, в которой я служил, перед отходом выстрелил из писто
лета по моим ногам и заорал: «Негодный гяур, я оставляю тебя умирать среди мерт
вых английских свиней!».
От боли и сильного кровотечения я потерял сознание. После боя меня нашли английские солдаты.
—Панайотис, выздоравливай и вернись к своей любимой жене Артемиде и сыну
Михалису.
—А живы ли они? В ссылках люди пропадают, умирают, — грустно сказал Панай
отис.
—Они живы и ждут тебя, — наврал Панайотис, ничего не зная о семье Панайотиса.
—А как поживает наша принцесса Ифигения, когда ваша свадьба? — спросил
Панайотис, и улыбка осветила его бледное лицо.
—У нее все хорошо и с женитьбой мы не запоздаем. В войну вступила Америка,
скоро все закончится, и мы, вновь будем жить счастливо.
Мильтос торопился в дорогу. Они крепко обнялись, расцеловались. Мильтос ушел, оставив другу чек в 200 золотых лир.
* * *
Утром 21 марта 1917 года над Эрзерумом дул легкий весенний ветер. Весь город был в зелени, но в горах Паладокен Даг, Каркапазар Даг и Цакмак Даг, закрывающих город с севера, востока и юга, еще лежал снег.
В этот день православные христиане отмечали день святых Константина и Елены. Восточная примета гласит: если желаешь, чтобы приснившийся тебе накануне этого праздника сон сбылся, если хороший, или же не сбылся, если дурной, ты должен рано утром пойти в церковь и зажечь свечу в твой рост и попросить помощь святых.
Во дворе и внутри православного кафедрального храма собрались верующие греки, армяне и русские. Греческий священник Николаос и русский священник совместно служили обедню.
Высокая, красивая, изящно одетая Ифигения привлекала внимание русских офицеров. Греки, служившие в русской армии, кидали ненасытные взгляды на нее.
Служба в церкви закончилась. Верующие расходились по домам. За горой Цамак Даг поднялось солнце, освещая покрытую снегом его вершину, напоминающую громадный белый хрусталь.
Три всадника: офицер, унтер-офицер и мужчина в гражданской форме, галопом прискакали к городским воротам в семистах метрах от кафедральной церкви.
Дети помчались встречать неожиданных гостей. Всадники замедлили шаг лошадей и направились к церкви. В это время двухлетний карапуз бежал к дороге, а мальчик семи лет пытался удержать его.
— Илиас, Димитрис, остановитесь! — закричала встревоженная Ифигения и по
бежала к детям.
Всадники остановились. Мужчина в гражданском быстро спрыгнул с лошади, схватил мальчиков, поднял их высоко и начал крутить их. Затем заключил в свои объятия и Ифигению. В этом миг все четверо напоминали Аполлона и Афродиту с двумя толстыми эросами в объятиях.
Мильтос и Ифигения молча смотрели друг на друга, не в силах заговорить. Взгляды людей были направлены на них, и они, чтобы согласно восточным обычаям не выглядеть в их глазах вульгарными, удержались от поцелуев.
Родители Али и Сабиха сухо поприветствовали гостей, и все вместе ушли домой.
Мильтос вручил детям подарки: каждому по игрушечному пистолету, резиновому мячу и автомобилю. Радости Димитриса и Ильи не было предела. Они взяли пистолеты и начали играть в войну, забыв остальные игрушки.
Дата добавления: 2015-09-05; просмотров: 69 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| КРАСНАЯРЕКА 11 страница | | | КРАСНАЯРЕКА 13 страница |