Феномен человека

В течение геологической истории ступени цефализации становятся все круче и круче. Процесс идет все быстрее, и к последним миллионам лет достигает необычайной скорости, вступая в новую, особенную стадию, принципиально отличную от всех преды­дущих.

Развитие и увеличение мозга наших ближайших предков, гоминид, шло, пожалуй, со скоростью, превышающей скорость всех известных нам «естественных» превращений организмов.

Правда, по наблюдениям биологов, в популяции зеленых мартышек на о. Св. Китса, 300 лет находившейся в полной изоляции, строение зубов изменялось со скоростью, в тысячи раз превышавшей эво­люцию зубов предков лошади. Но эта ситуация уникальная, лока­лизованная в узких пределах пространства и времени. Возможно, речь идет о редкой генетической аномалии.

За кратчайший отрезок геологической исто­рии — немногим более миллиона лет — содержимое череп­ной коробки гоминид возросло почти в пять раз, а пло­щадь коры мозга — средоточие разума — в 20—25 раз.

Миллион лет для создания нового, очень оригинального вида — человека разумного — срок исклю­чительно малый. Характерно, что резко изменилось сравни­тельно немногое: ступня и гортань, положение тела при хождении, пропорции конечностей, череп и мозг. А резуль­тат колоссальный! Ничего подобного в других ветвях че­ловекообразных обезьян не происходило. Точнее, не было подобного результата.

Вообще-то, цефализация в той или иной степени свойственна развитию почти всех позвоночных животных. Слов­но бы разным видам дается старт. На финише ожидает победителя главный приз — разум.

Эстафету миллионов поколений первыми завершили наши пред­ки. Остальные либо сошли с трассы (говоря попросту, вы­мерли), либо еще в пути, либо далеко отклонились от трас­сы и обречены оставаться в тупиках. Главное — на послед­них этапах этой эстафеты разума были достигнуты поистине спринтерские скорости.

Правда, надо сделать оговорку. Некоторые ученые, вы­числявшие скорость эволюции предков человека, пришли к заключению, что на самом последнем этапе при переходе от неандертальцев и первых кроманьонцев к современному человеку эволюция замедлилась более чем вдвое. Конечно, остается открытым вопрос о точности таких подсчетов. Найденные ископаемые остатки гоминид посто­янно дополняются новыми и новейшими находками.

Очень сложно определить родственные связи между разными ветвями наших предков. Трудно узнать и время их жизни: ведь нет никакой гарантии, что найденные остатки — «самые первые» следы данного вида. Советский антрополог Я. Я. Рогинский пришел к мнению, что вряд ли в настоящее время можно ответить на вопрос о скоро­сти эволюции гоминид в течение разных стадий. Во-первых, эти скорости были неодинаковы для различных орга­нов и систем. Во-вторых, нет убедительных данных об абсолютном геологическом возрасте ископаемых находок. В-третьих, вычисления средних скоростей весьма условны, так как за ними могут скрываться очень быстрые измене­ния, чередовавшиеся с длительными периодами стабильно­сти.

Общие выводы об эволюции наших ближайших предков основываются на более или менее случайных находках, которые могут относиться и к начальным стадиям каких-либо изменений, и к периоду активных перестроек, и ко времени устойчивого существо­вания данного вида. Все это затрудняет создание убедительной теории.

По приближенным расчетам французского биолога Э. Бонэ, у наших предков наиболее интенсивно изменялся в сторону увеличения объем черепа. В сравне­нии с ним скорость изменения, скажем, зубов была невелика (в десять раз меньше). Быстро увеличивалась пло­щадь коры головного мозга и в особенности некоторых его отделов (скажем, лобных долей). По-видимому, то же мож­но сказать и о возрастании общего числа нейронов мозга.

Очень возможно, что цефализация для наших предков была первичным, определяющим процессом в биологиче­ском развитии. Все остальные изменении шли с некоторым запозданием, были вызваны цефализацией и связанным с ней изменением образа жизни умнеющих гоминид.

Сам по себе разум — понятие идеальное. О нем нельзя получить представление, как бы тщательно ни изучать форму и объем черепа, даже конструкцию и ра­боту нервной системы. Мозг — материальный объект, имеющий осо­бую структуру, историю, принцип действия. Процессы, происходящие в нем, материальны и доступны измерениям с помощью физических приборов. Но мысль, разум усколь­зают от внешнего изучения и в чистой своей форме при­надлежат субъекту. Не исключено, что не­которые высшие млекопитающие (в особенности шимпанзе, орангутаны, гориллы, дельфины) испытывают очень сложные эмоции, способ­ны воображать фантастичные образы и даже размышлять на собственный манер.

Наши предки канули в Лету, и нет никакой возможно­сти выяснить непосредственно степень их разума. Объем мозговой коробки — показатель косвенный. Равновеликий объем мозга еще не свидетельствует о равном величии мысли. Исследование строения объема мозга гениальных людей не позволяет сделать каких-либо определенных вы­водов о прямой связи объема мозга и объема знаний, вмещающихся в нем, «объема разума» или интеллекта. Какой-то антрополог некогда сетовал на деграда­цию интеллигенции после того, как заметил, что в прихо­жих «приличных домов» все чаще появляются шляпы, шапки и кепки небольших размеров, менее 57. Однако никакого научного основания подобные мнения не имеют.

Единственное, что позволяет нам более или менее уве­ренно судить о степени умственного развития наших дале­ких предков, это материальные орудия, остатки жилищ и хозяйственной деятельности, украшения и прочие созда­ния рук и разума, которые сопровождают всю историю человечества. Но и этот показатель нельзя признать абсо­лютным.

Есть мнение (подтверждаемое фактами), что никаких заметных изменений в строении черепа и мозга за послед­ние несколько тысячелетий практически не произошло. А если сравнивать современную технику с каменными или даже бронзовыми орудиями прошлого, можно, казалось бы, заключить об огромном различии в умственных способно­стях.

Почему создается такое впечатление? Ответить не трудно. Лю­ди позднего каменного или бронзового века обладали сум­мой знаний, накопленных до того времени, и основывались на них в своих открытиях, изобретениях. Со временем сумма знаний возрастала (потерь было сравнительно немного, все важные и полезные новшества передавались по наследству и воспроизводились). Можно сказать иначе: возрастание знаний и было проявлением времени, скорости прогресса.

Человек всегда имел «избыток» мозга. Он никогда не использовал всех возможностей сво­его органа познания. Считается, что за всю свою жизнь мы включаем в активную работу менее десятой доли «мощности мозгового аппарата». Мозг обладает как бы излишней сложностью, вовсе не нужной для обыденной жизни, простых операций. У нас колоссальные умственные возможности при слабом умении (или желании) воспользоваться ими для великих свершений.

Примерно то же самое можно сказать о мозге почти всех известных нам животных. Чудеса дрессировки, демонстрируемые в цир­ке, разнообразные опыты, доказывающие умение обезьян при острой нужде пользоваться теми или иными орудиями, служат неплохой иллюстрацией высоких способностей на­ших четвероногих, ласторуких и руконогих собратьев по «разуму»...

Сделаем небольшое отступление.

Всякий научный и тем более популярный труд основывается на некотором уровне знаний, близком к современному. Сто или более лет назад поток научных публикаций в мире не был столь обширен и стремителен, как в настоящее время. Это позволяло охватывать достаточно полно избран­ную тему и не слишком беспокоиться о том, что изложен­ные сведения могут устареть в ближайшие годы.

Другое дело — теперь. Удвоение научных данных про­исходит за 10 —12 лет. Поэтому особенно важно вызвать у читателя ощущение потока научной мысли. Про­следить ход этого течения от истоков — прием, позволяю­щий подчеркнуть мимолетность современного уровня нау­ки, скорое обновление и уточнение многих идей, гипотез и предположений.

Менее 200 лет назад великий палеонтолог Ж. Кювье подчеркивал отсутствие достоверных находок ископаемых предков человека и выдвигал предположение о жизни древ­них людей в каких-нибудь небольших областях, откуда они и заселили Землю после потрясшей ее последней катастро­фы. Когда в середине ХIХ века в одной из пещер долины Неандерталя были обнаружены человеческие кости, немногие ученые признали в них остатки древнего человека, современника пещерного медведя, мамонта и дикой лошади.

Только через полвека удалось убедительно доказать древность неандертальского человека (было мне­ние, что это остатки современного урода). На месте наход­ки воздвигли памятник. Основные открытия предков человека произошли за последнее столетие. Сравнительно недавно весь, мир облетело сооб­щение о находке «недостающего» (одного из многих) зве­на цепи наших предков в Олдовайском ущелье на севере Танзании. Последние такие находки в Южной Африке позволяют обосновы­вать возраст рода человеческого (первых австралопитековых) в 3 — 4 миллионолетия.

Подобная быстрота накопления фактов не способствует всестороннему их осмыслению. Не так-то просто сразу определить место находок среди множества ветвей родо­словного древа Хомо сапиенс. Обычно отыскиваются не наши непосредственные предки, но более или менее родственные им формы. А если учесть, что в один и тот же период обычно существовало несколько форм гоминид, наших «двоюродных» и «трою­родных» братьев, то можно себе представить исключитель­ные трудности, с которыми постоянно сталкиваются антро­пологи, и бесконечные споры, которые сопровождают раз­витие этой науки.

Итак, чтобы достаточно полно изучить цефализацию наших предков, необходимо иметь в виду не только разви­тие черепной коробки и мозга, но и эволюцию техники, создаваемой человеком. Перед нами из чисто биологиче­ских проблем вырастает новая — проблема челове­ко-техники, неживых созданий человека, несу­щих па себе отблески его разума, его чувств, его знаний.

Вот, скажем, находки в Олдовайском ущелье. Существо назвали человеком умелым. На каком основании? Судя по остаткам костей, его следовало бы отнести к одной из ветвей обезьян. Но тут использовали особый, не биологический критерий. По признанию ученых, человек отличается от обезьяны умением сознательно применять и, главное, выделывать орудия труда. Способность к такому творчеству показывает высокий уровень абстрактного мышле­ния, позволяющий отвлекаться от ближайших непосредст­венных целей и предвидеть сознательно результат своих действий.

Требовалось доказать умение олдовайского существа пользоваться орудиями. Однако возле найденных костей валялись многочисленные остатки лягушек, черепах, рыб, ящериц, грызунов (столовая!), а искусственная обработка близлежащих осколков камней вызывала серьезные сомне­ния. Они могли с одинаковым успехом быть грубо обколотыми или прачеловеком, или какими-то стихийными геологиче­скими агентами.

Вопрос разрешили обломки кварца. Ближайшая к ис­следованной площадке кварцевая жила находится в 2,5 км в стороне. Ни по склонам, ни по течению ручья кварцевые камни попасть сюда не могли. Значит, их принес... да-да, прачеловек, потому что существо, пони­мавшее цену кварцевому (прочному) орудию, и, по-види­мому, умевшее обрабатывать камни, следует относить к предкам человека.

Кто знает, сколько еще замечательных находок будет сделано вскоре или даже делается сейчас? Как знать, быть может в Олдовайском ущелье 3 — 4 миллионолетия назад какое-то достаточно крупное разумное существо оставило кости менее крупного, которым полакомилось. В таком случае, ученые обнаружили остатки не прачеловека, а его жертвы...

Специалисты с удивительным упорством и мастерством восстанавливают родословную рода человеческого. И чем ниже спускаемся мы к основанию этого причудливо разветвленного генеалогического древа, тем более прими­тивные создания встречаются нам. Мы уже не замечаем каких-либо проявлений личности, которыми полна история последних тысячелетий, а видим лишь результат существования многих безликих существ. Родословное древо Хомо сапиенс теряет слав­ные ветви, на которых спелыми плодами красуются извест­ные полководцы, демагоги, тираны, философы, художники. Оно становится таким примитивным, что его впору пу­стить на дрова.

Но эта простота заключала в себе все великие возмож­ности, которым было суждено проявиться позже. Те давние безымянные создания, что хмуро и недоверчиво глядели из-под нависших надбровных дуг, не имели большого желания вы­прямиться. Возможно, они не сознавали цену добра. Но эти примитивные со­здания таили в себе искры разума, постоянно тревожившие их мозг, дразнившие воображение, заставлявшие мучи­тельно превозмогать в себе слепого необузданного зверя.

Дата добавления: 2015-08-27