Читайте также: |
|
Работать тем вечером было невероятно сложно. Нужно было притворяться вежливой, делать вид, что искренне улыбаешься клиентам, пришедшим в ресторан. А вести светскую беседу было вообще выше моих сил. Я была слишком поглощена собой и своим мрачным настроением. Я была зла, а также немного напугана. Даже невозможно себе представить какие могут быть последствия, если кто-нибудь узнает о моём секрете. Так что вариант, чтобы кому-нибудь его раскрыть, даже не рассматривался. Никто, за исключением моих родителей, даже не представлял, на что я способна. И никому не дозволено это знать. А Макс все это разрушил, и я понятия не имела, как ему такое удалось, чем я себя выдала. Я точно никогда не сознавалась, что понимаю его язык, никогда не отвечала ему. И, самое главное, я до сих пор не была уверенна, на каком языке он говорит, общаясь со своим классом. По закону, мне не полагалось даже отличать один незнакомый мне язык от другого. Единственное, что могла понять, это то, что он не полагающийся мне по классу и не Англайский. Он раскусил меня. Каким образом? Он утверждал, что я его заинтриговала, но по какой причине? Должно быть, моя способность была слишком очевидна той ночью в клубе, мой страх слишком заметен. Но какое его-то дело? Зачем он пришел со мной повидаться? Голос отца вырвал меня из раздумий. Мне стало неловко от того, что была такой дурой. А еще благодарна, что отец вряд ли мог знать о чём я замечталась. — Чарлина? Ты слышала, что я сказал? — Что? Прости. — Я выкинула мысли о Максе из головы. Мне нужно прекратить думать о нём. Я не могу ему доверять. Я не могу позволить снова подвергнуть своих близких опасности. — Тут кое-кто пришел с тобой повидаться. Он стоял, удерживая блюда в обеих руках, и его явно раздражало, что приходится повторяться. — Он ждет у черного входа. И тебе лучше поспешить. Я не отпускаю тебя на перерыв. У меня скрутило желудок. Это же не Макс, так? Но мне больше никто не приходил на ум. Ни Бруклинн, ни Арон тоже не будут ждать у служебного выхода. Они абсолютно свободно входили через парадную дверь и вели себя, никого особо не стесняясь. Обычно мама тут же усаживала их за столик и чем-нибудь угощала. Я судорожно обдумывала, как поступить, стоит ли вообще пойти туда и выяснить, кто меня ждет. Но отец продолжать стоять и хмуриться, так что выбора у меня не оставалось. Если это Макс, нужно заставить его уйти. И дать ему при этом понять, что возвращаться не стоит. Никогда. Чувствуя легкое головокружение, я проскользнула в кухонные двери. Знакомые запахи не вернули мне душевное равновесие. Дверь черного входа была закрыта. Только мой отец мог быть настолько груб, чтоб захлопнуть дверь перед пришедшим сюда. По-видимому, это был урок любому посмевшему прервать меня во время работы. Глубоко вздохнув, я схватила ручку двери. Я не была уверена, что готова к этому. Резко потянула её на себя. И чуть не свалилась от неожиданности. На пороге стоял Клод — друг Макса. Его глаза уставились в пол. Он до смерти напугал меня и я отступила назад, чуть было не упав, запутавшись в собственных ногах. Сердце выпрыгивало из груди. Но я взяла себя в руки и постаралась сделать вид, что все в порядке. Все на кухне наблюдали за мной. Все, включая маму, вытиравшую в этот момент руки о передник. Прежде чем заговорить, я заставила себя посмотреть в его ярко-зеленные глаза, чтобы показать, что у меня хватит мужества встретиться с ним взглядом. — Чем могу помочь? — Мой голос так дрожал, что был едва различим. — Мне сказали, что это принадлежит тебе. Он протянул мою сумку с учебниками. В его здоровой лапище она казалось такой незначительной. — Макс просил передать это тебе. Его голос прогремел, заполняя пространство кухни и, казалось, не умещаясь в нем. Оттуда не раздавалось ни звука, и, даже не поворачиваясь, я знала, что все продолжают пялиться. Дрожащей рукой я потянулась за сумкой. — Спасибо. Не ответив ни слова, он просто развернулся и пошел прочь. Казалось, земля может проломиться под его тяжелой поступью, хотя, конечно, этого не случилось. Он был всего лишь человеком. Правда огромным. Я долго смотрела ему вслед, не в силах увидеть удивленные взгляды моих коллег. И матери. Меня обуревали противоречивые чувства: с одной стороны — разочарование от того, что вместо Макса передо мной стоял Клод, но в то же время я испытывала смятение и растерянность. Я пыталась убедить себя, что было лучше, что пришел не Макс. По-видимому, он тоже так считал, раз прислал Клода вместо себя. Но от этого не становилось легче. Ночью в своей комнате я открыла сумку. Анжелине уже полагалось спать, но, как это бывало уже не раз, она ждала, пока я ей почитаю. — Только если будешь себя тихонько вести. Не хочу получить нагоняй из-за тебя. — Прошептала я. Мама запретила бы нам спать вместе, если бы узнала, как часто я читаю сестре по ночам. — И чур не жаловаться, если будут сниться кошмары. Анжелина энергично закивала. Нетерпеливое выражение на её лице вызывало улыбку. — Тогда ложись. И хотя бы попытайся заснуть. — Сказала я и начала рассказывать о том, которые мы сейчас проходим в школе. — Краткий промежуток времени в истории Лудании, страной правили суверенны, порожденные революцией. Монархия была низвергнута и люди сами выбирали своих правителей. Я читала прямо с листа, текст был написан на Парсоне. — Это была концепция идеализма, на стороне которой выступали большая часть людских масс, те, кто восстал против королевы Аволея и оставшихся в живых семейства Ди Хейзов. Это было время беспрецедентной жестокости, когда королевская семья была вынуждена скрываться, боясь быть схваченной и плененной. Расправы проводились на публичных площадях, чтобы удовлетворить людскую жажду крови. Я украдкой глянула на Анжелину. Мне вряд ли стоило бы рассказывать подобные "сказки" четырехлетки, если бы она уже не знала их. Мы росли, слушая эти рассказы. С самого раннего детства нам внушалась история нашей страны. Революционеры не внове в нашей истории. Важно было понимать, что наша жизнь зависит только от воли королевы. Я пододвинулась ближе к Анжелине. Меня бросила в дрожь, когда я представила каково пришлось тем людям благородного происхождения в те времена, ведь им всё время приходилось убегать, иначе их распяли бы собственные соотечественники, свои же подданные. Их свергли с престола, чтобы потом учинить над ними расправу: повесить, сжечь или обезглавить. Я продолжала читать, зная, что она ждет продолжения. — Их состояния были разграблены, их дома и земли разделены между новыми лидерами, и все напоминания прежних монархов: статуи, флаги, картины, деньги — были уничтожены, не оставляя доказательств их существования. На странице было изображение, картина художника — прежняя правящая семья, так как никаких фотографий не осталось. Анжелина протянула руку и коснулась рисунка, ее палец обрисовал контуры изображения девочки ее возраста, девочки, которая по-видимому была казнена просто из-за ее родословной. Я напряглась всем телом. Это было темное время в истории нашей страны. — Но несмотря на идеализм того времени, при новом правительстве не было никакого реального послабления для людей, старые налоги были отменены только для того, чтобы создать новые. Королева, обладавшая слишком большой властью, была заменена президентом, который имел еще большее влияние. Анжелина посмотрела на меня, у неё было озадаченное выражение лица. Я прекратила читать, чтобы объяснить что всё это значит. На этот раз на Англайском. — Потому что любой мог стать правителем, вне зависимости от своего рождения. Кругом была коррупция. Выборы были подтасованы, а налоги завышены, чтобы прикармливать прихлебателей нового режима. Возникали еще более кровавые перевороты. — Королевы других стран, у которых была реальная власть, отказывались сотрудничать с новым режимом, потому что у их лидеры были не королевского происхождения. Взглянув на неё, я пояснила: — Поскольку у нас не было королевы, страна была изолирована от остального мира. Мы были лишены существенного количества торговых путей, и люди скоро поняли, что наша страна не так самодостаточна, как им казалось. Поэтому мы нуждались в других странах, чтобы обеспечить нашу страну всем необходимым. Глупым заблуждением было поверить, что обычный смертный сможет руководить страной. — Первый масштабный голод последовал сразу же после болезней, охвативших всю страну. Я прислонилась к Анжелине, мне уже больше не нужна была книга, чтобы рассказывать дальше. Эту часть истории я знала наизусть, мне её пересказывали бесчисленное количество раз. Её дыхание стало глубже, становясь ровнее, и даже не смотря на то, что она всё еще слышит меня, было ясно, что она погружалась в сон. — Это был поворотный момент для Лудании, — прошептала я, наклонившись к щеке Анжелины. — Слишком многие были недовольны правящим режимом, а человеческие потери слишком велики. Мертвые тела переполняли кладбища. Их некуда было девать, потому их сжигали. Когда их жгли, поднимались черные тучи, от которых задыхались деревни. Люди призывали к новому восстанию, взывали к регентам из прошлого. Только никто не откликнулся. Все они были принесены в жертву, на алтарь революции. Когда я произнесла последние слова тихо и медленно, Анжелина уже спала. Меня это не волновало, она знала как всё закончилось. Мы все знали. Другие страны обратились к тайным группам, которые стремились свергнуть новую "демократию", и шпионов, которых послали, чтобы те разыскали оставшихся наследников королевских кровей, который были в тесном родстве с прежним правящим престолом. Нам нужен был новый лидер. У нас должна была появиться королева. В конце концов, она была найдена. Та, которая была готова занять своё место на престоле и увести свою страну от пути саморазрушения. Эта была сильная женщина, так гласит история, королевских кровей и с царственной осанкой. Когда её войска прибыли, легко одолев уверенную в своей непобедимости и, тем не менее, плохо подготовленную армию, председательствующего правительства, королева проявила милосердие к своим предшественникам. Те были убиты не у всех на виду и смерть их была лёгкой. Королева была настолько влиятельна, что её легко приняли монархи соседних стран, и вскоре санкции были сняты, торговые пути и общение между странами восстановлены. У народа Лудании снова появилась пища. И тогда же впервые была введена классовая система. Она была создана, чтобы препятсвовать будущему бунту, удержать людей живущих раздельно от мыслей о совместном востании. Язык стал инструментом, способом чтобы завершить это разделение. Разговаривать… или даже различать…языки других классов стало вне закона. Это был способ сохранить секреты, способ показать силу и власть над теми которые были… слабее. Это было век назад… вернулось когда у городов были имена… и даже если что-то изменилось, и классовая система и монархия все еще остались неизменными. Теперь еще сильнее, чем прежде. Язык стал камнем преткновения. Общаться дозволялось только на языке, который определялся нашим происхождением, или на Англайском. Любой, у кого проявлялись способности к языку, был казнен. А тех кто, делал хоть малейший намек на попытку выучить недозволенный язык, преследовался властями. Прошло сто лет, способность разбирать слова другого класса была утеряна, владеть другим языком кроме своего сделалось невозможным. Мы стали невосприимчивы к тонкастям чужих языков. Но даже, если бы все были равны, я всё равно оставалась бы аутсайдером, потому что понимала все языки. И моя способность не ограничивается только произношением слов. Я могу разбирать всевозможные способы общения, даже включая те, что были визуальными или осязаемыми. Мой отец однажды взял меня в музей, один из тех немногих, что не был сожжен дотла во время Революции, и он показал мне, каким когда-то был мир, как жила когда-то наша страна — как единая нация. Может быть не всегда в согласии, но ни разделенная на касты. В музее нам показывали красивые рисунки, которые использовались первобытными людьми для общения…вообще-то это были искусно созданные копии, а наш гид объяснял смысл перевода этих картинок на Англайский. Но когда гид зачитал нам их значение, я знала, что там закралась ошибка, перевод был не точен. Я поняла, что на самом деле значили эти красиво выведенные слова. Я знала настоящее значение слов на обратной стороне картины, и поэтому сообщила ему истинное послание от наших предков. Возмущенное руководство музея настояло на том, чтобы я отреклась от своей лжи и извинилась за свою непокорность. Отец скрыл свой страх под маской смущения. Он извинялся перед разъяренным гидом, ссылаясь на моё богатое детское воображение, которым я мол поспешила поделиться с окружающими. Он утверждал, что я была со своими причудами, к тому же еще и трудным ребенком, и утащил меня прочь. Подальше от тех замечательных слов, подальше от музея, пока те люди не поняли, что я всё правильно перевела. Чтобы удостовериться, что я понимаю язык, на котором никогда не разговаривала. Меня впервые отругали за ту выходку в музее, а потом папа крепко обнял меня, явно испытывая страх и облегчение, что нас не преследовали. Мой отец напомнил мне как это было не безопасно с моей стороны обнаружить при людно свои способности. Кто бы это ни был. Никогда не показывать то, что ты умеешь. Мне было всего шесть лет, когда я увидела (всего второй раз на моей памяти), как плачет мой отец. В первый раз, мне было четыре и тогда он убил человека. Дверь в мою комнату открылась, и силуэт моей матери тенью проскользнул внутрь. За ней тянулся аромат выпечки, которым казалось пропиталась её кожа за время работы в ресторане. Она кивнула головой в сторону Анжелины. — Чарлина, тебе тоже уже пора быть в постели. Тебе завтра в школу. — Знаю, я почти закончила. Ответила я ей на Англайском и захлопнула книгу, потому что больше не могла сосредоточиться ни на одном слове. Она присела ко мне на кровать и убрала мои волосы с моего лица, а затем погладила по щеке тыльной стороной ладони. — Ты выглядишь уставшей. Я не стала говорить ей, что она та самая, кто выглядит уставшей. Что золото её волос поблекло, а гордая осанка сутулилась. Я всегда была убеждена, что моя мама не была рождена для такой суровой жизни. Да, может быть, и никто не рожден для такой жизни. Я кивнула. — Так и есть. Она наклонилась, чтобы поцеловать меня в лоб, и я услышала знакомый знакомый запах теплого хлеба. Это был запах моей матери. Она потянулась к книге, вынимая её из моих рук. Как только она забрала книгу, из неё выпал сложенный листок бумаги и упал мне на одеяло. Видимо этот листок лежал между страницами. Мама не заметила записку, потому что сразу же повернулась, чтобы положить мою книгу на прикроватную тумбочку. Я взяла записку и развернула её. Я сразу же поняла, что это не я прятала этот листок. А когда я прочитала, слова что были там написаны, я резко втянула воздух. — Чарлина, в чём дело? — спросила она, повернувшись ко мне. Зажав листок в кулаке под одеялом, я покачала головой. Она приподняла брови, будто снова собираясь что-то спросить, но мы услышали за окном знакомый звук сирены, напоминая всем, что наступает комендантский час и всем лучше разойтись по домам. Когда мама снова повернулась ко мне, видимо она уже забыла о чём собиралась спросить и потянулась к лампе, чтобы выключить её. — Доброй ночи, Чарли, — сказала она, на этот раз на Англайском, к моенму не малому удивлению, потому что она отказывалась говорить на этом языке в стенах нашего дома. — Спокойной ночи, мама, — ответила я, улыбаясь и говоря на языке, который предпочитала она. Когда она закрыла дверь и я была точно уверена, что она ушла, я достала из под одеяла записку. Я должна была прочесть еще раз. Или возможно два…или три… или еще пятдесят раз, я думала, вытаскивая записку и осторожно разворачивая ее. Листок был уже измят, потому что мне пришлось зажать его в руке, когда я прятала записку от своей матери. Я взглянула на слова, нацарапанные в записки, пытаясь разобраться, что же я чувствую. В моем теле напрягся каждый мускул. Волосы на руках встали дыбом. Я читаю записку в последний раз, запоминаю слова, так что я смогу вспомнить их позже Затем я опять обратно прячу листок в книгу, перед тем как снова выключить лампу. Я слушала дыхания своей спящей сестры, задаваясь вопросом, каково бы было услышать те слова, а не просто читать их. Слышать их тихий шелест в ночи. На всех языках.
9
Я не могла себя заставить снова взглянуть на записку. Больше ни одного раза в течение последующих нескольких дней, я не позволила себе взглянуть на записку, которая лежала между страниц моего учебника. Я была слишком напугана. Меня очень взволновали те слова, что я прочла, тот смысл что в них вложен и обещание. Я была просто в ужасе. Я пыталась сосредоточиться на уроке, на профессоре, который стоял в классе передо мной. Он говорил очень страстно, даже после стольких лет преподавания одного и того же предмета — история нашего народа, класса Торговцев. Наши лекции были разделены на блоки, которые включали три часа Истории: один час истории Торговцев и как мы соответствуем нашему обществу; другой об истории нашей страны; и еще один о всемирной истории, которая была наполнена историями древних аристократий, демократий, и диктатур, которые расцвели и рухнули перед Временем Правителей. Поскольку мы были торговцами, были также классы торговли, бухгалтерии, и экономики. Нам давался один час, который мы могли провести по собственному усмотрению, искусство, науки или кулинария. Обучайся чему хочешь. Однако эти факультативы имели только одну цель улучшить навыки обслуживания Торговцев. Даже Исскуство включало, изучение тканей, керамики, и графики, что могло быть упаковано и продано. Всё это обучение — это наша подготовка, чтобы мы могли занять свое место в обществе. Я делала равнодушные заметки лекции, притворяясь, что сказанное учителем было намного интересней, чем письмо спрятанное внутри книги под моим столом. Когда я переместила свою ногу, то случайно толкнула свою кожаную сумку, высыпав ее содержимое на пол. Я наклонилась, чтобы собрать беспорядок, ныряя головой под стол, собирая карандаши и листы бумаги, которые выскользнули. Я позаботилась, чтобы всё разложить внутри как можно аккуратнее. Я видела свернутую записку, выглядывающую из книги, в которой я ее прятала. Я провела кончиками пальцев по её поверхности. Руки так и чесались вытянуть её. "Я не должна", говорила я себе, когда затаив дыхание наблюдала как вытаскиваю записку из книги. Я попытался подавить чувство предвкушения, которое пробежало по мне, прекрасно понимая, что это будет ошибкой, снова взглянуть на неё. Это больше не заслуживат моего времени. Макс и так прочно засел у меня в голове, а он этого не заслуживает. Я осмотрелась вокруг, чтобы понять, заметил ли меня кто-нибудь под столом, читающую записку, которую я уже выучила на зубок. Никто не обратил меня внимания. Я держала письмо, живо представляя себе шесть слов, написанных внутри сложенного листа. Шесть слов, которые я уже знала наизусть. Шесть слов, которые так много для меня значили. Я осторожно развернула бумагу, специально не фокусируясь на надписи. Моё сердце замерло. Затем мое зрение прояснилось. "Я клянусь что защищу тебя" Я провела оставшуюся часть дня пытаясь забыть записку, пытаясь уничтожить повреждение, которое я нанесла в момент, когда позволила себе прочитать это еще раз. Слова сейчас чувствовались неминуемыми, как если бы они были выгравированы во мне и письма были визуализированы, рвано и сыро через мою плоть. Их смысл отзывался головной болью. Он просил у меня слишком много этой простой клятвой. Как он мог давать клятву в таких вещах? Как я могла воспринять такое обещание всерьез? Он едва знал меня, и я конечно не знала его. Не настолько, чтобы начать доверять ему. Не с той информацией которую он уж знал, или по меньшей мере подозревал, что он знает, обо мне. Он знал такое, что грозит расправой надо мной. Я не могла позволить себе серьезно воспринимать его слова, так что я решила игнорировать их. Решила забыть о записке. Забыть его. Я отказалась от попытки сосредоточиться на моих школьных занятиях и отдала себя работе над другими задачами вместо этого. Я пошла в ресторан после школы, хотя я не должна была сегодня работать. Я принесла запасы на кухню и приготовила блюда, и вымыла столы и вершину прилавка. Я проинвентаризировала снабжение, которое уже было заинвентаризировано, и помогла матери почистить овощи, до этого не было ничего что могло занять мои беспокойные руки. Даже после этого мой ум отказался перестать фиксировать письмо, которое он написал. Наконец, я решила, что у меня всего один шанс. Я схватила свечу и промаршировала через кухню, через черный ход, и по аллее позади ресторана. Я нашела место в затемненном углу, далеко от глаз прохожих следующей улицы, и я присела внизу, придавая чашевидную форму моей руки вокруг фитиля свечи. Я засунула руку в мой задний карман и вытащила сложенную записку. Я думала прочитать еще раз — только в последний раз — но мне это было не нужно. Мне никогда не нужно бы смотреть на это снова; те слова стали бы часто посещать меня навечно, даже за отсутствием бумаги, на которой они были написаны. Я держала угол листа выше свечи, слегка колеблясь прежде чем дать огню его уничтожить. Я наблюдала как язычки пламени поглотили лист бумаги, и бросила его на землю перед тем, как они смогли достичь кончиков моих пальцев. Остаток промерцал передо мной, сначала оранжевым, после черным, бледными тенями серого пока не словил медленный поток воздуха, который его унес. Я почувствовала себя лучше как только бумага распалась, это больше не могло соблазнять меня. Так меня и нашла Бруклинн на темнеющей аллее, сидящей на корточках над свечой, так как я пристально посмотрела в ее крошечное пламя, чувствуя себя наконец свободной. Бруклинн была мастером в убеждении меня сделать вещи, которые я не хотела делать; она всегда была. Когда я была едва старше, чем сейчас Анджелина, Брук уговорила меня подстричь мои собственные волосы чтобы притвориться мальчиком. Она думала, что это будет забавно, шутка для игры, обмануть других детей в школе, что в нашем классе новый мальчик. К сожалению мои родители не поняли шутку. И даже хуже, я действительно напоминала мальчика с моими новыми стриженными волосами. Это был год когда дети перестали называть меня Чарлина и начали называть Чарли. Прозвище было прекрасным. Это удовлетворило меня лучше так или иначе, и волосы в конечном счете тросли снова. В тот год я также научилась не всегда доверять Бруклинн ставить мои интересы впереди ее собственных. Так было не потому что она плохим другом… она не была. Это не было даже потому что она была мстительна или злобна…она была также. Она была просто… неугомонной. Необходимо сказать, что я вынуждена была иногда проявить твердость с Бруклинн чтобы избежать совершения вещей, которые не были лучше для меня. К счастью, это не было одним из тех раз, и в этом случае, Брук появилась точно в правильное время. Время в которое мне была наиболее нужна ее специфическая манера отвлечения. Когда меня наиболее нужно было вытащить из моего мира и в ее. Ночь с Бруклинн было именно тем, что мне нужно было чтобы выкинуть из моего ума…другие вещи. Ралли в парке было бы совершенным отвлечением. Нам пришлось пообещать моему отцу, что мы останемся вместе — обещание, которое я думала, подразумевало больше для выгоды для Бруклинн чем моей- и моей матери, что мы будем дома вовремя до комендантского часа. Я не уверена, где еще она думала мы будем так поздно — парк опустеет задолго до сирен. Последняя вещь которую кто-либо хочет, быть пойманым за нарушение закона. И, как всегда, я храню свой Паспорт в безопасности возле груди. Я знаю, что ожидать задолго до того, как прибыть на место сбра на набережной. Раньше когда "Ралли" впервые начались, они были чем-нибудь еще в целом, их имя, вызывало полностью другой ответ. Они произошли, от событий, которыми намеревались показать поддержку тем, кто был недавно вербуемый, как празднование наших новейших солдат, поскольку угроза войны от врагов, как внутри, так и за пределами наших границ, стала надвигающейся. Но как недели стали месяцами, и месяцы перешли в годы, ралли приобрели абсолютно другое значение. Сейчас они были заявленными — санкционированными вечеринками. Вечеринки, чтобы молодежь собралась в парке на набережной под отговоркой патриотизма, пользуясь оправданием прийти вместе в ночь, чтобы потанцевать, покричать, петь и радоваться. Только однажды ралли были опасными, когда пьяная толпа стала беспокойной и воинственной под руководством мужчины, призывающего к несогласию. Насилие сломалось пролившись на улицы города. Несколько его активистов были убиты теми самыми военными, в честь которых было создано ралли. Но это было много месяцев назад, и сейчас была установлена охрана, для патрулирования ежемесячных сборов, поддерживать приказ перед тем, как хаос смог бы прорваться. До того, как вечеринка станет протестом. И сегодня ночью, поскольку весна движется в направлении лета и ночные температуры стали теплее, гуляки были наполнены настроением. Воздух на берегах реки был пропитан предвкушением песен, алкоголя и танцев. Звук инструментов, играющих вместе в практической гармонии, отлично простирася за пышный ландшафта парка и на улицах за ним. Это было многообещающе и пьянило. Бруклинн схватила мою руку убедившись, что я не смогу передумать и сбежать. Но ей не нужно было. Я была счастлив находиться здесь, благодарная за ее присутствие и за отвлечение празднования. Мы миновали группу мужчин, играющих разнообразных инструментах внизу плотной группы листовых деревьев. Они пели, как громко, так и бедно Я смеялась над их усилиями привлечь наше внимание, так как их голоса поднялись. Бруклинн хихикала и поощрял их, махая и подмигивая, и покачивая бедрами. Они окликнули нас чтобы вернуть, чтобы мы спели для них, но Брук тянула меня, игнорируя их противоречивые оправдания. Мы остановились возле цветущего куста, и пока она напевала, ее тело двигалось в такт звукам вокруг нас, Брук сорвала безупречный красный цветок и аккуратно засунула его в мои волосы, позади уха. Она наклонилась и поцеловала меня вщеку. "Ты выглядишь прекрасно", сказала она одновременно подмигивая. Я схватила ее за обе руки и сузила глаза, позволив намеку на улыбку изогнуть губы. "Ты уже пьяна, разве не так? О это так" Ее лицо изменилось и она оскалила зубы. "Возможно совсем немножко" Она взыла мою руку, и мы снова мы пошли. Факелы проводили линию вьющихся путей, так как мы подбирались ближе к центру парка, к центру ралли, где праздники были хорошими в реализуясь. Несколько человек приветствовали нас, с кем-то мы были знакомы, с кем-то нет. Брук знала намного больше чем я, особенно охранников одетых в синее.. Она сделал себя лучше, представив меня но я знала, что в конечном счете она забудет что я была с ней, и она захочет быть подальше от меня. Это было ее натурой. Я понимала это. Кто-то дал нам напитки, и прохладная жидкость прошлась огненными пальцами к низу моего горла, расслабляя мое тело и звукопоглощение моего ума. Бруг наверно не нужен был второй, но она взяла его в любом случае. Найдя путь к толпе под цветущими деревьями, она ушла танцевать, пока я за ней наблюдала. Она подняла руки выше своей головы и вращалась гипнотическими кругами, ее глаза и ее движения приглашали других двигаться ближе к ней. Как всегда, я хотела чтобы Арон был здесь. Он остался бы со мной. Он никогда бы не оставил меня. Но Арон был против планов правил Брук. Ей не нравилось брать его на наши пикники. Она была согласна конкурировать с ним за мое внимание в течение дневных часов, путем которым это было всегда, но только, потому что у нее это было тоже. Ночью это предполагало только нас двоих. Ее правило было абсурдно, действительно, она находила новых друзей каждый раз, когда мы приходили и спешила покинуть меня, если появлялась возможность. Я посмотрела вовремя чтобы увидеть Брук танцующей с партнером сейчас, мальчик с грязными волосами, который тянул ее ближе, его рука обвивалась вокруг ее талии пока она смело смотрела ему в глаза так, как будто были только они двое, кто существовал в рамках переполненного пространства. Перед тем как я смогла осмотреться своими собственными глазами, стальной голос позади меня вторгся в мои мысли заставив меня вздрогнуть в ароматной ночи. "Ты не должна здесь находиться. Парк не безопасен после наступления темноты" А затем я почувствовала его руку — его ладонь- легкое прикосновение по длине моей обнаженной руки, нежный жест, несравнимый с его тоном. Мой желудок резко упал и я почувствовала себя больной, в это же время я обратила внимание на четкую искру чего-то еще, проскользнувшую сквозь меня. Что — то далекое и такое близкое к надежде. Я подавила часть себя, отвечая вместо этого на предупреждение в его голосе, отказываясь при этом оборачиваться. "К счастью для меня, это не должно быть твоим решением где я должна находиться с наступлением темноты" Или с кем я нахожусь. Я потянула свою руку подальше игнорируя…… от его прикосновения Я прошла дальше, по другой стороне от танцующих, не спуская глаз с Брук, так я не смогу потерять ее в толпе. И конечно я не хотела смотреть на Макса. Так мне не прийдется сталкиваться с его тревожными серыми глазами. Я слышу его шаги следующие за мной. — Чарли, подожди. Я не собирался указывать тебе что делать. Его голос был добрее в этот раз, прося меня выслушать. Я качнула головой — мой упрямый отказ — но это было больше к самой себе. Я сомневалась что он даже заметил легкое движение в мерцающих сумерках. Часть меня хотела, чтобы он следовал за мной — я была почти уверена, в том что я делаю — хотя я почти бежала подальше от него. Мое сердце забилось быстрее, и замешательство от моей собственной реакции вынудило меня почувствовать головокружение и неуверенность. Я ощущала покалывание во всем теле, будто оно никогда не было более живым. Потом он накрыл мою руку своей останавливая и становясь передо мной. Сражение в пределах меня росло, пока я не была в полном расстройстве. Я хотела вырвать свою руку. Но я не сделала этого. Казалось, что так и нужно, но все же я не могла даже посмотреть на него. — Чарли. Только одно слово, только один этот звук и он полностью завладел моим вниманием. Я попытался дышать вопреки моей гордости, но это было также в моем горле. Его большой палец перемещался, по немногу, выпуская потоки воздуха, которые качались через меня. Мои плечи опустились. Иди домой. Я не смогу сдержать свое обещанье, если ты будешь постоянно поподать в опасные ситуации. Его обещание. Напоминание его примечания послало холод по моему всему телу, и тем не менее, я чувствовала, что я напряглась, чтобы быть ближе к нему. — Я не ухожу, — сказала я, боясь поднять глаза. Боясь встретиться с его взглядом, и позволить ему увидеть то, что я так усердно прячу. Что я хочу, чтобы он был возле меня. Он отпустил мою руку, и она упала на мою сторону, чувствующую себя странно холодной и пустой. Когда он снова заговорил его голос был жестким и резким. "Что, если я настаиваю, чтобы ты пошла?" Я подняла взгляд, уставившись на него в недоверии. Ты не сделаешь этого! Но увидив его лицо, я поняла, что ошибаюсь. Я знала, что он может сделать именно это. Его мундир был четкий, безупречный, командир. Это было все полномочия, он должен был бы меня сопровождать из парка, чтобы вернуть меня в мой дом. Это не имеет значения, что я хотел остаться, Макс может заставить меня уйти. Моя челюсть напряглась, и я хмуро посмотрела на него, делая шаг ближе. Единственный конфликт я чувствовала, сейчас был к нему. — Ты не посмеешь! У меня есть полное право здесь находиться. Я не сделала ничего плохого, я не та, что беспокоит людей, это ты! Ты тот, кто должен уйти" Я протянула руку и попыталась сдвинуть его с моего пути, но он не сдвинулся с места. Он даже не вздрогнул. "Я просто хочу быть с моим другом сегодня", я прохрипела голос на грани истерики. "Если бы я знала, что ты будешь здесь, я бы даже не пришла". "Я пыталась обойти его, но он протянул руки они были вокруг меня, прежде чем я поняла, что произошло. Мое лицо было прижато к его груди; я могла услышать его сердце, напевающее ниже густой шерсти его жакета. Я чувствовала тепло его тела напряжение по отношению ко мне, то, как я очень хотела быть рядом с ним. И пряный аромат от него, как я вдыхала его, пробуждая у меня головокружение. Я ожидала большего. Намного, намного большего. Моя решительность пошатнулась, а потом и вовсе рухнула. Я чувствовала себя в безопасности в его руках. — И если бы я знал что ты будешь здесь, я бы пришел только ради встречи с тобой. "Голос Макса грохотал под ухом. Затем он вновь заговорил на языке, который должен быть мне незнакомым. — Все что я хочу — чтобы ты была в безопасности, Чарли. Это все, чего я когда-либо хотел. Это было закончено, краткий и идиллический момент, в котором я подошла так близко к своей охране. <font><font class="">Я застыла, прежде чем я могла даже ответить, желая, чтобы он не только говорил.</font></font> Не таким образом. Я оттолкнулась от него, выпутываясь из его рук. Когда я посмотрела на него, я увидела, что он понял, что он знал, что сделал что-то не так. Он должен был говорить Англайским. — Чарли, извини. Но я уже исчезала в толпе и на этот раз он не последовал за мной. Хотя часть меня все еще хотела этого. Бруклин задыхалась, когда нашла меня, и хотя я была не в настроение для ее ликования, она притащила б его с собой в любом случае. Она опьянела от внимание и напитков. Это был ее идеальный наркотик. Она потянулась к моей руке, вытягивая меня от того места, где я прятался среди деревьев, которые стояли вдоль края реки. То, что листья не скрывали, скрывала тьма, скрывая меня из виду. Но Брук определенно я слышала, когда она звала меня за долго до того, когда она обнаружила меня там, окутанною тьмою, где я могла дуться в тишине. — Я только что встретила самого потрясающего парня. Ты должна пойти и увидеть его. Поверь мне, Чарли, ты полюбишь его!" Под ее руками я не чувствовала себя комфортно или сильной пусть даже Макса рядом не было. Ее кожа была теплой и мягкой, но пальцы впились в мои. Я сделала несколько шагов и споткнулась потому что она меня тянула. "Если он так хорош, почему бы тебе не пообщаться с ним? Ты не нуждаешься во мне." Брук улыбнулась, подняв брови. — Но у него есть друг. Очень симпатичный друг. Она снова потянула и протащила меня еще несколько шагов. — Пойдем, ты не захочешь пропустить такое. Я отрицательно покачала головой, стоя на своем. — Я не в настроение сегодня, чтобы с кем-либо встречаться. Брук, не сегодня. Она отпустила меня и положил руки на бедра. Она стояла в вызываюей позе, ее карие глаза поблескивали. — Та почему нет? Все из-за твоего малыша-солдата? Я посмотрела на нее, не уверенная что поняла что она имела в виду. Она пожала плечами. — А, ну да. Я видела вас двоих. И что, Чарли? Еще я видела, что он не пошел за тобой. Зачем тратить время, сидя здесь в одиночестве и позволяя ему разрушить все веселье?" Я, наверное, ненавидела Бруклинн в тот момент, или была как никогда прежде близка к этому. Она наблюдала за мной когда я спорила с Максом, и позволила мне блуждать зная что я была расстроена. Она больше беспокоится возвращением к какому то парню, которого только что встретила, чем тем, что я могу нуждался в ней. Но было что-то еще, что-то о том, как она сказала: "Малыш-солдат", ее голос испускает яд. Брук ревнует? Я думала о том, что днем произошло в школе, когда она старалась обратить внимание Макса, чтобы он ее заметил. Бруклинн не привыкла, чтобы ее игнорировали. И она определенно не привыкла, чтобы вместо нее предпочитали меня. Вдруг я подумала, что может поэтому она брала меня с собой, зная что ее заметят прежде чем меня, заставляя чувствовать себя лучше. Интересно, может быть именно поэтому Арон не мог пойти с нами, если бы это было потому, что он видел ее настоящую и решила, что я ему нравлюсь больше. Тем не менее, до сих пор, я думаю, что не обижаюсь на Брук. Я даже не завидовала тому, что, когда мы вернулись на ралли и она представила меня ребятам, их глаза были прикованы к ней, а не ко мне. Хотя, наверное, должна была. Я должна бы сердится на нее из-за ее мелких обид. Вместо этого я жалела ее. Макс был всё еще здесь. Я не видела его, но знала, что он где0то по близости. Не то чтобы я могла ощущать его присутствие, просто мне так казалось. Я играла вместе с Брук, делая вид что хорошо провожу время, для того чтобы позволить Максу знать, что обо мне не нужно заботится, и мне не нужно идти домой. Я встретила друзей Брук, и она была права, мальчик, которого она встретила — тот с грязными волосами, с кем она танцевала прежде — казался очень даже приятный. Его друг Парис, тоже ничего. К тому же он из Торговцев. Они носили простые ткани в оттенках коричневого и серого цвета, которые были знакомы мне. К тому же, мне не нужно было претворяться, что я не понимаю их слов, и неважно на каком языке они говорили. Это были те люди с которыми я должна бы общаться. Но я не ошибалась, когда думала, что они бы были рады провести весь вечер любуясь Бруклин. Даже Парис, который сделал все возможное, чтобы заставить меня чувствовать себя свободно, не мог отвести глаза полностью от нее. Это не имеет большого значения, хотя, я не хочу быть и с ним тоже. Каждая молекула моего тела старалась определить местонахождение Макса среди гуляющих, пока я не почувствовала напряженность и беспокойство. Тем не менее, я смеялась над шутками мальчика и взял второй напиток который он предложил мне, не обращая внимания на то, что моя голова уже начинает кружиться. Когда его рука оказалась на моем бедре, он потянул меня танцевать, я следовала, наши плечи, наталкивались друг на друга, когда он двигался впереди. Он потянул меня ближе, чему я была не рада, и я была потрясен моей реакцией, полагая, что не так давно я задалась вопросом, на что это будет похоже прикосновения с Максом. В Парисе, это было как раз наоборот, я отталкивалась от его прикосновения, а он притягивал мое тело устойчивее к себе. Однако, его руки были сильнее, и настойчивее, и он шатался в завершении всему этому. Я смотрела вокруг, пытаясь не нервничать, когда алкоголь — его дыхание, смешанное с моим. Его тело двигалось с музыкой, и вместо того чтобы пойти к сцене, я решилась согласиться с ним, только наполовину танца, и только наполовину после удара. Я задавалась вопросом, как долго играет уже песня, и как скоро наступит долгожданное спасение. — У тебя красивые глаза, — сделал он комплимент на Парсоне. Его слова были горячие и липли к моему лицу. Я чуть не рассмеялась, питаясь вспомнить, в какой момент он перестал пялиться на Брук, что бы заметить. Вместо этого я слабо улыбнулась, отстранив голову в сторону от него. "Спасибо", я ответила громче музыки, в надежде что та скоро закончится. Но это не была пауза в музыке, которая прервала неуклюжий танец; это было что-то, к чему я не была подготовлена. Что-то до чего я никогда бы не смогла приготовится. Рев сирен взорвался, как будто звук отбивался эхом от моей собственной головы, его пронзительный шум, разрушающий ночь. Этот не был сигналом о начале комендантского часа. Я чувствовала себя приклеенной к месту, мой ум помрачнел от внезапного хаоса, пробудившегося вокруг меня. Начались крики, хотя я едва могла слышать их сквозь шум. Я чувствовала как все меня толкают, со стороны в сторону пытаются бежать, вдаль от парка. Чтобы найти убежище. Я искала Брук. Я только что видел ее! Но сейчас я не могу найти ее среди путаницы и пресса тел. "Брук!" Я крикнула, но мой голос был потерян в движение вокруг меня. Я смотрела, поскольку девочка, моего возрасте, упала на землю в давке, чтобы уйти, человек бежал поверх нее, его тяжелые ботинки пинали ее голову. Она попыталась уйти с дороги других, уползая с их пути, ее пальцы, цеплялись за грязь, но она не может двигаться достаточно быстро. Она посмотрела верх, на ее лице читалось ошеломление, кровь сочилась с нижней части лица. В момент, когда она подняла голову я узнала ее. Это была Сидни, Консульская девушка из Академии, которая дразнила нас, когда мы проходили мимо по дороге в школу. Та, которая вошла в ресторан моей семьи той ночью и дразнил меня, думая, что я не могу понять то, что она говорит. Прежде, чем я смогла сообразить, я уже мчалась к ней. Меня толкали ударяли и пихали, я с усилием питалась добраться до нее, через людей у которых главная миссия самосохранение. К тому времени я достигла ее, чуть не наступив на нее. Тело было прижато к телу, и я чуть не пронеслась мимо ее. Я расталкивала толпу настолько, насколько могла, прокладывая себе путь. Какая-та рука схватила мои волосы и начала дергать. Кожей я чувствовала огонь, наклонив голову вперед и дергая в стороны кричала от боли. Никто не услышал меня. Или даже им было все равно. Я видела Сидни, по-прежнему пытающуюся отползти с дороги. Она выглядела разбитой. Я колебалась недолго, а потом решительно нагнулась, схватила ее под руки и потащила в сторону от давки. Подальше от ног, что избивали ее. Вопль сирены был постоянным, но у меня не было времени беспокоиться о том, что он означает. Я наклонилась и закричала прямо ей в ухо, надеясь, что она услышит меня. "Ты можете стоять? Ты можете идти?" Она выглядела смущенной, когда она мигала, я задавалась вопросом, поняла ли она то, что я только что спросила. Затем медленно, очень медленно, она кивнула, протягивая руку, позволяя мне, помочь ей подняться. Поначалу она пошатывалась, и я придерживала ее, ожидая, когда она втердо встанет на ноги. Она открыла рот и что-то сказала, но я не смогла услышать ее. Слова потонули в шума вокруг нас. Я покачала головой и пожала плечами. Она подошла ближе, её рот оказался на уровне моего уха. — Почему ты делаешь это? У нее был измученный глос. Я не была уверена. что мне ответить, так что промолчала. "Мы должны выбираться отсюда! Где ты живешь?" Она указала на восток. Так я и подозревала, ей нужно идти туда, где живут семьи адвокатов, в верхний квартал восточной части города Но мне нужно было на запад, к краю города. К своей семье. К Анжелине. Мое сердце сжалось. Мне нужно найти свою сестру. — Я не могу пойти с тобой, — закричала я что есть мочи. — Можешь добраться туда сама? Знаешь где встретиться с семьей? Она выбросила свою руку, хватая мою и я поняла. что это и есть ответ. Она не хотела, чтобы я бросила ее. Она не хотела в одиночестве искать дорогу. Она идет со мной. Толпа поредела, большинство людей уже сбежали в ночь в поисках убежища, где они смогут спрятаться. Можно было уже не бояться быть растоптанными, но было что-то еще в этих новых звуках вдалеке, которые один за другим слышались за воплем сирен. Держа меня за руки, Сидни отскочила месте со мной, ее тело сотрясалось после каждого нового взрыва. Я узнала эти незнакомые звуки, хотя фактически никогда раньше не слышала их. Бомбы. Звуки бомб. Это была не тренировка и не предупреждение. Город аттаковали. Я должна добраться до Анжелины. Мы не успели отойти далеко, когда я почувствовала толчок сзади, и до того, как смогла понять, кто толкнул меня и почему, я уже летела назад, потеряв равновесие. Я упала в объятия Макса во второй раз в эту ночь, хотя на этот раз у меня не было намерения отталкивать его. И от ощущения его рук, подобно железной ленты, я сомневалась, что он бы позволит. "Я искал тебя везде!" Он кричал, но даже если нет, я бы услышала по-любому. "Где ты была?" Я едва могла дышать и, когда попыталась ответить, то лишь что-то промямлила, уткнувшись в его грудь. Он расслабил свою хватку, так чтобы я могла наклонить голову назад, и как только я подняла взгляд на его лицо, я чувствовала гнев и расстройство. Он волновался за меня! Я ненавидела, что именно в этот момент, угроза оружия и звуки сирены, портят ночное небо, я почувствовала, что мое сердце расслабилось. Я напомнила себе, что Анджелина была все еще там, я освободила голову от нежелательных чувств. Сейчас время было не для увлечения. "Мне нужна моя семья! Мне нужно найти мою сестру! Я крикнула, и снова начала бежать, решив чтобы они сами решили следовать ли им за мной. Я не слышала шагов. но знала, что они здесь, рядом со мной. Макс сохранял легкость, бежав рядом со мной. Но я беспокоилась о Сидни. Я подумала. что она могла упасть, но яне остановилась. Я не могу остановиться. И время от времени я мельком смотрела на ее, уверяя себя, что она, так или иначе, поддерживает наш ритм, движения. Сирены были везде, но я не могла понять с какой стороны доносились взрывы. Время от времени я чувствовала, что мы могли бы бежать к ним, в то время как, казалось, они были очень далеко, с другой стороны города. Возможно так оно и было. Улицы кишат от мужчин и женщин, детей и стариков, так как мы покинули парк. Но к тому времени мы достигли западной части города, улицы которой были почти заброшены. Я беспокоилась тем что может уже было слишком поздно, что моя семья спряталась где-то, и я не буду в состоянии найти их в ночное время. Я не позволю себе рассмотреть другие варианты…,что в друг война оказалась слишком близко к нашему дому. Я чуть не заплакала с облегчением, когда мы завернули за угол, все дома на моей улице были невредимы от бомб, по мима других районов города. Я заметила мерцание свечей изнутри моего дома. — Оставайтесь здесь! - прокричала я Максу и Сидни. Лицо Сидни было смято от боли, я знала что это было слишком для нее бежать так далеко и так быстро. Кровь высохла вдоль ее левой щеки, покрывая коркой ее волосы. Она выглядела благодарной за минутную передышку. Я бросилась к входной двери которая была открыта изнутри. Отец почти столкнулся со мной, неся Анжелину на руках. — О, спасибо небесам! Магда! Магда! позвал он маму прижимая меня к себе. "Она здесь! Она в безопасности!" Он сжал меня крепко, Анжелина разместилась между нами. Мама протолкнулась мимо отца, схватив меня начала трогать удостоверяя себя что я целая и невредима. Тогда мой отец передал мне сестру; Анджелина запутывала пальцы в мои волосы, обертывая руки вокруг моей шеи. "Нет!" Я кричала, понимая его намерения. "Вы должны идти с нами! Вы не можете заставить нас пойти одним!" Мой голос был хриплым от криков, но он мне нужен чтобы он выслушал меня. Сокрушительный звук бомбы прозвучали в воздухе где-то поблизости, и я трясся, наклонила свою голову, не задумываясь. Казалось взрывы стали громче. И ближе. Он покачал головой и я видела ответ написанный на его лице. Он уже все решил. — Мы остаемся. Вам будет проще без нас. "На этот раз он говорил на Англайском….так необычно для моего отца, не по его характеру. Я не была уверена, что удивило меня больше, что он оставляет своих дочерей на истерзанной войной улице города, или то что он не говорит на Парсоне. Мама дала мне сумку, я взяла ее перекинув через плече. "Внутри еда. И немного воды!" Она кричала по словам, в это же время отец толкал меня перед собой. — Когда все закончиться мы придем за тобой. А до того защищай сестру, Чарлина. Она вышла на улицу, схватила меня за плечи и глядя мне твердо в глаза, так как я никогда не видела. Ее слова были жесткими и резкими. — И не возвращайся домой, пока ты не будешь полностью уверена, что это абсолютно безопасно. Она встряхнула меня один раз. — Я серьезно, Чарли. <font><font class="goog-text-highlight">Держитесь подальше от сюда и от войск, что находятся с обеих сторон.</font></font> И что бы ты ни делала, никогда не открывай никому своих умений. "Когда ее руки напряглись она передали что-то еще — что-то более мягкое, как исказилось ее лицо, на глаза наворачивались слезы. Она поцеловала на с в лоб, замирая лишь на минуту, чтобы вдохнуть и запомнить наши запахи. Потом папа подтолкнул меня, заставляя сделать первый шаг от них. Я повернулась и побежала за угол, где нас ждали Макс и Сидни прижимая Анжелину к груди. Горькие слезы жгли мне глаза, когда я повиновалась. Это казалось неправильным. Все это. Я беспокоилась за своих родителей и сестру. Но хуже всего то, что я переживала за себя, и я понимала как это эгоистично.
10
Дата добавления: 2015-09-05; просмотров: 44 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Аннотация 4 страница | | | Аннотация 6 страница |