Критика холистического и метафизического взгляда на общество 58 страница

1. Синдикалистская идея

Термин синдикализм используется для обозначения двух разных вещей.

Синдикализм [76] в понимании приверженцев Жоржа Сореля означает особую революционную тактику, которую следует использовать для претворения в жизнь социализма. Она предполагает, что профсоюзы не должны попусту расходовать свои силы на решение задачи улучшения условий жизни наемных рабочих в рамках капитализма. Они должны принять на вооружение прямое действие, решительное насилие, чтобы уничтожить все институты капитализма. Они никогда не должны прекращать борьбу в подлинном смысле этого слова за достижение своей конечной цели, социализма. Пролетариат не должен позволить одурачить себя лозунгами буржуазии, такими, как свобода, демократия, представительное государство. Они должны искать свое спасение в классовой борьбе, в кровавых революционных переворотах и в безжалостном уничтожении буржуазии.

Эта доктрина играла и продолжает играть огромную роль в современной политике. Русский большевизм, итальянский фашизм и немецкий нацизм почерпнули в ней свои основополагающие идеи. Но она представляет собой чисто политическую проблему и поэтому в каталлактическом анализе мы можем ею пренебречь.

Второе значение термина синдикализм относится к программе экономической организации общества. Если социализм стремится заменить частную собственность на средства производства государственной собственностью, то синдикализм намерен передать права собственности на заводы рабочим, которые на них работают. Такие лозунги, как Железные дороги железнодорожникам или Шахты шахтерам, лучше всего указывают на конечные цели синдикализма.

Идеи социализма и синдикализма в значении прямого действия разработаны интеллектуалами, которых последовательные адепты любой марксистской секты не могут не определить как буржуа. А идеи синдикализма как системы общественной организации являются подлинным продуктом пролетарского разума. Он представляет собой именно то, что наивный работник считает справедливым и целесообразным средством повышения своего материального благосостояния. Устранить праздных паразитов, предпринимателей и капиталистов, и отдать их нетрудовые доходы рабочим! Нет ничего проще.

Если воспринимать эти планы всерьез, то не следует изучать их под рубрикой интервенционизма. Необходимо уяснить, что синдикализм не является ни социализмом, ни капитализмом, ни интервенционизмом; он представляет собой систему, отличную от этих трех проектов. Однако невозможно серьезно относиться к программе синдикализма, и никто этого не делает. Никто открыто не отстаивает синдикализм как общественную систему. Синдикализм упоминается в процессе обсуждения экономических вопросов только постольку, поскольку некоторые программы неосознанно содержат признаки синдикализма. Элементы синдикализма присутствуют в некоторых целях государственного и профсоюзного вмешательства в рыночные явления. Кроме того, существует гильдейский социализм [77] и корпоративизм, претендующие на то, чтобы избежать всемогущества государства, присущего социалистическим и интервенционистским авантюрам, путем разбавления их синдикалистской примесью.

2. Ошибки синдикализма

Корни синдикалистской идеи следует искать в убежденности в том, что предприниматели и капиталисты являются безответственными деспотами, которые вольны вести свои дела произвольно. Эту диктатуру терпеть нельзя. Либеральное движение, заменившее деспотизм наследных королей и аристократов представительным государством, должно увенчать свои достижения заменой тирании наследных капиталистов и предпринимателей промышленной демократией. Экономическая революция должна довести освобождение людей, провозглашенное политической революцией, до высшей точки.

Фундаментальная ошибка этой аргументации очевидна. Предприниматели и капиталисты не являются безответственными деспотами. Они безусловно подчинены владычеству потребителей. Рынок представляет собой демократию потребителей. Синдикалисты хотят трансформировать ее в демократию производителей. Эта идея ошибочна, так как единственная цель и назначение производства есть потребление.

То, что синдикалисты считают самым серьезным пороком капиталистической системы и поносят как жестокость и бесчувственность деспотических выжимателей прибыли, как раз и является следствием суверенитета потребителей. В конкурентных условиях свободной рыночной экономики предприниматели вынуждены совершенствовать технологические методы производства, не обращая внимание на имущественные интересы рабочих. Предпринимателям не позволяется платить рабочим больше того, что соответствует оценке их достижений потребителями. Если работник требует повышения зарплаты из-за того, что жена родила ему нового ребенка, а работодатель отказывает ему на том основании, что младенец не вносит свой вклад в деятельность фабрики, то работодатель действует здесь в качестве уполномоченного потребителей. Потребители не готовы платить больше за какой-либо товар просто потому, что рабочий имеет большую семью. Наивность синдикалистов проявляется в том, что они никогда не допустили бы, чтобы те, кто производит изделия, покупаемые ими самими, пользовались теми же привилегиями, которых они требуют для себя.

Синдикалистский принцип требует, чтобы акции каждой корпорации были изъяты из абсентеистской собственности и равномерно распределены между ее работниками; выплата процентов и сумм основных долгов должна быть приостановлена. Управление будет отдано в руки совета, избранного рабочими, являющимися теперь также и акционерами. Этот способ конфискации и перераспределения не приведет к равенству в стране или в мире. Он даст больше работникам тех предприятий, на которых доля инвестированного капитала на одного рабочего выше, и меньше тем, на которых она ниже.

Характерно, что синдикалисты, исследуя эти проблемы, всегда ссылаются на управление и никогда не упоминают предпринимательскую активность. Когда на положение вещей смотрит подчиненный работник, то все, что необходимо сделать по ходу ведения дела, это выполнить те вспомогательные задачи, которые возложены на управленческую иерархию в рамках предпринимательских планов. В его глазах отдельный завод или цех, существующий и работающий сегодня, является вечным образованием. Оно никогда не изменится. Оно всегда будет производить одну и ту же продукцию. Работник полностью игнорирует тот факт, что обстоятельства постоянно меняются и структура промышленности должна ежедневно приспосабливаться к решению новых проблем. Его картина мира стационарна. Она не допускает появления новых отраслей производства, новых продуктов и новых и лучших методов производства старых продуктов. Тем самым синдикалисты игнорируют важнейшую проблему предпринимательства: обеспечение капиталом новых отраслей и расширение уже существующих отраслей, ограничение производства продукции, спрос на которую снижается, технологическое совершенствование. Не будет ошибкой назвать синдикализм экономической философией близоруких людей, непреклонных консерваторов, которые с подозрением смотрят на любые новшества и настолько ослеплены завистью, что призывают проклятия на головы тех, кто обеспечивает их большим количеством более качественных и дешевых продуктов. Они напоминают пациентов, которые завидуют врачу, добившемся успеха в избавлении их от недуга.

3. Синдикалистские элементы популярной политики

Популярность синдикализма проявляется в различных постулатах современной экономической политики. Сутью этой политики всегда выступает предоставление привилегий меньшинству за счет подавляющего большинства. Она всегда наносит ущерб богатству и доходам большинства.

Многие профсоюзы стремятся ограничить число рабочих, занятых в их области. В то время как публика желает получать как можно больше и как можно более дешевых книг, журналов и газет и получать их в условиях свободного рынка труда, союз типографских рабочих препятствует многим новичкам работать в типографиях. В результате, разумеется, заработная плата членов профсоюза повышается. Но следствием этого является падение ставок заработной платы тех, кто не был принят в его ряды, а также рост цен на печатную продукцию. Тот же самый эффект достигается, когда профсоюз противодействует использованию технологических усовершенствований и заставляет искусственно раздувать штаты путем уменьшения нормы выработки.

Радикальный синдикализм стремится полностью исключить выплаты дивидендов акционерам и процентов кредиторам. Интервенционисты со своей склонностью к центристским решениям хотят умиротворить синдикалистов, отдавая работникам часть прибыли. Участие в прибылях является очень популярным лозунгом. Нет нужды опять вдаваться в исследование заблуждений, лежащих в основе этой философии. Достаточно показать абсурдные последствия, к которым должна привести эта система.

Возможно, в некоторых случаях, когда дела идут хорошо, выплата дополнительных бонусов является хорошей политикой для небольшой фабрики или для предприятия, на котором работают высококвалифицированные работники. Однако на основании того, что в особых обстоятельствах будет разумным для отдельной фирмы, неправильно делать вывод о том, что это будет удовлетворительно работать как общая система. Невозможно найти аргументы, почему один сварщик должен получать больше денег по причине того, что его работодатель получает большую прибыль, а другой меньше из-за того, что у его работодателя прибыль меньше или ее вообще нет. Рабочие сами могут восстать против такого метода вознаграждения. Его невозможно сохранить даже на протяжении короткого времени.

Карикатурой проекта участия в прибылях является принцип платить по возможности, внесенный в программу американского профсоюзного движения. Если проект участия в прибылях нацелен на распределение среди работников части уже заработанной прибыли, то проект платить по возможности направлен на распределение прибыли, которую, по мнению некоего внешнего наблюдателя, работодатель может заработать в будущем. К тому же этот вопрос был запутан тем, что администрация Трумэна после того как приняла новую профсоюзную доктрину, заявила, что назначила совет по расследованию фактов, который будет обладать властью изучать бухгалтерские документы работодателей на предмет определения их способности оплачивать увеличение заработной платы. Однако бухгалтерские книги могут дать информацию только о прошлых издержках и доходах и прошлых прибылях и убытках. Оценки будущего объема производства, будущих продаж, будущих издержек, будущих прибылей или убытков представляют собой не факты, а спекулятивные прогнозы. По поводу будущих прибылей фактов не существует[Cм.: Fairchild F.R. Profits and the Ability to Pay Wages. Irvington-on-Hudson, 1946. P. 47.].

Не может идти и речи об осуществлении синдикалистского идеала, согласно которому выручка предприятия должна полностью идти работникам и ничего не должно оставаться для процентов на инвестированный капитал и прибыль. Если кто-то желает упразднить то, что называется нетрудовыми доходами, то он должен принять социализм.

4. Гильдейский социализм и корпоративизм

Идеи гильдейского социализма и корпоративизма ведут свое происхождение от двух различных направлений мысли.

Поклонники средневековых институтов давно хвалят выдающиеся достоинства гильдий. Все, что было необходимо, чтобы избавиться от так называемых пороков рыночной экономики, это просто вернуться к испытанным методам прошлого. Однако все эти диатрибы* остаются бесплодными. Критики никогда не делают попыток конкретизировать свои предложения или разработать конкретные планы экономической перестройки общественного порядка. Максимум, что они делают, это отмечают мнимое превосходство старых квазипредставительных ассамблей, наподобие французских Генеральных Штатов или немецких провициальных ландтагов [78], по сравнению с современными парламентами. Но даже относительно этих конституционных вопросов их идеи весьма нечетки.

Второй источник гильдейского социализма следует искать в специфических политических условиях Великобритании. Когда начал разгораться конфликт с Германией, который в конце концов в 1914 г. привел к войне, молодые социалисты стали испытывать смущение по поводу своей программы. Преклонение фабианцев перед государством и их прославление германских и прусских институтов действительно было парадоксальным, когда их собственная страна была вовлечена в безжалостную битву с Германией. В чем состояла польза от борьбы с Германией, когда самые прогрессивные интеллектуалы страны стремились перенять германскую социальную политику? Возможно ли было восхвалять британскую свободу, противопоставляя ей прусское крепостничество, и в то же время рекомендовать методы Бисмарка и его последователей? Британские социалисты тосковали о специфически британской разновидности социализма, как можно больше отличающейся от тевтонского варианта. Проблема была в том, чтобы разработать социалистическую программу без господства и всемогущества тоталитарного государства, индивидуалистический вариант коллективизма.

Найти решение этой проблемы так же невозможно, как построить треугольный квадрат. Тем не менее молодые люди из Оксфорда самонадеянно попытались ее решить. Для своей программы они позаимствовали у малоизвестной группы воспевателей средних веков название гильдейский социализм. Они изображают свой проект как промышленное самоуправление, экономический результат самого знаменитого принципа английского правления местного самоуправления. В своих планах они приписывают лидирующую роль самой мощной британской группе давления тред-юнионам. Они сделали все, чтобы этот механизм был приятен их соотечественникам.

Однако ни очаровательные украшения, ни назойливая и крикливая пропаганда не могут ввести в заблуждение разумных людей. Этот план был противоречив и явно неосуществим. Спустя всего несколько лет он был предан забвению в той стране, где появился на свет.

Но затем случилось воскрешение. Итальянским фашистам нужна была собственная экономическая программа. После того как они откололись от международных партий марксистского социализма, они не могли больше представлять себя в качестве социалистов. Не могли также гордые потомки непобедимых римских легионеров идти на уступки западному капитализму или прусскому интервенционизму, этим фальшивым идеологиям варваров, разрушивших их славную империю. Они искали социальную философию, которая была бы чисто и исключительно итальянской. Не имеет значения, знали ли они, что их доктрина является всего лишь копией британского гильдейского социализма, или нет. В любом случае stato corporativo* было не чем иным, как переизданием гильдейского социализма. Различия касались только второстепенных деталей. Корпоративизм вычурно рекламировался напыщенной пропагандой фашистов, и их кампания достигла невероятных успехов. Зарубежные авторы взахлеб восхваляли удивительные достижения новой системы. Правительства Австрии и Португалии подчеркивали, что они твердо привержены благородным идеям корпоративизма. Некоторые места папской энциклики Quadragesimo anno (1931) можно было но необязательно истолковать как одобрение корпоративизма. В любом случае фактом является то, что католические авторы поддерживали эту интерпретацию в книгах, опубликованных с санкции церковных властей.

Однако ни итальянские фашисты, ни правительства Австрии и Португалии не предприняли серьезных попыток осуществить корпоративную утопию. Итальянцы прикрепили к каждому институту ярлык корпоративный и преобразовали университетские кафедры политической экономии в кафедры политической и корпоративной экономии. Но вопрос о таком важнейшем признаке корпоративизма, как самоуправление различных отраслей торговли и промышленности, никогда не поднимался. Фашистское правительство с самого начала оставалось приверженным тем же самым принципам экономической политики, которые в наши дни приняты на вооружение правительствами, не являющимися откровенно социалистическими, а именно интервенционизму. Впоследствии оно постепенно развернулось в сторону немецкой системы социализма, т.е. абсолютного государственного регулирования экономической деятельности.

Основная идея и гильдейского социализма, и корпоративизма состоит в том, что каждая отрасль производства создает монополистическую ассоциацию, гильдию или corporazione[Лучше всего гильдейский социализм описан в книге: Webb S. and B. A Construction for the Socialist Commonwealth of Great Britain. London, 1920; лучшая книга по корпоративизму Papi U. Lezioni di Economica Generale e Corporativa. Vol. III. Padova, 1934. * Корпорация (ит.). Прим. пер.]*. Это образование пользуется полной автономией; оно имеет право регулировать все свои внутренние дела без вмешательства внешних сил и людей, которые не являются членами гильдии. Взаимоотношения различных гильдий регулируются путем прямого торга между гильдиями и путем принятия решений общим собранием делегатов всех гильдий. При нормальном течении событий государство вообще ни во что не вмешивается. И только в исключительных случаях, когда невозможно достигнуть согласия между разными гильдиями, государство призывается на помощь[13 января 1934 г. Муссолини заявил в Сенате: Только во второй период, когда выяснится, что категории не смогли придти в состояние согласованности и равновесия, государство может вмешаться (Quoted by Papi. Op. cit. P. 225).].

Разрабатывая этот план, гильдейские социалисты подразумевали условия британского местного самоуправления и взаимоотношения местных властей и центрального правительства Соединенного Королевства. Они стремились к самоуправлению каждой отрасли промышленности; они хотели, как пишут Веббы, права на самоопределение для каждой профессии[Webb S. and B. Op. cit. P. 227 ff.]. Точно так же, как муниципалитет заботится о делах своего округа, а национальное правительство занимается только теми делами, которые касаются интересов страны в целом, лишь гильдия должна обладать полномочиями по поводу своих внутренних дел, а государство должно ограничивать свое вмешательство только теми делами, которые гильдии сами не могут урегулировать.

Однако в системе общественного сотрудничества, основанном на разделении труда, не существует вопросов, которые касаются только тех, кто работает на отдельном заводе, предприятии или в отрасли промышленности, и не касается всех остальных. Нет таких внутренних дел какой-либо гильдии или corporazione, организация которых не оказывает влияния на всю страну. Отрасль производства служит не только тем, кто в ней работает, она служит всем. Если какая-либо отрасль производства неэффективна, если в ней попусту разбазариваются дефицитные ресурсы или с трудом пробивают себе дорогу наиболее подходящие методы производства, то страдают материальные интересы каждого. Нельзя оставить решения о выборе технологии, определения количества и качества продукции, продолжительности рабочего дня и тысяч других вещей за членами гильдии, потому что они затрагивают интересы не членов гильдии не меньше интересов ее членов. В рыночной экономике предприниматель, принимая эти решения, безоговорочно подчиняется закону рынка. Он в ответе перед потребителями. Если бы он пренебрег приказами потребителей, то он понес бы убытки и очень скоро лишился бы своего положения предпринимателя. Монополистической же гильдии не нужно бояться конкуренции. Она пользуется неотчуждаемым правом эксклюзивно хозяйничать в своей области производства. Будучи автономной и оставленная в покое, она будет не слугой, а хозяином потребителей. Она будет иметь возможность действовать в пользу своих членов в ущерб всем остальным людям.

Не играет никакой роли, заправляют ли в гильдии только рабочие или капиталисты и бывшие предприниматели в какой-то степени принимают участие в управлении делами. Точно так же неважно, выделено ли в управляющем совете гильдии несколько мест представителям потребителей. Имеет значение лишь то, что, будучи автономной, гильдия не подвергается давлению, которое вынудило бы ее приспосабливать свои действия к максимально возможному удовлетворению потребителей. Она свободна отдавать приоритет интересам своих членов по сравнению с интересами потребителей. В программах гильдейского социализма и корпоративизма нет ничего, что учитывало бы тот факт, что единственной целью производства является потребление. Все перевернуто с ног на голову. Производство становится целью само по себе.

Когда Новый курс в Америке начал программу восстановления промышленности, то правительство и его мозговой трест были полностью уверены в том, что планируемые ими мероприятия представляли собой просто создание административного аппарата для полного контроля за производством. Близорукость гильдейских социалистов и корпоративистов заключается в том, что они считают независимые гильдии или corporazione механизмом работающей системы общественного сотрудничества.

Любой гильдии нетрудно организовать свои дела таким образом, чтобы полностью удовлетворить своих членов. Короткий рабочий день, высокая заработная плата, никакого совершенствования технологии или качества продукции, которые могли бы причинить неудобства членам гильдии, все это очень хорошо. Но каков будет результат, если все гильдии будут проводить такую же политику?

В гильдейской системе не идет речи о рынке. Не существует никаких цен в каталлактическом значении этого термина. Ни конкурентных, ни монопольных. Гильдии, монополизировавшие снабжение предметами первой необходимости, занимают диктаторское положение. Производители жизненно важного продовольствия и топлива, а также производители электроэнергии и транспортники могут безнаказанно эксплуатировать весь народ. Можно ли ожидать, что большинство будет терпеть такое положение дел? Вне всякого сомнения, любая попытка реализовать корпоративистскую утопию через очень короткое время привела бы к жестоким конфликтам, если бы государство не вмешалось, когда жизнеобеспечивающие отрасли стали бы злоупотреблять своим привилегированным положением. То, что доктринеры предусматривают только в качестве исключительной меры вмешательство государства, станет правилом. Гильдейский социализм и корпоративизм обернутся полным государственным регулированием производственной деятельности. Они перерастут в систему прусского Zwangswirtschaft, для избежания которого они как раз были предназначены.

Нет необходимости разбирать остальные фундаментальные недостатки гильдейской программы. Она несовершенна, как и любой другой синдикалистский проект. Такая программа не учитывает необходимости перемещения капитала и труда из одной отрасли в другую и появления новых отраслей производства. Она полностью игнорирует проблему сбережений и накопления капитала. Короче говоря, это вздор.

XXXIV. ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ ВОЙНЫ

1. Тотальная война

Рыночная экономика подразумевает мирное сотрудничество. Она разлетается вдребезги, когда граждане превращаются в воинов и вместо того, чтобы обмениваться товарами и услугами, воюют друг с другом.

Войны между первобытными племенами не оказывали неблагоприятного влияния на сотрудничество, основанное на разделении труда. До начала военных действий такого сотрудничества между враждующими сторонами не существовало. Это были неограниченные, или тотальные войны. Они ставили целью абсолютную победу или абсолютное поражение. Побежденные либо уничтожались, либо изгонялись с обжитых мест, либо обращались в рабство. Мысль о том, что договор может урегулировать конфликт и позволить обеим сторонам мирно соседствовать, не приходила воюющим на ум.

Дух завоевания не признавал других ограничений, кроме эффективно противостоящей силы. Принцип строительства империй суть расширение насколько возможно сферы господства. Великие азиатские завоеватели и римские императоры останавливались только тогда, когда они уже не могли двигаться дальше. Тогда они откладывали нападение до лучших времен. Они не отказывались от своих честолюбивых планов и считали независимые иностранные государства не более чем мишенью для последующих ударов.

Философия безграничных завоеваний владела также правителями средневековой Европы. Они тоже прежде всего стремились к максимально возможному расширению своих королевств. Однако институты феодализма не давали им достаточно средств для ведения войн. Вассалы были обязаны воевать для своих господ только ограниченное время. Эгоизм вассалов, отстаивавших свои права, сдерживал агрессивность королей. Таким образом возникло мирное сосуществование большого количества независимых государств. В XVI в. француз Боден разработал теорию суверенитета. В XVII в. голландец Гроций добавил к ней теорию международных отношений в условиях войны и мира.

С распадом феодализма суверены не могли больше полагаться на созванных вассалов. Они национализировали вооруженные силы страны. Теперь воины стали наемниками короля.

Организация, оснащение и содержание этих войск были делом очень дорогостоящим и тяжелым бременем ложились на доходы государя. Честолюбие правителей было безграничным, но финансовые соображения вынуждали их умерять свои притязания. Они больше не планировали завоевать всю страну. Все, к чему они стремились, это завоевание нескольких городов или провинций. Достижение большего было неразумно также и с политической точки зрения, так как европейские державы следили за тем, чтобы не позволить никому стать слишком могущественным и угрожать их собственной безопасности. Слишком зарвавшиеся завоеватели всегда должны были опасаться коалиции тех, кого напугали их размеры.

Военные, финансовые и политические обстоятельства привели к тому, что в Европе на протяжении трех столетий, предшествовавших Великой Французской революции, преобладали ограниченные военные действия. В войнах участвовали сравнительно небольшие армии профессиональных солдат. Война не была делом народа; она касалась только правителей. Граждане ненавидели войну, которая приносила им одни несчастья и обременяла налогами и контрибуциями. Но они считали себя жертвами событий, в которых они не принимали активного участия. Даже воевавшие армии уважали нейтралитет мирного населения. Они считали, что воюют против верховного главнокомандующего вражеских сил, но не против гражданских подданных врага. В войнах, ведшихся на европейском континенте, собственность гражданских лиц считалась неприкосновенной. В 1856 г. Парижский конгресс [79] сделал попытку распространить этот принцип и на военные действия на море. Все чаще и чаще выдающиеся умы начинали обсуждать возможность полного отказа от войн.

Наблюдая обстоятельства, сложившиеся в системе ограниченных военных действий, философы нашли войны бесполезными. Люди убивались и калечились, богатство уничтожалось, страны опустошались исключительно ради выгод королей и правящих олигархий. Сами люди не получали никакого выигрыша от победы. Отдельные граждане не становились богаче, если правители расширяли размеры своего царства, присоединяя новые области. Народ ничего от войны не получал. Единственная причина вооруженных конфликтов это алчность деспотов. Заменив королевский деспотизм представительным государством, можно будет положить войнам конец. Демократии миролюбивы. Их не волнует, на большую или маленькую территорию простирается их суверенитет. Они будут трактовать территориальные проблемы без предвзятости и страсти. Они будут улаживать их мирно. Все, что необходимо, чтобы сделать мир прочным, это низвергнуть деспотов. Мирным путем, разумеется, этого не добиться. Необходимо сокрушить наемников королей. Но эта революционная война народа против тиранов будет последней войной, войной с целью положить конец всем войнам.

Эта идея смутно присутствовала уже в умах вождей Великой Французской революции, когда, отразив вторжение армий Пруссии и Австрии, они начали кампанию против агрессий. Правда, под водительством Наполеона они очень скоро сами переняли самые жестокие методы безграничной экспансии и оккупации, пока коалиция всех европейских держав не расстроила их честолюбивые замыслы. Однако идея прочного мира очень скоро была воскрешена. Она стала основным пунктом либерализма XIХ в., последовательно разработанным в столь поносимых принципах манчестерской школы.

Британские либералы и их континентальные друзья были достаточно проницательны, чтобы понять, что обеспечить прочный мир может не просто власть народа, а власть народа в условиях неограниченного laissez faire. На их взгляд, свободная торговля как внутренняя, так и международная, была необходимой предпосылкой сохранения мира. В мире без торговых и миграционных барьеров не остается побудительных причин для войны и завоеваний. Абсолютно уверенные в неопровержимой убедительности либеральных идей, они отбросили понятие последней войны для упразднения всех войн. Все народы сами осознают благословенность свободной торговли и мира и обуздают своих отечественных деспотов без всякой помощи извне.

Большинство историков не смогли понять движущие силы, которые привели к замене ограниченной войны старого режима неограниченной войной нашей эпохи. Они считают, что изменения произошли в результате перехода от династической к национальной форме государства и были следствием Великой Французской революции. Они видят только сопутствующие феномены и путают причины и следствия. Они говорят о построении армий, принципах стратегии и тактики, вооружении и транспортной инфраструктуре, а также о других аспектах военного искусства и методов управления[Самым ярким примером традиционной интерпретации является книга: Makers of Modern Strategy, Military Thought from Machiavelli to Hitler. Ed. E.M. Earle. Princeton University Press, 1944; особенно статья Р.Р. Памера (р. 4953).]. Однако все это не объясняет, почему современные страны предпочитают миру агрессию.

Дата добавления: 2015-08-26