5 страница. СЕРЖАНТ. По-моему, ты дезертир.

СЕРЖАНТ. По-моему, ты дезертир.

ЛОУРЕНС. Со всем уважением к вам — мы, черкесы, освобождены от военной службы...

СЕРЖАНТ. Нечего спорить. Ты призывного возраста, значит, дезертир.

ЛОУРЕНС. В этом аргументе есть сила, но мало логики. Специальным указом...

СЕРЖАНТ (с усмешкой). Логики хочешь, да? (Поднимает револьвер). Вот тебе логика. (Довольно спокойно). А теперь пошли со мной.

ЛОУРЕНС. Куда?

СЕРЖАНТ. Все тебе скажи!

(Тычет ему под ребра револьвером. Лоуренс роняет набросок, наклоняется, чтобы поднять его, смотрит на него, беспечно комкает и отбрасывает. Набросок падает рядом с Хамедом).

ЛОУРЕНС (идет). Но, правда, почему, ваша милость?

(Уходит вместе с сержантом. Хамед, все еще притворяясь спящим, протягивает руку и подбирает рисунок. Свет гаснет).

Картина четвертая.

Свет медленно зажигается, мы видим турецкого генерала, сидящего в своей гостиной, явно в нервном напряжении. Кажется, он к чему-то прислушивается, но неясно, к чему; хотя внезапно мы слышим взрыв грубого смеха, резко оборванного стуком закрывающейся двери. Через некоторое время входит капитан. Генерал не смотрит на него. Капитан садится в свое любимое кресло и берет журнал.

КАПИТАН. Что, во имя Аллаха, творится в караулке?

(Пауза).

ГЕНЕРАЛ. Там бьют дезертира.

КАПИТАН. По вашему приказу?

ГЕНЕРАЛ. Да.

КАПИТАН. Почему?

ГЕНЕРАЛ (после паузы). Он проявил непочтительность.

КАПИТАН. Я мало что рассмотрел. Не люблю таких зрелищ. Но я видел светлую кожу. По крайней мере, когда-то она была светлой...

ГЕНЕРАЛ. Да.

КАПИТАН. Это черкес?

ГЕНЕРАЛ. Да.

КАПИТАН. Я правильно догадываюсь, в какой форме он проявил непочтительность?

ГЕНЕРАЛ. Полагаю, что так.

(Пауза).

КАПИТАН. Если об этом станет известно, будут проблемы.

ГЕНЕРАЛ. Я так не думаю.

КАПИТАН. Вы должны это остановить.

ГЕНЕРАЛ. Зачем?

КАПИТАН. Похоже, они его убить собираются.

ГЕНЕРАЛ. Он может остановить это сам. Он может остановить это в любую секунду. Ему следует лишь сказать «да».

(Пауза).

КАПИТАН. Судя по тому, что я разглядел, его внешность не делает вам большой чести.

ГЕНЕРАЛ. Нет.

(Капитан долго глядит на генерала и вдруг встает).

КАПИТАН. Я это остановлю.

ГЕНЕРАЛ. Нет.

КАПИТАН. Я пойду. Вам это необходимо не меньше, чем ему.

(Направляется к двери. Генерал встает на его пути).

ГЕНЕРАЛ (тихо). А теперь слушай меня. Для тебя лучше будет, если ты туда не пойдешь.

(Капитан, поглядев на него, проходит мимо и выходит. Генерал возвращается в гостиную и наливает себе бокал вина. Он наливает уже второй, когда возвращается капитан и смотрит на него изумленными глазами).

КАПИТАН (яростно). Да вы знаете, кто это такой?! (Ответ читается на лице генерала). Так вот почему вы пытались помешать мне туда идти...

ГЕНЕРАЛ. Я сказал, что лучше для тебя будет, если ты туда не пойдешь.

КАПИТАН. Это угроза?

ГЕНЕРАЛ. Да. Ты сказал что-нибудь кому-нибудь?

КАПИТАН. Нет.

ГЕНЕРАЛ (в его голосе вновь появляется сила). Ты не скажешь ничего и никому, ни сейчас, ни когда-нибудь потом. Иначе я тебя расстреляю. Это черкес-дезертир, его зовут Мохаммед ибн Дейлан. Он из Кунейтры. Его наказывают за непочтительность.

КАПИТАН (с отвращением). Наказывают? Вы знаете, что они делают с ним сейчас?

ГЕНЕРАЛ. Бить уже перестали?

КАПИТАН. Да.

ГЕНЕРАЛ. Понятно.

КАПИТАН (истерически). То, что они делают с ним сейчас, — это тоже по вашему приказу? (Генерал не отвечает). Мне казалось, вы не могли знать... даже вы, я думал, не могли бы приказать...

ГЕНЕРАЛ. Ты меня недооценивал.

КАПИТАН. Я его ненавижу, но это мерзко и ужасно.

ГЕНЕРАЛ. Мерзко и ужасно быть расплющенным во взорванном поезде.

КАПИТАН. Значит, это месть...

ГЕНЕРАЛ. Нет. Если бы это была месть, возможно, я получал бы удовольствие

КАПИТАН. А то, что вы говорили, будто убедите его признать свою неправоту?

ГЕНЕРАЛ. И что?

КАПИТАН. Вы что, имели в виду изнасилование?

ГЕНЕРАЛ. Если помнишь, я сказал, что его допросчик может для начала преподать ему некоторые знания об этой жизни.

КАПИТАН (внезапно садится). И это только начало?

ГЕНЕРАЛ. Может быть, это и конец.

КАПИТАН (глухо). Вы имеете в виду, что он может умереть?

ГЕНЕРАЛ. Нет. Им приказано его не убивать. Я имею в виду, что, если мой план сегодня удастся, это будет конец ему. Телесная целостность разбита, воля сломлена, враг уничтожен. (Резко). Кто-то на лестнице.

КАПИТАН (у двери). Они ведут его сюда. (Истерически). Я не хочу это видеть!

ГЕНЕРАЛ. Держи себя в руках. (Турецкий сержант и часовой появляются на пороге. С двух сторон они поддерживают Лоуренса, тот почти без сознания, голова свешивается ему на грудь. Спокойно). Хорошо, капитан. Доложите мне утром. (Капитан машинально замирает по стойке «смирно». Потом выходит, стараясь не смотреть на Лоуренса, когда проходит мимо. Сержанту). Ну? (Сержант, широко ухмыляясь, медленно кивает). Он сказал «да»?

(Сержант качает головой, все еще ухмыляясь. Генерал вопросительно смотрит на него).

СЕРЖАНТ (после паузы). Говорить-то ему и не нужно было. (Пауза. Наконец генерал спокойно кивает). Странный он, генерал, вот что я вам скажу.

ГЕНЕРАЛ (резко). Хорошо. Отпустите его. (Оба отпускают Лоуренса. Под ним подкашиваются ноги, он падает ничком и лежит без движения на полу). Идите. (Оба уходят. Генерал медленно подходит к Лоуренсу. Он опускается на колени и, довольно бережно, поднимает его голову и смотрит ему в лицо. Тихо). Вы должны понимать, что я все знаю. (Бережно кладет голову Лоуренса на пол). Я думаю, вы меня слышите. (Медленно повторяет). Вы должны понимать, что я все знаю. (Лоуренс не подает никаких признаков, что слышит его. Всю последующую сцену он остается полностью неподвижным. Генерал наливает бокал вина и подносит его к Лоуренсу, прямо к лицу, но тот не двигается. Генерал ставит бокал на пол около него и встает рядом, глядя сверху вниз). Знаете, мне вас жаль. Вы этому не поверите, но это правда. Я знаю, что открылось вам сегодня, и знаю, что это открытие с вами сделает. Если хотите, можете думать, что я имею в виду только сломленную волю. Но я имею в виду больше. Намного больше. (Сердито). Но зачем вы оставили себя в таком уязвимом положении? Какая польза в образовании, если оно не учит вас знать себя таким, как вы есть? (Пауза). Жаль, что ваши приключения в пустыне не могли закончиться прилично, во главе боевого эскадрона. Но это не для таких крупных противников, как вы. (Снова опускается на колени). Вас было бы недостаточно убить. (Приподнимает голову Лоуренса). Вас следовало уничтожить. (Кладет голову Лоуренса на пол и встает). Дверь за лестницей не заперта. Она ведет на улицу.

(Проходит в спальню. Через некоторое время Лоуренс протягивает дрожащую руку к бокалу вина. Он подтягивает его к себе и осушает. Медленно и мучительно начинает ползти по полу к другой двери. Свет гаснет).

Картина пятая.

Прежде, чем зажигается свет, мы слышим военный оркестр, который играет веселый марш, а также голоса и смех.

ГОЛОС ФОТОГРАФА (из темноты). Не двигайтесь, генерал!

(Вспышка и взрыв смеха. Свет зажигается, мы видим кабинет в полевом штабе Алленби. Присутствуют сам Алленби, Сторрс, Бэррингтон, адъютант, Фрэнкс — сейчас это военный корреспондент — и фотограф, все очевидно в приподнятом настроении. Оркестр играет на улице. Только что фотографировали Алленби).

ФРЭНКС. Мне кажется, если вы не возражаете, генерал, надо бы еще один раз. И на этот раз, может быть, попробуем чуть более торжествующее выражение?

АЛЛЕНБИ. Что? Более торжествующее? По-моему, только что я сделал такое торжествующее лицо, что дальше некуда.

ФРЭНКС. Прошу прощения, сэр, но вы не очень похожи на того, кто только что выиграл великое сражение.

АЛЛЕНБИ. А как выглядит тот, кто только что выиграл великое сражение? Что посоветуете, Сторрс?

СТОРРС. Довольно скучающее и бесстрастное, сэр, как будто вы каждый день берете по Иерусалиму.

ФРЭНКС. Нет, нет. Скучающего не надо. Бесстрастное, если вам угодно, но суровое и непреклонное, и... как это?.. победоносное. Так попробуем еще раз, сэр? (Фотографу). Готов? (Фотограф кивает). Чуть правее, сэр, если не возражаете. (Алленби повинуется). И чуть-чуть влево. Вот так. Теперь можете придать лицу выражение?

АЛЛЕНБИ (про себя). О господи, какая мука.

ФРЭНКС. Это недолго, сэр. (Алленби делает непреклонное лицо). Нет. Это не совсем то.

СТОРРС. Конечно же, фон Иерусалима помог бы. И несколько турецких пленных, лежащих на полу в цепях.

АЛЛЕНБИ. Осторожнее, Сторрс. Ваше назначение еще официально не утверждено.

ФРЭНКС. Какое назначение?

АЛЛЕНБИ. Военным губернатором Иерусалима.

ФРЭНКС. Как хорошо! (Сторрсу). Мы должны снять вас.

СТОРРС (поеживается). О нет.

АЛЛЕНБИ (со смехом). О да. И заставьте его сделать губернаторское лицо.

ФРЭНКС (терпеливо). Ну что же, сэр. Попробуем еще раз? (Алленби позирует). А теперь думайте об Иерусалиме.

АЛЛЕНБИ (сквозь зубы). Иерусалим я уже взял. Я думаю о Дамаске.

БЭРРИНГТОН (восхищаясь его выражением лица). Очень хорошо, сэр. Истинный Веллингтон.

АЛЛЕНБИ. Помолчите, бригадир, если не хотите снова стать полковником.

БЭРРИНГТОН (огорчен). Я серьезно, сэр.

ФРЭНКС. Не двигайтесь, генерал. (Снова вспышка, фотография снята. Алленби с облегчением расслабляется). Может быть, еще раз...

АЛЛЕНБИ. Нет, ни в коем случае. (Показывает на столик с напитками). Выпьем, джентльмены, а затем оставьте меня, мне нужно вести войну.

(Бэррингтон, Сторрс и адъютант подходят к столику, адъютант разливает напитки. Фотограф начинает складывать аппарат).

ФРЭНКС (к Алленби, держа наготове блокнот). Вам осталось воевать не так уж много, ведь правда, генерал?

АЛЛЕНБИ (резко). Разумеется, много, и прошу вас не создавать на родине иного впечатления. Турецкая армия ни в коем случае не разбита. Она потерпела поражение, но отступает в полном порядке. Будет еще много сражений, и они будут становиться все тяжелее, по мере того, как турки будут сокращать свои линии сообщения.

ФОТОГРАФ (у двери). Это все, мистер Фрэнкс?

ФРЭНКС. Да. Спасибо. (Фотограф готовится уходить). Одну минуту. (Алленби). Мы тут снарядили небольшую студию в соседнем кабинете. Есть ли надежда завлечь вас туда завтра?

АЛЛЕНБИ. Боюсь, я слишком занят.

ФРЭНКС. Жаль. (Фотографу). Ну хорошо.

ФОТОГРАФ. До свидания, джентльмены.

(Уходит).

ФРЭНКС. И напоследок еще одна просьба, сэр.

АЛЛЕНБИ. Идите сюда, выпьем виски с содовой, а тем временем вы ее выскажете.

(Присоединяются к Бэррингтону и Сторрсу).

ФРЭНКС. Мой редактор очень хотел бы, чтобы я взял интервью у майора Лоуренса.

АЛЛЕНБИ. Не сомневаюсь.

ФРЭНКС. Могу я заручиться вашим влиянием?

АЛЛЕНБИ. Мое влияние на Лоуренса отрывочно даже в лучшие времена. Что касается интервью — даже с вами — я бы сказал, что это неосуществимо. Вы согласны, Сторрс?

СТОРРС. Я сказал бы, что легче вам будет взять интервью у далай-ламы.

АЛЛЕНБИ. Кроме того, в последний раз о нем слышали в Дераа, а это на сто пятьдесят миль в тылу врага...

БЭРРИНГТОН. Нет, сэр. Он здесь. Разве вы не знали?

АЛЛЕНБИ (изумлен). Здесь?

БЭРРИНГТОН. Да, сэр. Я видел его час назад. Он сказал, что ждет встречи с вами. Прошу прощения, сэр, я думал, что вам уже доложили.

АЛЛЕНБИ (адъютанту). Вы это знали?

АДЪЮТАНТ. Нет, сэр.

АЛЛЕНБИ. Тогда идите и пригласите его сейчас же.

АДЪЮТАНТ. Да, сэр.

(Выходит).

АЛЛЕНБИ. Лоуренс — и ждет? Обычно он даже не стучится. Поднимаю глаза, а он стоит прямо передо мной. (Сторрсу). Я думал, он даст знать хотя бы вам.

СТОРРС (пожимает плечами). Я прекратил всякие догадки. Это бесполезно.

АЛЛЕНБИ. Во всяком случае, он здесь, и это главное, потому что лучшего момента для приезда он найти не мог. Подозреваю, что он точно знал, когда я возьму Иерусалим, хотя, Бог свидетель, я сам этого не знал. У этого человека дьявольское предвидение.

ФРЭНКС. Могу я остаться, сэр, на минуту?

АЛЛЕНБИ. Да, если пожелаете. Сомневаюсь, что от этого вам будет польза. Сторрс, принесите мне виски с содовой...

АДЪЮТАНТ (открывая дверь). Майор Лоуренс.

(Лоуренс входит, прихрамывая и явно пытаясь это скрыть. Он в арабской одежде).

АЛЛЕНБИ. Почему вы не сообщили мне, что вы здесь?

ЛОУРЕНС. Я понял так, что вы заняты с прессой.

АЛЛЕНБИ (метнув взгляд на Фрэнкса). А, понятно. Вот этот джентльмен всему виной. Мистер Фрэнкс, майор Лоуренс.

ЛОУРЕНС (вежливо). Здравствуйте.

АЛЛЕНБИ (берет виски у Сторрса). Благодарю вас.

СТОРРС. Привет, Т.Э.

ЛОУРЕНС. Привет.

БЭРРИНГТОН. Здравствуйте, Лоуренс. С вами что-то случилось? Вы хромаете.

ЛОУРЕНС. Несчастный случай с верблюдом. Запутался в колючей проволоке.

АЛЛЕНБИ (шутливо). Кажется, у мистера Фрэнкса к вам просьба, Лоуренс.

ЛОУРЕНС (вежливо оборачивается к Фрэнксу). В самом деле?

ФРЭНКС (нервно). Майор... мы, военные корреспонденты, так же исполняем свой долг, как и все остальные... поэтому не будьте суровы ко мне. Но вы понимаете, что интерес общественности к вам на родине стал довольно интенсивным в последнее время, и яркие фигуры так редки в этой войне, и... (Нервно поглядывает на Алленби и Сторрса, которые с явным наслаждением ожидают ответа Лоуренса). В общем, я полагаю, лучше уж мне сказать прямо. Могу я взять у вас интервью?

ЛОУРЕНС. Когда?

ФРЭНКС. Ну... завтра.

ЛОУРЕНС. Во сколько?

ФРЭНКС. В любое время, удобное вам. Допустим, в десять?

ЛОУРЕНС. Да. Где?

ФРЭНКС. Да где угодно, но, конечно, лучше всего, если бы вы оказались в студии, которую мы тут обустроили, и там можно было бы сделать несколько прекрасных снимков.

ЛОУРЕНС. Где ваша студия?

ФРЭНКС (едва в силах поверить своему счастью). В соседнем кабинете.

АЛЛЕНБИ (приближается к Лоуренсу, слегка нахмурившись и с беспокойством). У него там задники с фоном.

ФРЭНКС (лихорадочно пишет). Генерал, вы слишком много обращаете внимания на эти задники. Фон для фотографии может быть довольно простым, знаете ли. Вы позволите снять себя на каком-нибудь фоне?

ЛОУРЕНС. Как сочтете нужным.

ФРЭНКС. Хорошо. Очень хорошо. Значит, в десять? (Лоуренс кивает). Вы ведь меня не подведете?

ЛОУРЕНС. Нет. Увидимся завтра.

ФРЭНКС. Спасибо вам, майор. (Алленби). Доброй ночи, сэр. (Остальным). Доброй ночи.

(Уходит. Сторрс, чувствуя создавшуюся атмосферу, поспешно допивает виски).

СТОРРС. Мы тоже лучше покинем вас, сэр.

АЛЛЕНБИ (смотрит на Лоуренса). Если пожелаете.

СТОРРС (Лоуренсу, небрежно). Надеюсь, я еще увижусь с тобой, пока ты здесь.

ЛОУРЕНС. Я долго не задержусь.

СТОРРС (Алленби). Что ж, до свидания, сэр.

(Уходит).

БЭРРИНГТОН. Могу я сказать два слова Лоуренсу, сэр? Это довольно важно. (Алленби кивает. Бэррингтон поворачивается к Лоуренсу). Мне пришел довольно резкий запрос из Министерства иностранных дел, касающийся так называемых зверств на вашем фронте...

ЛОУРЕНС. У меня нет фронта.

БЭРРИНГТОН. Ну, во время ваших вылазок, засад и так далее. Через нейтральное посольство было заявлено, что вы не берете пленных. (Ждет ответа от Лоуренса. Тот молчит). Официальное опровержение от вас было бы в высшей степени полезным.

ЛОУРЕНС (вежливо). Тогда оно у вас будет.

БЭРРИНГТОН. Хорошо. Вы представите мне его завтра, в письменном виде.

ЛОУРЕНС. В письменном? (Бэррингтон кивает). Хорошо.

БЭРРИНГТОН. Благодарю вас.

(Поворачивается, чтобы уходить).

ЛОУРЕНС. Арабы не так требовательны. Мне приходилось опровергать перед ними куда более важные вещи, и только устно.

БЭРРИНГТОН (резко останавливается). Вы имеете в виду, что это опровержение будет ложным?

ЛОУРЕНС. Не то чтобы совсем ложным. Лучше сказать — неполным. Да, мы берем пленных — когда за нами нет погони, когда мы можем выделить людей, чтобы отправить их к Фейсалу, и когда я могу хоть как-то контролировать ситуацию. К несчастью, сочетание всех этих факторов бывает нечасто.

БЭРРИНГТОН. Но это очень серьезное допущение.

ЛОУРЕНС (слегка повышает голос). Согласен. А нейтральное посольство может что-нибудь сказать насчет обращения турок с арабскими пленными?

БЭРРИНГТОН. Нет, но если это ответные меры...

ЛОУРЕНС (с горьким смешком). Ответные меры? Старая игра «кто первый начал»? Кто может сказать? И что это меняет? Я скажу вам только одно: уже долгое время ни один раненый арабский солдат не остается на поле боя в плен туркам. Если мы не можем забрать его, мы его пристреливаем.

БЭРРИНГТОН (горячо). Послушайте, Лоуренс, турки воюют чисто.

ЛОУРЕНС. Я не сомневаюсь, генерал, но у нас война не чистая. Это азиатская революция, и европейцу, который пытается влиять на подобное дело, приходится нередко чувствовать себя не на своем месте.

БЭРРИНГТОН. Но...

АЛЛЕНБИ (прерывает). Достаточно, Бэррингтон. Вы можете увидеться с Лоуренсом завтра.

БЭРРИНГТОН. Есть, сэр.

(Четко отдает честь, поворачивается на каблуках и выходит).

АЛЛЕНБИ. Не беспокойтесь об этом.

ЛОУРЕНС. Да, сэр. Не стану.

АЛЛЕНБИ. В ваших устах это звучит довольно мрачно, должен заметить.

ЛОУРЕНС. Могло бы звучать еще мрачнее.

АЛЛЕНБИ. Что ж, вы прибыли вовремя.

ЛОУРЕНС. Да, сэр. Мои поздравления.

АЛЛЕНБИ. Благодарю. Скажите, как вы получили эти новости?

ЛОУРЕНС. Я не получил их, пока не добрался сюда.

АЛЛЕНБИ. Зачем же вы тогда прибыли?

ЛОУРЕНС. Просить вас найти мне другую работу.

(Пауза).

АЛЛЕНБИ. Какую работу?

ЛОУРЕНС. Любую, чтобы только она не имела ничего общего с Арабским восстанием. Для начала, полагаю, я мог бы начертить несколько полезных карт.

АЛЛЕНБИ (после паузы, кивнув). Понятно. Продолжайте.

ЛОУРЕНС. Моя просьба принята?

АЛЛЕНБИ. Может быть. Продолжайте. Расскажите, почему вы желаете оставить ваш настоящий пост.

ЛОУРЕНС. Вы хотите усложнить мне задачу?

АЛЛЕНБИ (спокойно). Я не вижу причин ее упрощать.

ЛОУРЕНС. Да. И я восхищаюсь вами за это. Вам нужны оправдания моего дезертирства?

АЛЛЕНБИ. Мне нужны причины.

ЛОУРЕНС (одобрительно кивает). Очень хорошо. (Спокойным, констатирующим тоном). Я пришел к заключению, что арабское восстание — это обман, основанный на неправде и поддерживаемый ложью, и я больше не хочу в этом участвовать.

АЛЛЕНБИ (делая заметки). Дальше.

ЛОУРЕНС. С военной стороны я могу доложить только о поражении. Мост в Ярмуке не был взорван, и арабские войска до сих пор не успели вступить в вашу кампанию.

АЛЛЕНБИ (спокойно, продолжая писать). Так.

ЛОУРЕНС. В целом все это предприятие неоправданно с точки зрения моральной, военной и финансовой — это полный провал, и его следует прекратить. (Пауза). Так или иначе, я больше не могу. (Смотрит на Алленби, который бесстрастно дописывает и кладет ручку). Но, если вы не согласны с тем, что я сказал об арабском восстании, и хотите, чтобы я предложил кого-нибудь, кто займет мое место...

АЛЛЕНБИ (спокойно). Нет никого, кто мог бы занять ваше место. Теперь, рассматривая ваши доводы в обратном порядке и оставляя в стороне последний... (Смотрит в свои записи). Ваше военное поражение — это неправда, даже если принимать во внимание вашу тенденцию к театральному преувеличению. Я еще не требовал вступления арабов в свою кампанию, и я не жду, черт возьми, чтобы вам удавалось взрывать каждый мост, который я приказываю вам взорвать. Арабское восстание — это обман? Вам судить, но однажды вы говорили, что можете силой воли заставить себя в него поверить.

ЛОУРЕНС. По-моему, это вы мне говорили. В любом случае, моя воля оказалась менее надежной, чем я думал.

АЛЛЕНБИ. Что случилось, Лоуренс?

ЛОУРЕНС (с внезапной усталостью). Можно сказать — боевая усталость?

АЛЛЕНБИ. Нет. Только не для вас.

ЛОУРЕНС. Разочарование, трусость...

АЛЛЕНБИ. Нет. Случилось что-то необычайное. Что это?

ЛОУРЕНС. Мне было видение. Это случается с людьми в пустыне.

АЛЛЕНБИ. Видение чего?

ЛОУРЕНС. Правды.

АЛЛЕНБИ. Об арабском восстании?

ЛОУРЕНС. Нет. Обо мне самом.

АЛЛЕНБИ. И правда состоит в том, что (постукивая по своим записям) «вы больше не можете»?

ЛОУРЕНС. Это часть правды.

АЛЛЕНБИ. Но самая важная, не так ли?

ЛОУРЕНС. Нет. Только самая актуальная.

(Пауза).

АЛЛЕНБИ (внезапно). Какая жалость! Какая ужасная жалость. (Лоуренс молча глядит в пол. Алленби резко поднимается). Хорошо. Я посылаю вас обратно в Англию.

ЛОУРЕНС. Я этого не просил.

АЛЛЕНБИ. Министерство обороны будет радоваться, что вас заполучило. Вы давно заслуживаете повышения, поэтому я назначу вас подполковником. Также несколько недель назад я представил вас к ордену «За особые заслуги», так что с ним, с орденом Бани и с нашивками за ранение вы произведете там фурор. (Появляется часовой). Да?

ЧАСОВОЙ. У мистера Сторрса срочная телеграмма.

АЛЛЕНБИ. Пусть войдет.

ЧАСОВОЙ. Есть, сэр.

(Лоуренс поднимается, чтобы уходить).

АЛЛЕНБИ. Нет, останьтесь. Мне надо поговорить с вами о вашем преемнике.

(Входит Сторрс).

СТОРРС (передавая Алленби телеграмму). Даунинг-стрит, сэр. Они хотят, чтобы в среду вы предприняли триумфальное вступление в Иерусалим.

АЛЛЕНБИ. Они за кого меня принимают? За римского императора?

СТОРРС. Духовые оркестры, победные марши, прекрасные девушки осыпают нас цветами. Жду не дождусь это увидеть. (Лоуренсу). Твой Хамед за дверьми. Хочет тебя видеть.

ЛОУРЕНС. Он должен был уже уйти. Я приказал ему возвращаться в лагерь принца Фейсала два часа назад.

СТОРРС. А он хочет с тобой поговорить. На вид очень взволнован. Когда ты возвращаешься, Т.Э.?

АЛЛЕНБИ (с внезапной резкостью). Он не возвращается.

СТОРРС. Как?

АЛЛЕНБИ. Он чувствует, что больше не может. На его долю пришлось все, что способен выдержать человек из плоти и крови. Я могу его понять. Я отправляю его назад в Министерство обороны.

ЛОУРЕНС (глядит в пол). Могу я идти, сэр? Я, кажется, устал. Мы можем поговорить о моем... преемнике в другое время.

АЛЛЕНБИ (небрежно). Хорошо. (Лоуренс доходит до двери). Одну минуту. Вы мне понадобитесь, чтобы принять участие в этом вступлении в Иерусалим.

ЛОУРЕНС. В каком качестве?

АЛЛЕНБИ. Разумеется, в качестве главного британского офицера-связного в арабских полевых войсках.

ЛОУРЕНС (глухо). Нет, сэр.

АЛЛЕНБИ (холодно). Это приказ. Вы будете идти прямо позади меня и посетите все церемонии вместе со мной.

ЛОУРЕНС (с внезапным горьким смехом). О да. Прямо по учебнику. (Показывает на телеграмму). Генерал должен быть готов в любой момент использовать любую возможность, открывшуюся перед ним...

АЛЛЕНБИ (холодно). Вы, кажется, считаете мое распоряжение наказанием. Это не так. Честь, которая будет оказана вам в среду, — награда за ваше прошлое. Если она вызывает у вас неприятные мысли о вашем настоящем, это ваше дело, а не мое.

ЛОУРЕНС (с внезапной усталостью). И это из того же учебника, верно? О том, как обращаться с дезертирами. Я тоже научился с ними обращаться — только не в Сэндхерсте. По личному опыту. Печальные, испуганные существа со сломленной волей — их нельзя послать обратно в бой убеждением, угрозой или даже шуткой. Но иногда это можно сделать с помощью стыда. Удивительно, как часто — если использовать правильную методику. (Голосом, лишенным всяких эмоций). Знаете, мне кажется, я восхищаюсь вами больше, чем кем-либо другим на земле, и я никогда не восхищался вами так, как в эту минуту. По пути сюда я предвидел все уловки, которые вы можете использовать, чтобы заставить меня вернуться, и продумывал все возможные ответы на них. Но пять минут — и я разбит. Я могу увидеться со своим охранником? Сторрс говорит, он за дверьми.

АЛЛЕНБИ (зовет). Часовой!

ЧАСОВОЙ (появляется). Сэр?

АЛЛЕНБИ. Приведите арабского слугу майора Лоуренса.

ЧАСОВОЙ. Есть, сэр.

(Выходит).

ЛОУРЕНС. Полагаю, я не принял в расчет великолепную жесткую сердцевину, которая должна быть внутри у каждого великого генерала. (Входит Хамед). Хамед, почему ты все еще в Газе? Я строго приказал тебе вернуться в лагерь принца Фейсала. Разве не так?

ХАМЕД (тихо). Так, Эль-Оранс.

ЛОУРЕНС. Тогда почему ты меня ослушался?

ХАМЕД. Моя верблюдица околела.

ЛОУРЕНС (мягко). Правда? Утром, казалось, с ней было все в порядке.

ХАМЕД. Должно быть, внезапная болезнь, Эль-Оранс.

ЛОУРЕНС. Да. Очень внезапная. Но там была и моя верблюдица...

ХАМЕД (глядя в пол). Она тоже.

ЛОУРЕНС. От той же болезни?

ХАМЕД. Наверное. (Поднимая глаза на Лоуренса). Поэтому мне придется остаться с тобой здесь, Эль-Оранс. Я же никак не смогу уехать, правда?

ЛОУРЕНС. Пока не найдешь другую верблюдицу.

ХАМЕД. В Газе их трудно найти.

ЛОУРЕНС. Утром в четверг тебе придется найти двух новых верблюдиц...

ХАМЕД. Двух?!

ЛОУРЕНС (продолжает). Двух хороших, быстрых верблюдиц, ничем не хуже тех, от которых ты только что избавился.

ХАМЕД (лицо его загорается радостью). Через час...

ЛОУРЕНС. Ты меня слышишь? В четверг, с первыми лучами рассвета. (Бросив взгляд на Алленби). В среду мне надо выполнить одно поручение в Иерусалиме.

ХАМЕД. Это не шутка?

ЛОУРЕНС. Нет.

ХАМЕД. Но ты сказал...

ЛОУРЕНС. Не всегда надо путать то, что я говорю, и то, что я делаю. (Хамед внезапно кланяется Лоуренсу, берет его руку, целует и кладет на свою голову, по арабскому обычаю. Потом поворачивается и быстро выходит. Лоуренс пожимает плечами, глядя на Алленби). Что ж, сэр, я уже сказал вам: моя сила воли уже не та, что прежде.

АЛЛЕНБИ. Я думаю, она восстановится.

ЛОУРЕНС. Нет. Я попытаюсь найти ей какой-нибудь заменитель. (Поворачивается). Но только о двух вещах хотел бы я, чтобы вы знали...

АЛЛЕНБИ. О чем?

ЛОУРЕНС. Какого дезертира вы посылаете обратно в бой. И в какой бой вы его посылаете...

(Уходит. Пауза).

СТОРРС. Из вас вышел бы такой же хороший дипломат, как и военный.

АЛЛЕНБИ. Я заслужил это оскорбление.

СТОРРС. Это не оскорбление. Но правомерно ли было посылать его обратно?

АЛЛЕНБИ (сердито). А я должен думать, что правомерно и что неправомерно? Это было необходимо. Вот все, что меня касается. (Горестно). Все, что должно меня касаться. (Поднимается и подходит к столику, чтобы налить себе выпить. Со вздохом). Господи, Сторрс, как же будет здорово, когда кончится эта чертова война!

(Свет гаснет).

Картина шестая.

В темноте мы слышим отдаленные раскаты артиллерийского огня.

Около палатки Лоуренса. Сам Лоуренс бреется, используя полотняный тазик и зеркало, висящее на колышке. Молодой офицер ВВС (Хиггинс) выходит из палатки с какой-то распечаткой в руке. Всю сцену продолжается пулеметный огонь.

ХИГГИНС. Готово, сэр. Надеюсь, я все сделал как надо. Вы можете проверить поскорее?

ЛОУРЕНС. Ваш пилот собирается в дорогу?

ХИГГИНС. Ну... уже поздновато, сэр, а главком ждет. Первостепенная важность.

ЛОУРЕНС. Зачитайте.

ХИГГИНС (читает). «Операции 25 и 26 сентября 1918 года. Я решил разместить главные арабские силы на прямой линии отступления турецкой Четвертой армии. Мой штаб считал это рискованным предприятием, ввиду того, что Четвертая армия отступает в неприкосновенности, чтобы прикрыть Дамаск. Там полагали, что один необученный отряд, численность которого против врага составляет приблизительно один к четырем, не может сравниться с дисциплинированными войсками. Я, с другой стороны, счел, что фактор внезапности перевесит это преимущество. Рад сообщить, что ход событий оправдал мой зрелый оптимизм».

ЛОУРЕНС. Зрелый? В этом рапорте достаточно гибриса и без ваших дополнений. Я сказал — незрелый.

ХИГГИНС (весело). О, виноват, сэр. Незрелый. (Исправляет). А что это за другое слово? Ги... что?

ЛОУРЕНС. Гибрис. Греческое слово, означает — хвастовство.

ХИГГИНС. Ну так, сэр... вам ведь (показывает на рапорт) и правда есть чем похвастаться, вот что я вам скажу.

ЛОУРЕНС. Вы думаете?

ХИГГИНС. Турки заперты в ловушке между нашими людьми на юге и нашими людьми здесь. Я думаю, это просто здорово, сэр. (Нет ответа). Чертовски здорово. (Продолжает читать). «Счастлив доложить, что Четвертая турецкая армия с одиннадцати часов нуля минут этого утра прекратила свое существование. Подробное донесение об операции прилагается...»

ЛОУРЕНС (прерывает). Хорошо. Раз уж я получил вашу санкцию на гибрис, можете добавить еще вот что. После слова «существование»... (Хиггинс берет карандаш и блокнот). Учитывая ситуацию, я намереваюсь вступить в город Дамаск с рассветом завтрашнего дня, и завладеть им от имени принца Фейсала и его властью. Предполагаю, что это встретит ваше одобрение — такое предположение вынуждено тем, что, будь это не так, вы уже не успеете меня уведомить.

Дата добавления: 2015-09-05