Другие темы

На рубеже 20-х — 30-х годов, в основном среди представителей «балканской группы», развернулась дискуссия о военной доктрине, как бы в продолжение знаменитых предвоенных споров по данному вопросу 1909–1 912 гг. Большинством изгнанников доктрина воспринималась как «жизненная военная школа», некий писаный и одновременно неписаный регулятив, имеющий источником военную культуру нации, ее военную традицию (идейно-философская часть доктрины) и выводы из научного изучения современных войн. Резюме: доктрина необходима и должна вырабатываться самостоятельно, а не заимствоваться на стороне, иметь национальный характер.

Значительное внимание в эмиграции уделялось военному искусству. Всесторонне рассматривались его принципы, закономерности, «аксиомы». В этой связи следует упомянуть об интересной работе А. Зальфа, который на основе анализа военной истории и опыта операций Великой войны сформулировал «основной закон вооруженной борьбы»: «В боевом состязании побеждает та сторона, которая раньше произвела такое количество полезной боев.ой работы, которое необходимо, чтобы сломить моральное и материальное сопротивление противника и заставить его подчиниться нашей воле»¹⁶⁹.

Сквозь призму принципов военного искусства интенсивно изучался и обобщался опыт Великой войны. Отмечались: небывалый прогресс в деле усовершенствования вооружений и новых средств борьбы; актуализация важнейшего принципа — сосредоточения усилий в определенном месте и определенное время, который «не только оправдал себя, но и потребовал к себе еще большего уважения» (А. Келчевский)¹⁷⁰; возросшие возможности применения принципа внезапности; увеличение силы огня и вместе с тем — сопротивляемости войск; повышение роли резервов и многое другое. Также подчеркивалось, что «эта война свернула мировое военное искусство на путь рационализма и лишила его главной сущности — вдохновения» (Штейфон, Месснер).

Военные писатели эмиграции отчетливо понимали, что опыт последней войны — лишь отправная точка для новых исканий, но отнюдь не рецепт будущей победы. По мнению, например, А. Зайцова «двадцатые годы подытожили все данные Мировой войной, тридцатые выводят на новые пути»: всеобщая механизация, моторизация, самостоятельная роль авиации — лишь внешнее выражение этого процесса, а более глубоко — неизбежно надвигающийся сдвиг в самом военном мышлении,ибо: иные скорости, иной размах операций, иные возможности маневра требуют новых приемов управления и связи¹⁷¹. Таким образом, предвосхищалось не только то, что явила Вторая мировая война, но и развитие военного искусства после нее.

Краткий очерк военной мысли Русского Зарубежья 521

Целый ряд трудов был создан в области истории военного искусства и теории его составных частей. Как правило, это были учебники и учебные пособия. Среди них такие, как «История военного искусства» Б. Сергеевского (Белград, 1933), «История военного искусства от народов древности до начала XX столетия» А. Баиова (Ревель, 1921), «Высшая тактика» А. Зайцова, «Развитие основных идей современной тактики» Н. Головина и др. К сожалению, эмиграция не дала оригинальных трудов синтетического характера по стратегии, соизмеримых, скажем, с известным произведением А. Свечина. Точнее сказать, такого не было напечатано. Тот же В. Борисов, например, долгие годы работал над теорией стратегии, предполагая обобщить свои изыскания в этой области. Рукопись до сих пор не обнаружена, известен лишь ряд статей по этому вопросу. Правда, книга с названием «Стратегия», авторства А. Шаврова, судя по имеющемуся отзыву на нее Борисова, все же выходила (в библиотеках и архивах Москвы ее нет), но последним отрекомендована как несерьезная¹⁷², других же упоминаний об издании не встречалось. Имеются рукописные источники по стратегии М. Иностранцева, Н. Головина, некоторых других, но все они, как и многие другие аспекты наследия изгнанников в области военного искусства, требуют еще тщательного изучения.

Достаточно много внимания уделено в эмиграции офицерскому вопросу. Ценнейший материал представляют работы «Высший командный состав» В. Флуга, «Современные офицеры» Е. Месснера, «Российские офицеры» — коллективная работа членов Южноамериканского отдела Института по исследованию проблем войны и мира имени генерала профессора Н. Головина, «Трагедия русского офицерства» А. Мариюшкина, «Путь русского офицера» и «Старая Армия» А. Деникина, «Сущность командования» В. Доманевского и др. Проблемами отбора, подготовки, применения офицеров, искусства командования, офицерской этики насыщены сотни книг и статей. Часть из них полностью посвящена выдающимся русским полководцам, военачальникам, военным деятелям: Петру I, Румянцеву, Суворову, Кутузову, Скобелеву, Котляревскому, Милютину, Драгомирову, Лееру, Великому Князю Николаю Николаевичу, Юденичу, Алексееву, Врангелю и др. Главным содержанием работ этого направления являлось: с одной стороны — «равнение на первых», с другой — серьезный анализ недостатков в русской системе офицерских кадров.

Особый участок «Марсова поля» занимает анализ военно-политической обстановки. Его результатам посвящены материалы не только в военных, но и в общих газетах, журналах Зарубежья, где освещаются внутренняя и внешняя политика военных держав, состояние их экономического и военного потенциала, вооруженных сил, потенциальный противник и т.п. Активно на этом поприще выступали А. Керсновский, Е. Месснер, А. Деникин, В. Чернавин, К. Шумский, Н. Колесников, Н. Галай и др. По данной проблематике печатались и книги. Известность получили такие из них, как «Тихоокеанская проблема в XX столетии» Н. Головина и А. Бубнова, «Пути к разрешению тихоокеанской проблемы» А. Андогского, «К чему идет Великобритания?» Н. Головина, «События на Дальнем Востоке и • их мировое значение» А. Шаврова.

522

Краткий очерк военной мысли Русского Зарубежья

523

Эмиграция сказала свое слово и о военно-морской проблеме. Глубокие мысли государственного характера оставили в своем наследии такие авторы, как А. Русин, М. Смирнов, А. Бубнов, Я. Подгорный, Е. Шильдкнехт, С. Терещенко и др. Их устремления были направлены на воссоздание русской морской вооруженной силы, определение верных оснований национальной морской политики России. Они размышляли о будущем корпусе морских офицеров, о продолжении славных русских морских традиций, об особом нравственном укладе, необходимом военному морскому сословию как условие для достижения побед.

Традиционная флотская аккуратность сказалась и в творческой деятельности. С 1930 г. редактор «Морского Журнала» М. Стахевич вел регистрацию всех книг, выходивших из-под пера членов эмигрантской морской семьи, сводя их в «Русскую Зарубежную Морскую Библиотеку», присваивая каждой из них соответствующий номер. Таковых насчитывалось восемь десятков, а были и неучтенные. Также на чужбине в разные годы издавалось более 10 морских журналов, собравших значительный капитал военно-морской мысли.

Целая литература посвящена казачеству — уникальному русскому военно-государственному сословию. Выходило более шестидесяти периодических казачьих изданий («Атаманский вестник», «Вестник казачьего союза», «Казаки за границей», «Казачья лава», «Кубанский исторический и литературный сборник», «Терский казак», «Оренбургский казак», «Иркутский казак» и др.). Многие имели преимущественно военную и военно-историческую направленность.

Масса работ освещает историю казачества, его особую роль в государственной и военной жизни России. Среди наиболее содержательных назовем такие, как «Казаки, их прошлое, настоящее и возможное будущее» П. Краснова, «Казачество и его государственное значение» В. Синеокова, «Современная казачья идеология» И. Зайцева, сборник статей «Казачество»... Исторический анализ всегда выводил авторов на мысли о грядущем, квинтэссенция которых звучит в строчках П. Краснова: «Если казаки... предложат Государству снова стать верной конной охраной его национальных границ, образцом честной службы и оплотом гражданского порядка внутри России, они могут рассчитывать на то, что государство согласится вернуть им их земли и их особый образ служения...»¹⁷³.

Военная мысль изгнанников не прошла мимо военно-специальных проблем. Значительная часть учебных пособий, брошюр, материалов отражала вопросы в областях авиации, артиллерии, военно-инженерного дела, службы связи, боевой химии и т.д. Тщательно отслеживалась эволюция, а вернее, революция, имевшая место в создании, освоении и применении новейших средств борьбы, характерных для различных родов войск. Воинство эмиграции хотело вернуться в Россию с багажом современных, а не устаревших знаний. Немалое внимание уделялось самому военному знанию — его роли в развитии военного дела, соотношению с военным искусством, его качеству, методологии и т.п. О практическом же отношении к военной науке красноречивее всего говорит сам исторический факт беспрецедентно—

II

го творческого наследия, созданного русскими генералами и офицерами на чужбине.

Дата добавления: 2015-08-27