Белая Идея

Белая Идея как социально-политическая установка доминировала в сознании абсолютного большинства военных изгнанников, имела для них огромное значение как мотив их борьбы за Родину в прошлом, настоящем и будущем. Потому важно изначально рассмотреть понимание эмигрантами Белой Идеи.

Как теория она заняла не много места в творчестве военных писателей, считавших всю свою контрреволюционную боевую практику, а также работу в изгнании реальным выражением этой идеи. А. Туркул говорил: «Белая Идея есть самое дело; действие, самая борьба с неминуемыми жертвами и подвигами. Белая Идея есть преображение, выковка сильных людей в самой борьбе, утверждение России и ее жизни в борьбе, в неутихаемом порыве воль, в непрекращаемом действии».

Как ни много перьев было сломано при освещении Гражданской войны, уразумении и объяснении причин поражения Белого Движения, в сонме разномасштабных сочинений не находится ни одной непосредственно посвященной обоснованию, «развертыванию» Белой Идеи. Ни в знаменитых «Очерках Русской Смуты» Деникина, ни в «Записках» Врангеля, ни в многочисленных воспоминаниях и размышлениях других белых вождей нет хотя бы отдельного раздела. Как самостоятельная проблема она отсутствует и в известных научных трудах А. Зайцова, Н. Головина и других авторов. Тем не менее о ней, безусловно, говорили. Эти «сопутствующие» размышления можно свести к нескольким пунктам.

Во-первых, определялась государственно-политическая сущность борьбы; как правило она выражалась понятием «патриотизм» или, по уточнению Головина,»военный патриотизм». Подчеркивалась роль офицерства, которому свойственна «психология войны». На контрреволюционное, «государственно-охранительное» идейное начало Белого Движения указывал А. Деникин⁷⁹. «Любовь к Родине и обязанность защищать честь отечества» в качестве главного мотива вооруженной борьбы белых утверждал С. Денисов, но принципиально протестуя против отождествления Белого Дела с контрреволюцией, ибо оно несло лозунг Февральской революции — «^за учредительное собрание» после освобождения России от большевизма⁸⁰.

1 краткий очерк военной мысли Русского Зарубежья

485

Многие полагали, что сам белый цвет передает существо дела — «чистоту и благородство» и отнюдь не реакционность, которой сопутствует цвет'черный⁸¹.

Во-вторых, признавалась философско-идеологическая необоснованность Белого Дела. Некоторые яркие, авторитетные писатели предостерегали от иллюзий единых «заветов белых вождей» (как некой доктрины), на которые любили ссылаться отдельные агитаторы. «...Если под этим термином понимать нечто вроде общего политического завещания... то окажется, что все заветы очень противоречат друг другу. Ибо сами покойные вожди держались весьма различных политических взглядов. Так что в этом смысле «заветов», при посредстве которых можно было бы сделать... непререкаемую истину, — в этом смысле заветов попросту не существует», — утверждал Н. Белогорский (генерал Н.В. Шинкаренко). Он полагал, что главный общий завет — «жить, не поддаваясь пассивности, и умереть как они умирали — в борьбе»⁸².

Один из идеологов Русского Национального Союза Участников Войны (РНСУВ) Г.П. Апанасенко подчеркивал: «Наше движение... называлось Белым Движением. Но мы не раскрыли тех идей, которые, быть может, смутно осознавали». Не без оснований этот автор разделял Белое Движение по степени идейной кристаллизации на два периода: первый — от начала борьбы до Новороссийской эвакуации 1920 года, второй — крымский, врангелевский. Сутью первого, по его мнению, была «контрреволюция», голое отрицание большевистского режима. Врангелевский период — другой — «попытка построить Россию на новых началах, началах, сохранявших историческую преемственность»⁸³.

Еще категоричнее в этом отношении соратник Апанасенко, укрывшийся за подписью «поручик В.Т.», писавший, что в горячке белой борьбы, отталкивая революцию, добровольцы выполняли лишь негативное задание Белой Идеи. «Строго говоря, — утверждал он, — Белой Идеи во время Гражданской войны не существовало. Была лишь Белая Мечта, которая чувствовалась инстинктивно»⁸⁴. Уточним, «мечта» как примитивная фаза идеи. Тот же автор, говоря, что выработка белой идеологии началась лишь после Гражданской войны, различал в проблеме две ее стороны: собственно идею, как некий главный посыл с его абстрактно-философским содержанием и Доктрину как логически выстроенную и системную конструкцию по приложению идеи к жизни.

В эмиграции признавалось (общепризнанно и теперь), что полнее других Белую Идею философски обосновал и «выявил ее моральный облик» профессор И.А. Ильин. Закономерно, что как выдающийся философ, психолог, правовед он успешнее, нежели военные авторы, справился с этой задачей.

Ильин прозрел проблему обще-, а не конкретно-исторически, пропове-Дуя, что «Белая Идея есть русская национальная идея, которою строилась и Держалась в истории Россия, христианская идея жертвенного служения, ^иДея личной и национальной чести, идея всежизненного, беззаветного стояния за священные истоки русского духа и русской государственности...»⁸5 Эта идея не в прошлом, а в будущем — утверждал Ильин. Фило-софско-этическое обоснование Белой Идеи он дал в целом ряде работ⁸⁶, но

486

в широком смысле едва ли не все его социально-политические сочинения пропитаны «Белой Идеей». А объемную серию статей под общим заглавием «Наши Задачи», создававшуюся мыслителем специально для РОВС, можно рассматривать как вполне доктринальную⁸⁷.

Доктрину Белой Идеи пытались создать многочисленные военно-общественные и политические организации и группы. Это и упоминавшийся РНСУВ (А. Туркул), и «Союз Младороссов» (А. Казем-Бек), и «Российское Национальное и Социальное Движение» (Н. Скалой), и организации монархического толка — «Корпус Офицеров Императорской Армии и Флота» (М. Скородумов), «Российское Народно-Монархическое Движение» (движение «штабс-капитанов» И. Солоневича), и «Российский Фашистский Союз» в Харбине (К. Радзиевский), другие организации русского фашизма⁸⁸, а также группы, образовавшиеся вокруг газет «Царский Вестник» (Белград, Н. Рклиц-кий), «Россия» (Нью-Йорк, Н. Рыбаков), «Россия» (Шанхай, Н. Колесников), и многие другие⁸⁹.

Исходную точку их политического поиска можно выразить откровением генерала Туркула: «Попав в Зарубежье, в изгнание, мы начали передумывать все, что произошло с нашей Родиной. Мы отдаем себе отчет в тягчайших ошибках нашего старого правящего слоя, бесталанно правившего страной и армией, и потому убеждены в невозможности возвращения старой гражданской и военной бюрократии к делу управления в грядущей России»⁹⁰.

Надо сказать, что творчество воинства эмиграции в области государственно-политической теории заслуживает отдельного серьезного исследования, как находящееся на стыке государственного и военного знания⁹¹.

Таким образом, с определенностью можно сказать, что единой формулировки и доктрины «Белой Идеи» в Зарубежье не существовало. Неоспоримыми для всех были лишь «прътивобольшевизм», «антикоммунизм» и «национализм» как реакция на разрушение и поругание национальных основ и святынь. Даже «антисоветизм» (в формальном смысле понятия), свойственный подавляющему большинству изгнанников, в этот ряд надо ставить с оглядкой, ибо, например, младороссы начертали лозунг «Царь и Советы». «Белая Идея есть самое дело, самая борьба» — вот изначальное обыденное восприятие и осознание этой идеи. Ясно — борьба против чего, но вот на вопрос: «Борьба за что? За какую Россию?» — ответы были различны. В совокупности они служат значительным материалом для выявления всех граней белой доктрины. Если же смотреть с позиции «Белая Идея есть самое дело», то выражением этой идеи мы вправе, прежде всего, считать творчество изгнанников по осмыслению пережитого опыта, выработке идейных и организационных основ создания будущей русской армии и возрождения национальной России во всей ее крепости и державности.

Краткий' очерк военной мысли Русского Зарубежья

487

Дата добавления: 2015-08-27