Часть 23

Еще пару долгих минут я пялился куда–то вперед. Владлен... разбился?.. Сама мысль об этом была дикой. Не прошло и суток, как мы виделись, он был жив–здоров...
Мне пришлось напомнить себе, что не мешало бы изредка дышать. В груди что–то неприятно сжалось, словно баллон, готовый вот–вот разорваться на части. И вдруг я понял: как бы я ни ненавидел ублюдка, смерти ему не желал. Уже не желал, перегорел просто. Наказания, долгого и мучительного – возможно, но не смерти. Сердце отчего–то противно тянуло, и оно ощутимо быстро забилось о ребра.
Достигнув квартиры, я на автомате разделся, разулся, прошел на кухню и сел на табурет. Потер ладонями лицо, глядя куда–то в окно, и нахмурился. В голове образовался вакуум, мысли медленно–медленно перетекали одна в другую, словно тянучка. Безуспешно судорожно хватаясь хоть за одну, я почувствовал ужасное, скручивающее желудок чувство.
– Ну что за блядский род! – выругался я.
Торопливо вылетел в прихожую за телефоном, руки слегка дрожали. Набрал номер Лекса с визитки оставленной им в первый свой приезд, которую я чисто случайно не выбросил до сих пор. Сердце колотилось, перекачивая кровь слишком быстро.
– Да? – послышался напряженный голос Лекса на том конце провода.
– Блядь, что значит: «Владлен разбился»? Он жив?
– Я... я не знаю.
Я шумно выдохнул.
– В какой он больнице?
Лекс замялся.
– Марк, ты...
– Просто назови мне, блядь, этот долбаный адрес, Лекс!
– Первая «скорая». Это где–то возле...
– Я знаю, где это, – резко бросил я, уже натягивая на себя куртку, и отключился. Быстро обувшись, покинул квартиру, подъезд, спешно направился ловить машину, проклиная гребаного Берсеньева, который заставлял все время видеть небо в красном цвете, и себя, за то, что зачем–то срываюсь в эту гребаную больницу. Господи, что я творю?..
Блядь, только попробуй, Владлен... Только попробуй, твою мать...

Я не помнил, как добрался до больницы и оказался в бесцветном холле. Персонал и люди сновали туда–сюда, в воздухе висел мерзкий запах бытового озона. Мое шаткое равновесие затрещало по швам: я ненавидел запах озона, он всегда ассоциировался у меня с запахом смерти.
В регистратуре не пришлось объясняться – возле стойки стоял Богдан и разговаривал с медсестрой.
– Марк? – окликнул он, заметив меня первым.
Парень мне удивился. Я направился к нему, мрачно кивнул вместо приветствия и без предисловия спросил:
– Берсеньев здесь? Что с ним?
Парень медлил с ответом, физиогномик из меня никакой, но закралось выбивающее дух чувство. Свой учащенный пульс я слышал в ушах.
– Он в порядке. Пара трещин в ребрах и сотрясение, – ответил Богдан. – Так ты к нему?
Я даже не заметил, как затаил дыхание, пока он говорил. С ублюдком–Владленом порядок. С ним полный порядок, это главное. Напряжение последнего получаса улетучилось с долгим выдохом, оставляя после себя слабость. И это было странно и неправильно одновременно: я не должен испытывать облегчения, тем более если речь идет о Берсеньеве, ведь так? Но тем не менее мне стало легче, гораздо легче дышать, как будто до этого мои легкие были зажаты в тиски.
– Бля, нечего там сотрясать, – я на пару секунд прикрыл глаза, делая еще один глубокий вдох и успокаивая нервную дрожь в руках, спрятанных в карманы. – Этот идиот сел пьяным за руль?
– Нет, несчастный случай. Слетел со скользкой трассы за городом, но подушки безопасности вовремя сработали. Ему очень повезло.
Богдан пристально наблюдал за всеми моими метаниями, но мне было все равно, что Владленов дружок обо мне подумает. Все равно... Забираю свои слова по поводу алкоголя обратно, выпить бы сейчас не помешало.
Ублюдок был жив... Теперь можно было отчалить домой – он жив, ведь именно это я и хотел узнать? – но я почему–то продолжал топтаться рядом с Богданом.
– Лекс здесь? – чуть помолчав, спросил я.
– Да. Разговаривает с врачом. Так ты...
– Ладно, – перебил его я. – Я пошел.
– Куда?.. – не понял Богдан. – Тебя подвезти?
Сегодня все рвались ко мне в водители.
– Я на такси.
Я не чувствовал своих конечностей, не чувствовал сердцебиения, шума в ушах от головокружительного всплеска адреналина и каких–либо других признаков того, что мой организм вообще жизнедеятелен, выходя из дверей поликлиники. Зато я понял, что стал самым грандиозным долбоебом на всей планете. Браво, Марк, просто браво. У Владлена появился повод стебать меня остаток моей никчемной жизни. И о чем я только думал?
Промозгло–холодный ветер бил в лицо, я поднял выше воротник куртки и быстро спустился по лестнице, трусливо сбегая от больницы как можно дальше. За углом была стоянка, надеюсь, таксисты там водятся, иначе рвану домой пешим ходом, лишь бы унести поскорее ноги. Так паршиво и неуютно я себя еще не чувствовал. Это просто эпик–фейл* века.

Я вошел в квартиру только спустя пятьдесят минут, устало закрыл дверь и бросил ключи на тумбу, прежде чем почувствовал, что в квартире кто–то есть помимо меня. На секунду сердце сделало сумасшедший бэксайд, но знакомый запах табака, пляшущий в воздухе, лишь усугубил ситуацию, и сердце вовсе остановилось. Что за нахер?
– Это я, – негромко отозвался Берсеньев откуда–то из моей кухни, словно прочитав мысли об еще одном трусливом побеге, на этот раз из собственной квартиры.
Сделав глубокий вдох, не раздеваясь, я прошел на кухню и замер в дверях, встретившись с пронзительным взглядом парня, сидящего за столом. Владлен совсем не выглядел как человек, попавший в аварию пару часов назад, лишь на лбу и скуле красовались заметные ссадины. В остальном он был цел.
Я грандиознейший долбоеб...
Я медленно выдохнул. Неужели мне нужно было увидеть Владлена своими глазами, чтобы поверить, что с ублюдком действительно все в порядке? Абсурд.
Владлен курил, на столе лежали рассыпанные сигареты, а пустая пачка заменяла ему пепельницу. Тут же лежала зажигалка и ключи, очень похожие на ключи от моей квартиры. Очень. Я даже не хотел знать, почему они у него имелись. Неведение было равно спокойному сну.
Я немного нервно одернул воротник куртки, но продолжал молчать. Владлен тоже не торопился что–либо объяснять, если вообще хотел объяснить. Ощущение реальности стало возвращаться ко мне, а вместе с ним и понимание, что же на самом деле произошло. И что могло произойти, если бы не поцелуй от госпожи Удачи.
После острых переживаний наступает момент перезагрузки системы, и в этот момент напрочь отказывает логика и адекват в целом. Я посмотрел на Берсеньева и, немного подумав, расположился за столом, реально забеспокоившись, что конечности откажут после всех перенесенных эмоций, а хлопнуться в припадок сейчас было бы весьма скверной перспективой.
– И что ты делаешь на моей кухне, когда должен лежать в больнице? – спросил я, хмуро рассматривая в темноте профиль Владлена, обращенный к стене.
Сейчас на меня наваливалась меланхолия во всей своей красе, и злоба к собеседнику медленно куда–то исчезала.
– Извини, что разочаровал, но ничего серьезного, – усмехнулся Владлен, затягиваясь сигаретным дымом.
– Гребаный ты Шумахер. Не мог выбрать лучшего места, чем разбиваться в городе, в котором я живу? – не очень–то любезно поинтересовался я.
– И тебе бы пришлось ехать ко мне в другой город, – губы Владлена сардонически изогнулись. – Нимбоносец, – насмешливо хмыкнул он.
Мы сидели и сверлили друг друга взглядами. Я хмурился и проклинал идею с приездом в больницу – веселье Берсеньева мне было понятно, ему не хватало только неоновой вывески.
– Так что случилось? – сменил я тему, чувствуя, что начинаю злиться. – Лекс был напуган до чертиков...
Берсеньев затянулся:
– Простая авария. Но сволочам вроде меня везет, не правда ли? – растянул он губы в улыбке.
– Несомненно.
Вновь повисло молчание. Плотное и тяжелое – можно было потрогать рукой.
– Слишком много думаешь, – сказал вдруг Владлен.
– Что? – опешил я.
– Слишком много думаешь, – как–то устало повторил он, выпуская дым куда–то вниз. – И слишком много анализируешь. Иногда гораздо проще просто плыть по течению, а не стараться грести ложкой против системы. Принять то, что есть, и не делать себе мозги.
Наши глаза встретились. Да, я понял, о чем он, но никак не хотел это признавать.
– Это ничего не значит, – сказал я севшим голосом и покачал головой.
– Конечно нет, солнце. Ты просто сорвался в больницу к человеку, которого до смерти ненавидишь, а потом просто слинял, когда понял, что свалял дурака. Очень... по–рыцарски.
– Иди к черту, – беззлобно бросил я, все еще не в состоянии отвести взгляд в сторону от хищных зеленых глаз. Казалось, все силы разом покинули меня, и единственное, на что я был способен, сидеть на стуле и смотреть на человека, сидящего напротив. Только на него. И это было неправильно.
Владлен усмехнулся, затушил сигарету, подхватил со стола ключи и поднялся со стула. На несколько секунд он скроил гримасу и поморщился. Судя по всему, все–таки нехило его приложило к подушке безопасности. Когда он прошел мимо меня в прихожую, я нерешительно попросил:
– Владлен... оставь Никиту в покое.
Парень остановился в дверях и, не оборачиваясь, сказал:
– Я забрал у тебя друга, я же и верну его тебе. Только это все равно ничего не изменит, да, Марк? – возможно, со слухом у меня сегодня проблемы, но в его голосе я отчетливо слышал отчаяние, граничившее с надеждой. В ребрах у меня что–то судорожно затрепыхалось. – Скажи, что–нибудь изменилось за этот вечер? – Я не ответил. – Мне и этого за глаза. – Я не видел его лица, но почувствовал, что он улыбнулся.
Дверь с тихим щелчком за ним закрылась.
Я просто промолчал, так и не дав ему никакого ответа...
Действительно, изменилось ли что–то за вечер и почему? Мы по–прежнему вверх тормашками по отношению друг к другу. Но одному человеку порой достаточно просто оступиться на полшага, чтобы оказаться навсегда вычеркнутым из твоей жизни, а другому ты, переступая через себя и закрывая глаза на прошлое, вопреки всему миру, прощаешь все... И почему этим человеком для меня становится Владлен?..
На душе стало еще паршивей, чем было до этого.
_______________________________________________________
*Эпик–фэйл – огромная неудача, гигантский провал.

Дата добавления: 2015-08-26